– Мусор!
Марианна подскочила на койке. Маркиза вошла в коридор вместе с арестанткой, отвечавшей за сбор мусора. Впервые за время заключения Марианну разбудило что-то другое, не скрежет ключа в замочной скважине.
– Так что, мусора нет? – прохрипела ответственная за уборку.
– Нет мусора! – буркнула Марианна и отвернулась к стенке.
Уборщица исчезла, но Маркиза впилилась внутрь. Двинулась прямо к койкам.
– Это вы – Эмманюэль Оберже? Я – мадемуазель Париотти. И я не люблю, когда мне портят жизнь, усекли?
Что сказать, манеры у Маркизы изысканные, она в совершенстве овладела искусством принимать вновь поступивших.
– Да, мадемуазель, – отвечала мадам Фантом.
– Превосходно! Надеюсь, мы с вами достигнем взаимопонимания. Если, конечно, вы не поддадитесь дурному влиянию заключенной, которая делит с вами камеру.
Марианна укрылась одеялом с головой.
– Это она делит со мной МОЮ камеру, – прогудела она замогильным голосом.
– Гляньте-ка! Мадемуазель де Гревиль нежится в постели!
Она со всей силы пнула ногой по матрасу, но Марианна не сдвинулась ни на миллиметр.
– Пора бы уже и встать, лентяйка! Я поведу вас в душ сразу после завтрака. Вы в первой группе… Не заставляйте себя ждать!
Она смоталась наконец. Марианна высунулась из укрытия. Когда-нибудь я ее убью. Если тебя вырывает из сна голос Маркизы, орущей: «МУСОР!» – весь день испакощен. Но есть вещи и похуже. Боль нарастала, выжимая из тела все соки. С головы до ног одна сплошная боль, ее надолго хватит. Даниэль не сплоховал. Даниэль…
Она поставила ногу на пол, протянула руку за пачкой сигарет и снова рухнула на свой тюфяк.
Бросив взгляд на зарешеченное окошко, обнаружила ясное небо, хотя солнце еще не добралось до серых строений.
При первой затяжке легкие сжались в привычном приступе кашля. Она пыталась сдержаться, сосредоточиться, но приступ был такой сильный, что, казалось, грудная клетка вот-вот разорвется пополам. Пронзительно взвизгнув, Марианна приложила руку к груди.
Все улеглось, и она обрела дыхание. Что все-таки произошло этой ночью?
Ее кожа хранила память. Память о коже Даниэля. Странные чувства. Странные желания. Смеяться и плакать одновременно. Как я могла? Он, наверное, уже напрочь обо мне забыл!
Марианна растоптала окурок на полу, пепельница стояла уж слишком далеко.
Нет, он наверняка думает обо мне, даже если лежит в постели с женой!
В голове у нее, словно шары на бильярде, с чудовищной силой сталкивались образы, эмоции, тревоги. Гнев, боль и радость сплелись в единый клубок. Она легла, слишком обессиленная, чтобы сидеть. Закрыв глаза, прокрутила фильм целиком. Его плечо, надежное, дающее утешение. Небритая щека: коснуться ее – истинное наслаждение для чувств, давно позабытое. Быть предметом столь сильного желания, вызвать такую реакцию, испытать столько наслаждения… С Тома она так и не изведала ничего подобного. Эта мысль задела ее. Надо же, чтобы все получилось так с мерзавцем-вертухаем! В гнусном карцере, в глубинах застенка… После боли – стыд. Как могла я отдаться подобным образом? Годами терпеливо выковывала броню, которая помогла бы выстоять в тюремном аду. До минимума сократить эмоции, ожесточить, укрепить душу, как в кузнице закаляется щит. Изничтожить все человеческие чувства, чтобы ненароком не захлестнули ее и не обратились против нее самой. Потратить столько лет, чтобы превратиться в монстра, способного выживать за решеткой. Но прошлая ночь… Одна только ночь, и крепостная стена, построенная на страданиях и ненависти, дала трещину. Марианна чувствовала, как ширятся щели, как проникают сквозь них страхи и слабости. Но нет, она сильная, она не позволит так легко себя одолеть! Она еще покажет себя. Покажет, на что способна!
Она судорожно комкала в руках одеяло.
