В последние недели двери дома сэра Томаса Стаффорда почти не закрывались. Ежечасно кто-нибудь подходил к ним, дабы попросить аудиенции сэра Томаса и получить её, если на то была его воля. Таковыми посетителями были и последователи его учения, прибывавшие теперь из разных концов мира, и наивные просители милости знатного вельможи, и разгорячённые пустыми надеждами его партнёры по бизнесу, и даже совершенно незнакомые сэру Томасу личности. Как раз к последним и относились те незваные гости, что позволили себе навестить Стаффорда в это утро.
Впрочем, сэр Томас совсем не удивился, когда, войдя в свой кабинет, обнаружил там людей, которых никогда прежде не встречал. В последние дни незнакомцы составляли большую часть его посетителей. Разве что Стаффорда несколько заинтересовало то, что сегодняшние нежданные просители пришли вдвоём, хотя чаще всего посетители приходили к нему по одиночке. Грузный мужчина лет шестидесяти в дешёвом тёмно-сером костюме, который он нацепил, очевидно, намереваясь казаться более значимым, чем является на самом деле, с деланым вниманием изучал стоявшие в шкафу книги. Он очевидно нервничал, но старался не показывать виду и только изредка нетерпеливо поглядывал на массивную кабинетную дверь.
Его спутница, а это была дама, казалась намного спокойнее своего партнера. Она, деловито сложив ногу на ногу, сидела в кожаном кресле и лениво накручивала на пальчик пряди сухих, недавно осветлённых волос. Она казалась моложе своего компаньона лет на пятнадцать, но всё же уже была не столь юна, как ей бы того хотелось. Впрочем, это нисколько не мешало ей молодиться, о чём говорил её довольно яркий макияж и не по случаю эффектный наряд. Голубое платье этой дамы, сшитое из плотной, дорогой материи, вполне могло бы считаться деловым, если бы не глубокое декольте, не столько скрывающее, сколько демонстрирующее сомнительные прелести увядающего женского тела. На шее и запястьях она носила громоздкие, безвкусные украшения, в которых намётанный глаз Стаффорда сразу же определил дешёвые безделушки, что продаются в магазинах для небогатых, но желающих таковыми казаться, дам.
– В чём причина вашего визита? – едва войдя в кабинет, намеренно грубовато осведомился сэр Томас.
Оба незваных посетителя с первого же взгляда ему не понравились. Впрочем, в женщине и было что-то, что заставило сэра Томаса на секунду задержать взгляд. Этот факт не ускользнул от алчущих внимания глаз незнакомки. Вообразив, как положено любой уважающей себя женщине, что новый знакомый увлёкся ею с первого взгляда, она выпрямила спину и села так, чтобы её сомнительные достоинства стали лучше видны. Стаффорд криво усмехнулся, заметив эту перемену. Её очевидное желание произвести на него впечатление весьма забавляло сэра Томаса. Он любил такие игры.
– Позвольте представиться, – тем временем сказал толстяк, не замечавший или не желавший замечать изменений в поведении своей спутницы. – Аделрик Верстратен. А это моя супруга, Барендина.
Он указал на женщину и, торопливо отойдя от книжного шкафа, протянул руку Стаффорду. Сэр Томас холодно посмотрел на протянутую ладонь.
– Так что же вас привело сюда, Аделрик Верстратен? – спросил Стаффорд.
Так и не ответив на рукопожатие, сэр Томас опустился в своё кресло и указал гостю на место рядом с женой. Верстратен, смущённый неожиданной холодностью хозяина, стих и сел. Стаффорд едва заметно улыбнулся. В своём доме он любил быть королём. Ему нравилось вызывать у посетителей чувства неудобства и смущения. Да и кабинет его был специально устроен для этой цели. По приказанию сэра Томаса, потолок здесь был, искусственно завышен, вдоль стен стояли монументального вида шкафы, а на стене, что лучше всего открывалась взглядам посетителей, висел огромный портрет хозяина дома. К тому же рабочий стол Стаффорда находился на небольшом возвышении, что позволяло ему всегда смотреть на посетителей сверху вниз.
