Столица подгорного королевства дроу, беломраморный Мьёркт, всегда пробуждалась ото сна неторопливо и неохотно. Вечную темноту не рассеивал дневной свет, а даже если б он мог пробиться под каменную твердь, солнце всё равно уже заходило за горизонт. Но одно за другим, волной светящегося разноцветья вспыхивали окна в домах – будто город был океаном, тёмные воды которого фосфоресцировали во мраке мириадами радужных искр.
Впрочем, этой ночью одно окно в башне королевского дворца горело задолго до остальных. Вернее, оно и не гасло вовсе.
Покои для пленников мало напоминали пристанище принцев и принцесс. Поскольку кровать занимал Фаник, Навиния устроилась на груде одеял, наваленных на полу у камина. У окна, рядом со столом, виднелось ещё одно спальное место – там разместился Восхт, листая книгу в потёртом кожаном переплёте.
– Эти «Записки» действительно обрываются как раз накануне переговоров. Словами «непонятно, на что способны эти светлые», – доложил он спустя долгое время молчаливого чтения. – Но это не может ни подтвердить, ни опровергнуть причастность тёмных к тому, что там случилось.
– Я же говорила, – проворчала Криста, примостившаяся на стуле по соседству. – Я эту книгу всю просмотрела, когда Снежка её читала.
Дэнимон сидел рядом с невестой, наблюдая, как Навиния играет с паппеем: поочерёдно подставляет ему ладони, позволяя зверьку перебегать с одной на другую. Хотя едва ли принцесса меняла руки осознанно – она смотрела в пол застывшим взглядом, и мысли, которые её отвлекали, были не самыми весёлыми.
– Наверное, тёмные ещё не проснулись? – спросил Дэнимон, переведя взгляд на брата. Тот по-прежнему спал, повернувшись на бок, дышал с мирным присвистом. – Потому и не заходят?
– Мы всегда встаём раньше их. Они-то привыкли пережидать весь день во сне. – Криста накрыла пальцы жениха своими. – Так не терпится сообщить им о твоих подозрениях?
– Если я правильно оценил ум Лодберга, они первыми сообщат мне о том же, – горько усмехнулся тот.
– А вдруг ты всё-таки не прав?
– Я мечтаю о том, чтобы я оказался не прав. Но это первая кандидатура, которая приходит мне в голову, и самая логичная.
Криста ничего не сказала. Просто коснулась губами его щеки: раз, другой.
На третий хмурое лицо Дэнимона немножко посветлело.
– Мне жаль, что я не добился свободы для всех вас, – произнёс он.
– Ты был не в тех условиях, чтобы торговаться. И я радовалась, что хотя бы ты скоро будешь на свободе. – Криста укоризненно качнула головой. – И всё равно ты был не прав! С этой клятвой. Надо было дождаться, пока Фаник поправится, и всё-таки…
– Уходить? И что бы тогда мы сделали там, наверху, одни? Против собственного отца и всего нашего народа? Я предпочёл, чтобы в этом деле у нас были союзники. Раз мы обрели их среди тёмных, значит, так тому и быть.
– Мы теперь сами тёмные. Предатели своих народов, – голос Навинии зазвучал неожиданно – и неожиданно горько. – И, кажется, это единственный титул, который я теперь могу носить.
– Не говори так, – поморщился Дэнимон. – Ты не…
– Я всегда хотела, чтобы родители могли мной гордиться. Не желала быть всего лишь чужой игрушкой на доске. Принцессой из набора фигурок для скаука. Я считала, что делаю всё во благо своей страны. – Резким движением посадив паппея на плечо, Навиния опустила руки. – А теперь я не нужна этой стране.
– Хватит, Вини, – горячо произнесла Криста. – Твой народ любит тебя, а заговорщики и придворные интриги были и будут всегда! Радуйся, что они проявили себя во всей красе. Теперь, как вернешься, без зазрения совести отправишь весь совет в отставку, и дело с концом. Ты и так не больно-то к нему прислушивалась. И правильно делала, – подумав, добавила девушка. – Советы предателей до добра не доведут.
Навиния промолчала; Восхт хмыкнул, но ничего не сказал. Дэнимон тоже не стал возражать – лишь покосился на невесту, однако по личику Кристы невозможно было определить, действительно ли она верит тому, что говорит, или просто понимает: сейчас Навинии нужно услышать именно это.
Криста всегда вела себя так непосредственно, что окружающие привыкали не сомневаться в искренности её реакций. Меж тем как Дэнимон знал: Криста предпочитала разыгрывать наивную доверчивость и любовь ко всем вокруг даже тогда, когда вовсе не склонна была доверять хоть кому-то. Она тонко чувствовала тех, с кем имеет дело, но при острой необходимости прекрасно умела не выдавать своих чувств. Просто чаще всего не считала это острой необходимостью.
Впрочем, теперь Дэнимон был даже рад тому, что иномирной девчонке со снежным именем удалось её обмануть.
Фаник проснулся резко, словно от кошмара. Рывком сел в постели, судорожно озираясь, явно не понимая, что происходит, – и увидел брата.
– Дэн? – выдохнул он. – Тебя же…
– Да, меня похитили дроу. А тебя похитили люди. – Дэнимон встал, лишь сейчас позволив себе в полной мере ощутить облегчение. – Как ты?
– Я… не слишком хорошо. – Фаник уставился на свои руки, лежавшие поверх одеяла. – Меня похитили? Последнее, что я помню, – люди… трое, и маг прочитал заклятие, а потом… наверняка слуги тёмных, чтоб их! – Он бессильно упал обратно на подушку. – Где мы? Ты сбежал от дроу вместе с Кристой и нашёл меня? Или Вини всё-таки поймала наследника Ильхта и спасла тебя?
Какое-то время Дэнимон соображал, как бы деликатнее преподнести братишке последние новости, но так и не сообразил.
– Вообще-то… мы у дроу, – мягко вымолвил принц. – И это они помогли мне найти и спасти тебя. А твоих похитителей нанял кто-то из эльфов… во всяком случае, я в этом уверен.
Взгляд Фаника красноречиво отразил сомнения в здравом уме старшего брата – или в том, что это не ещё один сон.
– Ты хочешь сказать, что меня похитили светлые, а спасли тёмные?
Заговорил он после о-очень долгой паузы, явно не доверяя тому, что говорит. И вместо ответа Дэнимон, коротко выдохнув, прошёл к кровати, чтобы сесть рядом с братом.
Этот разговор обещал выйти куда дольше, чем пауза перед ним.
Я проснулась в своей постели у камина, рядом с Бульдогом, привычно пускавшим слюни на мою подушку.
И почти сразу вспомнила, что засыпала вовсе не в своей постели.
Нашарив очки, которые кто-то заботливо положил рядом, я нацепила их на нос – и встретила взгляд Морти.
– С пробуждением.
Зрелище принцессы дроу, сидевшей в кресле с книгой, вынудило меня подскочить в постели, судорожно пытаясь понять, чем я обязана её присутствию. Должно быть, когда я уснула, Лод перенёс меня сюда; но, может, Морти успела прийти и застать, как мы лежим в обнимку? И теперь…
– Спасибо, что помогла Лоду, – добродушно произнесла принцесса. – Во всех смыслах.
От тепла её улыбки торнадо лихорадочных мыслей мигом утих.
– А… – я растерянно моргнула, – не стоит.
– Все заняты на совете, а меня туда не пускают, – пожаловалась Морти, упреждая вопросы, которые я едва ли осмелилась бы ей задать. – Решила подождать здесь – какая мне разница, где читать… Заодно смогу поблагодарить тебя, когда проснёшься, и передать слова Лода.
– Какие слова?
Морти кивнула на стол, где лежало знакомое зеркальце с серебряной крышкой:
– Лод немного его доработал. Решил, тебе полезно будет знать, о чём идёт речь на встрече с послом лепреконов. Если откроешь зеркало, оно покажет зал совета.
– О, здорово! – моя искренняя радость длилась всего миг. – А вы? Разве вам неинтересно?..
Усмехнувшись, Морти слегка пожала плечами.
– В детстве я вечно крутилась под дверьми. Пыталась шпионить. Потом привыкла, что Лод с Альей просто рассказывают мне то, что считают для меня нужным и допустимым. Женщинам дроу, даже из правящего дома, издавна не дозволяется следить за советами Повелителя… с помощью магии – в том числе. Это традиция, которую я не собираюсь нарушать. Подслушивать тайком недостойно принцессы из рода Бллойвуг.