Не плачь, Марианна. Ты не имеешь права хныкать. Нет у тебя такого права. Видишь, куда это тебя привело? Никогда не давать слабины, никогда не признаваться. Ничего страшного. Ты совершила ошибку, тем хуже. В конце концов ты одумалась, восстановила свое право, даже священное право! И это не изменило тебя, не превратило в кого-то другого.
Мадам Фантом выбрала именно этот момент, чтобы вылезти из укрытия. Гнев мгновенно вспыхнул у Марианны в глубине души, где и так все перевернулось и перепуталось. Вот она слезла… Поставила ногу на пол, как будто на грудь Марианне. Ходит, топчется по живому.
Эмманюэль направилась прямо в нужное место. Она все еще хромала, повязка сикось-накось, фасона доктора Шезо, украшала ее лодыжку. Марианна услышала, как мадам Фантом мочится. Утренняя тошнота гарантирована. Она накрыла голову подушкой, стала напевать первую песенку, пришедшую на ум. Как давно она не слушала музыку. Так и остановилась на песне, которую передавали по дорожному радио в тот роковой момент, когда…
Эмманюэль уже залезла на свой шесток. Марианна вперила взгляд в грязную стену камеры. Я все-таки самая сильная. В этом никакого сомнения. Я подчинила начальничка, словно вампир, напилась его крови! Теперь он будет валяться у меня в ногах! Ну вот, опять все мешается в моем бедном, на грани истощения мозгу. Вдруг, наоборот, он станет меня избегать, не будет больше приносить дурь! Нельзя было этого делать! Но тогда бы я никогда не изведала… Такой страсти, нерассуждающей, необычайной! Невероятное отступление, скобки посреди обыденной пустоты.
Она снова заплакала, тихо. Укрывшись под одеялом. Одиночество, более жестокое, чем то, к которому она привыкла. Марианна впилась зубами в подушку, чтобы та, другая, ничего не услышала. Перед ней не показывать вида, не показывать вида ни перед кем. Несколько долгих минут, чтобы вырвать с корнем опустошительное страдание. Задушить его. Покончить с ним.
Не думай больше об этом, Марианна. Веди себя так, будто ничего не было. Будто ничего не случилось.
Солнце высунуло нос из-за колючей проволоки: ничего не изменилось. Та же вышка, на ней вооруженный охранник, целящийся во внутрь периметра, готовый стрелять при попытке к бегству. Марианна вытерла слезы простыней. Она даже не могла глубоко вздохнуть. Боль была нестерпимой. Ее бил озноб, такое ощущение, будто она лежит голышом. Она дрожала мелкой дрожью, стучала зубами. Пощупала лоб: влажный, слишком горячий.
Должно быть, этот говнюк сломал мне ребро! Надо найти способ отыграться. Тем более что он лишил меня свидания! А я хотела пойти… Теперь что говорить, они не вернутся…
Дверь камеры снова открылась.
– Завтрак! – пролаяла Маркиза.
Мамочка поставила блюдо на стол с театрально радушным видом. Марианна остереглась показывать ей свое побитое лицо. Тем не менее придется предстать перед взглядами окружающих. Жаль, что она больше не в одиночке.
Две кружки теплого кофе из цикория, два ломтя хлеба, две крошечные пластинки масла. Дверь быстро захлопнулась, остался этот королевский банкет.
Первая трапеза в компании мадам Фантом.
Она обещала Даниэлю. Когда он притащил ее в камеру посреди ночи. Как надоевшую вещь, от которой нужно отделаться. Нет, он в последний раз поцеловал ее перед дверью. Такой поцелуй не забудешь… Обещала, что оставит мадам Оберже в покое. Или по крайней мере, не нанесет ей телесных повреждений. Марианна уже не помнит. Да и не хочет вспоминать. С каких это пор, если уж на то пошло, я стала щедрой на обещания?
Эмманюэль так и не спустилась со своей высоты: одна мысль о том, чтобы столкнуться с сокамерницей, очевидно, страшила ее. Тогда Марианна встала, восхищенная тем, что можно позавтракать в одиночестве. Она сгибалась пополам от боли, пронизывающей все тело, но поесть было нужно, за последние тридцать шесть часов она не проглотила ни куска. Намазывая масло на хлеб, она услышала, как задрожала лесенка за ее спиной.
Вот черт! Этого не хватало! Не могла подождать, пока я поем? Эмманюэль окаменела, гротескно разинув рот.
– Чего тебе? – прошипела Марианна. – Хочешь мою фотку?
