Этот небольшой вступительный текст преследует две цели. Прежде всего он написан, чтобы проблематизировать устоявшееся на сегодняшний день выражение «эпоха Альфонсо Х». Вторая – и по-своему не менее значимая цель состоит в том, чтобы представить читателю по-настоящему великолепный коллектив авторов, чьи исследования, посвященные Альфонсо Х, собраны в этой книге.
Подступая к разговору о понятии «эпоха Альфонсо Х», нужно сделать несколько достаточно простых, но важных предварительных оговорок. Прежде всего, когда речь в принципе заходит об «эпохе такого-то человека», вне зависимости от его имени, это выражение может содержать в себе два возможных смысла: либо речь идет просто о времени, когда жил обсуждаемый персонаж, и в этом случае слово эпоха мыслится синонимичным слову период; либо же мы говорим о некоем протяженном во времени историко-культурном феномене, созданном (или возникшем) благодаря тем или иным действиям, мыслям или словам обсуждаемого персонажа. То есть это тоже, несомненно, период времени, но важным в нем становится не сама его темпоральная протяженность, а некий отпечаток индивидуальности того человека, именем которого мы его называем. И представляется, что если речь идет о попытке собрать понятие «эпоха Альфонсо Х», – имеет смысл говорить только о втором значении этого словосочетания.
Далее, если принять такое понимание «эпохи Альфонсо Х», становится очевидным, что для ее определения оказываются парадоксально маловажными те факторы социальной, культурной и политической реальности, которые перешли в правление Альфонсо Мудрого от его предшественников, то, что он, в известном смысле, унаследовал. Ведь очевидно, что, став королем, Альфонсо в значительной мере продолжал и завершал политические начинания своего отца, Фернандо III Святого (1214/1230–1252), и было бы предельно странным, если бы он этого не делал. Также очевидно и то, что в сфере интеллектуальной культуры Альфонсо продолжал – с известными изменениями, о которых скажем позже – те тренды, которые были заложены до него, при его отце или даже, возможно, бабке, королеве Беренгеле. Причем в число этих трендов и начинаний попадают и весьма значительные, как, например, идеология крестового похода, унаследованная Мудрым королем от отца, или универсалистская традиция историописания, в рамках которой история Испании вписывалась в контекст всеобщей истории от сотворения мира – ведь в этом Альфонсо Х продолжал традицию, начатую Родриго Хименесом де Рада и Лукой Туйским. Эти направления политической, социальной и культурной деятельности, важные сами по себе, безусловно, присутствуют в эпохе Альфонсо Х, но не создают ее отличительных черт. Естественный вопрос, возникающий при таком ограничении, состоит в том, а что именно, какие начинания, идеи и проекты Мудрого короля будут считаться важными для определения «эпохи Альфонсо Х».
Прежде всего это, разумеется, реформа языка, замысленная Альфонсо Х еще в самом начале его правления. В этом контексте особенно нужно упомянуть обширную программу переводов, предпринимавшихся либо по прямому указанию короля (или даже с его участием), либо инспирированных им, вдохновленных его деятельностью. «Хроника Альфонсо Х» указывает на то, что король, «чтобы понимать все записи, приказал перевести их с латыни на романсе», а также «приказал перевести на романсе все писания Библии, и всю книгу Иисуса сына Сирахова, и искусство природы, и астрологии»[1]. Одним из первых таких переводных произведений стала знаменитая книга «Калила и Димна», анализу которой посвящены две главы этой книги, написанные немецкими исследовательницами Ульрике Беккер и Матильдой Альберт. «Калила и Димна» была переведена в 1251 г., вскоре за ней последовал «Сендебар» (1253), созданный при участии брата короля, инфанта дона Фадрике, а за ними начался практически безостановочный поток переводов самого разнообразного наполнения и содержания[2].
Наряду с переводами нельзя оставить без внимания и большой корпус текстов разного жанра, изначально создававшихся на старокастильском языке. Важнейшее место в нем по праву занимает историографический проект Альфонсо Х, включавший в себя «Всеобщую историю» и вписанную в нее «Историю Испании». Его важность, как самого по себе, так и применительно к этой статье, обусловливают несколько моментов: во‑первых, перед нами первый в европейской истории нарратив такого масштаба, написанный не на латыни, а на национальном языке[3]. Здесь позволим себе небольшую интерлюдию.
Обычно считается, что для самого Альфонсо Х характерно использование универсалистской парадигмы в историописании, тогда как его наследники переходят к изображению истории как последовательности правлений отдельных королей, от «Истории Испании» к королевским хроникам. Это утверждение не совсем справедливо, ведь кажется очевидным, что Альфонсо Х сам подготовил почву для того, чтобы его наследники перешли к династической модели историописания. Практически с самого начала правления он учредил, по сути, культ своего отца, Фернандо III, о чем подробно рассказывает «Хроника Альфонсо Х». По словам хрониста, король «приказал каждый год отмечать годовщину своего отца, короля дона Фернандо, таким образом: со всех частей Андалусии собирались в его честь огромные толпы народа, и все несли флажки и знамена, каждый – того места, откуда прибыл. И с каждым флажком несли много восковых свечей, и размещали все принесенные флажки в соборной церкви, и зажигали с раннего утра свечи, и горели они весь день, так как были очень большими. Абен-аль-Амар, король Гранады, каждый раз, как устраивалась эта церемония, слал королю дону Альфонсо грандов своего дома и с ними сто пешцев, каждый из которых нес горящую свечу белого воска, и эти свечи ставили вокруг могилы, где покоился король дон Фернандо. И делал это Абен-аль-Амар из почтения к королю. Подобную годовщину король дон Альфонсо устраивал каждый год, пока правил в своих королевствах. И обычно в день этой годовщины, а также в день перед ней, были закрыты все торговые лавки и не работали ремесленники»[4]. Представляется, что логичным продолжением этой политики короля было бы создание хроники Фернандо III, и она, как известно, была составлена вскоре после смерти Альфонсо Х, стараниями его невестки, королевы Марии де Молина[5]. После этого переход историографии к модели династического историописания был просто делом продления заложенной традиции.
Во-вторых, историографический проект Мудрого короля позволяет проанализировать «эпоху Альфонсо Х» не только в хронологическом и социокультурном, но и в историко-географическом аспекте, понять, как сам монарх и те, кто работали под его началом, понимали границы своего мира и роль в нем Испании.
И прежде всего привлекает внимание то, что Альфонсо Х и его сотрудники понимали себя – и, шире, Испанию – как часть Европы. Конечно, в «Истории Испании» и «Всеобщей истории» упоминается не только Европа, но и Азия (главным образом, Ближний Восток) и Африка (от Марокко до Египта), но применительно к своему времени Альфонсо Х говорит в первую очередь о Европе. Его понимание Европы, ее миссии в современном для него мире – ключевой момент для понимания того содержания, которое Альфонсо Х и его соавторы вкладывали в понятие «Испания», ради раскрытия которого и была создана хроника.
Следует подчеркнуть, что ранее, по меньшей мере с начала VIII в., с момента крушения Толедского королевства вестготов, павшего под натиском мусульман, под «Испанией» понималась не страна, а (как и в античную эпоху) регион Европы. Попытку восстановить политический смысл понятия «Испания» первым в XIII в. предпринял выдающийся политический и церковный деятель и писатель, архиепископ Толедо и примас испанской церкви Родриго Хименес де Рада (ок. 1170–1247). В центр своей «Истории об испанских событиях» (лат. «De rebus Hispaniae»), датируемой 1247 г., Родриго Толедский поставил именно образ Испании, восходивший к концепции выдающегося богослова и писателя Исидора Севильского. Альфонсо Х шел в своем понимании за ним, развивая и углубляя его концепцию и тесно связывая этот образ со своим пониманием Европы, при этом Европа важна для него из-за своей теснейшей связи с историей Испании.