– Тогда почему Лод дал зеркальце мне?
– Наверное, потому что ты не дроу? – весело заметила Морти. – За меня не беспокойся. В конце концов, там зачастую обсуждают такие вещи, в которых я ничего не соображаю.
– Вряд ли я соображаю больше вашего.
– Должно быть, больше.
Морти опустила взгляд в книгу, и я сочла, что спорить будет лишним. Встала, ожидаемо обнаружив себя полностью одетой, сунула ноги в мягкие туфли и побрела в ванную.
…забавно. Я уже имела возможность убедиться, что риджийские законы и обычаи сильно отличаются от законов и обычаев нашего мира: начиная с судебных тонкостей, которые я наблюдала на примере истории с Артэйзом, и заканчивая отношением к близости до брака. Позиция риджийцев, которые явно не придавали девичьей невинности большого значения, импонировала мне куда больше земной зацикленности на целомудрии; я знала, откуда идут её исторические корни, но в наше время иметь подобный пунктик – попросту смешно. Какая разница, есть у твоей избранницы в определённом месте какая-то перепонка или нет? Ты ведь не с перепонкой жить собираешься (тем более что её в любом случае придётся ликвидировать). А некоторые девушки, гордившиеся, что сохранили свою перепонку до свадьбы… с тем же успехом можно гордиться, что тебе посчастливилось ни разу не сломать ногу.
Но, видимо, даже в Риджии есть место предрассудкам. И женщин всеми силами стараются не допустить к правлению – если не прямо, как Морти, то тихо, как Навинию. А при таком раскладе, если у меня не получится вернуться домой…
Ладно, рано думать о будущем. Для начала стоит выпутаться из настоящего.
Умывшись, я опёрлась руками на край раковины. Вскинула голову, слушая ровный шум воды, глядя на своё отражение.
К счастью, очки я сняла, так что вместо лица взору представало лишь бледное пятно с размытыми чертами.
…и почему Морти ведёт себя со мной так? Бесконечно уверена в своём избраннике и знает, что он в любом случае сохранит ей верность? Но даже при таком раскладе ты едва ли будешь подталкивать своего избранника к сближению с влюблённой в него девушкой. Как говорится, на бога надейся, а сам не плошай; не люблю эту поговорку по причине убеждённого атеизма, да и вряд ли в Риджии она есть, однако всякий умный человек прекрасно понимает этот принцип – а Морти бесспорно умна. Или же она не уверена в своём избраннике и таким образом устраивает ему испытание? Но использовать в качестве объекта для подобного испытания меня, когда Лода не прельстила Навиния, лезшая к нему и так, и эдак, и косинусом вперёд?..
Я замерла, уставившись на текущую воду.
…ха. Ну конечно. И почему я не думала об этом раньше? Лод и Морти вместе уже не первый год, но он всего лишь её хальдс – не супруг. Учитывая, что Алья явно не имеет ничего против их союза… если они до сих пор не узаконили отношения, значит, на то есть причина. И наверняка она кроется в том, что короли, как известно, могут всё, кроме одного. Впрочем, насколько я помню, замужество вовсе не обязывает разрывать отношения с хальдсом – и ничто не мешает колдуну оставаться фаворитом принцессы, даже если она выйдет замуж не за него…
Ладно, хватит. Лучше вернусь к волшебному зеркальцу и послу лепреконов, наблюдение за которым обещает быть куда важнее и увлекательнее, чем мои домыслы по поводу чужой личной жизни.
Морти увлечённо читала всё на том же месте, зато на столе перед ней, по соседству с зеркальцем, появился знакомый серебряный колпак. Видимо, Акке успел принести мой завтрак. Хм…
– Боюсь, пока я буду завтракать, совет уже закончится, – покосившись на Морти, громко посетовала я. – А если уйду с зеркалом в другую комнату, чтобы вы случайно не услышали, о чём говорится на совете, еда успеет безнадёжно остыть. И что же нам делать?
Не отрывая взгляд от книги, принцесса улыбнулась, – и хотя бы одна из причин, по которой она решила дождаться моего пробуждения, стала мне ясна.
– Принцессе из рода Бллойвуг не пристало подслушивать, – заметила Морти невинно, – однако никто не в силах помешать ей спокойно читать, пока рядом подслушивает кто-то другой.
…как я и думала.
Понимающе хмыкнув, я села на табурет. Откинув серебряную крышку, коснулась кончиком пальца стеклянной поверхности и, положив зеркальце на столешницу, потянулась к колпаку, укрывавшему мою еду.
Наконец-то смогу, как дома, поесть за просмотром чего-нибудь интересного.
– …самим не по душе вся эта ситуация, Повелитель, но вы же понимаете…
В зеркале отразился небольшой круглый зал, отделанный типичным для дворца дроу чёрным мрамором. За длинным прямоугольным столом спокойно разместились Лод, Алья, с десяток других дроу и трое лепреконов: вылитых эльфов, только не выше восьмилетних детей, да волосы не золотые, а рыжие, как мандаринки. Один из них как раз вещал что-то низким размеренным голосом, который никак не мог принадлежать ребёнку.
– …мы чужды предрассудков, вы знаете. Мы помогали вам по мере своих скромных сил все эти триста лет. Мы не в обиде на призраков прошлого, и та история на пиру вызвала и у нас много вопросов, – слова лепрекона звучали достаточно рассудительно, чтобы им поверил даже скептик вроде меня. – Откровенно говоря, наш народ вздохнул с облегчением, когда венценосный отец нашего Повелителя не вернулся в своё королевство. Но хоть нам и стоило бы сказать «спасибо» тому, кто прервал правление взбалмошного полудурка, мы пытались найти истинного виновника резни… в отличие от людей и эльфов. Мы не хотим этой войны, мы не будем воевать с вами, но эльфы и люди – хотят. И в открытом столкновении с ними – что мы можем? Нас, как и вас, ничтожно мало. После пропажи принцев эльфы возненавидели вас с новой силой. В армию людей, кажется, собрали всех мужчин от двадцати до пятидесяти. У светлых огромное войско. Сильное войско. И этому войску не терпится стереть вас с лица земли.
– Триста лет назад Тэйрант тоже был силён, – бесстрастно произнёс Алья. – Однако тогда вы примкнули к проигрывающей стороне.
– Триста лет назад войну выигрывал сумасшедший фанатик, который после уничтожения эльфов и людей переключился бы на нас. Без обид.
– Что вы, какие обиды.
В зеркальце трудно было разглядеть лицо Повелителя дроу, но, откусывая очередной кусок тёплой румяной булочки с сыром, я услышала его усмешку.
– Сейчас место Тэйранта занял другой сумасшедший фанатик, – заметил Лод.
– Вы в выигрышном положении. У вас есть шансы победить в этой войне, просто отсидевшись под горами, и шансы эти…
– На сей раз светлые не отступят, – тихо проговорил дроу, сидевший по левую руку от Альи. – Ни за что.
Он был темноволосым, к моему удивлению. Черноту длинных прядей лишь подчёркивала белизна одежд, сдержанно расшитых алым шёлком. Белый и красный… цвета дома Рауфгата, вдруг вспомнила я.
Того же дома, к которому принадлежал едва не убивший меня Артэйз.
– Они задавят нас количеством, – продолжил дроу. – Им всё равно, сколько народу они потеряют в наших тоннелях. Потому и забирают в армию всех, кого могут. Тысячи умрут, чтобы остальные прошли по трупам и вырезали нас, как паппеев в норах. Но вам всё равно, верно? Вы ведь…
– Лу.
Алья сказал это без угрозы, почти шёпотом. Всего одно короткое слово: видимо, имя того, кто говорил.
Однако дроу моментально смолк.
– Мы понимаем ваше тяжёлое положение. И, помимо информации, подсобим чем-то более существенным, – любезно произнёс лепрекон. – Мы дадим вам то, что поможет вам пережить осаду. И плату не возьмём, – последнее он добавил с неохотой; его товарищей на этом месте и вовсе передёрнуло. – Но это всё, чем мы можем помочь.
– Нет, не всё, – вежливо поправил Лод. – Вы могли бы отдать нам драконьи жемчужины.
Лепреконы уставились на колдуна долгим молчаливым взглядом, и я замерла, не донеся чашку с чаем до губ. Драконьи жемчужины? Это что ещё за вундервафля?..
– Чем они вам помогут? – наконец спросил один из посланцев маленького народца.
– По́лно. – Лод улыбнулся: для переговоров он предпочёл снова натянуть маску плюшевого мишки. – Вам ли не понимать, насколько это полезные вещицы. Особенно в нашей ситуации.