– Ваше лицо…
– Что, мое лицо? Рожа моя ее не устраивает, надо же! Мне портрет попортили, если хочешь знать. Из-за тебя, мерзавка!
Эмманюэль мешком опустилась на стул, а Марианна вернулась на койку, прихватив кружку и хлеб с маслом. Невозможно есть на глазах у этой. Мадам Оберже вращала ложкой в цикорном кофе машинально, со скорбной миной, устремив взгляд в пустоту. Этот обычный звук вывел Марианну из себя.
– Ты будешь сто лет вертеть этой ложкой? Хочешь, чтобы я тебе ее затолкала в глотку?
Эмманюэль торопливо выхлебала гнусное пойло, проглотив заодно впечатляющее количество разноцветных таблеток, достаточное, чтобы усыпить целый полк легионеров. Знает толк в антидепрессантах и анксиолитиках эта мадам Фантом!
Тогда Марианна завладела ее порцией. Она так проголодалась, что проглотила бы что угодно.
– Главное, помалкивай! – пригрозила она. – Вчера мне забыли принести поесть… Просто набили морду! Так что ты мне уступишь свою долю, верно?
Марианна вернулась на свое лежбище насладиться трофеем. Та, другая, все равно тощая! Куском больше, куском меньше – какая разница. И потом, должна же быть хоть какая-то польза от сожительства.
– Мне очень жаль, – пробормотала Эмманюэль. – Я не хотела, чтобы вас избили… Я вас не выдала, клянусь!
– Заглохни! – велела Марианна, отщипывая от ломтя кусочки. – Люблю жрать, когда тихо. А свои извинения засунь знаешь куда? Понятно?
Эмманюэль дернулась, как от пощечины, и опустила глаза в кружку. Марианна открыла окно и выкурила вторую сигарету, стоя в квадрате света. Но очередной приступ кашля скрутил ее. Она бросила окурок, завопила от боли, схватилась за изголовье и рухнула на матрас с лицом, искаженным от усилия. Она прикусила губу, рана открылась, кровь текла по подбородку, затекала на шею.
Лежа с закрытыми глазами, она пыталась выровнять дыхание. Разомкнув веки, увидела Эмманюэль, склонившуюся над ней, и подскочила на месте.
– Хотите, позову надзирательницу?
– Отвяжись! Мне никого не нужно, особенно такой преступницы, как ты! Ты – гадина, убившая собственных малышей! Ты думала, я не в курсе!
– Я запрещаю вам так говорить! – вдруг заорала Эмманюэль во весь голос.
Марианна приподнялась, сжала кулаки, в изумлении от нежданного мятежа. Кровь в бешеном темпе заструилась по жилам. Мадам Фантом огрызается? Сейчас увидит, из какого я сделана теста!
– Ты ничего мне не запретишь, тебе не пристало даже разевать твою грязную пасть…
– Вы ничего не знаете! Не знаете ничего! Я просто хотела… Я…
Она разразилась рыданиями, не закончив фразы.
– Ты просто хотела от них избавиться? Вот и чудненько, все получилось! Браво! И… Было ли тяжело убивать ребятишек? Тебе понадобилась помощь или сама справилась?
Свою тираду Марианна завершила мерзкой улыбочкой. Тронь меня – и получишь сдачи! Вот только теперь битый час придется слушать, как она хнычет, будто прищемила палец в двери! Невыносимо.
Марианна уже собиралась снова лечь, когда мадам Фантом ринулась в атаку, без предупреждения или объявления войны. Она швырнула стул по направлению к койке с силой, какой нельзя было ожидать от ее тоненьких ручек. Марианна прикрыла лицо, но удар попал в цель. Зомби набросилась на нее, выставив все свои когти. Впавший в истерику демон. Марианна, ошарашенная, не успела встать. Эмманюэль прыгнула на нее, вдавила колено в ребра, вырвав крик боли. Потом надавала пощечин, расцарапала лицо; затем схватила за волосы и стала бить головой о стену. Марианна ответила ударом правой в лицо и наконец освободилась. Вскочив на ноги, прижала Эмманюэль к стояку двухъярусной койки и стиснула в кулаке ее хрупкую шею. Мадам Фантом медленно задыхалась, словно в объятиях боа констриктора. Она обеими руками вцепилась в запястье Марианны. Но ничто не могло заставить ту ослабить хватку. Ничто.