Представления Мудрого короля о внешних географических пределах Европы выстраивались в соответствии с античными идеями. Северо-восточный предел Европы фиксировался скандинавскими землями, прежде всего – Норвегией, а восточные пределы – при декларативной границе по реке Дон, – обозначались королевствами Польши и Венгрии. Никаких политических образований восточнее Польши, то есть всей средневековой Руси, в Европе Альфонсо Х как бы и не было. Византии, собственно, тоже не было: она появляется в «Истории Испании» только тогда, когда речь заходит о Латинской империи, основанной крестоносцами после IV Крестового похода.
Общие принципы внутренней структуры Европы определялись наличием в ней империй, прежде всего – империи Римской, которая мыслилась вечной и отсчитывалась от времен Юлия Цезаря. Императоров в Риме и Милане сменили императоры в Константинополе, затем некоторое время фоном повествования было параллельное сосуществование империй с центрами в Ахене и Константинополе. На короткое время оно дополняется упоминаниями о новой империи на Востоке, то есть о халифате. Затем появляется империя Оттонов, а упоминания о Византийской империи исчезают, как и было сказано, до момента появления Латинской империи. При этом, можно отметить и еще одну тенденцию – чем ближе повествование становится ко времени Альфонсо Х, тем больше упоминания об империях ограничиваются лишь датировками событий, определяемых, как правило, годами понтификата римских пап и правления императоров и королей Кастилии и Леона. Рассказ же об истории империй сходит на нет, сменяясь повествованием о жизни королевств (reinos). Таких королевств оказывается относительно немного, но именно они и являются главными протагонистами политических процессов в Европе. Одним из них, со временем – центральным, становится Испания.
При ближайшем рассмотрении дать ей четкую характеристику оказывается непросто. Испания (или Испании – Españas) фигурирует в хронике и как «земля», и как королевство, и как совокупность королевств – христианских и мусульманских. К первым относятся Астурия, Галисия, Арагон, Кастилия, Толедо, Леон, Наварра (или королевство Памплоны) и Португалия. Ко вторым – мусульманским, то есть тайфам, – относятся (до их покорения христианами) Кордова, Бадахос, Дения, Сарагоса, Толедо, Валенсия, Севилья и некоторые другие.
Порой возникает ощущение, что Испания – это просто механическая совокупность отдельных частей, связанных лишь территориально. Но это не совсем так: в ряде случаев Испания предстает как несомненно единый субъект, утраченный в результате мусульманского завоевания. Такова она в главе 558 «Истории Испании», то есть в кастильском переложении знаменитой «Хвалы Испании» из «Истории королей готов, вандалов и свевов» Исидора Севильского, или в следующей, 559‑й – в плаче об Испании, опирающемся на «Историю об испанских событиях» Родриго Толедского.
Не все ясно и с соотношением Испании и ее населения. Если применительно к римской эпохе хронисты уверенно оперируют понятием «испанцы» (espannoles) (причем в их числе оказываются знаменитый римский оратор Марк Фабий Квинтиллиан и император Траян), то чем дальше, тем реже встречается этот этноним. После рассказа о мусульманском завоевании он появляется лишь в контексте рассказов о битвах в Ронсевальском ущелье и при Лас-Навас-де-Толоса, где обращение «испанцы» вкладывается в уста короля Кастилии Альфонсо VIII, победителя альмохадов. Забегая вперед, отметим, что «создать испанцев» ни самому Альфонсо Х, ни его преемникам не удалось, этот этноним начинает всерьез использоваться лишь в правление Изабеллы и Фернандо. Применительно же ко времени Альфонсо Х Испания (вроде бы как) уже была, а вот испанцев еще не было; их место занимали кастильцы, леонцы, галисийцы, наваррцы, каталонцы и представители других пиренейских этносов, связанных со средневековыми политиями полуострова.
Изучению тех или иных аспектов историографического проекта Мудрого короля посвящено огромное количество книг и статей на самых разных языках. В рамках нашей книги эти вопросы рассматриваются в статьях Натальи Киселевой, Ольги Писниченко, Елены Марей и Марио Коссио Олавиде. Отдельно стоит отметить главы, написанные Энгусом Уордом и Инес Фернандес-Ордоньес, в которых речь идет о перспективах нового, цифрового издания «Истории Испании» и «Всеобщей истории».
Не меньшую, чем исторические сочинения, важность для определения «эпохи Альфонсо Х» имеют и его правотворческие труды. Речь идет о широко известном корпусе текстов, который формируют, в первую очередь, «Королевское фуэро», «Зерцало законов» и «Семь Партид». К ним примыкает ряд текстов меньшего объема, но не меньшей важности, среди которых нужно назвать «Семичастие», «Новые законы», «Уложение об игорных домах» и «Законы о порядке действий» (Leyes del Estilo), известные также как «Разъяснения к законам Королевского фуэро». Применительно к этим текстам написано и сказано уже очень много, в том числе и авторами этих строк, а потому позволим себе ограничиться лишь несколькими предельно краткими соображениями.
Как и описанные выше памятники историописания, весь правовой корпус Альфонсо Х был составлен на старокастильском языке. С одной стороны, это способствовало развитию языка и, как следствие, национальной испанской культуры, постепенному формированию той самой, упомянутой выше, общности «испанцев». С другой стороны, что даже более важно, создание единого для всего королевства права, существующего и функционирующего на национальном языке, было весьма серьезной претензией на суверенитет Кастильской монархии и на представление ее короля как «императора в своем королевстве». На первый взгляд, с этим контрастирует замысел создания «Семи Партид», как его видит целый ряд исследователей, писавших об этом памятнике как об имперском своде права[6]. Однако, как предполагает в своей главе, написанной для данной книги, Мануэль Гонсалес Хименес, с которым мы, в данном случае, солидаризуемся, Альфонсо Х стремился скорее не к занятию трона Священной Римской империи, но к созданию своей, Иберийской империи, сердцем и средоточием которой стала бы Кастилия. Если принять это предположение за истинное, в составлении Партид появляется новый смысл – превосходя практически любой из современных им правовых текстов как в объеме материала, так и в юридической технике, они вполне могли бы претендовать на то, чтобы заменить на территории полуострова своды как римского, так и канонического права. При таком же повороте событий (надо признать, совершенно фантастическом) территория королевства Кастилии, а в перспективе и вся Испания, оказалась бы практически независима по отношению к европейской системе общего права, ius commune.
Впрочем, совершенно независимо от истинности или ложности высказанных предположений, необходимо отметить, что Альфонсо Х своей правовой реформой серьезно опередил время, по сути, выстроив в своих нормативных текстах идеал корпоративного государства, противостоявшего феодальной разобщенности, царившей в то время[7]. Созданные Мудрым королем памятники права, прежде всего Партиды, продолжали применять в судах спустя много десятилетий и даже веков после смерти их создателя. Так, последний известный авторам этих строк случай применения нормы из Партид в суде имел место в 80‑х гг. XX в. в Испании.
Разумеется, говорить об эпохе Альфонсо Х имеет смысл совсем не только применительно к интеллектуальной культуре. Мудрый король провел несколько серьезных реформ в области экономики, на которых стоит кратко остановиться сейчас.