– Большинство жемчужин хранится в сокровищнице нашего Повелителя и никогда не покидает дворца. Мы считаем их справедливой платой за всех, кого мы потеряли в Войне Пяти Народов.
– Вы же вроде не в обиде на призраков прошлого, – подметил кто-то из дроу, и по голосу я опознала эмера Айкатта, отца покойного Артэйза.
– И не отказываемся от своих слов. Но вы же понимаете… если вам всё же не удастся отсидеться под горами, жемчужины для нас будут потеряны безвозвратно – и если эльфы или люди найдут их… догадаются, что мы вам помогали…
– В общем, вы просто жалкие трусы, – негромко и устало констатировал тот же темноволосый дроу, – которые в своём паскудном лицемерии решили бросить целый народ подыхать.
Хоть отчасти я была с ним солидарна, – испанский стыд от осознания, сколь неразумна подобная реплика, заставил мою руку прижаться к лицу.
– Лу!
Крик принадлежал эмеру Айкатту, но он опоздал: лепреконы уже вскочили с мест.
– Знаете ли… – начал один, уязвлённый до глубины души, – и замолчал, когда их обидчик поднёс ладонь ко рту, изумлённо ощупывая собственные губы.
– Простите Лундвинэлу это ужасное и незаслуженное оскорбление. Он недавно потерял брата, а горе затмевает разум, – опустив руку, произнёс Лод. – Мы прекрасно понимаем вашу позицию. И будем безмерно благодарны за любую помощь, которую вы сможете нам оказать.
– Мой Первый Советник, как обычно, выразил мои мысли лучше меня, – заметил Алья, прежде чем встать. – Предлагаю обсудить детали ваших щедрых даров с моим Советником по экономике, Советником по снабжению и Советником по военным делам… в приватной обстановке. Прошу за мной. – Повелитель дроу прошёл к двустворчатым дверям. – Первый Советник присоединится к нам, когда растолкует Лундвинэлу всю ошибочность его поведения. Лод, жду в моём кабинете.
Он вышел, и лепреконы поспешили следом. Один из них злорадно оглянулся на темноволосого дроу; тот так и сидел, прижав руку ко рту. Трое Детей Луны тоже поднялись из-за стола, и одним из них был эмер Айкатт. Прежде чем покинуть зал, он коснулся плеча Лундвинэла – сдержанным, успокаивающим, отеческим жестом.
…похоже, не только младший его сын не умел держать себя в руках.
Когда в зале остались только шестеро дроу и один человек, Лод провёл пальцем в воздухе длинную горизонтальную черту:
– Для будущего главы великого дома Рауфгата ты демонстрируешь поразительную несдержанность, – в голосе колдуна не было ни осуждения, ни издёвки – он лишь констатировал факт.
– Зато ты, как всегда, само хладнокровие. – Лундвинэл отнял пальцы от лица, и я поняла, что ему вернули способность говорить. – Эта их помощь ничего не даст. Нам нужны не припасы, а лишние руки, способные держать клинки.
– В нашей ситуации любая помощь даст многое.
– О да. Конечно. Только другая помощь могла бы дать гораздо больше, – интонации дроу резали сарказмом не хуже тех самых клинков. – Где же был твой блестящий ум на этот раз, Первый Советник? Почему ты не убедил маленький народец присоединиться к нам?
– Я пытался, если ты слышал. Как и все мы.
– Но из всех нас, кажется, только тебя нисколько не волнует провал. Так сблизился со своими драгоценными пленниками, что в душе уже надеешься на победу светлых? Ты ведь должен быть рад, что наконец можешь поболтать с кем-то из соплеменников.
– Шансы на успех переговоров по этому вопросу изначально были нулевые. К сожалению, я ещё ни разу не ошибся в подобных расчётах.
– Расчёты. Шансы. В этом весь ты. – Лундвинэл резко, с невыносимым скрипучим звуком отодвинул свой стул. – Мне иногда хочется вскрыть тебе грудную клетку и посмотреть, есть ли в ней сердце. – Он встал. – Тебе вообще ведомо, что такое чувства?
– Лу. – Лод неторопливо поднялся на ноги, и шестеро дроу, безмолвно следивших за перепалкой, последовали его примеру. – Я понимаю боль твоей утраты, но советую тебе брать пример с отца. Позволить чувствам взять над собой верх в такое тяжёлое время… нехорошо по отношению к нашему народу.
– Нашему, – повторил дроу.
«Но не твоему», – читалось в его словах.
Дроу с тревогой переглянулись, однако эти двое смотрели только друг на друга: мужчина, потерявший брата, и мужчина, убивший этого брата.
Они просто стояли, разделённые столешницей тёмного дерева, – и всё же я почти слышала, как звенят в воздухе невидимые клинки.
– Обвинение в измене, Лу, – серьёзное обвинение. Но если оно беспочвенно, это тяжкое оскорбление, – голос Лода ласкал, как шёлк. – Поскольку я безмерно уважаю тебя, твоего отца и твой дом, я спрошу всего один раз: ты действительно хотел меня оскорбить?
Его оппонент помолчал. Потом, также молча, приложил ладонь к сердцу, низко склонил голову и, развернувшись на каблуках, вышел из зала.
– Извинения приняты, – бросил Лод ему в спину. – Господа, наш совет окончен. Благодарю.
…прекрасный мужчина.
Дружно поклонившись, дроу поспешили покинуть поле моего зрения. Дождавшись, пока Лод тоже удалится, я захлопнула серебряную крышку – и наконец посмотрела на Морти.
Взгляд принцессы был устремлён на зеркало, и во взгляде этом плескалась печаль.
– Что скажете? Раз уж вы… случайно всё слышали, – осторожно осведомилась я.
– Лепреконы всегда были себе на уме. Они и в прошлый раз вмешались лишь потому, что понимали: от исхода войны зависит и их судьба. Если б им ничего не грозило, они бы бросили эльфов и людей так же, как теперь бросают нас. – Морти закрыла книгу. – Но Лод прав. Нас не спасут клинки. Наш единственный шанс – предотвратить войну. Выиграть её, с помощью лепреконов или без неё, шансов нет.
Я кивнула, прекрасно осознавая её правоту. Хотела расспросить об этом Лу, но передумала: вспомнила нечто поважнее скорбящего брата моего несостоявшегося убийцы.
– А что за драконьи жемчужины?
– Величайшее сокровище нашего народа. Вернее, когда-то было им, – принцесса печально улыбнулась. – Не задумывалась, откуда мы берём еду, которую под горами, как ты понимаешь, достать трудно?
– Ну, скот может пастись в горах…
– А хлеб?
– От лепреконов.
– Одной помощью от лепреконов целый народ не прокормишь, – справедливо заметила Морти. – Драконьи жемчужины – камни, которые можно найти только в желудке дракона. И ценят их не столько за неоспоримую красоту, сколько за уникальные магические свойства: приумножать то, с чем они соприкасаются. Опусти жемчужину в горшок с двумя зёрнышками пшеницы, и через час он наполнится зерном до краёв.
…действительно вундервафля.
Я невольно и неумело присвистнула.
– Да, это великая ценность. – Морти правильно истолковала мою реакцию. – А добывал её в основном наш народ. Мало кто может справиться с драконом, и тут недостаточно одной эльфийской ловкости. Пока жемчужина пребывает в желудке дракона, она даёт ему недюжинную силу, здоровье и способность почти мгновенно заживлять любые раны.
– Я думала, драконы сами по себе такие сильные.
– Мы тоже так думали. Но опытным путём выяснили, что нет.
– А если жемчужину проглотит человек или дроу? – Я с энтузиазмом прикидывала потрясающие возможности подобного имплантата.
– Что нормально для драконов, смертельно для нас. Человек, эльф, дроу или лепрекон – кто бы из них ни проглотил жемчужину, он умрёт.
– Жаль. Но вещь всё равно прекрасная. И как давно стараниями охотников за жемчужинами перевелись драконы?
– Дракон, который когда-то пообедал отцом Тэйранта, был одним из последних представителей своего вида в Риджии, так что… лет триста назад. Оставшиеся улетели в другие страны, подальше от дроу. Впрочем, и там их немного, насколько я слышала.
– Логично.
