В камере для приговоренных воняло кошками.
Здесь не водились крысы и тараканы, за что Иоганн Кабал – некромант, пользующийся дурной славой в определенных кругах, – был благодарен. Однако ради отсутствия вредителей приходилось терпеть целую армию кошек, что совершенно безнаказанно проникали внутрь и сновали по подземельям замка Харслаус. Откидные окошки для них были сделаны даже в дверях камер. Ни для кого не было секретом, что стражники придерживались куда более высокого мнения о животных, чем о заключенных. После того, как Кабалу устроили экскурсию по помещениям – она заключалась в том, что его спустили с лестницы и наорали на него, – у него не осталось сомнений, что любой вред, нанесенный усатым, вернется ему сторицей.
И вот теперь он – весь покрытый шерстью, оставленной бессчетным числом поколений кошачьих, гордившихся своей шкурой, – сидел и ждал, когда у властей найдется минутка, чтобы его казнить. Наверное, все могло сложиться гораздо плачевнее, однако, как Кабал ни смотрел на ситуацию, он никак не понимал, куда уж хуже. Поэтому он принялся размышлять о том, как вообще попал в подобный переплет. Строго говоря, искусство некромантии заключалось в том, что вызывали души умерших и, задавая им вопросы, с их помощью предсказывали будущее. Кабал считал этот способ довольно убогим. У мертвецов было неплохо с историей, чуть хуже они разбирались в настоящем, а уж в том, что касается грядущего, оказывались вообще бесполезны. На то они и трупы. Но именно такое определение давали некромантии словари.
Однако с годами стало ясно, что прекрасные слова «некромантия», «некромант» и «некромантский» растрачиваются на бесполезные определения – тогда у лексической группы проснулась совесть, и она слегка сместилась в сторону более интересного обозначения. «Магия, связанная с мертвецами» звучало солидно. Вызывать призрак тетушки Матильды, чтобы узнать, какие цифры выпадут в лотерее на следующей неделе, было скучно – куда веселее, когда маньяк с козлиной бородкой выпускает на свободу армию скелетов. Прекрасный пример эволюции языка, который несомненно дарит радость. У Иоганна Кабала не было времени на всяких тетушек Матильд – ни в этом мире, ни в загробном. Новое определение некроманта ему прекрасно подходило – он занимался тем, что поднимал мертвецов (хотя был не по части воинов-скелетов – их он оставлял некромантам, склонным к театральщине). Прежде всего Иоганн Кабал считал себя ученым, который занимается поиском лекарства от ужасной болезни. Смерти. Занятие само по себе похвальное, если бы не применяемые методы, его манеры и провальные эксперименты, результаты которых потом шатались по округе, пугая деревенских. Но даже это можно было бы простить – фармацевтические компании творили что похуже, – если бы не дурная слава, которую некромантия получила благодаря всяким пафосным субъектам, ее практикующим. Никто не имеет ничего против воинов-скелетов, когда они преследуют Ясона и аргонавтов на экране телевизора, но когда они ломятся к вам в двери… Это уже совсем другое дело. Кровавая кисть оставила следы на репутации всех некромантов, и Кабал, который желал лишь спокойно заниматься своими изысканиями, вдруг обнаружил, что его профессия вне закона, а практика карается вполне себе смертельным исходом. Подобное положение вещей не могло не раздражать. Особенно когда тебя ловили.
А произошло это вот как. Кабал пытался взять книгу в библиотеке Университета Кренца. Книга являлась частью «Особой коллекции», и он намеревался позаимствовать ее на продолжительный и не установленный четко период. Коль скоро он ожидал противодействия со стороны библиотекарей, то решил отправиться за книгой в половине второго ночи в праздничный день и наверняка преуспел бы в своей затее, если бы не огромный мастиф, который патрулировал коридоры и о котором информаторы забыли предупредить. Когда библиотека вновь открылась, сотрудники обнаружили Кабала в читальном зале, а сверху на нем стоял чересчур дружелюбный стокилограммовый пес и заливал его слюнями. Чуть в стороне, вне досягаемости, стоял видавший виды саквояж, в котором нашлись огромный револьвер, набор хирургических инструментов, блокнот, исписанный убористым почерком, обитый изнутри футляр с несколькими запечатанными пробирками, в которых плескалась мутная жидкость, и копия «Principia Necromantica, или Принципов некромантии» в формате ин-кварто[2].