Эмманюэль видела, как ее собственная смерть отражается в темных зрачках Марианны, словно в ужасающем зеркале. Столько ликования во взгляде, столько разрушительной силы в руке! Марианна плавно подняла ее, так, что она касалась пола только кончиками пальцев.
– Хочешь, чтобы я убила тебя? – прошептала она. – Ты этого хочешь? Если я тебя уничтожу, у меня, знаешь, будут большие неприятности… Но это, по сути, не страшно. По крайней мере, меньше пакости останется на земле. И камера будет только моя…
Эмманюэль задергала ногами в пустоте. Глаза ее, готовые выскочить из орбит, наполнились страхом. Губы посинели.
– Что с тобой такое? – продолжала Марианна ледяным тоном. – Тебе страшно? Не хочешь последовать за твоими детишками? Как думаешь, было им страшно, когда ты их убивала?
Ее ноги перестали дергаться, глаза закатились. Марианна выпустила добычу и теперь смотрела, как та медленно валится на пол, а потом вдыхает частичку воздуха с ужасающим шумом. Будто включили пылесос. Эмманюэль поднесла руки к горлу, закашлялась, отхаркиваясь прямо на свое красивое платье цвета слоновой кости.
– Еще раз так сделаешь, я тебя убью, – холодно объявила Марианна. – Хорошо дошло?
Мадам Фантом кивнула, поскольку голосовые связки еще не работали.
– Надзирательница придет с минуты на минуту. Ты сейчас встанешь, смоешь кровь, которая у тебя течет из носа… Если она спросит, что с тобой стряслось, скажешь, что поскользнулась и стукнулась о раковину, усекла?
Снова кивок, несомненно означающий согласие.
– Вот и ладно.
Марианна прикурила новую сигарету. От резких движений боли усилились, но пришло какое-то удивительное умиротворение. Она не убила. Только чуть-чуть пустила кровь. Я совладала с собой.
Эмманюэль, качаясь, проследовала в туалет, смыла багровые следы с лица. Попыталась также застирать платье. Не вышло. Она тотчас же забилась в дальний угол камеры.
Дверь снова отворилась.
– В душевую! – орала Маркиза из коридора.
Марианна обула старые вьетнамки, сложила туалетные принадлежности и чистое белье в пластиковый мешок. Первый душ в обществе других женщин. Еще одна привилегия одиночного заключения, о которой она будет горько сожалеть!
Она вышла в коридор, где уже дожидались восемь заключенных. Маркиза подошла с своей обычной садистской миной. Перманентный макияж, сделанный в демоническом салоне красоты.
– Что с тобой стряслось, де Гревиль? Тебя проучили?
– Просто Гревиль, – отозвалась Марианна с олимпийским спокойствием. – И нет, меня не проучили. Я просто упала с лестницы.
Тогда и все девушки обратили внимание на распухшее лицо Марианны. Иные захихикали. Ведь развлечений так мало. Тут смеются над чем угодно.
– Больше похоже на то, что ты получила хорошую взбучку! А я-то думала, что ты умеешь защищаться, де Гревиль!
– Просто Гревиль… И я упала с лестницы, надзиратель.
– И где же твоя маленькая подружка?
– Нет у меня никаких подружек, – сухо отрезала Марианна.
– Сходи за ней.
– Я вам не прислуга…
– Сходи за ней. Иначе останешься без душа.
Марианна поколебалась, но все-таки вернулась в камеру, где мадам Оберже валялась на полу, как древняя мумия.
– Тебя все ждут. Пошевеливайся.
Та отрицательно покачала головой. Марианна грубо схватила ее, подняла с пола.
– Нет, ты пойдешь! – вскричала Марианна, встряхивая ее, как мокрый пучок салата. – Еще не хватало, чтобы ты мне провоняла всю камеру! Бери полотенце и шевели булками!
Марианна вышла в коридор, уверенная, что мадам Фантом послушается.
– Ну что? – спросила Соланж.
– Идет.
– Превосходно! Чем дольше мы тут стоим, тем меньше времени у вас останется в душевой!