– Увы. – Морти провела серым пальцем по корешку книги, так и лежавшей у неё на коленях. – Жемчужины бывают разных видов, и один вид работает с определённым… типом вещей. Те жемчужины, что приумножают зерно, не приумножат вина в кувшине, и наоборот. Виды различаются цветом: золотые – для зерна и муки, белые – для молока, мёда и воска, розовые – для спиртного и масла… Все они довольно распространены, и даже сейчас штук десять таких есть в каждом городе дроу. Их всего-то три, и Мьёркт – самый большой, – голос принцессы окрасила горечь.
– А каких нет? – задала я напрашивавшийся вопрос.
– Редких. Тех, что находились в одном драконе из ста. Тех, что наш народ оставил в наших городах, когда дроу бежали под горы. Тех, что потом достались светлым в качестве военных трофеев. – Морти отстранённо смотрела прямо перед собой. – Зелёные жемчужины, которые делают несказанно плодородной почву, если их туда закопать, а любой водоём – источником чистейшей питьевой воды. Серые, которые можно опустить в жидкий металл – и не важно, золото это, серебро или сталь, но жемчужина приумножит его. – Хм, а это объяснило бы волшебные горшочки с золотом, что в легендах приписывают лепреконам… – И чёрные, которые взаимодействуют с магическими веществами. Такими, как зелья…
– Или волшебная пыльца, – закончила я.
– Именно.
– И что, их совсем-совсем?..
– Пара зелёных у нас осталась. Одна серая, благодаря которой мы и можем расплачиваться с лепреконами. Ведь цены они обычно объявляют… если б не думали, что мы располагаем исключительно тем золотом, что можем вручную добыть под горами, объявляли бы ещё в три раза больше. Мы пытались заполучить редкие жемчужины обратно, но светлые слишком хорошо их охраняют. А все чёрные и вовсе достались лепреконам.
– И почему это так страшно?
– У лепреконов невозможно ничего украсть. Это знают все испокон веков. – Морти, нагнувшись, почесала за ухом Бульдога: пёс грустно смотрел на нас, сидя у ножки кресла. – У лепреконов своя, особая магия, которая позволяет надёжно защитить то, что принадлежит им. К примеру, та сокровищница Повелителя, которую упоминал посол… Оттуда нельзя вынести ни один предмет, если ты не лепрекон. Сокровищница просто не даст тебе выйти.
– А что мешает захватить какого-нибудь лепрекона в заложники, надеть на него ошейник и приказать вынести жемчужины?
– Если лепрекон понимает, что выносит предмет из сокровищницы незаконно, его тоже не выпустит.
Да уж… и впрямь интересная магия.
– А снять чары, наложенные на сокровищницу, никак нельзя?
– Многие пытались. Ни у кого не вышло. Даже у самых могущественных магов в истории Риджии. Надёжная защита от расхищения, согласись.
Я нехотя кивнула. Хотя сдаваться не собиралась. Может, местные и верят в непреложность закона «у лепреконов невозможно ничего украсть», но я не склонна принимать что-либо на веру. Гипотезу Пуанкаре тоже когда-то внесли в список задач тысячелетия [4], и прежде чем признать задачку с жемчужинами неразрешимой, я хотя бы попытаюсь поискать решение.
На досуге.
– Я знаю Лода. Он не рассчитывал, что лепреконы согласятся отдать жемчужины. Да они и не нужны нам… не для того, чтобы предотвратить войну, по крайней мере. – Морти поднялась на ноги, и Бульдог радостно вскочил вместе с ней. – Проведаешь Фаника со мной?
Предложение было неожиданным – и настойчивое дружелюбие со стороны принцессы настораживало всё больше.
– А разве не разумнее будет дождаться Лода?
– Нет нужды. – Принцесса вскинула руку: на пальце её блеснуло управляющее кольцо. – Взяла у Альи до совета. Не думаю, что в нём возникнет нужда, но осторожность не помешает.
Поразмыслив, я всё-таки встала:
– С радостью составлю вам компанию.
…как справедливо заметил Пьюзо, друзей надо держать близко, а врагов – ещё ближе. И пока я не знаю, к какой категории относить Морти, отдаляться от неё определённо не стоит.
Сопровождаемые цокотом когтей Бульдога, мы спустились в гостиную, где нас ждал сюрприз в лице Навинии, сидевшей в кресле с отсутствующим видом. Паппей деловито умывался у неё на плече; я покосилась на пса, но тот, к счастью, прямиком посеменил под стол. Видимо, не заметил грызуна.
– Приветствую, принцесса, – любезно произнесла Морти.
Навиния покосилась на неё и молча опустила взгляд, вновь уставившись в пол.
– Я понимаю, вам пришлось нелегко. И понимаю, как вся эта ситуация вас печалит. – Морти говорила с неудавшейся соблазнительницей Лода так мягко, так дружелюбно, с таким искренним желанием подбодрить, что я в очередной раз устыдилась своих подозрений и захотела подрисовать над её головой нимб. – Но вам не стоит сидеть здесь в одиночестве, избегая общества ваших друзей. Если хотите…
– Тебе мало того, что меня и так смешали с грязью, принцесса дроу?
Когда Навиния резко повернула голову, Морти растерянно смолкла.
– Не стесняйся. Наслаждайся тем, что я уничтожена. Торжествуй. Мне показали моё истинное место, и тебе это по нраву, правда ведь? – издёвка в улыбке принцессы людей чудесно гармонировала со злой напевностью её голоса. – Унижение твоего врага. Унижение той, кто посягала на твоего мужчину. Ты считаешь, что я получила по заслугам. – Она окинула меня взглядом, презрительность которого почти кристаллизовалась в воздухе. – Вы обе считаете.
А ведь Морти до сих пор не знает о том, что произошло между Навинией и её братом, вдруг вспомнила я, заметив, как дрожат крыльями серебристых бабочек ресницы принцессы дроу. Да я и сама не знаю, коль уж на то пошло.
С другой стороны, если бы произошло то, чего я боялась, – разве Навиния смолчала бы об этом сейчас?..
– Видимо, лучшее, что я теперь могу сделать, – умереть. Жить мне отныне незачем, а смерть моя хоть кого-то порадует. – Вдруг растеряв всю злобу, Навиния ссадила паппея на столешницу и подпёрла голову рукой: печальная и прекрасная дева, готовая к встрече с голодным драконом. – Заколоть себя мне не дадут, но, может, смогу улучить момент и выброситься из окна. Надеюсь, эта башня достаточно высока, чтобы от моего тела мало что осталось, ведь ждать достойных похорон от тёмных…
Я смотрела на паппея, осторожно обследовавшего стол, и пыталась понять, на кого рассчитан весь этот театральный пафос. В жизни не поверю, что Навиния действительно думает покончить с собой, даже если бы могла, и что ей есть дело, что думаем о ней мы. Хотя… роли можно играть не только для публики. Иногда мы играем их для самих себя, – и многие обманывают себя куда чаще и успешнее, чем других. Но актёрствовать куда приятнее и проще, если у тебя есть зрители.
Только вот в любую игру можно играть вдвоём. А меня всегда раздражали трепетные девы, избирающие амплуа трагических героинь в стиле Офелии и сыплющие пустыми угрозами, которые тем не менее всякий раз оставляют их близким пару седых волос.
– Боюсь вас разочаровать, принцесса, но после падения от вашего тела останется очень даже много всего. Хотя состояние у него будет… хм, а любопытная задачка выходит. – Я заинтересованно провела пальцем по переносице, поправляя очки; мысли на автомате складывали формулы, а губы – слова. – Нам нужно найти силу удара вашего тела о землю. Масса тела… думаю, килограмм шестьдесят. Сопротивление воздуха не учитываем, в данном случае оно ничтожно. Притяжение в Риджии явно соответствует земному, тогда ускорение свободного падения тоже. Высота башни, насколько я помню, около тридцати метров… и итоговая скорость тела перед столкновением будет примерно двадцать четыре метра в секунду.
На самом деле приблизительно 24,259. Я вопиюще округляла тысячные, которые вычисляла в уме, – но по многим причинам расчёту всё равно суждено было выйти весьма приблизительным, так что я решила оперировать целыми числами.
Решать задачу на риджийском было любопытной языковой практикой. Некоторые слова приходилось проговаривать на русском, потому что вряд ли в риджийском для них имелся перевод, но даже с переводом принцессам моя речь наверняка не стала бы яснее.
– Время удара рассчитаем, поделив высоту тела на скорость перед ударом. Предположим, вы падаете плашмя, и с вашими объёмами максимальная высота… примерно 0,3 метра. Получаем где-то 0,012 секунды…
По-хорошему время удара требовалось вычислять экспериментально, но хотя за время моего обучения из окна прыгал даже не один студент (то несчастная любовь, то заваленная сессия), я ни разу не наблюдала за этим лично. Определённо к счастью, пусть с научной точки зрения это был бы ценный опыт. Так что придётся работать с тем, что есть.