Никто не хотел затянувшейся тяжбы. Никто вообще не был заинтересован в судебном разбирательстве, поэтому Иоганна Кабала просто проинформировали, что его ждет казнь, и отвезли в замок Харслаус. Произошло это почти месяц назад, и он уже начинал скучать. Он прекрасно понимал, что приговор будут приводить в исполнение так же «официально», как выносили, то есть где-нибудь на рассвете дверь в камеру распахнется, его оттащат в темный подвал, перережут глотку, а подергивающийся труп бросят в канаву. Но разве мог он с этим что-нибудь поделать? А если нет, то зачем беспокоиться? Однако до сих пор ничего не происходило; его по-прежнему кормили, причем почти съедобной едой, а кошки поумнее давно усвоили, что стоит держаться подальше от его камеры. Так чего же они ждали? Кабала посещало смутное и неприятное чувство, будто где-то у кого-то есть на него планы.
А потом все случилось именно так, как он и предсказывал. В предрассветный час его разбудил звук распахнувшейся двери, и, прежде чем он собрался с мыслями, на голову ему натянули мешок и потащили по лабиринту коридоров. Он не пытался сопротивляться: его сопровождали по меньшей мере четверо, и даже самый мелкий среди них походил на мастодонта. Оставалось лишь сохранять спокойствие и ждать малейшей возможности сбежать, если таковая представится; ну а в случае, если ничего не выйдет и ему придется умереть, то с момента его последнего визита в Ад, процедура допуска туда была рационализирована.
Какое-то время его то тащили, то несли, а затем швырнули на стул. Мешок сорвали с головы – в ярком свете Кабал заморгал, разглядев угрюмого толстяка, который точил опасную бритву о полоску кожи. Кабал уже отошел от шока и подивился тому, что для подобных тайных казней на постоянную основу наняли палача. Его хладнокровие слегка дало трещину, когда грубые руки сорвали с него вонючую одежду. Любые жалобы по поводу столь бесцеремонного отношения, которые он собирался озвучить, захлебнулись, когда его бросили в ванну с мыльной водой и принялись натирать губками. Он все еще сплевывал пузыри, когда его снова вытащили, усадили на стул и размазали пену по лицу, после чего толстяк – прожигая взглядом – схватил его за горло и провел бритвой.
Кабал тут же прекратил всякое сопротивление. Толстяк скосил глаза на пену и щетину, свисавшие с лезвия, и махнул бритвой – грязь слетела одним шлепком и приземлилась в углу с отчетливым хлюпающим звуком.
– Довольно тепло для этого времени года, не так ли, сэр? – проскрежетал он, взглянув на Кабала. Лезвие вновь взметнулось.
Спустя десять минут Кабал – чисто выбритый, отмытый и одетый в недавно отглаженный костюм – любовался собой в зеркале. Ростом он был чуть выше шести футов; правда, обычно предпочитал зачесывать свои светлые волосы назад, да и костюм, который ему вручили, оказался не черным, а темно-серым, но в целом он был доволен своей внешностью. Он выглядел вполне солидно и серьезно, а Иоганн Кабал был очень серьезным человеком.
– Неплохо, – сказал он, проводя ладонью по подбородку. – Отнюдь неплохо. Вы тюремный цирюльник?
– Нет, сэр, – ответил мужчина, убирая бритву и ремень для заточки. – Я палач. Но неплохо иметь в запасе и другие навыки. Кстати, доброе утро.
Кабал глядел вслед уходящему палачу, испытывая довольно противоречивые чувства.
– Чувствуете себя человеком, герр Кабал?
Он обернулся посмотреть на вошедшего, и у него тут же закралось подозрение, что все это время он стоял там, в тени. Голос принадлежал человеку образованному. Кабал мысленно вздохнул – похоже, у всего происходящего имелась политическая подоплека, а политика и политики его неимоверно утомляли.
– Не больше, чем обычно, – ответил он. – Полагаю, отпускать меня никто не собирается?
– И неправильно полагаете, – заявил незнакомец и шагнул в круг света. Стройный мужчина под сорок, с усами, прекрасно смотрелся в форме капитана Имперских гусар – доломан, накинутый на плечи, под мышкой зажат кивер. Осанка и гордо висящий на шее орден говорили о том, что мужчина принадлежит «земельной аристократии». Он подошел к столу, на котором лежала старая одежда Кабала, смел ее на пол и присел на краешек. Вынув портсигар, он достал одну сигарету себе, а затем протянул футляр Кабалу.
