Год 6069 от Сотворения Мира (561 год от Р.Х.), вилла Компьен, Северная Галлия.
Король Хлотарь сильно занемог, что вовсе неудивительно в его возрасте. Он правил уже пятьдесят лет. Люди успели родиться и умереть от старости, а он все еще был их королем. Хлотарь уже думал, что умрет только тогда, когда достигнет годов Мафусаиловых[23]. Но нет, не судьба, видимо. С момента гибели Храмна прошел один год и один день.
Епископ Турский Евфроний[24] стоял перед ним, потому что король попросил его о помощи. Он еще верил в чудо. Монах Григорий почтительно стоял позади, прислуживая преосвященному. Тот был его родственником, а потому держал парня при себе. Король пребывал в неистовом гневе, но кашель душил его не на шутку, и он откидывался на подушки, обессиленный. Лихорадка изрядно утомила его, и он периодически впадал в забытье.
– Я же отстроил вашу сраную церковь и заново покрыл ее оловянной крышей? – выплюнул Хлотарь, передохнув. – Почему твой бог наказывает меня? Ему этого мало? Скажи, я дам еще золота.
– Не богохульствуй, сын мой, – нравоучительно сказал епископ. – Мы не знаем замысла господня, и мы все в руке его. То, что ты восстановил базилику святого Мартина в городе Тур, зачтется тебе, когда встретишься с ним. Царь небесный не оставит тебя в своей милости.
– Что это за царь небесный, когда он губит великих правителей? – выдохнул Хлотарь. – Я всегда чтил его, и приносил богатые жертвы. А тебя, жадный хряк, я поставил епископом. Так-то ты молился за меня?
– Я молился за своего короля денно и нощно, – с достоинством заявил епископ. – Но я не господь, я всего лишь смиренный слуга его. Тебе нужно покаяться, сын мой. Облегчи свою душу.
– Не в чем мне каяться, – упрямо заявил Хлотарь. – Я все делал для того, чтобы страна жила в покое. Да, я творил зло, но я воевал с врагами и смирял бунтовщиков. А это не грех.
– А племянники? – спросил епископ.
– Ах, да, племянники, – поморщился король. – Да, тут покаяться надо бы. Да и покойная старуха-мать тоже в этом виновна, хотя вы из нее святую делаете. Смех один. В каком это месте она святая? Когда мы с братом ее родню резали, а она радовалась? Или тогда, с мальчишками этими? Да одно ее слово, и они живы остались бы. Она знала наши обычаи. Если король теряет власть, значит, он неугоден старым богам. Правит всегда сильнейший, так исстари заведено. Ладно уж, покаюсь…
– Григорий, выйди. При этом таинстве тебе находиться нельзя.
– Слушаюсь, господин, – молодой монах склонился и вышел за дверь.
Он сел за дощатой стеной и стал ждать. Щелястое дерево плохо скрадывает звуки, и он слышал каждое слово. Грех, конечно, но разве он мог удержать свое любопытство? Господь милостив, он простит его за это. Ведь это малый грех, совсем не такой, о каком сейчас рассказывает король. А дело было так…
Год 6040 от Сотворения Мира (532 от Р.Х.). Париж.
Королева Клотильда молилась в храме святого Стефана[25] в Париже. Она стояла на коленях, склонив голову, украшенную прихотливой прической с сотней заколок. Служанки трудились все утро, и получилось неплохо: королева внушала трепет всем своим видом. Нарядное платье и плащ-сагум[26] раскинулись по не слишком чистому каменному полу, но она не обращала на это внимания. Ее великий муж Хлодвиг умер двадцать лет назад, оставив королевство четырем сыновьям. Старшего сына, Теодориха, родила безымянная наложница, а Клотильда была матерью других трех королей, Хлодомира, Хильдеберта и Хлотаря. Она была виновна, и молила о прощении. Ведь господь забрал сына Хлодомира за ее грехи. Это она устроила ту бойню в Бургундии. Как она кричала:
«Да не раскаюсь я в том, что я вас, дорогие мои дети, воспитала с любовью. Разделите со мной мою обиду и постарайтесь умело отомстить за смерть моего отца и моей матери»
Сыновья послушали ее и выступили в поход. И даже Теодорих, безмерно жадный до добычи, пошел с ними, хотя король Бургундии приходился ему тестем. Вначале все шло неплохо, но Хлодомир в горячке боя был окружен врагами, которые отрубили его буйную головушку. Остальные короли франков довели дело до конца и истребили правящий дом Бургундии до последнего человека. Жену Хлодомира забрал себе Хлотарь, а троих его сыновей воспитывала теперь Клотильда, и она любила их так, как любит бабушка внуков сирот. Беззаветно и от всей души.