– …а дальше всё элементарно: сила удара составит 115 200 ньютонов, и в весовом эквиваленте это 11,5 тонны. Значит, в итоге ваше тело будет в таком же состоянии, как если бы его на долю секунды придавило небольшим автобусом. Это такие металлические кареты в нашем мире, большие и о-очень тяжёлые. Но даже при подобном раскладе просто смыть ваши останки с брусчатки не получится, зато ваша голова… хм… малоприятное выйдет зрелище. – Конечно, я не была экспертом в подобных вопросах: разбившихся и раздавленных людей я видела только в кино, а киношникам свойственно искажать действительность в угоду эффектности. Но не суть. – В общем, подобным образом сводить счёты с жизнью решительно не советую. Для конца красивой легенды о несчастной светлой деве, отвергнутой собственным народом и замученной ужасными тёмными… конец весьма некрасивый. И грязный. В самом прямом смысле.
Я наконец посмотрела в лицо Навинии, с каждым мигом вытягивавшееся всё больше – то ли от того, что она честно пыталась вникнуть в смысл моих слов, то ли от того, что она честно представила описанную мной картину.
– Наука. – Я слегка пожала плечами. – Ничего личного.
Немую сцену прервал чей-то деликатный кашель, и когда я повернула голову, меня наградили усмешка Лода и ухмылка Альи.
Чёртова защита колдуна, скрывавшая все звуки с обеих лестниц! И как давно эти двое стоят у самого входа?..
– Видимо, переговоры вышли короткими, – лукаво произнесла Морти, глядя на брата: похоже, она заметила парочку раньше меня.
– Ты же знаешь лепреконов, – скучающе откликнулся Повелитель дроу.
– Но они любезно предложили нам помощь, – произнёс Лод. – Подробности расскажу потом.
«Если вы вдруг по каким-то причинам не воспользовались зеркальцем», – молча добавил его выразительный взгляд.
«И ты ещё в этом сомневаешься?» – ответила ему укоризна в глазах Морти.
– Приветствую, принцесса, – колдун слегка поклонился Навинии. – Надеюсь, вы и ваш питомец пребываете в добром здравии. И всё же не собираетесь в ближайшее время менять это здравие к худшему.
Та обратила на него ледяной, исполненный глубочайшего презрения взор, но в ответ встретила непроницаемую улыбчивость. Попыталась проделать тот же фокус с Альей – и, не выдержав даже пары секунд, потупилась.
…пожалуй, если б на меня смотрели с заинтересованным вниманием хищника, прагматично прикидывающего из засады расстояние до жертвы, я бы тоже проиграла битву в гляделки.
– Акке! Увы, но я не успела им воспользоваться, – без перерыва добавила Морти, обращаясь к брату, стягивая с пальца кольцо. – Вы тоже шли к светлым? Тогда возвращаю это тебе… Акке, будь добр, принеси мой ларец с лекарствами.
Последнее она вновь адресовала иллюранди, выступившему из теней в углу.
– А потом сделай так, чтобы здесь можно было сидеть вдесятером, – добавил Лод, кивнув на стол. Когда иллюранди поклонился и исчез вновь, направился к дверям в комнату пленных. – Один совет мы провели, настало время для другого.
Чуть позже я прислонилась к стене по соседству с Альей, наблюдая, как Морти с ложки поит Фаника лекарствами из пяти разных склянок: у самого принца руки дрожали так, что содержимое первой ложки, которую он гордо попытался принять сам, в итоге оказалось на подушке. Хорошо хоть не попало ни на батистовую рубашку, ни на штаны, в которых принц теперь сидел поверх одеяла.
– Через пару дней дрожь пройдёт, – успокаивала пациента Морти, отмеряя очередную порцию лекарства из очередной бутылочки. Лод, который после осмотра нашёл состояние принца «сносным», кивнул в знак подтверждения. – Впрочем, если вы находите унизительным принимать лекарство из рук врага, могу поручить это кому-то из ваших друзей.
Фаник в ответ слабо улыбнулся, а я подумала, что тёмным можно выставлять Морти в качестве тяжёлой артиллерии. Трудно представить существо, которое, познакомившись с принцессой дроу, не проникнется к ней тёплыми чувствами.
Одно такое, конечно, сидело сейчас в гостиной, но для всякого правила обязано существовать подтверждающее исключение.
– Принцесса, тот, кто спас мне жизнь, мне если не друг, то точно не враг. И если вы считаете, что я унаследовал от отца исключительную гибкость взглядов, вы ошибаетесь. – Фаник посмотрел на Лода. – К слову, примите мои извинения, что при нашем знакомстве я мысленно желал вам издохнуть на месте.
– В обстоятельствах, при которых мы познакомились, это было вполне естественное пожелание, – любезно откликнулся тот.
– Да, но как было бы забавно, если б оно сбылось. – Принц покорно открыл рот, чтобы принять вот уже четвёртое зелье. Лицо Фаника утратило детскую припухлость, что я заметила неделю назад, и теперь он ещё больше походил на Дэнимона: босоногий, худой, белокожий почти до фарфоровой прозрачности, с непослушными тёмными вихрами, укрывающими острые уши. – Кхм… Ведь в таком случае сейчас мой изуродованный труп лежал бы где-нибудь в Тьядри. Или где-нибудь здесь, не столь изуродованный, но, боюсь, меня бы это мало утешило.
…в такой ситуации он даже чувство юмора сохраняет? Надо же. По рассказам Кристы у меня успело сложиться впечатление, что Фаникэйл – мягкотелый инфантильный мальчик, тщетно пытающийся подражать сильному старшему брату. Однако в том, как он вёл себя сейчас, – во власти тех, кого всю жизнь считал врагами, когда весь его мир полетел к чертям, – инфантильности не было ни капли.
И почему он смутно напоминает мне кого-то знакомого?..
Словно почувствовав мой пытливый взгляд, младший принц посмотрел на меня. Я уже хотела отвести глаза, когда Фаник с усмешкой оглянулся на Восхта:
– А мы ведь говорили Вини, что твоя белая ведьма служит дроу.
Тот, устроившись на стуле у окна, лишь руками развёл, словно извиняясь за оставшуюся в гостиной принцессу.
Белая ведьма?..
– Прошу прощения? – вежливо осведомилась я.
– Так тебя Восхт прозвал. Когда рассказывал нам с Вини, как ты похитила Дэна. – Фаник снова посмотрел на меня. Надо же, правильно истолковал мой вопрос. – Имя своё ты ведь ни ему, ни мне сообщить не удосужилась. А даже если бы сообщила, верно выговорить иномирные имена непросто.
– Понимаю. Можете звать меня «эй ты», я не обижусь.
Он не удивился. Лишь улыбнулся, как хорошей шутке.
– Неужели?
– В этом дворце меня называли и похуже.
– Может, хозяева дворца считают, что имеют на это право, но я здесь лишь вынужденный гость. – Карие, коричного оттенка глаза весело блеснули под прищуром пушистых ресниц. – Предлагаю сойтись на Сноуи. Если верить Кристе, это близкий перевод твоего имени, так?
Далась им эта «снежинка»…
– По-моему, «белая ведьма» подходит больше, – едко заметила бывшая сокамерница.
– Да какая из неё ведьма? – удивился Дэнимон. – При полном отсутствии Дара…
– Зато характер – ведьма ведьмой.
В ответ я прохладно усмехнулась.
– Зовите меня как угодно, – сказала я, скрещивая руки на груди. – Но предлагаю всё же поговорить о том, что действительно важно.
– Ничего, девочка, – скучающе протянул Алья, – пускай детишки наговорятся. Они давно не виделись, в конце концов.
Однако под внимательным взглядом Повелителя дроу «детишки» как-то разом посерьёзнели и притихли.
– Уже наговорились? – заключил тот. – Тогда можно переходить к вопросу, кто нанял тех головорезов.
Светлые переглянулись так мрачно, что стало ясно: они не только обсуждали этот вопрос, но и пришли к каким-то выводам.
– Предлагаю переместиться в гостиную. За столом беседовать удобнее. – Лод жестом пригласил всех выйти. – Принц Фаникэйл, ваше самочувствие…
– Если рассчитываете, что я это пропущу, можете не рассчитывать. – Тот немедленно встал и, хоть его повело в сторону, легко и непринуждённо удержался на ногах. – Криста, позволишь тебя сопроводить?