Резкое увеличение территории Кастилии за счет завоеваний «великой Реконкисты» привело к потере баланса в сфере экономики. С одной стороны, сильное расширение ресурсной базы – в состав королевства вошло несколько крупных, развитых городов, а также большое количество податного населения – повлекло за собой увеличение доходов, поступающих в казну. Этому же способствовала и богатая добыча в золоте и драгоценностях, полученная при взятии Кордовы и Севильи. С другой стороны, сильно выросли и расходы. Короли (сначала Фернандо III, а за ним Альфонсо Х) были вынуждены благодарить тех, кто помогал им в их победах, то есть прежде всего светскую и церковную знать Кастилии, Леона и Галисии. «Благодарить» означало увеличивать их богатства, раздавать им в держание земли, делиться иными источниками доходов. Все захваченные земли подлежали перераспределению – т. н. repartimiento, а если с земель выгоняли их исконных собственников-мусульман, то и новому заселению. Выселение мавров, переселение людей с севера полуострова, проведение мероприятий по переделу земли – все это были достаточно затратные мероприятия. Все больших средств требовали и новые военные кампании, сначала по завоеванию Андалусии, затем по замирению мудехаров. Нужны были деньги на оплату рыцарей, на постройку и поддержание флота, на строительство, ремонт и снабжение крепостей, стоящих по границе с маврами. Наконец, надо учитывать и то, что вновь заселенные города, городки и поселки далеко не сразу начинали приносить доход в казну – новым поселенцам требовалось пусть и небольшое, но время на то, чтобы обустроить свою жизнь и начать извлекать хоть какую-нибудь прибыль. Сюда же следует добавить и огромные расходы короны на обеспечение имперского проекта Альфонсо Х. Таким образом, казна Кастилии во второй половине XIII в. практически никогда не находилась в профиците, вопрос был лишь в том, насколько серьезным будет дефицит бюджета на каждый последующий год.
Пытаясь изменить эту ситуацию, Альфонсо Х провел несколько реформ монетной системы королевства (в 1264, 1270, 1281). Ему удалось, во многом, удержать «монетарный суверенитет» – на территории Кастилии в его правление, в основном, имели хождение монеты, отчеканенные на королевских монетных дворах. Но из-за ухудшения отношений с бану-марин, с одной стороны, и прекращения активных завоеваний – с другой, достаточно быстро закончилось золото, а месторождения серебра начали постепенно иссякать. Монеты Кастилии все в большей мере чеканились из биллона[8], причем содержание в нем серебра становилось все меньше. Как следствие, в королевстве росли цены и увеличивались темпы инфляции. Попытки короля установить «максимумы цен» (например, постановления кортесов в Севилье 1252 г.) результата не имели.
Реформы, проведенные Альфонсо Х в сфере податного обложения, также вызвали у современников только негатив, хотя он и принял много важных решений, опережавших свое время. Во-первых, король отменил т. н. педидо – чрезвычайную подать, взимавшуюся по запросу короля, обращенному к кортесам. Этот сбор был введен при Альфонсо VI после прихода в Испанию альморавидов и распространялся на податное население, то есть ни рыцари, ни представители духовенства его не платили. Вместо него Альфонсо Х вводит сервиции – другой чрезвычайный сбор, распространявшийся на все население королевства, включая сюда знать и клириков. Во-вторых, при Альфонсо Х упорядочивается система таможенных сборов, в пользу короны начинают взимать т. н. «таможенную десятину» со всех ввозимых товаров, за королем закрепляется право получения пошлин с добычи железа и соли. В-третьих, король возвращает практику взимания т. н. «форальной монеты» – подати, собираемой в обмен на обещание короля не портить монету своего королевства на протяжении следующих семи лет. Наконец, в‑четвертых, Альфонсо Х ставит под контроль короны одну из основных отраслей пенинсулярной экономики – отгонное скотоводство, инициируя создание в 1270 г. Совета Месты Кастилии, совещательного органа, представлявшего интересы наиболее крупных скотовладельцев. Устанавливается и соответствующий сбор – сервиция за прогон скота.
Наконец, еще одной чертой, характеризующей «эпоху Альфонсо Х», стало появление нового врага. Если для Альфонсо VI таким врагом были альморавиды, а для Альфонсо VIII – альмохады, для Мудрого короля им стали представители династии Маринидов, берберы бану-марин. Начало этой вражды стоит искать в знаменитом африканском проекте Альфонсо Х, известном как fecho de allende. Искренней мечтой короля была организация крестового похода в Марокко. Стремясь к этой цели, Альфонсо Х в 1250‑х гг. начал активные военные действия к югу от Севильи, овладел Хересом (1253), подступил к Кадису (1260), осадил и взял Ньеблу (1262). К этому же периоду относится и первая попытка Альфонсо Х перенести военные действия в Африку. В 1260 г., в результате дерзкого рейда кастильский флот разграбил и сжег город Сале на атлантическом побережье Марокко. Удержать город христианам не удалось, туда подошли отряды Абу Юсуфа Якуба – лидера бану-марин, пришедших на смену альмохадам. Город пришлось оставить, а Абу Юсуф Якуб надолго стал врагом Кастилии. Альфонсо Х, в известном смысле, помогло лишь то, что у главы Маринидов были более актуальные заботы, нежели организация ответного вторжения в Кастилию. К планам войны с христианами Абу Юсуф Якуб обратился лишь после 1269 г., когда ему удалось взять Марракеш и де-факто ликвидировать державу альмохадов. С этой поры и практически до битвы при Саладо и осады Гибралтара, случившихся в правление Альфонсо XI, именно Мариниды оставались основным противником кастильских королей.
Попытаемся подвести промежуточные выводы и собрать в одном месте основные черты «эпохи Альфонсо Х», как мы ее себе представляем. Эта эпоха открылась 50‑ми гг. XIII в., когда Альфонсо Х стал королем, и продлилась, сколько можно судить, примерно столетие, до смерти от чумы правнука Мудрого короля, Альфонсо XI, происшедшей во время осады им Гибралтара. Правление Альфонсо XI логично завершило практически все инициативы и проекты, начатые его прадедом.
Во-первых, к этому моменту в целом завершилось становление кастильского как языка не только документов или правовых сводов, но – литературы в самом широком смысле этого слова. Следующий, во многом революционный этап в развитии языка будет связан уже с Мигелем де Сервантесом и придется на середину – вторую половину XVI столетия.
Во-вторых, в правление Альфонсо XI нашла свое высшее развитие и во многом завершение заложенная при Альфонсо Х модель историописания: с одной стороны, в этот период еще продолжается рецепция и развитие модели «Истории Испании» (можно вспомнить, например, «Всеобщую хронику 1344 года»), с другой же – составляется знаменитая «Хроника четырех королей», описывающая правления Альфонсо Х, Санчо IV, Фернандо IV и самого Альфонсо XI. Этот памятник продолжает традицию, заложенную «Хроникой святого короля дона Фернандо», которая, как уже говорилось, была составлена в самом начале XIV в. под покровительством королевы Марии де Молина. Параллельно с этим идет активный поиск новой историографической модели – составляются «Великая хроника Альфонсо XI» и «Поэма об Альфонсо XI», но найти эту новую модель, как представляется, удастся лишь в последующие годы, когда Педро Лопес де Айяла составит цикл хроник: от Педро I до Энрике III, ставший прекрасным примером историописания как политической пропаганды.
В-третьих, как известно, именно Альфонсо XI вернется к осмыслению и отчасти переработке законодательного наследия Альфонсо Мудрого. При нем Партиды официально получат силу закона (это произойдет в 1348 г., в Алькале-де-Энарес) и подвергнутся достаточно серьезной переработке, при нем будет разработана и обнародована первая в истории Кастилии (и, что неудивительно, первая в истории Европы) единая для всего королевства модель источников права.
Наконец, именно Альфонсо XI подхватит и разовьет податную реформу своего прадеда. Он попытается ввести единую для всего королевства систему податей и установит, по сути, первый в истории налог с фиксированной процентной ставкой – знаменитую алькабалу. Удержать монетарный суверенитет королевства, впрочем, преемникам Альфонсо X не удастся, эту проблему всерьез придется решать только Католическим королям, Фернандо и Изабелле. Завершит Альфонсо XI и еще одну политическую линию, унаследованную им от прадеда. Речь идет о борьбе с Маринидами, которой, по сути, положила конец знаменитая победа кастильцев в битве при Саладо, в 1340 г.