– Курите, герр Кабал?
– Исключительно в антиобщественных целях, – ответил он, не проявив интереса к портсигару.
Гусар улыбнулся, убрал портсигар и зажег сигарету.
– Вам известно, кто я?
Кабал пожал плечами, ничего не выражая этим жестом.
– Я – граф Марша́л из Императорской личной гвардии. Ну?
Кабал поднял палец, показывая, что хочет спросить о чем-то.
– Может, это я столь ярый поборник номенклатуры, но разве титул «император» не подразумевает существование империи? Не слышал, чтобы Миркарвии удалось урвать у своих соседей хотя бы дюйм земли, ну, если не вспоминать случая со сломанным угломером. Да и тот кусок вам позже пришлось вернуть.
– Думал, вы образованный человек, герр Кабал. Разве вы не слышали о Миркарвианской империи и династии Эрцихов? Вы меня разочаровали.
– Естественно, слышал. Но то история прошлых веков. Нельзя ссылаться на дела давно минувших дней так, словно они произошли вчера. – Он взглянул на графа и тут же поправился: – Хотя, пожалуй, вам можно. Я погорячился.
Граф повертел головой, будто разминал затекшую шею.
– Вы верите в то, что история может повториться? В то, что прошлое повторится вновь? Лично я верю. Другие имена, другие лица, но роли – те же. Люди будут вести войны с новым оружием, новыми тактиками, но цели не изменятся.
Кабал считал все это бредом, но понимал, что для третьесортного аристократишки из глуши, чей лавровый венец давно покрылся пылью, подобная теория звучала очень даже утешительно. Однако было бы крайне неудобно расстаться с жизнью, если вдруг разговор пойдет не так, поэтому он ответил:
– Я не историк. Так что не мне комментировать.
– Но вы не согласны со мной. Впрочем, это неважно.
По тому, как это было сказано, Кабал решил, что подобная ремарка часто слетала с губ графа, после чего люди, чье мнение считалось неважным, плыли по реке лицом вниз. Предприняв над собой усилие, он попытался вести себя дипломатично.
– Вы прекрасно осведомлены о том, чем я занимаюсь. Мне приходится смотреть на перспективу. Возможно, в том, что вы говорите, и есть доля истины. Проводя собственные исследования, я подмечал повторяющиеся в веках паттерны. Однако история не входит в сферу моих интересов. У меня никогда не возникало желания анализировать эти закономерности.
– Закономерности? Ну да. – Какое-то время граф размышлял. – Да, мне нравится это определение. Паттерны, формирующиеся во времени. Судьба как манифестация геометрии. Неоспоримая, словно число «пи». Да! – Глаза его замерцали странным блеском. Марша́л улыбнулся и начал расхаживать взад-вперед, жадно затягиваясь сигаретой. – Да!
У Кабала зарождалось неприятное чувство касательно графа. Опыт подсказывал, что все военные аристократы делятся на два класса. Большинство шли в армию, потому что им нравилось носить форму: они ужасно относились к своим камердинерам, тратили целое состояние на воск для усов и делали все, дабы понравиться тому типу женщин, что завидуют лошадям кавалеристов. Однако незначительное меньшинство отправлялось служить, потому что у них имелись планы, стратегические планы. И лишь крохотная часть этого меньшинства обладала достаточным умом, чтобы претворить эти планы в жизнь. Что ни говори, граф Марша́л, может, и был сумасшедшим, но вдовесок он был еще и умен. Поэтому Кабал, который обычно проявлял нетерпение по отношению ко всему остальному человечеству, дал Марша́лу закончить свою мысль, или по крайней мере не прерывал его, пока у него оставались сигареты.
Граф выбросил окурок, придавив его каблуком начищенного сапога, и тут же, не успев еще искрошить первый бычок, вынул портсигар и достал следующую сигарету.
Кабал понял, что оказался во власти полоумного заядлого курильщика. Что за чудесный денек.
– У Миркарвии есть планы, герр Кабал. Великие планы. Миркарвианская империя не просто сноска на странице учебника истории. Мы – проект будущего.
Кабал вспомнил то немногое, что ему было известно о произволах Миркарвианской империи, и подумал, что такое будущее придется по вкусу только самим миркарвианцам.