Прежде чем девушка успела ответить, Фаник подхватил невесту брата под руку – и, перенеся на эту самую руку большую часть своего веса, тут же перестал пошатываться.
– Конечно, – нежно улыбнулась та. – Позволю.
Они степенно направились к двери, а я задумалась, сочтёт ли бывшая сокамерница и это проявлением безответной любви «принца из френдзоны»… в которой я вдруг сильно усомнилась.
Вокруг стола уже ждали трёхногие табуреты. Кресла Акке убрал к дальней стене, оставив лишь одно, которое занимала Навиния; та взирала, как мы рассаживаемся, с надменным спокойствием сфинкса. Бульдог благополучно исчез – видимо, предпочёл вернуться в лабораторию. Паппей спал, свернувшись клубочком на коленях принцессы.
Когда незанятым остался лишь один табурет, каждый собравшийся за столом обвёл взглядом «сообщников»: четырёх тёмных, занявших одну половину, и пятерых светлых – на другой. Морти села по левую руку от Альи, Лод устроился справа, я примостилась рядышком, между ним и Фаником. Обычная смертная девчонка – в обществе двух Повелителей, двух принцев, принцессы и трёх колдунов…
– Вы тоже думаете, что это был тэлья Фрайндин? – плохо скрывая волнение, проговорил Восхт.
…значит, светлые смогли сложить те же кусочки мозаики, что бросились в глаза нам с Лодом. Похвально.
Но именно потому, что они так сильно бросались в глаза, я сомневалась, что эта догадка верна.
– Не ожидал, что вы примете этот ответ, – тихий голос Эсфориэля раздался прежде, чем я увидела, как эльф подходит к столу. – Здравствуй, Фаник. Рад, что тебе лучше.
– Принадлежность к твоей семье – не повод снимать подозрения. Особенно после событий, которые заставляют переосмыслить отношение к некоторым членам семьи. – Принц широко улыбнулся. – Я скучал, дядя.
Эсфор сел по соседству с Морти, и впервые я наяву увидела на его губах по-настоящему тёплую улыбку.
– Не ожидал, что кто-то будет скучать по предателю и изменнику.
– Мы тут все теперь предатели и изменники, – безмятежно отозвался Фаник. – Да, мы с Дэном для светлых мученики, но только потому, что они сейчас нас не видят. Если б отец узрел нашу мирную беседу… Насчёт Дэна не знаю, а меня бы он точно прикончил на месте.
В словах не было ни сожаления, ни горечи. Судя по всему, Фаник не особо страдал из-за отсутствия отцовской любви: просто взаимно не питал к дражайшему родителю тёплых чувств.
– Не преувеличивай, – поморщился Дэнимон. – Отец…
– Предпочёл бы видеть меня мёртвым, но не живым стараниями тёмных. Взгляни правде в глаза, Дэн. Возможно, я бы единственный раз в жизни заслужил его одобрение: если б очнулся в том подвале прежде, чем вы меня вытащили, и убил себя, дабы не попасть в лапы наследника Ильхта. – Младший принц непринуждённо прилёг на стол, положив подбородок на руки, сложенные на старом дереве. – Всё ещё ищешь отцу оправдания? То, что он сделал с нами, ожидаемо, но никаких оправданий этому быть не может.
– Он сделал то, что должен был сделать хороший правитель, – в голосе наследника эльфийского престола прорезались непреклонные стальные нотки. – Если однажды, пощади Пресветлый, передо мной встанет подобный выбор, я надеюсь, что у меня хватит сил поступить так же.
– Он был бы хорошим правителем, если б не собирался отправить своих подданных на смерть в напрасной войне. Теперь, когда ты здесь, неужели ты не видишь, как отец заблуждался? Нет никакой страшной угрозы для всех светлых – он сражается против врага, которого сам придумал. Против врага из собственной памяти. А настоящий враг, пользуясь его слепотой, все эти годы прятался у него под носом.
Восхт прокашлялся, решив замять разговор, пока братья не передрались. А я подумала, что до сего дня слышала о Фанике то, что он «слишком мягкий» – от Кристы; что Хьовфин не слишком-то его любит – от неё же; и что он не больно хорош в бою – от неё и от Лода. И могла бы раньше предположить, что в действительности из всего этого вырисовывается типичная история о двух сыновьях, из которых один покрепче, другой поумней, но отцы так часто хотят видеть своих сыновей рыцарями без страха и упрёка…
Что ж, может, для Хьовфина ум не являлся качеством, которое ценят превыше всего, но у меня среди двух его сыновей явно наметился иной фаворит.
– Мы не приняли этот ответ, тэлья Эсфориэль, – изрёк Восхт, – но он самый очевидный.
– Самый очевидный ответ редко бывает правильным, – заметил Лод. – Однако зачастую злоумышленники тоже это знают. И заметают следы, пользуясь этим.
– Изложи всё, что нам известно, – велел Алья, и Лод в ответ достал из воздуха дутое серебряное кольцо: то самое, что вчера я видела на запястье Фаника.
– Наёмники были осторожны. В воспоминаниях Фаникэйла… к счастью, большую часть своего заключения он провёл без сознания, и воспоминаний этих было немного… я не обнаружил ничего, что могло бы навести на заказчика, – начал он. – Браслет тоже не поможет. Он лишь служит доказательством, что на стороне заказчика исключительно сильный маг.
– Такое могущественное колдовство оставляет мощный след ойры. Всегда, – резко произнесла Навиния. – Его не замаскируешь обычными скрывающими чарами. При должном мастерстве…
– …можно по ойре выйти на мага, который это колдовство сотворил. Да, я пробовал это сделать. Однако на браслет наложили Лейндармальский заговор.
Судя по всему, принцессе это ничего не говорило. Мне тоже, но я сообразила, что речь о каких-то чарах, маскирующих следы других чар.
Зато Восхт прекрасно всё понял – и недоверчиво расширил глаза:
– Лейндармаль? Но тогда этот маг должен обладать такой силой…
– Как наша милая принцесса. – Лод кивнул на Навинию. – По меньшей мере.
– Я? Если вы намекаете, что я…
– Вини, ну при чём тут ты? – всплеснула руками Криста. – У Фрайндина как раз под рукой есть магичка, которая по силе наверняка превосходит даже тебя. Спасибо нашей белой ведьме, протащившей в Риджию эту рыжую… проблему.
– Всегда рада помочь, – буркнула я.
Нехороший прищур Навинии от меня не укрылся, и прищур этот сулил Мари большие проблемы. Ох, надеюсь, мне удастся настроить однокурсницу на мирный лад прежде, чем принцесса встретится с ней и решит проверить, кто тут кого превосходит…
– Далее. – Лод непреклонно вернул нас к теме разговора. – Правду о том, что внезапное исчезновение принца и его невесты не является предсвадебным путешествием, среди светлых знали только Фрайндин и Фаник. Принц, вы ведь никому не говорили?..
– Чтобы отец меня уничтожил? – уточнил Фаник. – За то, что не помог брату усмотреть за невестой, за то, что не доложил о погоне брата за этой невестой, и за то, что малодушно отпустил брата одного? Даже несмотря на чётко выраженное пожелание, чтобы я тихо сидел в своей любимой библиотеке, ибо в погоне буду только обузой?
– Видимо, нет.
– Это был не первый побег Кристы. Предположи я хоть на миг, чем всё обернётся, я пренебрёг бы всеми просьбами Дэна и сразу побежал к отцу. Но я не предположил. И прислушался к просьбам, и нашёл правдоподобное объяснение про предсвадебное путешествие, и солгал, что Восхту тоже потребовалось уехать, и ему было с Дэном по пути… – Уголок губ Фаника досадливо дрогнул. – Я и Вини долго пытался убедить, что ничего страшного тут нет. Найдутся, помирятся, всё как обычно.
…и было бы, как обычно, если б Кристу не понесло в горы дроу. И тогда бы все вы сейчас здесь не сидели, как и я.
Одна маленькая деталька, с лёгкостью порушившая карточный домик.
– А свой отъезд вы в итоге объяснили…
– Тем, что заскучал без друзей и в преддверии Солирдага решил развлечься вместе с Вини. – Солирдаг… насколько помню из местных книг, день прощания с летом, один из главных риджийских праздников.
– Но дяде вы, как и Дэн, сказали правду?
– Да.
