– Мар, ну! – тычет в бок Назар. Два других моих друга – Антон Дубина и Арсений Брагин, топчутся тут же.
– Не могу. Потерпите еще час-полтора.
Отец дает прием в честь моего тридцатилетия. Я обижу родителей, если просто так сдернусь. Мужики синхронно стонут. Здесь им скучно. Не спасает даже знаменитое кавказское гостеприимство, потому что так же сильно оно обязывает. Вести себя сдержанно и достойно. А мужики хотят дурить. И толку, что взрослые дядьки?
– Чего хоть ждем? Я уже обожрался. Обпился… – жалуется Антон.
– Теперь главное – не обоссысь, – ржет Назар.
Смотрю на эту троицу с иронией. Хочется тоже бросить что-нибудь эдакое. Скабрёзное. Чтоб от них не отставать. Но я в доме родителей. Это сдерживает. Я хорошо воспитанный мальчик. Гордость отца.
– Марик…
– Мама…
– Зара Джамильевна, – заискивающе улыбаются мужики. Мама у меня – красавица. Однажды мы чуть не сцепились с Назаром. Он ляпнул в ее адрес что-то недопустимое, не со зла, конечно, но я закусил удила. Все же разница культур иногда дает о себе знать, хотя в большинстве своем мы уже разобрались, что можно, а что – харам. Мужики у меня понятливые. Деликатные даже, пусть порой в это сложно поверить. Кланяются, загребущих лапищ к маме не тянут. Трогать чужую женщину – харам.
– Мальчики, – улыбается мама. Некоторым мальчикам хорошо за тридцать. Но против такого обращения они не возражают. Только в ответ тянут губы. – С тобой отец хочет поговорить.
Оглядываюсь на мужиков. Те вздыхают, понимая, что продолжение праздника теперь откладывается на неопределенный срок. Мама, замечая это, улыбается шире. Мама все про меня понимает. Мама мудрая…
– Иди, потом сразу можешь уехать. – Её улыбка гаснет. Та-а-ак. С чего бы вдруг?
– Я должен к чему-то подготовиться?
– Отец сам все тебе расскажет.
Пропускаю маму в приоткрытые двери.
– Мам?
– Это мужской разговор.
Склоняю голову. Мама целует в лоб. Мужской – так мужской.
– Отец…
– Заходи, Марат. Как ты?
– Все хорошо. – Усаживаюсь напротив в кресло. – Спасибо за вашу речь в начале вечера. Я тронут.
Это правда. Отец был хоть и сдержан, но дал понять, что в самом деле мною гордится. Это важно. Я давно перерос те проекты, которые он мне до этого поручал, и надеюсь, что теперь, когда я проявил себя лучшим образом, мне, наконец, доверят семейный бизнес. Или хотя бы одно из его направлений.
– Заслужил. – Отец настроен добродушно, я чуть расслабляюсь. – Ты хорошо справляешься с делами.
– Спасибо. У меня перед глазами достойный пример. Как там у нас говорят? Лучше сиди там, где нет Аллаха, чем там, где нет старшего?
– Не всякому чужой пример помогает. Я же могу не переживать за дело своей жизни. Это дорогого стоит.
– Я не подведу.
– И тут у меня нет сомнений. Теперь меня в гораздо большей степени волнует другое.
– И что же?
Отец помешивает в хрустальной армуде чай. Аромат наполняет комнату. Моя бабушка говорила, что в доме всегда должно пахнуть уютом, чтобы гость не захотел из него уходить. Я уношусь в детство, в воспоминания. Отец тоже как будто никуда не спешит. Вместо прямого ответа на мой вопрос он заходит издали.
– Зара говорит, что это все слишком на тебя давило.
– Я не жалуюсь.
– И не жаловался никогда, да. Но твоя мать уверена, что из-за слишком большой ответственности, которую на тебя наложило наследие, ты упустил нечто важное.
– И что же? – я пытаюсь не хмуриться, но мышцы так и сводит.
– Тебе тридцать. А ты не женат.
Ну, мам! Блин… Что за подстава?
– Это дело нехитрое.
– И все же. Плохо то наследство, которое некому передать.
Это ж мы теперь и о детях, так? Вот и как я настолько влип?! Все же хорошо было.
– Отец, вы сейчас к чему-то конкретному клоните?
– Тебе надо жениться.
Кому надо? Да какого хрена вообще?!
– Не на ком, – выкручиваюсь.
– Да что ж, мы тебе не найдем невесту? У Алима две дочери. У Фариза. А у нас с ним, кстати, один проект.
– Отец…
– Хорошие чистые девочки.
Да ну что такое-то?! Почему мне кажется, я в ловушке?