– Через десять дней император Антробус II произнесет речь с балкона дворца на площади Победы. Он сообщит людям, что прошло время, когда Миркарвия жила в тени своих соседей, и отныне мы не станем терпеть присутствие иностранных шпионов и агентов на нашей земле, что пришла пора вскарабкаться на вершину величия и подъем стоит начать прямо сейчас. В это время тайная полиция обрушится на известных нам шпионов и симпатизирующих им лиц. Мы положим конец их козням, что разрушают национальный дух, – патриоты начнут действовать совместно, чтобы… Я вас утомил?
Кабал закончил зевать.
– Прошу прощения. Мой сон прервали. В общем, вы собираетесь превратить свою страну в полицейское государство и искоренить всех диссидентов. Вы не первый и уж точно будете не последним.
– Вы не одобряете наших действий.
– Мне все равно. Люди – скот. Поступайте, как хотите, – это ваша страна. Я лишь гадаю, каким образом я фигурирую в ваших планах.
– А вы сосредоточены. Мне нравится. Уважаю людей, которые четко мыслят. Фракции несогласных отравляют умы. Необходимо действовать быстро, пока не стало слишком поздно.
– Революция.
– Восстание. Гражданская война. Естественно, именно этого и ждут наши враги. Я… мы не можем допустить, чтобы подобное произошло. Объявление императора задушит повстанческое движение в зародыше. Действия полиции не позволят ситуации повториться. А затем мы сможем двинуться дальше и продвигать наш судьбоносный манифест. Есть лишь одна загвоздка.
«А, так я и думал. Наконец-то мы дошли до сути вещей».
Граф Марша́л какое-то время разглядывал потолок и слегка хмурился, пытаясь подобрать следующие слова. Наконец он сказал:
– Император мертв. Мертвее не бывает.
– И как давно? – бесцеремонно спросил Кабал.
Не было смысла прикидываться, когда стало совершенно очевидно, чего от него хотят.
– Три часа. Последнее время он неважно себя чувствовал. Мы подозревали худшее, но надеялись на лучшее. Однако, увы. – Губы графа дернулись в диком оскале. – Дряхлый глупый сукин сын. Ему нужно было всего-то продержаться, пока он не произнесет свою речь – потом мог бы подыхать хоть на месте. Дело тут же превратилось бы в крестовый поход. «Мы должны выполнить последнюю волю покойного императора!» Да, вышло бы грандиозно. И. – он многозначительно взглянул на Кабала, – так оно и будет. Император произнесет речь. А затем умрет. Именно в таком порядке. От этого зависит будущее Миркравии. И ваше.
– А нельзя просто бросить клич «Император мертв, да здравствует император»? У вас что, нет запасного монарха на такой случай?
– Сыну императора всего восемь, и он не слишком смышленый. Его Императорское величество уронил малыша в раннем возрасте головой вниз, что сказывается. Придется объявлять регента…
– Им, без сомнения, станете вы?
– Естественно, но к тому времени, когда власть окажется в наших руках, мы по уши увязнем в крестьянском восстании. Сперва должна быть произнесена речь, как и планировалось.
Кабал оправил пиджак.
– Мне потребуется моя сумка со всем содержимым. Включая «Principia Necromantica».
– Книга, которую вы пытались украсть? Университетским корифеям это не понравится.
– А им и не должно это нравиться. Скажите, что они должны пойти на жертвы ради великой славы Миркравии. Ну а если им это придется не по вкусу, пообещайте, что тогда их навестит тайная полиция и во всех подробностях расскажет, что значит быть патриотом.
Граф криво ухмыльнулся:
– Вам стоило пойти в политики.
– Я проигнорирую это заявление. Еще мне понадобится лаборатория, причем немедленно.
– Конечно. Ассистенты?
– Я работаю один. Если вы настаиваете на том, чтобы приставить ко мне шпиона, который будет докладывать обо всех моих действиях, пусть тогда он тихонько сидит в углу и не мешается. Я сделаю так, чтобы ваш император сошел за вполне живого человека, а вы вернете мне мою свободу. По рукам?
– Практически. Боюсь, есть один предмет, который я не могу вам вернуть. Я про ваш револьвер – по очевидным причинам. Зачем вы вообще носите с собой такую пушку? У нее пули в диаметре больше полутора сантиметров.