Сэр Томас облокотился на стол и по-кошачьи мягко опустил свой острый подбородок на сцепленные в замок ладони. И без того вздернутая бровь Стаффорда поднялась чуть выше, давая понять незваным гостям, что попусту тратить его время может быть весьма опасно.
– До меня дошли слухи, – Аделрик заговорил очень осторожно. Он почти не смотрел в глаза Стаффорду, а переключил внимание на собственные пальцы, которые по неизвестной ему самому причине пришли в хаотичное движение. Немыслимым усилием Верстратен попытался остановить бунт собственного тела, но проиграл в этой сложной битве. Посему он бросил бессмысленные попытки справиться с волнением и продолжил говорить: – Слышал, что вы интересовались квартирами, выставленными сейчас на продажу. У меня есть недвижимость, которая, я думаю, может вас заинтересовать.
Вопреки очевидному волнению тела, голос Верстратена не дрожал. Он говорил тоном весьма опытного дельца, но внимательный взгляд Стаффорда прекрасно улавливал то, что и сам Аделрик, и дама, что пришла с ним, стараются казаться теми, кем не являются. Удивительно, что личность, укоренившаяся в собственных пороках, всё же презирает подобные наклонности в других, особенно если демонстрирующий их человек, на взгляд этой личности, неумел и неискусен в этих вопросах. Как талантливейший художник презрительно смеётся над жалкими попытками своих менее даровитых коллег или даже сердится на них, полагая, что они позорят имя искусства, так и изысканный почитатель греха не может быть равнодушен к тому, что творят малоопытные его последователи. Именно попытка Верстатена показаться в глазах Стаффорда более значимым, чем он является на самом деле, убедила последнего в том, что он обязан наказать, так сказать, покарать этого глупого толстяка.
Как уже говорилось, сэр Томас Стаффорд являл собой довольно уникальную личность. Дело в том, что, обретя себя в пороке и безнаказанности, он искренне уверовал в то, что является своего рода мессией на земле. Ещё в юном возрасте, читая Библию, он по-своему увлёкся образом Христа. Высказанная в этой книге мысль о том, что настанет Судный день, когда Иисус снова явится в наш мир, дабы сотворить новое царство праведных людей, невероятно заворожила сэра Томаса. Вот только слова, что по задумке своей должны были заставить человека, узревшего их, чтить Закон Божий, в закостенелом грешнике возымели совсем иное действие. Стаффорд вдруг решил, что он и есть тот самый сын Божий, что он – будущий царь Новой Земли, и всем людям предназначено стать его паствой. Те разрушения и ужас, что предвещали строки Библии, рассказывающие о грядущем Судном дне, взывали к его потаённым желаниям, словно бы уверяя в том, что именно пороки воцарятся в новом мире. Он не боялся Божественного суда, ведь полагал, что сам будет его вершить. Сэр Томас считал, что является Христом и Дьяволом в едином обличии и что придет день, когда все люди на земле поймут, что между пороком и благочестием не такое уж и большое различие. Что многие праведники невероятно порочны в своей добродетели, а многие грешники добродетельны в пороке. Стаффорд создал и исповедовал собственную религию, которая за несколько лет с необычайной скоростью разлетелась по всему миру и исчислялась уже миллиардами последователей.
