Родители у меня оригиналы. Назвали нас, четверых дочерей, в стиле ретро: Зинаидой, Таисьей, Антониной и Клавдией. Я старшая. Стало быть, Зина.
К своему имени и прозвищу “баба Зина” я привыкла с детства. Нет, ну правда – Клавке пришлось сложнее. Ее вообще клавиатурой дразнили все, кому не лень.
С родителями я, к слову, отношения пять лет назад разорвала. Насовсем. Они сначала детей нарожали, а потом еще двух приемных взяли. Дело их личное, конечно, только я с четырех лет в няньках была. Одна сестра, другая, третья… Все подружки после школы гулять, а я стирать пеленки и катать мелких в коляске. Хотела в медицинский поступать, так мать вопль великий подняла – как это так, старшая доченька, помощница уедет в областной центр! Даже в десятый класс не дала мне поступить, отобрала аттестат, спрятала паспорт и свидетельство о рождении. Устроила меня продавщицей в ближайший магазин – чтобы и денег в семью приносила, и под рукой всегда была.
Неудивительно, что в день, когда мне исполнилось восемнадцать, я перерыла весь дом, нашла на антресолях документы, забрала все деньги, какие были в доме (и вовсе это не воровство, мою зарплатную карту мать отобрала уже давно) и купила билет куда подальше. Сняла квартиру, устроилась на работу – санитаркой в больницу. Родители, конечно, меня нашли, приезжали, устраивали концерты в подъезде. пытались скандалить в больнице, но оттуда врачи их быстро выставили, пригрозив психиатрической экспертизой. Ничего не добились, уехали, прокляв неблагодарную дочь навеки.
Вот и славно, вот и замечательно. До этого дня меня еще мучила совесть, я даже все порывалась вернуть украденные деньги, но тут – как отрезало. Буду копить на учебу. Для начала в техникуме. Потом, может быть, и в институте медицинском.
Когда Таське, моей любимой сестре, стукнуло восемнадцать, она тоже сбежала из дома – ко мне. Родители ее уже вернуть не пытались, ибо наученные. И жили мы с ней счастливо вдвоём.
А потом меня сбила машина.
И теперь меня тыкали поленом в спину, как бы предлагая добровольно взойти на помост с дровами. А топоры этим добрым людям нужны исключительно для того, чтобы рубить хворост.
– Руки убери! – рявкнула я на мужика, который считал меня красивой и, видимо, решил в толпе ещё и пощупать. – Не то отсохнут!
Я так понимаю, спасать меня все равно никто не собирается. Терять уже нечего.
Когда нужно было вытаскивать из реки ребёнка – эти люди бегали по берегу как бараны. А как костёр разводить – так они вон как шустро сработали! Тут же и деревце нашли, и хвороста наломали, и дровишек нарубили. Трогательное единодушие. Жаль, что в роли шашлыка они видят меня. Меня привязали к дереву, словно кусок мяса к шампуру. Не проткнули – уже хорошо.
– Ведьма!
Весьма обширный словарный запас у этих селян.
– Твое последнее слово, ведьма!
Я вдохновилась. Солнышко все ещё сияло, голова соображала туго, птички пели, травка зеленела, мне почему-то было весело.
– Люди! – провозгласила я. – Мойте руки перед едой!
– Сже-е-ечь!
– И овощи тоже мойте! И фрукты!
– Сжечь ведьму!
– И вообще надо мыться хотя бы раз в неделю! И менять исподнее! И стирать одежду! Вы же воняете!
Вряд ли они вняли голосу разума, но разозлить их ещё больше у меня получилось.
Вспыхнул первый факел.
– Что тут за сборище? – раздался сердитый и громкий голос со стороны рощицы. – Кто позволил?
Я с любопытством обернулась. На дорожке был всадник – весь в черном. На черном большом коне. Без маски, к сожалению, без плаща и без шляпы, но и так хорошо. О! Меня все же спасут! Радость-то какая!
Люблю, когда герои приходят в нужный момент! Это красиво.
– Ведьму жгем, ваш-лордие, – пробормотал один из крестьян, быстро туша факел об землю.
– Где вы ее взяли?
– Так сама пришла.
– И что натворила?
– В реку нырнула.
– Какой ужас! Как только посмела! – театрально вздохнул всадник. В его голосе прозвучала отчетливая насмешка, не услышать которую мог или глухой, или глупец.
Очевидно, крестьянин был глухим глупцом.
– А еще она погубила Юлика!
– Неправда! – возмутилась я. – Я ему жизнь спасла! Мальчик едва не утонул.
– Ты умеешь плавать, ведьма? – полюбопытствовал мой герой.
Не стала сообщать о юношеском разряде, просто кивнула.
– Во-о-от! – торжествующе заорал бородач. – Только ведьмы умеют плавать! А еще она рыжая! Сжечь!
На этот раз его дружно поддержали соотечественники. Снова вспыхнули факелы. Запахло жареным – пока еще в переносном смысле.
Рыжая? Вот тут мой косяк. Неудачно осветлилась. Вообще-то я брюнетка. Никогда не думала, что неправильный выбор краски для волос окажется столь критичным. А ведь сестра мне говорила – волосы не руки, отрастут…
– Я все правильно понял? – спросил всадник. – Рыжая девка вытащила из воды мальчишку? И больше ничего не сделала?
– Она украла у моего сына душу! – сообщила вполне ожидаемо горе-мамаша. – Он умер, а она его святую душу забрала и беса внутрь вселила!
Я скривилась. Нет, ну у нее запасные дети есть, это я уже поняла. Но почему эти люди настолько глупы?
– Я понял. А напомните мне, люди, кто во Тернеции вершит правосудие? Кого дом Шумной Воды оставил наместником?
Факелы снова стыдливо погасли. Забавная у них вышла иллюминация.
– Тебя, синьор Лоренсо.
– Именно. Что вы тут устроили? Вместо того, чтобы подвергнуть злую ведьму честным пыткам, дабы узнать, где она скрывалась, кто ей помогал, кого она успела сгубить, вы решили милостиво сжечь ее? Разве это достаточная расплата за все злодеяния?
– Мужчина, вы с ума сошли? – изумилась я. – Не нагнетайте!
– Заткнись, – одними губами ответил всадник и снова заговорил с крестьянами: – Ведьму я забираю. У меня лучшие палачи в Тернеции. И если кто-то не доверяет моему правосудию, предлагаю приехать ко мне в замок и познакомиться с ними.
Крестьяне угрюмо молчали. Намек был понятен даже им. Знакомство с палачом – это вовсе не то, к чему стремится нормальный человек.
– Отвязывайте и ведите ко мне.
Два относительно молодых мужчины быстро перерезали веревку и ногами раскидали хворост. Я царственно кивнула и сама подошла к лошади. Всадник наклонился, ловко обхватил меня за талию и закинул прямо к себе на колени.
– Мальчишку, я, пожалуй, тоже заберу. Посмотрим, что в нем за бес такой.
Мать мальчика завыла. Я попыталась возразить, но рука на моей талии недвусмысленно сжалась.
– Смилуйтесь, монсеньор! Не губите сыночка!
– Если его душа уже погибла, зачем жалеть земную оболочку? У тебя есть еще дети. Утешься ими.
Мальчонку посадили позади монсеньора. Он дрожал и хныкал, но не сопротивлялся.
Я же думала только о том, как неудобно бедному коню тащить на себе двойную ношу.