Кабал пожал плечами.
– Пистолет – орудие убийства. А в этом деле важна не аккуратность, а гарантированная точность.
– Людей убивают не пушки. Людей убивают люди.
– Но оружие значительно упрощает дело. Так что, мы договорились?
У них все было готово для Кабала. Его тайком вывели из тюрьмы и по жутко запутанному секретному маршруту доставили в Имперский дворец. Огромная ванная комната, по размеру превосходившая иные бальные залы, что ему доводилось видеть, была отмыта, продезинфицирована и заполнена хирургическими столами и оборудованием. Очевидно, его казнь откладывалась, потому что император мог умереть в очень неподходящий момент. Это раздражало: Кабал не любил быть пешкой в чьей-то игре.
Покойный Антробус II лежал голый на спине на операционном столе, а рядом стояла тележка с инструментами. Возле нее покоился саквояж Кабала. Подойдя к столу, Кабал понял, что на подносе разложили его собственные инструменты – они были стерилизованы и готовы к работе. Ради интереса он раскрыл сумку и обнаружил, что Марша́л свое слово сдержал – все, включая «Principia Necromantica», оказалось на месте, кроме револьвера.
Кабал бросил взгляд на мертвеца. Судя по всему, Антробус не был приверженцем диет и спорта. Одна нога явно страдала от подагры, а живот трепыхался словно незастывшее бланманже. Кабал быстро оценил примерный вес трупа, подсчитал имеющиеся в наличии пробирки с реагентом и решил, что этого недостаточно.
Марша́л сидел на мраморном парапете рядом с водонагревателем и постукивал сигаретой по серебряному портсигару. Кабал поднял палец в предупредительном жесте.
– Курите в другом месте. Тут имеется морозильник для мяса?
Граф с тоской посмотрел на сигарету и убрал ее обратно.
– Да.
– Превосходно. – Кабал набрал немного жидкости из одного фиала в пятимиллиметровый шприц и ввел ее в холодную, неподвижную сонную артерию императора.
– Препарат запустит каталитическую реакцию в сердечно-сосудистой системе монарха, тем самым замедлив процесс разложения. Остальное довершит морозильник. – Кабал вытащил блокнот и быстро что-то записал. – Пока император находится на охлаждении, я синтезирую необходимые реагенты. Мне потребуются следующие компоненты. – Он направился к графу, на ходу вырывав листок, и вложил его в ладонь Марша́лу. Тот прочел список. – Время не ждет, граф.
Граф постучал по бумажке.
– Два фунта только что вырезанных гипофизов. Не уверен, что имперские бакалейщики торгуют чем-то подобным. Непросто будет собрать все необходимое.
– Это, – Кабал двинулся обратно к императору, – не моя проблема. Если вы хотите, чтобы сия масса жира голубых кровей произнесла речь в назначенный срок, вы добудете все, что я прошу.
Кабал повесил пиджак на барашковую гайку операционного светильника и принялся закатывать рукава:
– И сделаете это как можно скорее.
Несколько мгновений казалось, будто граф собирается что-то сказать. Затем он передумал, выпрямился.
– Я прослежу, чтобы вам доставили все. – он снова взглянул на список и скривил губы, – …компоненты.
Марша́л вышел из комнаты, его сапоги громко цокали – резкие звуки отражались от выложенных плиткой стен.
В коридоре он щелкнул пальцами – в мгновение ока подле него вырос адъютант. Граф передал ему список.
– Добудьте все ингредиенты как можно скорее и отдайте Кабалу.
Адъютант, принадлежавший к наиболее многочисленной прослойке солдат-аристократов и даже имевший улей – все во имя славы своих усов, – беззвучно зашевелил губами, читая список.
– Сэр, а что такое эти гипофизы? Для несведущего.
– Гипофиз находится в мозгу у человека, никто его добровольно не отдаст. Прочешите морги. Но помните – гипофизы нужны нам свежими!
– Судя по всему, они не очень большие. Потребуется не один и не два источника, чтобы набрать этих негодников на пару фунтов. Что если в моргах мы не найдем столько, сколько нужно?
Граф пристально посмотрел на адъютанта.
– Тогда отыщите доноров, – сказал он с намеком, который понял даже лейтенант Карштец.