– И? Я же ни одну из них даже не знаю.
– Познакомитесь. Я твою мать вообще впервые на свадьбе увидел. И ничего, как видишь, счастлив.
Хочется спросить, не должен ли я быть благодарен за то, что я все-таки увижу невесту до свадьбы, но хамить отцу – последнее дело. Я так не унижу. Ни его, ни себя.
– Вы уже все решили, да?
– Решать это лишь тебе.
Слова-слова…
– Я подумаю.
– Фариз с семьей в скором времени будет здесь. Мы могли бы устроить встречу.
Кто бы сомневался?
– И тогда, полагаю, никто не стал бы возражать, если бы ты возглавил проект в Беляево.
– Вы серьезно?
– Ты же знаешь, что Фариз готов туда вложиться. Он будет только рад доверить руководство своему зятю.
В ушах звенит. Не могу избавиться от ощущения, что с этим звуком захлопывается ловушка, в которую я попал.
– Кстати, ты уже видел, что там происходит?
– Где? – туплю, смаргиваю упавшую на глаза пелену. Мне пипец как неспокойно. Эмоции душат. Но я мужчина. Эмоции – роскошь, которую я не могу себе позволить.
– В Беляево. Там под снос попадает то ли древний лагерь какой-то, то ли обожаемая местными база отдыха. Люди протестуют. А нам это не надо.
– Я разберусь, – пожимаю плечами. Раз проект мой, то мне все и улаживать.
– Разберись, – кивает в ответ отец. – И желательно побыстрей. Лишний шум нам не нужен. Ну, что мы все о делах? Пойдем веселиться? Гости, небось, заждались дорогого именинника. Жаль, Фариз не успел к празднику.
Да твою же! Теперь ведь не слезет с этой темы. Не стоило и рассчитывать.
Выходим из кабинета. Мужики мои ошиваются тут же. Дверь не была закрыта. Вполне возможно, они слышали наш с отцом разговор. Вон, как настороженно на меня пялятся. Отец проходит мимо, хлопнув каждого по плечу. Он поначалу к нашей дружбе отнесся довольно настороженно, но потом оттаял. Эти трое хоть и славятся своим умением гульнуть, в общем-то, даже это делают по уму.
– И че теперь? – спрашивает Антон, глядя в спину отцу.
– Да че теперь, – усмехаюсь горько.
– Марат, – моей руки касаются тонкие пальчики. Оборачиваюсь. Мама… Даже если это все и благодаря ей, не могу обижаться. И своего недовольства показать не могу.
– Мама… – склоняюсь.
– Я не так это все себе представляла, – вздыхает она.
– Ну, теперь уж как есть, – пожимаю плечами.
– Я даже не думала, что отец так вцепится в эту идею. Просто поделилась с ним своими опасениями на твой счет.
Мужики тактично отходят чуть дальше, тем не менее, грея уши.
– Не знал, что у тебя есть какие-то опасения.
– Ты слишком зациклен на работе. В жизни есть и другие радости. Мне так жаль, что они тебя миновали…
В понимании мамы радость – это семья. Ну… Если она такая, как у них с отцом – это действительно радость, кто ж спорит? Затык в том, что я еще не встретил той женщины, с которой у меня может быть так, как у них. И что-то мне подсказывает, с Фаридой так тоже не будет. Погуглить ее, что ли? То, что у нас до сих пор свадьбы устраивают родители, не отменяет того факта, что мы живем в двадцать первом веке.
– Я счастлив. У меня все хорошо.
– Ты не обижаешься?
– Мам… – закатываю глаза.
– Я хотела как лучше.
– Я знаю. – Мама нежно ведет ладошкой по моей гладковыбритой щеке. Зажмуриваюсь. Наклоняюсь опять. Опять целует в лоб. Я не обижаюсь. Нет. Родители – это святое.
– Ладно, идите уже. Вижу ведь, как не терпится.
– Отец не расстроится?
Мама качает головой. Богатые золотые серьги колышутся. Так, вблизи, конечно, на лице мамы видны тонкие морщинки. У глаз, в уголках губ. Но издали ее запросто можно принять за мою ровесницу. Говорят, мальчики ищут в жене маму, если так, где мне найти такую красавицу? Отцу несказанно повезло. Уходит, обдавая меня знакомым с детства парфюмом.
– Царица, – глядит ей вслед Тоха.
– Слюни, – напоминаю я.
– Да я ж ничего такого!
– Именно поэтому я тебе еще не втащил. Пойдемте уже, пока я окончательно не загнался.
– Дык, пойдем. Мы уже пару часов тебя умыкнуть пытаемся.
– Считайте, вышло.