Смерть Альфонсо XI в 1350 г., как известно, положила начало затяжному политическому кризису в Кастилии, начавшемуся с восхождения на престол короля Педро I Жестокого и с междоусобной войны между ним и его братом, Энрике Трастамара. Гибель Педро I от рук брата в 1369 г. и приход к власти Энрике II завершили смуту, а правление новой династии открыло уже совершенно новую эпоху в истории кастильской короны и, шире, стран Пиренейского полуострова. Эпоху, отличавшуюся от предшествовавшей им эпохи Альфонсо Х почти во всем и уже поэтому заслуживающую совершенно отдельного разговора.
Перейдем ко второй цели нашего слегка затянувшегося вступления. Без ложной скромности отметим, что представляемая читателю книга не имеет прямых аналогов не только среди отечественной, но и среди иноязычной литературы об эпохе Альфонсо X. В парадоксально далеком отсюда 2021 г. нам удалось собрать в Москве замечательный коллектив историков, филологов, юристов, съехавшихся сюда, несмотря на пандемию, чтобы воздать честь Альфонсо Мудрому в год его 800‑летия. В этот и в следующий годы прошло несколько замечательных конгрессов, посвященных Альфонсо Х, но получилось так, что наш был первым. На основе представленных на конгрессе докладов их авторами были написаны тексты, ставшие главами этой книги. На русский язык их переводили наши замечательные коллеги, которых было бы абсолютно несправедливо не перечислить здесь: Любовь Чернин (Иерусалим, Израиль), Евгения Полетаева (РГГУ, Москва), Елена Браун (РАНХиГС, Москва), Иван Косиченко (РГГУ, Москва), Дарья Стребкова (РАНХиГС, Москва), Анастасия Панфилова (РГГУ, Москва), Дарья Самсонова (РГГУ, Москва). Общую редакцию перевода осуществляли мы, авторы этого вступительного слова. Так что, с полным основанием можем отметить, что все достоинства этой книги стоит относить к авторам соответствующих глав и переводчикам, а все недостатки, надеемся, немногочисленные, к нашей недоработке.
Книга открывается главой, написанной одним из самых знаменитых специалистов по эпохе Альфонсо Х, Мануэлем Гонсалесом Хименесом из университета Севильи. Его текст играет роль, по сути, второго введения в монографию – если наше вступление посвящено самому понятию «эпоха Альфонсо Х», то его текст рассказывает о жизни и правлении Мудрого короля. Весь последующий материал в книге разбит на шесть частей.
В первой из них, посвященной политической истории эпохи Альфонсо Х, собраны статьи Акилино Иглесии Феррейроса, Джозефа О’Кэллэгена, Хосе Санчеса-Арсильи Берналя, Марии Антонии Кармоны Руис, Оскара Вильяроэля-Гонсалеса и Дарьи Омельченко. География авторского коллектива охватывает Барселону, Мадрид и Севилью, Нью-Йорк и Москву. Темы же, объединенные в этот раздел, имеют отношение к формированию института кортесов в правление Альфонсо Х (статьи О’Кэллэгена и Санчеса-Арсильи), к законодательной деятельности Альфонсо Х (статья Иглесии), к развитию кастильской дипломатии (Вильяроэль) и даже к итинерарию самого Альфонсо Х (Кармона Руис).
Вторая часть, названная нами «Эпоха Мудрого короля: политическая теория», объединяет внутри себя главы, посвященные анализу политических идей, высказанных в «Калиле и Димне», «Кантигах Св. Деве Марии» и «Книге об Александре». Несколько особняком стоят две статьи, одна из которых посвящена политической пропаганде эпохи Трастамара, вторая же рассматривает образ «своих» мавров, сформированный в разных текстах исследуемого периода. Авторы глав, включенных в этот раздел, – наши коллеги из университета Бонна (Мехтильд Альберт и Ульрике Беккер), Вирджинского университета (Э. Майкл Джерли), Комплутенского университета Мадрида (Хосе Мануэль Ньето Сория), НИУ ВШЭ (Хуан Сота) и МГУ им. М. В. Ломоносова (Ирина Варьяш).
Третья часть книги посвящена правовым текстам эпохи Альфонсо Х. В нее вошли главы, написанные коллегами из университетов Португалии (Жозе Домингеш), США (Кайл Линкольн), Испании (Хосе Мануэль Фрадехас Руэда, Фаустино Мартинес-Мартинес, Педро Поррас Арболедас) и Франции (Жоан Путчденголас). В своих работах они анализируют практически все крупные своды эпохи Альфонсо Х, в основном, останавливаясь на Партидах и «Семичастии». Отдельно отмечу блестящий текст Фрадехаса Руэды, которому удалось совершить настоящее открытие и установить новое, до этого времени неизвестное исследователям издание «Семи Партид».
Три оставшихся части книги охватывают вопросы историописания в эпоху Альфонсо Х, разную проблематику, связанную с языком и культурой в эту эпоху, и, наконец, современные практики подготовки цифровых изданий «Истории Испании» и «Всеобщей истории». Географический охват авторов, представивших свои тексты для этих частей книги, по-прежнему широк: от Москвы (Наталья Киселева и Елена Марей), через Бирмингем (Энгус Уорд), Вену (Сальваторе Ликкардо), Мадрид (Инес Фернандес Ордоньес и Франсиско Бран Гарсия), Саламанку (Марио Коссио Олавиде), Севилью (Рафаэль Кано Агилар, Кармен Камино Мартинес) и Уэльву (Элена Родригес Диас) до университета Рорайма в городе Боа Виста в Бразилии (Ольга Писниченко). Завершают книгу библиографический указатель и краткие сведения об авторах.
Заканчивая это предисловие нам, его авторам, хотелось бы еще раз поблагодарить всех коллег, принявших участие в работе над этой книгой – нашего коллегу по редакторской работе, Рикардо Пичеля из университета Алькала-де-Энарес, наших авторов и переводчиков. Отдельная наша благодарность руководству РАНХиГС, предоставившему кров и все возможные условия для проведения этого конгресса в непростое время пандемии. Несправедливым будет не упомянуть в благодарностях и Министерство науки и образования РФ, выделившее средства на реализацию этого проекта. Спасибо всем, будем работать дальше!
Альфонсо X, без всякого сомнения, был самым всеохватным и блестящим монархом испанского Средневековья: всеохватным благодаря обширности своих связей, блестящим – по причине широты своей культуры, благодаря реформаторскому духу своих законов, щедрости и размаху художественных и культурных начинаний. А еще он был противоречивым королем, как в жизни, так и в смерти. Печальный финал его правления, когда его покинули многие подданные, предал его сын Санчо, а значительная часть королевства отказалась признавать его королем, – стал причиной неизменно негативной оценки историками всего его правления и ошибочного различения между его провалом как политика и правителя и его успехами в сфере культуры.
Эта оценка, данная ему в XVI в. отцом Хуаном де Мариана в одном впечатляющем суждении: «Изучая небо и созерцая звезды, он потерял землю», была повторена затем поэтом-модернистом Эдуардо Маркина в не менее лапидарных строках: «Он столько смотрел на небо, что с него упала корона». Она доминировала в исторической науке, и у нее, безусловно, есть определенные основания. Но по большому счету, она ложна или по меньшей мере преувеличена.
Альфонсо X принадлежит к эпохе великих людей и к роду, в котором слились, так или иначе, все великие европейские династии того времени. В самом деле, он был правнуком Альфонсо VIII, победителя при Лас-Навас, внуком короля Леона Альфонсо IX и сыном Фернандо III Святого, покорителя Андалусии. По отцовской линии он соединен с английской династией, так как его прабабушка, Элеонора Английская, была дочерью Генриха II Плантагенета и знаменитой Элеоноры Аквитанской, покровительницы трубадуров. Как знать, может быть поэтическая жилка, которой так отличался Альфонсо X, передалась ему от этого дальнего родства. По линии своей матери – Беатрисы Швабской, Альфонсо Х происходил из императорского рода Штауфенов и, дальше, из византийского рода Комнинов.