– Это ещё ничего не значит, – робко возразила Криста. – Да, наёмники явно следили за вами с Вини, как только вы выехали из Солэна, но весь наш двор знал…
– Но дядя знал, что происходит на самом деле. И, зная это, ничего не сказал отцу. А он один из тех, кому открыт доступ к моему маячку, и обещал, что будет регулярно его проверять, раз уж речь идёт не о безмятежном предсвадебном путешествии, – хмуро ответил Дэнимон. – Потому я и сказал ему правду. Рассчитывал, что в случае опасности дядя поднимет тревогу, и как только я пропал из виду… Если б дядя сразу пошёл к отцу, наши гвардейцы были бы в Тьядри в тот же день. Они нашли бы Фаника прежде, чем до него добрались наёмники, и прежде, чем Восхт и Вини попались в вашу ловушку.
– А я нахожу ситуацию ещё более интересной. – Фаник задумчиво стучал кончиком указательного пальца по столешнице, благо стараниями Лода ногти у него успели отрасти заново. – Если наёмники увязались за мной и Вини столь стремительно, с ними связались заранее. Каким-то образом их наниматель понял, что вскоре мы отправимся в Тьядри. Из этого можно сделать неутешительный вывод, что он прекрасно знал нас. Всех нас. Он шпионил за Кристой, узнал, что она у дроу… или хотя бы то, что она пропала в их горах, но выводы сделать нетрудно… а дальше понял, что Дэн отправится её выручать – и тоже попадётся. Он знал, что Вини неожиданно покинула своё королевство, и понял, зачем она сделала это. Он понял даже то, что я поддамся на её уговоры. Из всех эльфов мне известны только двое, которые могли предсказать всё это. – Он поднял взгляд, посмотрев на Эсфора. – Первый сейчас сидит за этим столом. Второй – тот, о ком мы говорим.
…я вдруг поняла, кого он мне напоминает. Даже внешне, но в первую очередь манерами, повадками, неизменной смешинкой в голосе и в глазах. Сашку – только повзрослевшего лет на пять-семь.
И не избалованного заботой разведённой матери, помноженной на возможность не пробираться сквозь тёмный лес образования самому, а уютно устроиться на моей шее.
– Доводы убедительные. – Лод тоже смотрел на мальчишку с одобрением: чувство, редко проявлявшееся в его взглядах на светлых. – Однако доказательств, что всё затеял именно тэлья Фрайндин, у нас нет. Это мог быть любой другой высокородный эльф, который хорошо вас изучил. И всё усложняет отсутствие мотива.
– Фрайну незачем так поступать, – проговорил Эсфор убеждённо. – Он всегда был лучшим из нас троих. И никогда не хотел править.
– Если бы хотел, убрал Хьовфина, а не его наследников. И он мог сделать это давным-давно, – кивнул Алья. – Но мы исходим из того, что злодеем двигала в первую очередь ненависть к нам, не стремление получить личную выгоду. Всё, что он сотворил сейчас и восемнадцать лет назад, он творил для того, чтобы спровоцировать светлых на новую войну.
– А брат мужа – один из тех, от кого Повелительница эльфов никак не ожидала отравленного ножа в спину, – негромко добавила Морти.
– Вы думаете, что резню восемнадцать лет назад и моё похищение организовал один и тот же эльф? – Фаник удивлённо вскинул брови. Интересно… Стало быть, он тоже считает, что резню кто-то «организовал». Впрочем, если и Восхт понимал, что в официальной версии светлых есть сомнительные пункты…
…я рассматривала несколько вариантов. Начиная с того, что несостоявшийся убийца Фаника и состоявшийся убийца его матери – действительно разные лица. Заканчивая тем, что не совпадают даже личности организатора и исполнителя того старого убийства. Последний вполне мог оказаться лишь марионеткой в руках сильных мира сего.
Но некоторые штрихи заставляли меня склоняться к определённым выводам.
– Мы можем ошибаться, – легко признал Лод. – Вполне возможно, что вашу мать устранили по другим причинам. Личным причинам. Кажется, многие считали, что человеческая девушка – не самая подходящая партия для Повелителя эльфов.
Ого. Так Дэнимон и Фаник – полукровки?.. Хотя это объясняет необычную для эльфов масть.
– Эльфам чужды предрассудки, – отрезал Дэнимон. Фаник скептически хмыкнул, но его вряд ли услышал кто-то, кроме меня. – Мама была из знатного рода, троюродной сестрой матери Вини. Все считали, что в ней возродилась прекрасная Льомдэлль, которую отец потерял в войне с…
– Многие были не в восторге от выбора брата, – устало бросил Эсфор, оборвав жаркую речь племянника на полуслове, и я поставила мысленную галочку «не забыть узнать, что за прекрасная Льомдэлль». – Да, после войны никто не смеет открыто показывать пренебрежительное отношение к людям. Иначе заклеймят последователем Тэйранта. Но в высших кругах это пренебрежение всегда было и, боюсь, ещё долго будет.
Не выдержав, я кашлянула, и собравшиеся за столом светлейшие особы посмотрели на меня.
– Мне кажется, тут виден один и тот же почерк, – справившись с мгновенной робостью, заговорила я: от концентрации сиятельного внимания становилось слегка не по себе. – Убирают кого-то из семьи Повелителя, когда светлые и тёмные близки к примирению, и при этом подставляют дроу. Вряд ли это простое совпадение. Кто-то не хочет, чтобы вы примирились… но личный мотив тоже имеет право на существование. Заметим, никто не покушался ни на самого Повелителя, ни на его братьев, однако удар наносили так, чтобы у Хьовфина появилось ещё больше причин возненавидеть тёмных. В первом случае по его жене, во втором – по детям, которые внешне пошли в мать. – Я взглянула на Эсфориэля. – Как Фрайндин относился к жене брата?
– Фрайн ко всем относился тепло. С самого детства. Я говорил: он лучший из нас троих. – Эльф смотрел на моё лицо, но создавалось впечатление, что видит он нечто совсем иное. – Когда война закончилась, ему было всего одиннадцать. Мы с Фином вернулись домой, наши родители – нет. Фин занял место отца, и на его плечи легла задача возродить из пепла наше королевство. Я отдалился от всего и всех, коротая дни наедине со своей печалью. Но Фрайн был лишь ребёнком, который неожиданно остался один. Он потерял родителей, а братьям было не до него. Лишь много позже я с содроганием понял, как легко он мог озлобиться на весь мир, однако он остался тем же светлым мальчиком, что до войны кидался мне на шею во время моих редких визитов домой. – Эсфор моргнул, и взгляд его сделался более осмысленным. – Да, он не любил дроу. Но людей он всегда считал равными эльфам – один из немногих. Когда Фин объявил, что избрал будущей Повелительницей человеческую деву, мы с Фрайном первыми поддержали его.
…прямо-таки портрет ангела во плоти. Которых не существует.
И пусть рядом со мной живой пример в лице Морти, я не могу поверить даже в её искренность.
– Но он не любил дроу, – цепко повторил Алья.
– Он не знал их так, как я. Когда-то они разрушили всю его жизнь. Жизнь его семьи и его народа. Конечно, у него были причины их не любить.
– Значит, у него были и причины не желать примирения с ними.
– Были. Но не ценой жизни племянников. Не ценой жизни их матери. Дэн и Фаник… мы с Фрайном всегда любили их, как собственных сыновей. Порой мне казалось, что мы куда ближе к ним, чем сам Фин. В своей одержимости будущей войной он нечасто находил время на детей.
Я покосилась на Дэнимона, но тот ничего не сказал: видимо, тут даже любящему сыну нечего было возразить.
– Да, многое указывает на Фрайна. Но я готов поклясться, что это не он. Я знаю своего брата. Я верю в него.
Решимостью Эсфора можно было резать алмазы. Он говорил это так же твёрдо, как когда-то уверял свою возлюбленную принцессу, что сердце её брата исполнено добра… брата, который потом развязал войну, уничтожившую их всех. Так тебе легче, тэлья Эсфориэль? Безоговорочно верить в тех, кого любишь, – даже несмотря на то, что твоя долгая жизнь уже смеялась над тобой, растаптывая эту веру? Ты предпочтёшь снова пережить боль предательства, снова выдернуть нож из спины, но не оскорбить любимых недоверием? Как прекрасно, как глупо…
И ведь мне, похоже, придётся брать с тебя пример.
– В нашем мире говорят, что яд – оружие женщин, – осторожно сказала я. – Настоящий злодей мог лишь прикрыться тем, что в первую очередь все ниточки приведут к Фрайндину. И это вполне мог быть не злодей, а злодейка. Думаю, многие эльфийки мечтали занять место рядом с Повелителем, и кто-то из них мог быть очень зол, что в итоге оно им не досталось.
