Это важная тема, и я должна о ней рассказать.
При анализе сотен историй проявления булимии у всех девочек непременно всплывали детские травмы. Кстати, именно для болеющих девочек хочу акцентировать: детские травмы есть у всех! Без исключения.
Мне часто приходится слышать от участниц тренингов – мол, я всё смогла бы, если б «не случилось вот того» или если бы «убрать из жизни вот это…». Знаете, что? Никто не виноват в том, что у вас булимия! Прекратите искать виноватых, их просто нет – и даже вы в этом не виноваты!
Булимия – это исключительно ваш жизненный урок, не вина и не наказание! И пока вы его не пройдёте – он будет волочиться за вами, как хвост. То есть, это та «лишняя» часть вас, которая периодически начинает раздражать и от нее так хочется избавиться!
Есть одно воспоминание, которым я хочу поделиться, ведь то событие принесло мне так много горьких слёз и несправедливой ненависти к себе! Я молча терзала себя около 3-4 лет – почему-то доказав себе, что виновата. А на то, чтобы убедить себя в обратном и доказать свою непричастность к тому случаю, у меня потом ушло аж два десятилетия.
Это произошло в период развода родителей. Я знала, что папа уедет в Украину, и эти мысли звучали в моей детской голове как приговор: «я потеряю папу! у меня больше никогда не будет папы!» Поэтому я ловила любую возможность побыть с ним «в последний раз». И однажды такая детская впечатлительность сыграла со мной злую шутку…
Был май – и у папы раз в год традиционно «запланирован парад». Ранее утро. Мне очень тяжело проснуться. Я даже не пошла в школу, ведь накануне вечером мы договорились пойти вместе на парад «в последний раз»! Сквозь сон я слышала, как ругаются родители.
Они ругались, не прекращая, и мне так не хотелось включаться в эту напряжённую реальность. В то же время я боялась проспать свой заветный «последний парад с папой», потому что «вот-вот у меня не будет папы». Я помню, как папа несколько раз заходил в детскую и просил меня встать… С верхней полки двуярусной кровати я видела, что он уже одет и мне нужно поскорее подняться и быстро успеть собраться… Но они с мамой так сильно кричали друг на друга… И я вновь проваливалась в сон.
Внезапно я подскочила от страха тишины! Ужас сковал всё тело: «Я проспала! Проспала Последний Папин парад!». Слёзы подкатили к горлу, я бросилась искать по квартире папу, не понимая, куда все подевались и который уже час… Забегаю в зал… А там молча сидит папа – в том же виде, что будил меня: в расстёгнутой рубашке, с не завязанным галстуком. В кресле, с каменным и опустошенным лицом. Такое выражение у него всегда появлялось после ссор с мамой. Сидел и смотрел «в никуда».
В слезах я подбежала к нему, прыгнула на руки, закричала: «Папа, пошли на парад!» А он расстроенно ответил: «Да что идти… уже поздно»… Я плакала, прижималась к нему, уговаривала пойти «хоть на немножко»… В моей детской голове сразу и на долгие месяцы сложился паззл, что это из-за меня папа такой! Расстроенный и пустой! Что это я виновата! Так глупо упустила последний парад с ним! Он не пошёл, потому что я проспала! «Я плохая, я виновата!» – эти слова звенели в голове и я так отчаянно рыдала…
Больше я ничего не помню из того дня.
Спустя несколько недель папа уехал. Навсегда. И я не могла вспоминать этот день без слез. В тот год, как уже упоминала ранее, очень сильно замкнулась в себе.
Однажды мама предложила написать отцу письмо. И я стала писать ему письма с извинениями за тот день! Вина очень мучила меня те несколько лет… Один год совсем исчез из моего сознания. Когда мама вернула меня в реальность, то моей мечтой стало лишь одно – поехать в Украину и попросить у папы прощения.
Не помню, сколько лет прошло в таком состоянии… Три, а может четыре года. На письма папа не отвечал. Но я не обижалась: он был такой родной… Помню, как мама однажды поругала его, что он не отвечает на мои письма. «Я плохо вижу», – ответил папа, к тому же он никогда и никому не писал в своей жизни писем. Он такой. И я его безгранично любила папу таким. И даже злилась на маму: как она может его в чем-то упрекать?!
А когда, спустя много лет, я всё же смогла приехать в Украину и с ним поговорить, то он даже не вспомнил тот роковой для меня день! Позже, когда я взрослела и самостоятельно работала над этой травмой, без эмоций «просматривая» воспоминания – то смогла, наконец-то, осознать, что с каменным лицом папа сидел не из-за меня! А из-за ссоры с мамой! И что не по моей вине мы пропустили тот парад. И я ни в чем не была виновата!
Я смогла простить себе эту «вину» через много лет – лишь когда повзрослела. И скорее всего, в тот период у меня уже была булимия – потому что именно болезнь заставила меня вернуться в прошлое и посмотреть в самую глубокую часть своей Души.
Мораль сей истории такова, что детское восприятие часто коверкает реальные события. И надо иметь мужество и большое желание, чтобы начать разбирать свои детские травмы. Но потом, после болезненного и скрупулезного анализа, травмы просто… испаряются!
Я не знаю, удалось ли мне передать реальную трагичность того события. Сейчас я пишу об этом абсолютно спокойно: струны моей души молчат, ничего не содрогается при описании ушедших переживаний.
Однако как много лет это было моей страшной тайной и болью! Именно тогда подсознание активировало программу «самонаказание за вину». Всегда и везде я чувствовала себя виноватой. По поводу и без него. Не один год я оставалась аномально стеснительной и постоянно мысленно гнобила себя: «Зачем я сказала это, зачем сделала то – какая же я дура!»
Сейчас у меня не существует таких мыслей. Но с юного возраста и примерно до 27 лет я жестоко отвергала себя. Один из глубинных мотивов булимии – то самое самонаказание за мнимое чувство вины!
Сегодня, при общении с девочками, даже мне очень непросто научить их отключать эту разрушительную и навязанную, придуманную виной, «схему мышления»…