Внуки тоже были в церкви и крутили головами, откровенно скучая. Им бы побегать, старшему двенадцать лет всего, да только дядьки-воспитатели не пускают. У них не забалуешь. Мать стала третьей женой дяди Хлотаря, и они видели ее очень редко. Длинные волосы мальчишек были аккуратно расчесаны и спускались ниже лопаток. Они еще заплетут их в косы, когда станут воинами. Ну, ничего, скоро бабуля помолится, и они уедут домой. Доменом их отца управляла сама Клотильда, лелея надежду на то, что внуки получат свою часть наследства, как и подобает королям. Наконец, Клотильда закончила молитву, и ее свита потянулась к причастию. Вскоре гомонящая толпа вывалилась из базилики, и королева села в носилки. Они пошли во дворец, который находился напротив. Это был бывший дворец римского наместника, который еще сам Хлодвиг забрал в свою собственность. Тогда в Париже просто не оказалось здания лучше, а великий король не слишком церемонился, когда ему что-то было нужно. Королева всегда жила здесь, практически не выезжая, и неустанно строила церкви и монастыри в городе, который так любил ее муж.
Античное поселение располагалось на острове Ситэ и на левом берегу Сены, правый же тогда был болотом. Потом, когда на Галлию ринулись орды гуннов и германцев, Париж съежился, целиком уместившись на небольшом острове. Римские театры, языческие храмы и термы левобережья постепенно разбирались, и из этого материала перепуганные парижане построили крепостные стены. Города в это время уменьшились в разы от прежних размеров, ведь уже не было ни прежней торговли, ни многих ремесел. Доходило до смешного, и город Арелат[27] что на дальнем юге, уместился весь целиком в стенах старого римского цирка, который превратился в крепость. А ведь раньше, когда Империя была еще сильна, никому и в голову не пришло бы строить укрепления так далеко от границы.
Париж, будучи островом, жил при франках спокойно. Его берега опоясывали стены, а двое ворот упирались в деревянные мосты, которые могли быть разобраны в мгновение ока. Город жил рекой и торговлей по ней, а потому лодочники, владельцы барж, считались самыми уважаемыми и состоятельными людьми Парижа. Берега реки вновь начинали застраиваться, но пока там, по большей части, располагались угодья монастырей, их поля, виноградники и мастерские. Простой люд тоже понемногу начинал селиться поближе к святым местам, получая работу и надеясь на защиту в случае войны.
Клотильда вошла в свои покои, когда к ней подошел слуга, который почтительно склонился.
– Госпожа, к вам патриций Аркадий, он от вашего сына Хильдеберта.
– Это тот самый негодяй, что предал своего короля Теодориха? Из-за которого он потом разорил всю Овернь? – поморщилась Клотильда.
Та история оказалась на редкость гнусной. Аркадий сдал родной город Клермон Хильдеберту, а потом воины Теодориха в отместку разорили всю провинцию. Свою собственную мать предатель бросил. Она была лишена имущества и изгнана из родного дома.
– Он самый, госпожа, – подтвердил ее опасения слуга. – Патриций Аркадий из Оверни.
– Ну, зови, чего тянуть, – вздохнула королева. – Неприятные вести нужно выслушивать сразу. Господи боже, скажи мне, грешной: где, в какой адской дыре мои дети набирают себе слуг? Ну, негодяй на негодяе просто, один другого хуже! Одни проходимцы, воры и предатели!
– Моя королева, – патриций Аркадий склонился в поклоне, состроив умильную улыбку на обрюзгшем лице.