Пару лет назад, правда, идеям сэра Томаса был нанесён ощутимый удар. Он встретил Дьявола. Стаффорд, всё это время веривший, что он есть и Дьявол, и Иисус в едином лице, вдруг узнал, что это не так, что как минимум Дьявол существует вполне самостоятельно и что Иисус, вероятно, тоже где-то существует. Казалось бы, это удивительное открытие должно было толкнуть Стаффорда на путь к исправлению, напугать его, заставить задуматься. После этой встречи сэр Томас и правда потратил несколько часов на раздумья, но потом пришёл к неожиданному выводу – пусть Дьявол и существует, но в описании Судного дня Иисус может быть лишь неким собирательным образом понятия «сын Божий», и что он, Стаффорд, ощущая себя мессией, прав. Более того, появление Дьявола в его жизни есть не просто воля Всевышнего, но подтверждение особенной значимости его, Стаффорда, в этом мире. В этот момент сэр Томас окончательно уверился в том, что он – избранный, к тому же Дьявол никоим образом не пытался его в этом переубедить, что в очередной раз подтверждало убеждения Стаффорда. По крайней мере, так он сам решил.
Вообще, Дьявол несколько разочаровал сэра Томаса. Тот, о чьём коварстве и жестокости рассказывали удивительные легенды, на деле оказался весьма прост, если не сказать, скучен. Предложив Томасу договор и задержавшись рядом с ним на довольно долгий срок, Дьявол отнюдь не стремился принимать участие в «развлечениях» Стаффорда. Поначалу это весьма озадачивало сэра Томаса, но потом он решил, что Дьявол всего-навсего устал, выгорел, как бывает, выгорает художник или скульптор, что Дьявол, вероятно, и пришёл к нему с целью найти себе стоящую замену. Осознание этого дало Стаффорду новые силы и идеи для удовлетворения своих порочных изысканий.
Теперь же, взирая на Верстратена и его супругу и полагая себя обязанным покарать их за глупость и лживость, Стаффорд не столько выслушивал предложение Аделрика, сколько размышлял над тем, как правильнее и интереснее будет осуществить наказание для этих людей.
– Вот, посмотрите, – говорил Верстратен, настырно подсовывая Стаффорду какие-то бумаги и фотографии.
– Вижу, – сказал сэр Томас, переводя задумчивый взгляд с бумаг на лицо Барендины Верстратен. – Но сделки по картинкам я не заключаю.
Уголки губ Барендины слегка приподнялись, словно бы она приняла эту фразу на свой счёт. Это весьма позабавило Стаффорда.
– В ближайшее время я отправлю своего человека посмотреть эту квартиру, – сказал он. – После этого я дам вам точный ответ.
– Будем ждать с превеликим нетерпением, – Верстратен едва не подпрыгнул от удовольствия, услышав слова Стаффорда.
Постучавшись сегодня в дверь сэра Томаса, он надеялся, но всё же до конца не был уверен в том, что столь богатый и влиятельный человек, как Стаффорд, может всерьёз заинтересоваться этим предложением. О том, что сэр Томас начал скупать городскую недвижимость, ему рассказал знакомый, который, в свою очередь, узнал это от знакомого своего знакомого. Информация, полученная Верстратеном, очень походила на пустой слух, который он всё же решился проверить, так как упускать даже призрачный шанс свести знакомство со столь значимой особой было, по мнению Аделрика Верстратена, весьма глупо.
– Что ж, не смею вас больше удерживать, – сказал сэр Томас.
Ему отчаянно хотелось поскорее спровадить этих двоих, дабы вернуться к своим музыкальным наслаждениям. Верстратен же как будто не прочь был задержаться ещё, но, поняв недвусмысленный намек хозяина дома, поспешил к выходу. Барендина, очевидно, расстроенная малым вниманием к своей персоне, вздохнула и, дабы последовать за мужем, делано грациозно поднялась с насиженного места. Напоследок она бросила на сэра Томаса томно-загадочный взгляд.
– Я свяжусь с вами, как только решу, что это необходимо, – сказал Стаффорд им на прощание.
При этом он не смотрел ни на кого конкретно, так что каждый из его посетителей подумал, что фраза эта была адресована именно ему. Алчность Аделрика Верстратена вновь возликовала. Его супруга же ухмыльнулась и самодовольно вздёрнула подбородок, ошибочно полагая, что произвела своими красотами неизгладимое впечатление на столь богатого и успешного человека, как Стаффорд.