Идем хищной стаей к выходу. Изредка останавливаемся с кем-нибудь перекинуться парой слов.
– Мар!
Торможу.
– Лала! Ты что здесь делаешь? Мама знает?
– Т-ш-ш. Я просто одним глазочком хотела посмотреть на гостей! Все такие красивые!
Обнимаю сестру. Ей всего двенадцать. После моего рождения мама беременела еще несколько раз, да так и не могла выносить. Лала стала настоящим подарком современной медицины.
– Ты тоже красивая!
– Ага, – закатывает глаза.
– К себе беги, пока тебя родители не спалили.
– Ладно. С днем рождения, братик! Антон, Назар, Арсений… кланяется каждому, проходя мимо моих друзей. Антон делает ей «сливку», но заметив мой взгляд, одергивает руку. Машу, мол, норм. Она ж ребенок, не девушка. И уже беспрепятственно выходим на улицу. Жарко. Смрадно. Раскаленный асфальт, выхлопные газы – все прелести мегаполиса.
– Ну что, в клуб?
– Только недолго. Ты же слышал, мне завтра тащиться в Беляево.
– Не. Не слышал. А что там?
– Какой-то пикет против сноса очередной заброшки.
– Забей. Постоят – разойдутся. У вас все уже на мази, как я понимаю?
– Все разрешения имеются.
– Ну, так вот. Забей – говорю ж. Давай лучше как следует оторвемся. У тебя это, может, последний шанс.
– Не напоминай, – закрываю глаза.
Мужики нервно ржут. Заталкиваемся в машину. Открывается бар. Я пью редко и обычно немного, но тут сам бог велел. Хочется расслабиться. Не так, чтобы потерять контроль, но чтобы не думать о предстоящем. Мужики болтают, не затыкаясь, видимся редко, бизнес отнимает кучу времени. Болтовня отвлекает. В клубе какие-то девочки, все хорошо. Можно даже уехать с одной из них. Вон та, темненькая, ничего… Но все-таки не настолько хороша, чтобы я предпочел ее, а не сон. Вымотался я в последние месяцы просто невозможно. Сжег себя, стараясь угодить отцу. Еще и собственный проект начал, из которого непонятно что выгорит. Говорить о нем, нет? Попытаться самому выстроить? Как-то тесно мне было, свои амбиции душили, вот и начал. А тут вроде как, наконец, отец решил полностью мне довериться. Теперь хоть разорвись.
Нет. Спа-а-ать. Извини, девочка. Прощаемся. Еду домой. Снимаю костюм, аккуратно развешиваю, пусть ему прямая дорога в химчистку, и можно было не утруждаться, привычка к порядку дает о себе знать. Проваливаюсь в сон, едва голова касается подушки. Кажется, только уснул, как телефон будит.
– Чего? – не глядя на номер.
– Марат Маратыч, у нас ЧП.
Встаю резко, так что в голове кружится.
– Что за ЧП?
Оказывается, идиоты в Беляево решили нагнать техники, несмотря на протест. Люди решили, что заброшку тут же сносить начнут. Завязалась потасовка с местными активистами. Несколько пострадавших в больнице.
– … а там какие-то девахи понаехали и…
– Так, стоп. Какие девахи?
– Блогерши недоделанные. Экоактивистки долбаные. В общем, такой подняли шум, что мы во всех новостях.
– Слишком много нелестных прилагательных, – одергиваю я и тут же добавляю: – Каким боком экоактивистки к стройке? Там же никаких заповедников нет. – Встаю, шлепаю в кухню. Без чашки кофе мне это не переварить. – Может, от конкурентов подгон, Миш? Что СБ?
– Да роют, что… Вроде как стихийно все получилось. Но лучше перебдеть.
– Это точно. А пострадавшие? Там насколько серьезно?
– Не-не, тут не переживайте, до жести не дошло.
– Все равно. Помощь, деньги на лечение… Это организуй.
– Так не мы же их под бульдозер толкали, Марат Маратыч.
– Не мы. Но мы виноваты в том, что до такого вообще дошло. Приеду – будем разбираться, как так вышло. Да и вообще. Не обеднеем. Закрыли разговор.
– Да мы тут сами можем…
– Вижу я, как можете, – хмыкаю.
– Марат Маратыч…
– Я туда все равно собирался сегодня.
– Вас лучше не светить. СБ опасается, как бы чего не вышло.
– Я по-тихому приеду. Рожа моя в прессе не особо мелькала. Никто ничего не поймет.
– Но Марату Арзасовичу…
– Отец поручил этот проект мне, – цежу. – Сейчас подъеду, посмотрю, что там за блогерши, с которыми мои люди не могут справиться.