В отличие от франков, он носил свободную тунику, спадающую широкими складками почти до земли, и римские сандалии, перевязанные на щиколотках. Толстое брюхо патриция передавливал богатый пояс с серебряными бляхами. Вырезы туники из тонкой шерсти, рукава и края одежды были обшиты крученой тесьмой с золотой нитью, а пальцы его унизывали перстни. Патриций явно не бедствовал.
– Что тебе нужно? – Клотильда даже не пыталась скрыть своего глубокого отвращения.
– Я послан королями Хильдебертом и Хлотарем. Они просят прислать к ним своих горячо любимых племянников, чтобы сделать их королями во владениях отца. Они же, как дяди, будут их опекунами до самого совершеннолетия.
– Ну надо же, – удивилась королева. – До меня доходили слухи, что они хотят это сделать, да я все не верила.
– Вы согласны, госпожа? – преданно посмотрел ей в глаза Аркадий.
– Ну конечно же, я согласна, – пожала плечами Клотильда. – Я и сама этого хочу.
– Когда нам ждать юных королей? – раболепно спросил у нее римлянин.
– Через неделю. Нам надо собрать их как подобает, – ответила Клотильда отвернувшись.
Аркадий был ей до крайности неприятен, и она ничего не могла с этим поделать. Тот понял все верно и, снова поклонившись, удалился. На королевское отвращение ему было плевать. Он римлянин из знатной семьи, и он ненавидел франков до дрожи, хоть и служил им.
– Позови мне сенешаля, – сказала она слуге.
Сенешали в это время были всего лишь старшими из слуг. Позже они станут заведовать всем дворцовым хозяйством и казной, и получат звание майордомов. Им и в голову не могло прийти, какую власть заберут через сто лет люди, занявшую эту должность. Они станут настоящими хозяевами франкских королевств, пока, наконец, майордому Пипину Короткому не надоест притворяться, и он не наденет на себя корону.
Клотильда выбросила из головы мерзкого слугу своего сына и глубоко задумалась. Она должна дать сегодня множество распоряжений, чтобы ее внуки поехали в свои владения так, как и подобает настоящим королям франков.
Семь дней спустя.
Неделя пролетела в хлопотах, и к назначенному дню к дворцу подъехали лейды[28] обоих королей. У ворот уже стояли собранные телеги, плотно набитые всяческим скарбом. Мальчишки сияли и смотрели на всех, гордо подбоченившись. Волосы их расчесали на пробор и заплели в тугие косы, которые были еще не так длинны, как у взрослых королей. Но это же просто вопрос времени. Они поедут на конях, как настоящие воины, и пацаны раздувались от гордости.
Каждый будущий король имел свою свиту, состоявшую из слуг и воспитателей, а также свой собственный обоз из пяти телег, набитых добром. Бабуля не поскупилась, они поедут не как нищие приживалы. Клотильда расцеловала мальчиков и смотрела им вслед, утирая слезы. Она была уверена, что если ее внуки получат отцовскую долю, то это искупит ей потерю сына.
Поезд пересек реку и потянулся полями на юг. Старший из братьев, Хлодоальд, ехал сзади, беззаботно болтая с дядькой.
– Ой, мне бы в кусты отбежать! – сказал он и двинул коня в сторону.
– Куда? Не велено! – всадник, который ехал сбоку, потянул меч из ножен.
– Да мне бы…, – растерялся мальчишка.
– Скоро привал, там сходишь, – зыркнул из-под бровей воин.
Дядька Хеймерих сжал руку воспитанника и примирительно сказал:
– Потерпи, мой король, недолго осталось.
Он немного отстал и прошептал едущему сзади:
– Нас на верную смерть везут. Скажи остальным, как я вон того справа убью, бросаем все и скачем в Тур. Молодого господина к епископу Инъюриозу нужно доставить, тот не даст его в обиду.
Весть прошла от первого всадника до последнего. Они понимали свои шансы. У каждого короля было по десятку слуг, а сопровождала их полусотня в доспехе, да еще и с дротиками многие. Хеймерих оглянулся, и все его люди кивнули в знак того, что поняли и готовы.