– Есть! – ответил тот и промаршировал к выходу, цокая каблуками сапог, которые выглядели куда более блестящими, чем он сам. У дверей лейтенант остановился и повернулся. – И еще, сэр. Когда наш приятель некромант выполнит, что от него требуется, и оживит старину Антробуса, чтобы тот выступил с речью, вы по-прежнему хотите, чтобы я его того?
Граф ненадолго задумался.
– Нет, небольшие изменения в плане. Когда Кабал закончит – вне зависимости от того, преуспеет он или нет, – я не хочу, чтобы вы его убивали. – Рука графа легла на эфес сабли. – Я сам это сделаю.
По всему городу в заключениях меняли причины смерти, чтобы оправдать изъятие мозга. Внезапно оказывалось, что мужчины, которых нашли с кинжалом в спине, умерли от инсульта. Особо принципиальные сотрудники морга сочли уместным пожаловаться.
– Что за ерунда! – рявкнул на лейтенанта Каршетца районный следователь, когда они стояли у стола со свежим трупом молодого человека. – Я категорически запрещаю вскрывать череп этого мужчины, когда совершенно очевидно, что причина смерти – ранение мечом в грудь! Возможно, ему и стоило проверить голову до того, как он ввязался в дуэль, но сейчас уже слишком поздно.
– Нет, уверяю вас, сэр, – сказал Каршец. – Этот мужчина умер от апоплексического удара, вызванного паталогическими изменениями. – он вытащил смятый листок бумаги из ташки и прочел: – …шишковидной железы. – Он снова убрал листок. – Она, знаете ли, находится в мозгу.
– Да в курсе я, где она находится! Я не понимаю, каким образом ранение мечом связано с… Ааагх!
В этот момент лейтенант Каршец потерял терпение, вытащил меч и проткнул следователя. Затем вытер лезвие о подвернувшуюся простыню и спрятал клинок в ножны.
– Видите? – спросил он помощника следователя, который хорошенько струхнул и стал серого цвета. – Ранение мечом в грудь, а умер он от чего?
– Паталогического изменения… шишковидной железы? – рискнул предположить помощник следователя.
– Отлично! Так и знал, что вы сможете занять место теперь, когда этот. – лейтенант сделал неявный жест в сторону мертвого следователя, – герр Бедняга откинул копыта. В общем, будьте человеком и извлеките орган, послуживший причиной смерти. Засуньте в банку, когда закончите, за ней зайдет маленький человечек. Мне пора – в городе настоящая эпидемия. Счастливо оставаться!
Кабал работал медленно, но уверенно. Он практически не спал, ел мало и едва ли разговаривал, разве что требовал очередной реагент или прибор. О каждом его шаге докладывали графу Марша́лу – о каждой капле из пипетки, обо всех наблюдаемых процессах; в короткие промежутки, пока некромант спал, его записи выкрадывали, копировали и возвращали на место. Граф изучал их, но ничего не мог разобрать – он счел их каким-то персональным шифром и передал в отдел криптографии Имперской службы разведки. Чуть менее загадочным – по крайней мере для проницательного взора графа – оказалось требование доставить пятьдесять футов недавно сбритой кошачьей шерсти. Тюремщики замка Харслаус еще долго будут ходить все перебинтованные. А мешок с плодами их трудов нетронутый стоял в углу. Граф прекрасно понимал, когда речь шла о мелкой мести, и приветствовал ее: подобное поведение говорило о том, что Кабал куда более человечен, чем пытается казаться, и что где-то внутри, пусть и глубоко запрятанное, в нем живет чувство юмора, хотя и жестокое. Человек познается по поступкам, а граф предпочитал знать, с кем имеет дело.
Приближался день торжественной речи, и Кабал наконец послал за останками покойного императора. Его уложили оттаивать в круг из ламп, изготовленных в соответствие с требованиями Кабала – смесь масел, на которых они работали, привела в замешательство небольшую армию химиков, собранных Марша́лом. Кабал распорядился аккуратно уложить Антробуса на холодный белый пол, затем расставил по кругу пять ламп отражающей стороной внутрь, так, что каждая оказалась на вершине правильного пятигранника. Между собой лампы соединяли светящиеся трубки, которые заполнял газ, в теории не дававший свечения. Газовая смесь стоила одному из мастеров-изготовителей рассудка. Сейчас он находился в обитой мягким материалом клетке и кричал об инфрафиолете и углах времени. Марша́л намеренно не стал читать технический отчет и приказал разрушить все оборудование Кабала, как только оно будет использовано по назначению.