Девушки запротестовали. Соланж смаковала маленькое утреннее удовольствие. Эмманюэль наконец показалась в коридоре. Марианне вдруг стало ее жалко. Неожиданное чувство, которое она мигом загнала в самую глубину своей души, черной и жесткой, как каменный уголь. Заключенные разглядывали новенькую с бесчеловечным любопытством. Несколько издевательских реплик насчет ее платья, и весь отряд строевым шагом отправился в душевую. Сначала нужно было пройти через квадратную комнату отвратительного вида: ржавые трубы, облупившийся фаянс, черная плесень, покрывающая стены и потолок. Кислая вонь, от которой спирало дыхание. Надзирательница заперла решетку и уселась прямо за ней, на деревянную скамью, ни дать ни взять чтобы смотреть представление. Десять душевых отсеков. Два ряда по пять, разделенные узким проходом. Никакой возможности уединиться.
Марианна разделась. Девушки перестали болтать, их ужаснуло зрелище ее тела, покрытого синяками. Даже Соланж приникла к решетке, чтобы получше рассмотреть.
– Это тебя вертухаи так отделали? – прошептала одна из заключенных.
– Нет, банда домовят! – ответила Марианна.
– Разговорчики! – рявкнула Маркиза. – У вас осталось десять минут!
Снова протесты. Но это позволило избежать щекотливых вопросов. Эмманюэль, забившись в уголок, казалось, стеснялась раздеваться перед посторонними. Соланж рявкнула снова:
– Чего вы ждете, Оберже? Собираетесь принимать душ в одежде?
Она сняла платье, когда все остальные уже пошли мыться. И побрела искать свободный отсек. Остался самый дальний, разумеется. Марианна щедро намылилась, нужно было поторопиться. Но боль сковывала ее, кое-где было невозможно прикасаться к коже. Мимо прошла мадам Фантом, с полотенцем вокруг талии, одной рукой прикрывая грудь. В другой руке она несла платье, будто боялась, что его украдут, и ей придется возвращаться голой. Худоба ее была поистине ужасающей. Мало-помалу от чуть теплой водицы боль унялась. Смыть с себя сомнения, последние следы преступления. Немного шампуня в волосы, еще раз ополоснуть. Она не сняла вьетнамок, ее вещи были надежно завернуты в пластиковый пакет. Не касаться пола и стен, где кишели микробы и всяческие грибки. Невидимые, но неистребимые.
Маркиза постучала ключами по решетке.
– Конец! – заорала она. – Все выходят!
Марианна еще немного постояла под струей, ловя мимолетное наслаждение, а вот девушка в отсеке напротив была вся покрыта мыльной пеной. Метиска с великолепной кожей, с завидными формами. Марианна вдруг почувствовала себя жутко безобразной. Лучше не пялиться на нее. Не зарабатывать комплекс. Так или иначе, здесь нет мужиков. Для кого тогда быть красивой? Только не думать о том говнюке. Не думать о нем, о том, что он с тобой сделал. Она проворно вытерлась, чтобы не простудиться в этом чудном уголке, где сроду не топили. Завернувшись в полотенце, вышла, чтобы одеться, в комнату, огороженную решеткой. Но двоих заключенных не хватало. Мадам Фантом и топ-модели.
Маркиза решила перекрыть воду, из душевых отсеков раздались вопли.
– Я не ополоснулась! – кричала метиска.
– Нужно было поторопиться! – отвечала Соланж с противной ухмылочкой.
Явилась мадам Фантом, уже одетая. В том же светлом платье, только промокшем, безжалостно облепившем костлявое тело. Пришла и метиска, с шампунем, сверкающим в волосах, и ее товарки залились смехом. Будет ей развлечение – полоскать свою гриву над раковиной в камере! Марианна тоже усмехнулась, а Соланж открыла решетку:
– Давайте живо, мне еще других сучек вести на помывку!
Девушки прекратили смеяться и вереницей покинули комнату. Но метиска остановилась, поравнявшись с охранницей:
– Вы не имеете права так разговаривать с нами! Другие надзиратели так с нами не разговаривают!
– Мадемуазель кофе-с-молоком встала сегодня не с той ноги? Может, у нее месячные?
– Я поговорю с начальником! Расскажу ему, как вы с нами обходитесь!
– О! Да она меня почти напугала, барабанная шкура!
Марианна следила за стычкой, прислонившись к стене. В кои-то веки не она явилась причиной переполоха!
– Есть свидетели, которые подтвердят твои клеветнические обвинения? – насмехалась Соланж. – Кто-нибудь что-нибудь слышал?
Она прошлась вдоль шеренги, заглядывая каждой в лицо. Все отводили взгляд.