– Молодой господин, послушай меня, – прошептал дядька Хлодоальду, который с любопытством смотрел по сторонам. – Уходить надо, смерть впереди. Как я ближнего воина зарежу, мчи что есть ходу в Тур, дорогу спросишь. Конь хороший, ты должен от них оторваться. Ни с кем не говори, никому на глаза не попадайся. Коня береги, иначе пропадешь. Как в Тур прискачешь, иди сразу в базилику святого Мартина и не выходи оттуда, пусть хоть что тебе обещают. Епископ тебя в обиду не даст, он святой человек.
– А ты, дядька? – спросил испуганный мальчик.
– Если бог даст, за тобой приеду. А если нет, то умру в бою с честью, – ответил тот. – Ты все понял, король?
Побледневший Хлодоальд проглотил слюну и качнул головой. Парень знал про старые традиции. Ведь власть короля только тогда чего-то стоит, когда он может защитить ее. Если короля убивали, то его соплеменники просто переходили к более сильному. А жену покойного победитель брал за себя. Таков обычай.
Хеймерих вытащил из ножен кинжал и опустил руку вниз, чтобы не привлекать внимания.
– Эй, воин, мы вон туда едем? Там лагерь вроде показался, – он ткнул рукой в сторону, и стражник повернул голову вслед за ней.
Хеймерих всадил нож ему в шею и пришпорил коня.
Десяток воинов сорвался, уходя по полям на юг. Конные, что скакали сзади, припустили за ними, но догнать не могли. Беглецы были на лучших конях и без доспехов. Юный король отрывался от погони на глазах. Большая часть охраны осталась на месте и окружила обоз, обнажив оружие. Их копья были нацелены на свиту маленьких королей, которые ничего не понимали.
– Мечи в ножны! Пояса расстегнуть и бросить на землю, – скомандовал полусотник. – Кто дернется, умрет на месте.
– Ты что же это творишь, воин? – возмутился старый воспитатель с посеченным шрамами лицом. – Ты как с королями обращаешься? На плаху захотел?
– У меня приказ, – отрезал тот. – Я не знаю, куда эти олухи поскакали, но вдруг и вам глупость какая в головы взбредет. Мечи и ножи на землю!
Свита обоих принцев сплюнула, но мечи отдала. Они во всем этом видели лишь какое-то недоразумение.
Десяток воинов скакал по полям галопом уже четверть часа. Старый воин проорал на ходу Хеймериху:
– Коня моего забери, господину отдашь! Одного коня он запалит быстро.
– А ты?
– Свой топор мне отдай, я их встречу. Я свое пожил. Водан[29] примет меня сегодня.
– Я поставлю за тебя свечу, брат, если сам уцелею! Прощай!
Старый воин спешился, а кавалькада ушла дальше на юг. Погоня приближалась. Они потянули мечи, намереваясь зарубить старика на ходу и не терять времени. Но не тут-то было. Воин метнул секиру, и она попала в лицо первому из погони. Воин захохотал как безумный и бросил второй топор, который ранил коня воина, скакавшего рядом. Жалобный крик животного резанул по ушам, и оставшиеся бойцы взяли старика в круг. Тот стоял с мечом в руке, скалясь в довольной улыбке. Воин верил в Христа, но и старых богов почитал тоже. Больше он ничего сделать не смог. Его враги тоже умели бросать топоры, как и все франки. И уже через минуту старый воин лежал на земле, изрубленный до неузнаваемости. Вислые седые усы скрывали его улыбку. Он ушел на небо как подобает мужчине, а значит, бог войны Циу будет сегодня доволен. И Иисус будет доволен тоже.
– Разделяемся, уводите погоню за собой! – скомандовал Хеймерих. – Я довезу короля в Тур!
На следующий день.
– Господин, мы привезли двух молодых королей, – полусотник понурил голову. – Но Хлодоальд сбежал.
– Как сбежал? – вскинулся Хлотарь. – А ты куда смотрел, олух?
– За ним погоню послали, мой король, – сглотнул тот. – Их догонят и привезут.
– Лучше бы это было так, – многообещающе сказал Хлотарь. – Иначе я тебе не завидую.
В хижину втолкнули мальчишек, которые робко жались друг к другу. Одному из них исполнилось семь, второму – десять. Они уже все поняли, и были не на шутку перепуганы.
– Один мой, другой твой, – бросил Хлотарь брату и ударил старшего принца мечом.