Лампы и трубки светили ровно двадцать три часа, после чего резко погасли. Все это время Кабал сидел в позе лотоса, находясь в легком трансе, и бормотал себе под нос что-то вроде мантры.
– Уж не знаю, мошенник он или действительно специалист, – заметил Карштец накануне вечером, – но чем бы он там ни занимался, он жутко хорош в своем деле. Еще «Бычьей крови»[3]?
Как только погас свет, глаза Кабала закатились, и он метнулся внутрь пятиугольника из трубок. Он вытащил из кармана шприц, набрал в него светящейся жидкости из бутылочки и принялся колоть труп в определенных местах – в виски, основание шеи, в солнечное сплетение. К несчастью, в помещении не оказалось никого, кроме Марша́ла, когда Кабалу понадобилось повернуть тушу императора, чтобы добраться до менее привлекательных мест.
– Что вы делаете? – спросил граф, чтобы отвлечься на разговор и не думать о том, где именно сейчас находятся его руки.
Кабал ничего не ответил – он вводил пятьдесят миллилитров жидкости, точно разместив конец большой стальной иглы, которая входила в тело с некоторым сопротивлением под треск разрывающихся хрящей.
– Вам известно, что такое ка?
– Нет.
– Ки?
– Нет.
– Чакра?
– А, это такой круглый ножик с какого-то субконтинента. В умелых руках – страшное оружие, – с энтузиазмом ответил Марша́л.
Кабал умолк на полсекунды, затем продолжил:
– И все?
– Да.
– Тогда я не могу объяснить вам, что делаю. Возвращайтесь, когда выучите что-то не только про смерть, но и про жизнь.
Граф Марша́л посмотрел на Кабала, бледнея от гнева. Кабал спокойно уставился на него в ответ, отметив для себя, как легко спровоцировать Марша́ла, а еще разглядев у него на щеке шрам, который, судя по всему, становился виден, только когда граф злился.
– Сражаетесь на дуэлях, граф?
Граф взял себя в руки.
– Сражался в университетские годы. Вы про шрам? Да.
Кабал, похоже, потерял всяческий интерес. Он перешел к ногам трупа и воткнул иголку под коленную чашечку правой ноги.
– Можете уже положить. Разве что вы привязались к этому месту.
Граф пропустил мимо ушей последний комментарий, поднялся и отправился к раковине мыть руки.
– Вы действительно считаете себя этакой непристойной пародией на доктора? Думаете, будто спасаете жизни на благо человечеству даже после того, как они были утрачены?.
– «Непристойная пародия»? – повторил Кабал, не выказав злобы. – Не уверен, что именно так я называл свою будущую профессию, когда определялся с выбором. Что же до человечества, любое благо, которое я творю для него, совершенно случайно.
– Тогда ради чего? Бессмертие? Возможно, вам стоило податься в вампиры.
Кабал замер и одарил графа по-настоящему ледяным взглядом.
– Возможно и так, – наконец выдал он.
– Раньше на этих землях их водилось очень много, – непринужденно продолжил граф, совершенно не заметив, как на него посмотрел Кабал. – Набивались в старинные разваливающиеся замки под самые крыши. Столько носферату, что кольев не напасешься. Но все изменилось. Им пришлось уйти. Они не хотели платить налоги.
– Прошу прощения?
– Они решили, что раз уж им удалось увернуться от неизбежной смерти, то и от налогов получится увильнуть, – фыркнул граф. – Они ошиблись.
Кабал на мгновение представил себе судебных приставов, до зубов вооруженных копьями, чесноком и судебными предписаниями. Он встал и вышел из пентаграммы.
– Готово.
– Что? – граф не верил своим ушам. – И все? Так просто?
– Он жив. Точнее, он в состоянии вполне правдоподобно изобразить живого. Мне нужно поспать. Затем мне потребуется текст речи, которую он должен произнести.
– Зачем?
– Затем, – рявкнул Кабал: усталость давала о себе знать, – что он представляет собой ходячие потроха. Сам он не сможет прочесть речь – придется вдалбливать в него, как в попугая.
Граф подошел и взглянул на императора. Не было сомнений, что тот дышит. Марша́л покачал головой – он ведь так до конца и не верил, что все эти фокусы-покусы сработают.