Будучи племянником великого Фридриха II, германского императора и короля Сицилии, он в конечном итоге стал наследником прав на Священную Римскую империю. Будучи в родстве, с другой стороны, с королем Франции Людовиком IX Святым, он поддерживал со своими родственниками-капетингами такие отношения, которые не смогли поколебать даже споры об Империи. А заключив брак с Виолантой Арагонской, он стал зятем великого Хайме I, завоевателя Майорки и Валенсии. После того, как его родная дочь, Беатриса, вышла замуж за Альфонсо III, он стал тестем королю Португалии.
Альфонсо X был кем-то большим, чем просто могучим монархом с отдаленных окраин латинской Европы. Его владения, граничившие со всеми христианскими королевствами Полуострова, обеспечили ему господствующее положение, которое пытался укрепить своими походами и дипломатическими трактатами. В результате военных кампаний своего отца он унаследовал, как заявил Фернандо III на смертном одре, абсолютное господство над Аль-Андалусом, полностью подчиненным его власти либо путем завоевания, либо путем уплаты дани.
Нет ни малейшего сомнения в том, что Альфонсо X на заре своего правления был одной из важнейших фигур христианского мира. Его походы и его меценатство способствовали тому, что в скором времени его слава распространилась по всему Западу, а также по Магрибу и мусульманскому Леванту.
Альфонсо Х не досталось жизни в легкое время. В то время как Империя и Папство вели безуспешные сражения, которые в итоге нанесли вред обеим сторонам, экономический кризис, вызванный прекращением территориального расширения, уже стоял у дверей Европы, и Кастилия как раз и стала одной из первых территорий, переживших его. Но все еще были ресурсы и энергия, чтобы продолжать движение. Кастилия могла быть истощена длительными военными действиями, но остатки Аль-Андалуса (Мурсия, Ньебла, Херес и Гранада) благодаря значительным объемам дани, платившейся ими, давали возможности к дальнейшему расширению территорий, позволяли заниматься меценатством и даже проводить сложную административную реформу.
В 1252 г. Альфонсо X взошел на престол, имея славу человека утонченного и образованного, покровителя художников и поэтов, наделенного ненасытным любопытством к получению знаний. При этом он не был молодым неопытным человеком, поскольку ему уже было тридцать лет. Но на его долгом пути становления, начавшемся около 1240 г., когда ему вот-вот должно было исполниться двадцать лет, нам остаются неизвестными многие фундаментальные аспекты. Мы знаем, что он имел весьма значительный военный и политический опыт. Между 1243 и 1246 гг. он завоевал королевство Мурсия, принял участие в завоевании Хаэна и Севильи, заключил с Арагоном договор в Альмисре (1244 г.) и был вовлечен на стороне португальского короля Саншу II Лысого в гражданскую войну против его брата – графа Булонского, будущего Афонсу III. Но нам неизвестно почти ничего из того, что касается его формирования как интеллектуала: кто были его учителя, какие книги он читал, кто, помимо придворных поэтов, одни из которых были галисийцами, а другие португальцами его поколения, входил в круг его общения.
В начале своего правления, он был не только молодым монархом в расцвете сил, но и человеком, осознающим свою ценность, наследником важнейшего из королевств Пиренейского полуострова. Благодаря своим интеллектуальным качествам, он был на голову выше многих магнатов и придворных и даже тех интеллектуалов и поэтов, которыми он любил окружать себя и которые делали его объектом самых горячих похвал. Личная жизнь и неудачи в ней сдерживали его юношеские порывы, а в последние годы жизни переросли в своеобразную апатию, когда он позволял себе отдаться на волю событий, контролировать которые он не мог и не хотел. Из-за своего задумчивого характера он иногда, в моменты принятия решений, казался нерешительным. Его любовь к компромиссам могла быть злонамеренно интерпретирована как признак слабости, а его импульсивность (вспомните его приказ казнить своего брата дона Фадрике) как проявление безумия и жестокости.
Все это известно потому, что относится к публичной жизни короля. Но что мы знаем о его характере? Должны ли мы верить свидетельствам его эпохи, в особенности – придворным поэтам, согласно которым король был благороден, любил принять участие в поэтических состязаниях, был язвителен, остроумен и блестящ. Тексты его непосредственного авторства – две дюжины мирских песен, приписываемых ему и несколько из «Кантиг Деве Марии» – свидетельствуют нам о поэте, наделенном значительным чувством юмора, резком, безжалостном и временами неблагочестивом, но, в то же время – о поэте глубоко верующем, влюбленном в Святую Деву Марию, свою Даму, наиболее преданным трубадуром которой он провозгласил себя. Он был человеком чувствительным и щедрым на дружбу. Мы также знаем, что он чрезмерно доверял своим друзьям, что не раз приносило ему страдания, о которых он потом писал в известных текстах. По той же причине он был порой чрезмерно чист в политике, ему недоставало той «капли зла», столь необходимой тем, кто, как он, вынужден отдавать приказы. По словам францисканца Хуана Хиля де Самора, он был «до того щедр, что сама его щедрость смотрелась расточительностью». В общем, он был своеобразным интеллектуалом, наделенным практически всесторонней любознательностью. Как мы уже сказали, он совершенно точно осознавал как свое интеллектуальное превосходство, так и свое родство с наиболее знатными родами христианского мира. Мудрость, власть и происхождение должны были сформировать уверенную в себе личность, несмотря на его частые сомнения и колебания, следствия его вдумчивого характера. Единожды приняв решение, Альфонсо X был склонен придерживаться его любой ценой, даже если это столкнуло бы его с ближайшими соратниками или с родными. Его современники, видимо, плохо понимали это сложное сочетание самоуважения и эмоциональности, чувствительности и вдумчивости. Его самооценка и интеллектуальное превосходство рассматривались как признак почти «сатанинской» гордыни, его задумчивый характер трактовался как признак слабости, его решительность, в некоторых случаях, как авторитаризм, а его творческая натура – как легкомыслие, неподходящее королю.
Только малая доля современников Альфонсо X была способна понять его личность в полной мере. Из его огромного труда потомки взяли лишь его энциклопедическое знание, которое сопровождало его имя после смерти наряду с его увлечением астрологией. Лишь с появлением труда дона Антонио Бальестероса – не считая вышедшего в конце XVII в. сочинения маркиза де Мондехар – начала развеиваться жестокая и несправедливая оценка, данная королю Хуаном де Мариана. Ее можно суммировать в одном абзаце, что я привожу дальше:
Король дон Альфонсо был смирен нравом и велик духом, он больше жаждал славы, чем наслаждений. Он был предан искусствам и не чужд политики, но весьма несдержан и удивительно непостоянен в своих делах, алчен до денег, каковой порок, если за ним не следить, причиняет тягчайшие беды, как в итоге и произошло, когда он потерял расположение народа и не смог завоевать его у магнатов.
Начало правления Альфонсо X было многообещающим, и уже там королю удалось наметить главные направления своей будущей деятельности. Некоторые из них продолжали то, что было начато при его отце Фернандо III, как, например, Крестовый поход за море, который планировал довести до конца святой король. Строительство севильских верфей и учреждение должности «старшего адмирала моря» наряду с другими инициативами доказывают, что этот проект занимал мысли Альфонсо X, по крайней мере, до кортесов в Севилье в 1261 г. До сих пор нет удовлетворительного объяснения, почему король забросил его, но начиная с 1264 г., как мы увидим, король был вынужден ограничить свои заботы территорией Полуострова.
Однако, несмотря на то что можно подумать, в том числе, основываясь на некоторых словах самого Мудрого короля, его правление не было простым продолжением правления его отца. Разумеется, также оно не было и разрывом с ним. Это, по крайней мере на первых порах, было правление, переполненное новшествами, явный знак того, что у Альфонсо Х был свой политический проект, мало-помалу оформлявшийся. Постараюсь вкратце изложить основные направления его деятельности.