Младший, Гунтар, заплакал и обнял колени Хильдеберта.
– Дядя, пощади, не убивай! Дядя! Не надо!
– Я не могу! – сказал побледневший Хильдеберт. – Давай оставим ему жизнь. Родная кровь нам. Ты же на его матери женат!
– Да ты совсем дурак? – заорал Хлотарь. – Это же ты меня подбил на это. Это твой Аркадий приехал ко мне и сказал, что мать хочет отдать им отцовское королевство. Это же ты предложил убить их или отправить в монастырь! Не я! А теперь хочешь чистеньким остаться? Мать сказала свою волю! Убей его!
– Не смогу! Я тебе что хочешь дам, брат, только не трогай его! – сказал внезапно побледневший Хильдеберт.
– Или ты оторвешь его от себя и отдашь мне, или я зарежу и тебя тоже. Выбирай!
Хильберт оторвал руки Гунтара от своих коленей и бросил мальчика прямо на меч Хлотаря. Все было кончено.
– Иди, слабак, прикажи, чтобы их людей перебили, – Хлотарь сплюнул на пол. – Сделай хоть что-нибудь, все равно ведь потом свою долю потребуешь.
Днем ранее. Париж.
– Госпожа, к вам патриций Аркадий с посланием от обоих королей, – сказал слуга, который был сильно бледен.
– Да что ему опять надо? Только ведь уехали! – удивилась Клотильда. – Зови!
В покои вошел Аркадий, который низко поклонился королеве. Подмышкой у него был сверток.
– Говори! – раздраженно бросила Клотильда.
Аркадий развернул сверток и вытащил оттуда меч и ножницы. Королева побледнела как полотно и упала в кресло. Ноги не держали ее. Она все поняла.
– О, славнейшая королева, твои сыновья, а наши господа-повелители ожидают твоего решения по поводу участи детей. Прикажешь ли ты обрезать им волосы и оставить их в живых, или же обоих убить? – сказал Аркадий, по-прежнему умильно улыбаясь.
Она уже знала, что скажет. Она королева, она не допустит позора для своих внуков.
– Если они не будут коронованы, то для меня лучше видеть их мертвыми, чем остриженными, – ответила она, едва сдерживая слезы. – А теперь убирайся!
– Слушаюсь, – сказал Аркадий и удалился быстрым шагом, пока королева не переменила решения.
Десять дней спустя. Тур. Базилика Святого Мартина.
– Сколько мы еще будем сидеть в этой церкви? – спросил принц Хлодоальд.
– Твои братья убиты, а на улице воины твоих любимых дядюшек. Если выйдем за ограду, то зарубят прямо на пороге. Нас отсюда никто не выпустит. Да и бежать нам некуда.
– Что же теперь делать? – спросил принц.
– Либо волосы остричь, и в монастырь пойти, либо смерть принять от меча, – пожал плечами Хеймерих. – Выбирать тебе, король. Я умру без раздумий, я воин.
– Я жить хочу! Не хочу судьбы своих братьев, – посмотрел ему в глаза очень быстро повзрослевший мальчик. – Пусть будет монастырь.
– Ты выбрал, – серьезно посмотрел на него Хеймерих. – Я скажу им, а потом позову епископа.
Он подошел к ограде базилики и крикнул.
– Эй, недоумки, старшего кликните!
Через пару минут подошел немолодой воин с выбритым по старому обычаю затылком и с волосами, собранными в пучок на макушке.
– Чего тебе, покойник? – презрительно спросил он. – Нам тут уже надоело до одури. Может, выйдешь за ограду, и я тебя зарублю, а? Я же сватов к дочери жду со дня на день, а король велел вас сторожить! Сделай доброе дело, скотина, выйди! Ты даже мучиться не будешь, обещаю!
– Передай королям, – ответил Хеймерих, – что мой господин остнется здесь. Он монахом станет.
– Да ладно! – удивился тот. – Не бывало такого пока. Вот король Хлотарь удивится-то.
– Шли гонца, – Хеймерих сплюнул на пыльную землю, – и позови сюда епископа.
Так христианская церковь обрела еще одного подвижника, прославленного добрыми делами. Он известен нам как святой Клод, основавший аббатство Сен-Клу в Париже.