– Выглядит он не очень.
– Он мертв. С чего ему пылать здоровьем? Перед тем как он выступит, я вколю ему один препарат, и он станет больше похож на главу государства, а не на кусок мяса. А сейчас, – Кабал вздохнул и слегка ссутулился, – я очень устал. Продолжим завтра.
Он уже шагал к выходу.
Граф стоял на месте. План воскресить императора был лишь отчаянным запасным шагом. Трудно было признать, что в итоге он, похоже, сработает.
– Вы не должны поставить ему, ну не знаю, капельницу с физраствором? Или с глюкозой?
– Его организм выполняет лишь базовую дыхательную функцию. Думаю, того, что есть, хватит на несколько часов, – сказал Кабал, не оборачиваясь. Затем вышел.
Граф Марша́л остался один на один с воскрешенным императором и своими грандиозными планами.
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ВСТУПИТЕЛЬНАЯ КОМИССИЯ: УРОВЕНЬ 5 ЭКЗАМЕН ПО ИСТОРИИ
РАЗДЕЛ 4: ВТОРОЙ ГАЛЛАЦИАНСКИЙ КОНФЛИКТ
Прочтите приведенное ниже описание Второго Галлацианского конфликта и его последствий и ответьте на вопросы. Оценка за задания раздела составляет десять процентов от общей оценки за экзамен. Продемонстрируйте все свои знания.
Примерно четыреста лет назад государство Миркарвия в Восточной Европе вторглось на территории соседних стран – Сенцы и Полоруса. Завоевание сопровождалось жестокими казнями, которые продолжились и после установления миркарвианского господства; применение суровых мер объяснялось необходимостью подавить движение повстанцев. В последующие десятилетия действия миркарвианцев переросли в притиснение местного населения и репрессии. Наконец, после того, как на юго-западе Сенцы обнаружили крупные залежи золота, и экономика страны испытала подъем, правительство Сенцы милитаризовало пограничную с Миркарвией зону. Миркарвианский император Дульцис III послушал совета своих воинственных генералов и кабинетных стратегов и объявил войну. Именно этого и ждали сенцианцы; заключив союз с соседними Руританией и Грауштарком, Сенца и Полорус выдворили миркарвианскую армию, давно нуждавшуюся в модернизации, и вернули свои земли.
Полорус предложил занять столицу Миркарвии – город Кренц, – намекая на то, что надо стереть Миркарвию с лица земли. Однако Сенца не желала контролировать территорию, на которой проживали этнические миркарвианцы. В итоге казну Миркарвии опустошили, значительную часть предметов искусства и прочего имущества, которое поддавалось транспортировке, вывезли, а вместо репараций были введены громадные торговые льготы.
После подобного унижения Миркарвия смогла восстановить финансовую мощь лишь спустя несколько поколений, но национальной гордости оказался нанесен непоправимый ущерб. Времена Миркарвианской империи считаются в стране золотым веком, а все ужасные преступления Второго Галлацианского конфликта были вычеркнуты из учебников истории. С политической точки зрения, последствия крушения империи до сих пор ощущаются в том, как Миркарвия ведет дела со своими соседями. Ее единственный союзник в регионе – Катамения, расположенная на задворках Северной Европы. Государства не имеют общей границы; любое сообщение проходит по гористому перешейку, принадлежащему Сенце и тянущемуся на запад от основной территории. На перешейке действует строгий таможенный контроль. Альтернативный маршрут проходит по Галлакскому морю, к которому Катамения, однако, не имеет выхода, следовательно, он также требует пересекать территории Сенцы или Полоруса.
(А) В каком году Миркарвия вторглась на территорию Сенцы?
(Б) 1) В ретроспективе в чем заключалась самая серьезная ошибка Дульциса III?
2) Не в ретроспективе?
(В) Выскажите вашу точку зрения относительно двух из трех следующих пунктов:
1) Миркарвианцы повели себя как настоящие ублюдки.
2) Полорусцы повели себя как настоящие ублюдки.
3) Все страны ведут себя как настоящие ублюдки.
(Г) Напишите политический трактат объемом не более 250 000 слов или 500 страниц, в зависимости от того, что окажется меньше, на тему того, как стабилизировать отношения между странами региона. Запрещается использовать военные формирования численностью выше бригады, а также божественное вмешательство. Вы можете включить диаграммы.