Первые шаги правительства Альфонсо Х были, неизбежно, обусловлены сложившимся на тот момент положением дел. Надлежало разобраться с рядом проблем, решение которых ранее откладывалось из-за длительной болезни его отца и прочих обстоятельств. Это относилось, например, к вызвавшему противостояние между королем и его магнатами переделу (repartimiento) Севильи, за который Альфонсо Х взялся сразу же и который завершил к 11 мая 1253 г. Уточним для начала одну вещь: передел Севильи был затеян изначально для того, чтобы привлечь в Севилью как можно больше переселенцев, между которыми и было разделено 88 % доступных земель. Это означает, что магнаты должны были довольствоваться лишь малой толикой делимой земли. Это стало первым указанием на скрытое противостояние между королем и знатью королевства.
Длительная военная кампания, начатая Фернандо III, привела к тому, что королевство было истощено, и спровоцировала ряд экономических проблем, которые требовали быстрого и эффективного вмешательства. С этой целью были созваны кортесы в Севилье, в 1252 или 1253 гг., которые хотя и не решили проблемы, но, по крайней мере, на них была сделана попытка принять серию мер, призванных сдержать инфляцию, умерить цены, определить заработки и снизить излишние расходы на роскошь. Схожие меры будут затем приняты на кортесах в Вальядолиде в 1258 г., в Севилье в 1261 г. и в Хересе в 1268 г. По поводу этих мер говорили (и, по-моему, слишком много) о построении Альфонсо Х плановой экономики, хотя дело было не в этом. Речь шла о принятии мер, считавшихся наиболее адекватными для того, чтобы удержать кризис, предвещавший, после двух веков устойчивого экономического развития, великую депрессию XIV в.
Но Альфонсо Х занимался не только решением проблем, унаследованных от предыдущего правления. Для начала он реформировал основные должности при дворе, тем самым открыв путь ко двору новым людям его поколения. Одновременно с этим он провел административную реформу, целью которой было наделение более широкими полномочиями лиц, ответственных за управление крупными территориальными округами королевства: с начала 1253 г. былые мэрино начали сменяться аделантадо. Сам королевский двор как административный центр должен был быть перестроен в соответствии с тем, что излагалось в Партидах, так, чтобы в его состав вошли многочисленные профессиональные чиновники, среди которых следует отметить королевских алькальдов, бывших, по большей части, экспертами в новом праве, которое с таким энтузиазмом вводил в своем королевстве король.
Собственно, проблемой, требовавшей неотложного решения, был вопрос о реформе законодательства в соответствии с новыми веяниями юридической мысли и с мыслями на этот счет самого короля. Здесь на самый первый план выходили проблемы создания законов и отправления правосудия. Как отметил Акилино Иглесия Феррейрос, Альфонсо Х в полной мере присвоил себе монополию на издание законов, стремясь, в то же время, к обновлению права путем включения туда лучших достижений общего права и юридической унификации своих королевств.
На этом пути Альфонсо Х последовательно опубликовал «Королевское фуэро» (1254–1255), распространявшееся прежде всего по Старой Кастилии и кастильской Эстремадуре, «Зерцало» (1255), обнародованное прежде завершения его окончательной редакции, так и оставшейся неоконченной из-за того, что в 1256 г. была начата работа над Партидами, законченными около 1265 г. Нет сомнений в том, что все эти своды были составлены при Альфонсо. Еще предстоит решить такие проблемы, как вопрос о хронологии их составления, хотя наиболее вероятной представляется изложенная мной выше; как вопрос о прекращении работы над «Зерцалом» и замена его Партидами, причиной чего, по мнению А. Иглесии, стало провозглашение Альфонсо Х кандидатом на имперскую корону, имевшее место в 1256 г.; как вопрос о том, были ли Партиды обнародованы как закон королевства или же нет. Но нет сомнений в том, что, говоря о юридическом проекте Альфонсо Х, мы говорим о ключевом моменте в развитии средневековой правовой науки как Полуострова, так и всей Европы и об одном из наиболее важных успехов его правления, даже учитывая относительную неудачу короля при попытке придать своим законам полную силу.
На будущее от него остались незыблемые принципы, такие как: монополия короля на законодательство вместо «свободного правотворчества» посредством судебных решений и традиционных практик; создание единой нормы всеобщего значения для всего королевства, преодолевающей множественность фуэро; возможность для монарха в любой момент вмешаться по своей инициативе в судебный процесс посредством королевских алькальдов. Все это дало монархии, по словам проф. Гонсалеса Алонсо, «невиданную свободу действия и возможность неограниченно усиливать свою власть».
Эти реформы требовали серьезной финансовой поддержки, которая была возможна лишь в результате глубокой реформы податного обложения. До этого времени королевская казна пополнялась некоторыми традиционными сборами (форальная монета, мартиньега, фонсадера), доходами от штрафов и конфискаций, а также поступлениями от эксплуатации королевского патримония, отдельными сборами, унаследованными от исламского мира (альмохарифадго в Толедо, Мурсии и Андалусии) и иногда иными чрезвычайными обложениями. Альфонсо Х, для начала, после тяжелых переговоров с Церковью, получил контроль над частью церковной десятины (так называемая королевская треть), которая, будучи добавленной к дани, уплачиваемой вассальными мусульманскими королевствами и андалусийскими мудехарами, давала короне серьезную свободу действий. К этим поступлениям нужно добавить сбор экстраординарных податей в форме двойной форальной монеты или сервиций, одобренных кортесами. Вместе с тем, надо сказать, что этот сбор был достаточно редок до восстания мудехаров в 1264 г. Начиная же с этого момента и, особенно, с 1269 г. (год свадьбы наследного инфанта, дона Фернандо де ла Серда) сервиции стали взиматься с невиданной прежде частотой, отчасти, чтобы возместить потерю дани, особенно же для того, чтобы удовлетворить растущие нужды королевского двора и королевства, а также покрыть расходы, причиной которых стала политика короля, связанная прежде всего с так называемым fecho del Imperio, в которое Альфонсо Х вложил столько денег и ожиданий. В итоге, финансовые запросы короля легли невыносимой тяжестью на королевство, что привело к тому, что страна обеднела, а большинство подданных отвернулись от короля. Отсюда идет та слава «жадного до денег», которую Хуан де Мариана приписывает Альфонсо Х.
Fecho del Imperio, возможно, было тем аспектом политики Альфонсо Х, по поводу которого было пролито наибольшее количество чернил, и не всегда оправдано. Часто вопрос ставится так, будто бы речь шла о чем-то таком, что перечеркнуло жизнь короля, сбив его с пути, на который он встал в начале своего правления. В ином случае полагают, будто это было личным делом короля, ослепившим его до такой степени, что он утратил чувство перспективы и контакт с реальностью. Я же считаю, что эти точки зрения не учитывают глобальность проблемы и, разумеется, не понимают, на что, в самом деле, претендовал Альфонсо в своем упорном требовании императорского титула.
В начале 1256 г. скончался анти-император Вильгельм II Голландский, выдвинутый папством в качестве противовеса великому Фридриху II Гогенштауфену. Он, в свою очередь, умер в 1250 г., а его сын, Конрад IV, в 1254-м. В этих обстоятельствах пизанские гибеллины поспешили признать императором Альфонсо Х, и началась тяжба, которую, с разной интенсивностью, Альфонсо Х поддерживал вплоть до своего знаменитого свидания с Григорием Х в Бокере.