– Может быть, мадемуазель де Гревиль что-нибудь слышала?
– Нет, – холодно отрезала Марианна.
Соланж задрала голову с триумфальным видом:
– Смотри-ка, никто, кроме тебя, не слышал этих недопустимых слов… Твое свидетельство против моего. Но чего стоит свидетельство шлюхи, которую подобрали с панели?
– Я. Я слышала, – произнесла Эмманюэль.
Марианна в изумлении воззрилась на нее.
– Кто это сказал? – рыкнула Маркиза.
– Я! – быстро выскочила Марианна.
Эмманюэль уже открыла рот, но Марианна ей вывернула запястье и что-то прошипела в ухо. Соланж встала лицом к лицу со своей вечной заклятой антагонисткой.
– Десять секунд назад ты ничего не слышала, де Гревиль!
– Просто Гревиль… Ну, вообще-то, кажется, я расслышала, что вы вроде бы ее назвали барабанной шкурой… А нас всех обозвали сучками.
– Тебе вчера мало досталось? Хочешь еще раз упасть с лестницы?
– Я сказала, что это слышала, но не сказала, что стану повторять.
Соланж саркастически усмехнулась, празднуя победу:
– Вот и хорошо: вижу, ты начинаешь понимать! Видно, время от времени падать с лестницы тебе идет на пользу!
Метиска подавила гнев, и десять овечек отправились в путь к своим камерам.
Эмманюэль открыла свой ящик взять вещи. Единственную смену одежды. Джинсы и футболку цвета хаки. Совсем другая женщина.
Марианна растянулась на койке. Стуча зубами, она курила уже третью сигарету.
– Почему вы выступили в мою защиту?
– Я тебе велела не заговаривать со мной, – отрезала Марианна, не повышая голоса.
– Я хочу знать… даже если вы попробуете снова меня задушить.
Марианна вздохнула:
– Не стоит противостоять Маркизе… Париотти. Так ее здесь прозвали.
– Не понимаю почему. В ней нет никакого благородства!
– Маркиза де Сад! – уточнила Марианна. – Стало быть, не стоит с ней вступать в конфликт. Это первостатейная гадина. Будешь ей возражать – горько пожалеешь.
– Почему вы сделали это ради меня?
– Ничего я ради тебя не делала! – поправила ее Марианна даже с каким-то напором. – Просто хотела прекратить заваруху: очень надо мокнуть два часа в гнилом коридоре. Развлеклась, ничего больше! И потом, люблю посбивать спесь с Маркизы. С тобой она бы расправилась в два счета! Порвала бы тебя на клочки за десять секунд. Тебя бы и лилипутка одолела!
– Как она оскорбила ту девушку! Как говорила с нами! Это… неприемлемо. Об этом нужно заявить!
Марианна расхохоталась, но быстро перестала, из-за боли.
– Неприемлемо? Заявить? Но кому, черт! Как ты думаешь, куда ты попала? В отель «Георг Пятый»? Думаешь, можно пожаловаться на персонал? Я, наверное, сплю! Галлюцинирую! Ты в тюрьме, зомби!
– Не называйте меня так!
– Ты в ТЮРЬМЕ! – отчеканила Марианна. – Здесь ты всего лишь порядковый номер в книге регистрации, и больше никто! Здесь у тебя нет никаких прав! НИКАКИХ ПРАВ, усекаешь? Впрочем, скоро сама убедишься. А пока притормози.
Эмманюэль зашнуровала кроссовки и принялась кружить по камере.
– Вам нужно в санчасть, – вдруг выпалила она.
– Черт! – сквозь зубы процедила Марианна, поворачиваясь к стене. – Заткнешься ты сегодня или как?
– Вы ранены, и…
– Не твое дело! ЗАТКНИСЬ, ГОВОРЮ!
– Можно взять у вас книгу?
– Бери что хочешь, только дай мне спокойно поспать, ради господа!
– Спасибо. Большое спасибо…
Марианна исчезла под одеялом. Дамочка не продержится и десяти дней в этих джунглях. Попадет в психушку или полезет в петлю. А может, ее исхудалое тело не выдержит. Естественная смерть, очень просто. Тем лучше. Так она, Марианна, скорей от нее избавится.
Но пока именно Марианна стучала зубами и дрожала, как листики акации во дворе, когда приближается зима.
Может быть, зима приближается и для меня тоже.