Удивил ли Альфонсо Х внезапный приезд посольства, возглавленного синдиком Пизы Бандино Ланча? Это вопрос. У Альфонсо Х были собственные источники информации, и, после того, как преемник его дяди, императора Фридриха II скончался, оставив наследником малолетнего сына, он сделал все возможное для того, чтобы его имя, как старшего в роде Штауфенов, всплывало в любых вопросах наследования, связанных с императорским домом: герцогство Швабия, королевство Италии, да и сам имперский трон. Значимым представляется также и то, что Альфонсо Х возражал против того, чтобы его брат, инфант дон Фадрике, претендовал на титул герцога Швабского, сохраняя это право для себя самого. Это – явный знак того, что империя не была чем-то чуждым его устремлениям. Когда его уже предложили как кандидата на императорский титул, когда уже провели, хотя и в необычной форме, предварительные выборы, когда он получил даже поддержку папства, видевшего в его кандидатуре возможность убрать с политической доски прямых потомков Фридриха II, Альфонсо Х полагал, что Империя уже практически у него в руках. Отказаться от этого значило отказаться от чего-то, что подобало ему по праву и что служило к чести как его самого, так и его королевства. Кроме же этого, стать императором означало усилить его позиции в укреплении Кастилии в политическом контексте Полуострова.
По сути же, с самого начала правления Альфонсо Х стремился реализовать давний проект своего отца – стать императором Испании. Речь не шла о простом воскрешении старой леонской идеи империи, чьи идеологические основания оставались в прошлом, отмеченным готицистскими идеалами и устаревшим феодализмом. Как отметил Сокаррас, речь шла скорее о подкреплении с помощью титула императора решительного превосходства Кастилии над всеми прочими королевствами Полуострова. Эту идею прекрасно понял каталонский хронист Рамон Мунтанер, утверждавший, после описания провала Альфонсо Х в Бокере, что то, что на самом деле интересовало кастильского короля, – это стать императором Испании.
В свете этого проекта становятся прекрасно понятны некоторые факты, которые сами по себе не имеют достаточного объяснения, как например, уступка Наварре портов в Сан-Себастьяне и в Фуэнтеррабии, отказ Альфонсо Х от Альгарве и даже поддержание всеми правдами и неправдами заморского дела или крестового похода в Африку. Одним словом, за одержимостью Альфонсо Х империей стояло нечто большее, чем просто династическая гордость и жажда известности. Учитывая его претензии на гегемонию в Испании, дело было вовсе не в полном отсутствии у Альфонсо Х политического чутья. Напротив, это был наиболее эффективный путь к достижению того, что его интересовало более всего.
Вплоть до восстания мудехаров в 1264 г. политическая звезда Альфонсо Х сияла во всю силу, как в Испании, так и вовне ее. Начиная же с этого года проблемы начали накапливаться.
Оставляя в стороне вопрос Гранады, чьи отношения с Кастилией уже не стали такими, какими они были до разрыва в 1264 г., и бесконечные имперские дела, о которых мы только что упоминали, Альфонсо Х в последние годы его правления пришлось столкнуться с двумя тяжелыми проблемами: восстание магнатов в 1272 г. и вопрос престолонаследия, вставший в 1275 г. из-за непредвиденной смерти наследного инфанта дона Фернандо де ла Серда, что завершилось в итоге восстанием другого его сына, инфанта дона Санчо, и лишением короля всей его власти и полномочий.
Я не буду долго останавливаться на первой из проблем, я упоминаю ее здесь лишь потому, что это стало яркой иллюстрацией сопротивления знати, как социальной группы, инновациям и законодательным реформам Мудрого короля и его практически самодержавной форме правления. Своими законами и иными конкретными распоряжениями Альфонсо Х сократил власть знати и особенно ее свободу действий. С другой стороны, политика Альфонсо Х по отношению к городам последовательно лишала знать одной из базовых опор ее социального влияния. В самом деле, распространение «Королевского фуэро» в Старой Кастилии и в кастильской Эстремадуре имело серьезнейшие политические и социальные последствия. Речь идет о прямой связи рыцарей – членов муниципальных олигархий с королем посредством вассальной связи. В знаменитой Привилегии Эстремадуры, изданной в 1264 г., Альфонсо Х превратил всех рыцарей, исполнявших муниципальные обязанности, в своих вассалов или в вассалов наследного инфанта, взяв на себя к тому же обязательство платить им индивидуальные сольдады, как вассалам. В то же время, он угрожал лишить привилегий тех, кто был вассалами магнатов или инфантов, за исключением лишь вассалов наследного инфанта.
Эти меры, среди прочего, объясняют недовольство знати и ее бунт в 1272 г. На кортесах, созванных в Бургосе осенью того года, Альфонсо Х добился того, чтобы бунт не распространился на другие сословия, то есть на горожан и духовенство, но не смог избежать того, что значительная часть грандов отправилась в добровольное изгнание в Гранаду, откуда они вернулись несколько месяцев спустя, когда король решил удовлетворить большую часть их требований.
Проблема престолонаследия была более значимой и сложной. В середине XIII в. наследование трона регулировалось традицией, в силу которой отдавалось предпочтение первородству по мужской линии и, в отсутствие первенца, старшему из выживших детей. В случае отсутствия детей мужского пола, доступ к трону могли получить женщины. Таковы были принципы, регулировавшие порядок престолонаследия в течение веков с XI по XIII, со времени смерти в 1072 г. Санчо II, не оставившего прямых наследников, и вплоть до несчастного случая, положившего конец короткой жизни Энрике I в 1217 г. Так бы продолжалось и далее, если бы в Кастилии благодаря законодательной деятельности Альфонсо Х не началась бы рецепция римского права. Мудрый король был весьма далек от мыслей о том, что это вмешательство в публичное право принципа, происходящего из римского частного права (ius representationis), повлечет за собой не только раскол в королевстве и в его собственной семье, но даже гражданскую войну, которую прервет лишь его смерть в апреле 1284 г.
Факты общеизвестны. В июле 1275 г. в Сьюдад-Реаль, по дороге в Андалусию, скончался наследный инфант дон Фернандо де ла Серда. Согласно Партидам, его старший сын и внук Альфонсо Х, также носивший имя Альфонсо, должен был быть провозглашен наследником кастильского короля. Тем не менее, как по причине его малолетства, так и из-за того, что инфант дон Санчо и с ним вместе добрая часть знати и народа предпочитали, чтобы применялась традиционная норма о наследовании, место первенца оказалось занято вторым сыном. Таким образом, Альфонсо Х вскоре обнаружил, что он попал в западню между законностью, созданной им же самим, и мнением и общества, и даже его собственной семьи, державшейся того, что именно Санчо был тем, кто обеспечит продолжение династии.
Но имели ли Партиды достаточную силу для того, чтобы оправдать сомнительную активность короля, пытавшегося ввести норму, не утвержденную официально? Ведь согласно общему мнению историков, Партиды не были провозглашены при жизни их автора и получили силу закона лишь во времена его правнука, Альфонсо XI, который в «Уложении Алькалы» в 1348 г. признал Партиды как «официальное право кастильско-леонского королевства». Это известно. Но тем не менее мы располагаем свидетельствами в поддержку того, что Партиды прекрасно действовали, то ли в силу простого их провозглашения при дворе короля, о чем у нас нет сведений, то ли, как считает О’Кэллэген, по той простой причине, что Партиды были расширенным и пересмотренным «Зерцалом», кодексом, провозглашенным в Паленсии в 1255 г., право пересмотра которого в случае необходимости оставалось за королем.
Впрочем, есть и еще один довод в поддержку тезиса о том, что Партиды имели силу во времена Альфонсо Х и, как следствие, их распоряжения о порядке престолонаследия были законом. Несколько лет назад профессор Макдональд привлек внимание к существованию нескольких рукописей Второй Партиды, в которых, в результате умелого вмешательства, был изменен смысл закона 2 из титула 15 в том смысле, что в случае смерти старшего сына право на трон не переходило к его детям (то есть к инфантам де ла Серда, сыновьям первенца Альфонсо Х), но уходило ко второму сыну правящего монарха. Более того! До сего дня никто не обращал внимания на один пассаж из «Истории Испании» (или «Первой всеобщей хроники»), составленной по приказу Альфонсо Х, в который был вставлен почти дословно тот же самый пассаж по поводу завещания короля вандалов Гензериха. Этот бесценный текст я воспроизвожу ниже дословно:
Он установил в своем завещании, чтобы после него правил его старший сын. Если же он умрет, то, хотя бы у него и были дети, чтобы правил следующий его брат, родившийся после него, и далее, все прочие дети, которые будут у короля, один за другим, и чтобы внуки им не мешали (История Испании, гл. 242).
Эта вставка или исправление в тексте «Истории Испании» должно было быть сделано несколько лет спустя после смерти Мудрого короля, поскольку пересмотр этого текста начался в правление Санчо IV, в 1289 г.
С исторической точки зрения престолонаследие после Альфонсо Х создает в целом меньше проблем. Одна из них – имея в виду ту энергию, с которой Филипп III Французский защищал права на трон своих племянников, инфантов де ла Серда, – в том, существовала ли в брачном соглашении между доном Фернандо де ла Серда и доньей Бланкой Бургундской клаузула, фиксировавшая решение вопросов престолонаследия в порядке, предусмотренном Партидами. Каталонский хронист Бернар Дескло отметил по этому поводу следующее: было соглашение… что после смерти дона Фернандо его внуки должны стать королями. А одна версия Четвертой всеобщей хроники, составленная в середине XV в., воспроизводит ту же информацию, когда сообщает, что:
Этот инфант дон Фернандо, в бытность свою инфантом, женился на дочери короля Франции по имени донья Бланка. И женился с таким условием, что если у нее будут от него дети, они будут править Кастилией после него. И они, спустя много лет, потребовали королевство себе.
В апреле 1278 г., после долгих колебаний, Альфонсо Х, ради блага королевства и дабы утихомирить возмущение, вызванное в 1277 г. странным заговором, возглавленным инфантом доном Фадрике и доном Симоном Руисом де Камерос, признал своим наследником инфанта дона Санчо. Это признание Санчо старшим сыном и наследником принесло королевству покой, хотя и повлекло бегство в Арагон королевы, сопровождаемой ее невесткой и внуками, инфантами де ла Серда. Вопрос о престолонаследии стал причиной раскола внутри семьи короля и фактического разрыва его брака. Как если бы этого было мало, отношения Альфонсо Х с Филиппом III Французским, весьма напряженные с 1276 г., дошли практически до вооруженного противостояния между двумя королевствами, результатом чего стало предложение Альфонсо Х уступить своему внуку, Альфонсо де ла Серда, дальнее и маловажное королевство Хаэн, в качестве компенсации за то, что он был отстранен от наследования трона Кастилии. Решение это не удовлетворило ни Францию, ни тем более инфанта дона Санчо.
Чувствуя себя ущемленным в правах и боясь, что король вновь переменит свои распоряжения относительно наследства, дон Санчо порвал с отцом и начал при поддержке большей части королевства восстание, которое завершилось сентенцией о лишении Альфонсо Х его королевских функций, провозглашенной в Вальядолиде в апреле 1282 г. инфантом доном Мануэлем. Перед фактом подобного восстания реакция Альфонсо Х не могла быть иной, кроме как проклясть и лишить наследства дона Санчо. Представляется, что это проклятье преследовало его до могилы, несмотря на то что незадолго до смерти король, его отец, озвучил намерение простить сына. Однако он этого так и не сделал, по меньшей мере, формально, хотя хронист и говорит обратное. Будь оно так, не имели бы смысла слова, которые, согласно племяннику Альфонсо Х и двоюродному брату инфанта дона Санчо, знаменитому писателю и политику дону Хуану Мануэлю, произнес король дон Санчо на своем смертном ложе:
Поверьте, что моя смерть не от болезни, но от моих грехов и особенно от проклятья, посланного мне моим отцом за многие мои дела, которыми я его заслужил.
А тогда, в 1282 г., когда инфант дон Санчо отозвал у своего отца все его королевские прерогативы (фактически это было низложение) во время торжественного собрания в Вальядолиде, Альфонсо Х остался лишенным любви большей части своей семьи и уважения большей части своего королевства. Лишь небольшой отряд знати и города Мурсия, Бадахос и Севилья продолжали хранить ему верность и повиноваться ему. Это объясняет, почему, узнав о восстании и о предательстве своего сына Санчо, король отозвал свое признание того наследником и вернулся к своему изначальному намерению применить распоряжения Партид по этому поводу, то есть объявить наследниками высшей власти над королевством своих внуков. Что наиболее удивительно, он, предполагая, что инфанты де ла Серда умрут, не оставив наследников, распорядился, чтобы им наследовал король Франции, поскольку он происходит от той же линии, что и мы.
Можно сказать, что это удивительное, если вовсе не нелепое решение было отражением семейной ситуации, которую Альфонсо Х был вынужден признать, как бы больно это ни было: что осенью 1282 г. вся его семья была на стороне мятежного инфанта и что, за исключением дона Диниша Португальского, внука кастильского короля, не сделавшего ничего, чтобы помочь ему в противостоянии с доном Санчо, ему оставалось надеяться только на короля Франции. Самое же интересное и, в известном смысле, странное то, что это распоряжение относительно престолонаследия содержалось в последней воле, или в кодициллах Альфонсо Х, составленных 10 января 1284 г., когда его сын инфант дон Хуан вновь принял его сторону, и ему, в уплату за верность, король пожаловал королевства Севильи и Бадахоса. По уму, Альфонсо Х должен был распорядиться, что, в случае кончины инфантов де ла Серда без наследников, их права вернутся вновь к основной ветви рода, представленной доном Хуаном, а не уйдут к французской ветви, как бы близко к кастильской она ни была. Если бы было так, Мудрому королю не пришлось бы вновь возвращаться к обоснованию правоты своего решения, говоря, что ни у кого нет оснований говорить, что мы забираем власть у своего рода и передаем ее чужакам.
Смерть Альфонсо Х, последовавшая 4 апреля 1284 г., положила конец наследственному кризису, по меньшей мере, внутри королевства. Инфант дон Хуан и все кастильские магнаты, оставшиеся верными покойному королю (а в 1284 г. их было уже немало), признали королем дона Санчо.
Время, когда жил Альфонсо Х, было великолепным, хотя и полным трудностей. Ему на долю выпал век великих перемен, и монарх, без сомнения, содействовал глубоким изменениям в своем королевстве. В этом смысле Альфонсо Х решительно вел Кастилию в то, что мы, историки, называем Новым временем. Он делал это сознательно, хотя многие из его проектов и начинаний и оказались обречены на провал. Возможно, что в свои последние дни король, вспоминая все то, что было в течение его правления, пришел к выводу о том, что история, во многом, это длинная дорога обманов, часто личных. По меньшей мере он умер, покрытый любовью своей незаконнорожденной дочери Беатрис, португальской вдовой королевы, дочери любви его юношеских лет, а не политических соглашений, как остальные его дети.
Несмотря на все это, мы должны отметить, в качестве заключения, что Альфонсо Х был, без сомнения, интеллектуалом, поэтом и человеком искусства. Но также он был великим политиком, во многом опередившим свое время. Он не только удержал все земли, оставленные ему его отцом, но и раздвинул пределы королевства, и довел до конца беспрецедентный труд по заселению новых земель. Поэтому мнение Хуана де Мариана и многих других, последовавших за ним, не только несправедливо, но поверхностно и глупо. Как написал профессор О’Кэллэген, большой специалист по эпохе Мудрого короля, «более чем тридцатилетнее правление Альфонсо Х было отмечено не только великими триумфами и тяжкими тревогами, но и значимыми и важными успехами».