– О мамином месте мечтали многие, – признал Фаник. – Включая половину её фрейлин. Но из них я не назову ни одной достаточно умной, чтобы провернуть подобное.
– И на такой случай у нас есть ещё одна зацепка. – Положив браслет на столешницу, Лод призвал в руку знакомую грифельную табличку. – Ночью я вышел на того, кто писал послания наёмникам. След ойры тщательно замаскировали, однако я сумел его распутать. Двусторонние артефакты всегда делают тебя уязвимым… След привёл меня в Мирстоф.
– Что?!
Навиния выдохнула это так возмущённо, будто «старшак» нанёс ей глубокое личное оскорбление, посмев угнездиться в её столице.
– Я знаю, кто руководил наёмниками. Я знаю, где он. Если он расскажет нам всё, что знает, уверен, мы приблизимся к разгадке. Однако, – Лод посмотрел на Алью, – прежде предлагаю всё же наведаться к тэлье Фрайндину. Если ниточки ведут к нему не просто так, на этом наши поиски оканчиваются. Если наши подозрения беспочвенны – нам было бы очень полезно заручиться поддержкой ещё одного брата Повелителя эльфов.
…а Фрайндин, в свою очередь, сумеет вразумить Мари, потому что у меня такие вещи выходят не слишком хорошо. Если, конечно, он и правда невиновен.
– А если тот, кто стоял за похищением Фаника, и убийца Повелительницы – не одно и то же лицо? – задумчиво спросил Восхт.
– У меня тот же вопрос, – поддакнул Фаник. – Думаю, отца больше обрадовала бы поимка убийцы любимой жены, чем неудавшегося убийцы нелюбимого сына.
Лод слегка пожал плечами:
– Да, в нашей версии много допущений. Но даже если так… Когда мы отдадим Хьовфину того, кто покушался на принца, он поймёт: среди светлых есть те, кто желает его семье зла. И, думаю, после этого Повелитель сам отыщет того, кто отнял у него жену.
– Поддерживаю, – сказала я. – Главное – заставить светлых понять то же, что поняли вы. Когда ваш отец увидит, что его сыновья невредимы, когда люди осознают, что их Повелительница жива… когда они поймут, что всё не так, как им казалось…
– Они наконец снова захотят нас слушать, – закончила Морти. – И мы предложим им мир.
Алья молчал, обдумывая предложение Лода, и по лицам собравшихся я видела: последнего слова все ждут именно от него.
Быть может, Повелитель дроу не был самой сильной фигурой за этим столом, – но он оказался тем самым королём на доске для скаука, под чьим знаменем мы в итоге сражались.
– Если мы поможем вам… повидаться с дядей, – произнёс Дэнимон негромко, – вы наденете на него ошейник? Чтобы он сказал правду?
– Мы не будем злоупотреблять вашим доверием лишь для того, чтобы заполучить ещё одного заложника, – успокоил его Лод. – Ошейник – крайняя мера. Для начала попробуем мирно побеседовать. Было бы неразумно с ходу настроить Фрайндина против нас столь… неучтивым обращением.
– Хорошо, – серьёзно кивнул принц. – Я не хочу, чтобы он пострадал.
– Если он ни при чём, никто этого не хочет. – Даже с табурета Алья поднялся так, словно под ним был трон. – Ладно. Беритесь за Фрайндина.
Король сказал своё слово. И хотя никто не кивнул в знак согласия, стало ясно: решение принято.
– В таком случае обсудим план, – резюмировал Лод. – Эсфориэль, принц Дэнимон, принц Фаникэйл – останьтесь. Остальным более докучать не смею.
Намёк, к моему удивлению, поняли все. Трое пленников, которых теперь даже как-то неудобно было так называть, направились к двери в свои покои, Морти с братом – к лестнице из башни, а я – к ступенькам, уводившим наверх. И хотя меня несколько раздосадовало, что к моим услугам при обсуждении плана прибегать не собирались, но я знала: Лод обратится ко мне за помощью, если она понадобится. А его сольные планы до сего дня не подводили.
Не обращая внимания на одеяло, подозрительно шевелившееся на моей постели, я прошла в библиотеку. В призрачном свете волшебных цветов отыскала на полке книгу, на корешке которой подписали «Сокрытие чар»; прислонившись спиной к шкафу, пролистала потрепанный том. Ожидаемо отыскала там Лейндармальский заговор – и, убедившись, что он действительно позволяет магу скрыть путеводные следы своих чар от других магов, вернула потрёпанный том на место.
Позже я определённо к нему вернусь, чтобы изучить от корки до корки. Но пока меня ждали «Ловушки», которые давно следовало добить, чем я и занялась.
Я всегда восхищалась красотой чисел и формул, как и красотой кода. И по мере того как я разбиралась в магических формулах… О, они были не менее прекрасны, чем математические, и не менее изящны, чем элегантно написанные проги. Особенно те заклятия, до которых я добралась сейчас: невероятно сложные в своей гениальной простоте, сверкающие, как бриллианты, незамутнённые и чистые, как родниковая вода. Их не творил человек – они жили собственной жизнью задолго до него, и оставалось лишь придать им форму так же, как скульптор придаёт форму куску мрамора, чтобы высвободить дремлющую в нём жизнь. Наверное, так музыканты восхищаются гениальными симфониями, а художники полотнами да Винчи… Хотя последнего я никогда не понимала: и с чего все с ума сходят от обычной женской улыбки? То ли дело формулы.
Когда вошёл Лод, я сидела в кресле и разбиралась в одной из последних рунных цепочек, изящной и многослойной, как нервная система. Ловушка Брёлайве, вызывавшая у жертв приступ безумия, заставляя поверить, что на тебя напал твой злейший враг, – но каждый удар, который в своих фантазиях ты наносил призрачному недругу, в реальности доставался тебе самому.
– Всё учишься? – Колдун встал рядом, вглядываясь в книгу.
– В этом мире у меня мало других занятий. Как план?
– Осталось лишь подгадать правильный момент. Думаю, он наступит завтра.
– Мне с вами можно?
Он слегка усмехнулся:
– Тебе – всегда и везде.
– Даже так? А как насчёт мест, в которые мне идти слишком рискованно? Я же не могу за себя постоять.
– Зато я могу. И сумею позаботиться о том, чтобы ты была в безопасности.
Это не было ни бахвальством, ни даже обещанием: простая констатация факта, как и многое из того, что он говорил. Одна из черт, которые мне в нём так нравились.
– Хорошо, что эмер Айкатт не таит на тебя зла, – вырвалось у меня. – За Артэйза.
– А, так вы всё-таки видели совет.
– Да, и… вы с Альей казнили Артэйза из-за меня, а меньше всего я хотела…
– Ты тут ни при чём. – Он не успокаивал меня, просто излагал положение дел. – Артэйз нарушил закон и запятнал честь своего дома. Честь для дроу имеет огромное значение. Все понимают решение, которое принял Алья, и уважают выбор, который сделал эмер Айкатт.
– Кроме Лундвинэла, видимо.
– Он тоже понимает, что Артэйз сам вырыл себе могилу. И не таит злобы ни на отца, ни на своего Повелителя.
– А на тебя?
Лод помолчал. И ещё помолчал, выдерживая странную, удивившую меня паузу.
Но всё-таки ответил.
– После того как я убил его младшего брата… да. – Лод пожал плечами. – У будущего супруга Морти определённо осталось ещё меньше причин меня любить.
Повелитель дроу вошёл в комнату пленных без стука, лёгкой неслышной походкой, и светлые не сразу заметили его появление.
Алья обвёл взором кровать, где принцы о чём-то переговаривались с Восхтом, и камин, у которого сидела Криста; когда та увидела дроу и испуганно выдохнула, тот уже непреклонно, без оглядки двинулся к окну, подле которого восседала Навиния. Принцесса вяло наблюдала за бегавшим по столешнице паппеем, и её не насторожила даже внезапно повисшая в комнате тишина. Она повернулась к двери, лишь когда тень Повелителя дроу упала на стол, и медленно подняла глаза, встречая его взгляд.
На пару секунд в комнате застыли все и всё, кроме паппея, настороженно шевелившего усами.
Следом Алья поклонился, изящно и низко изогнув стан.
– Принцесса, я прошу у вас прощения за своё… неподобающее поведение ранее, – произнёс он ещё прежде, чем выпрямиться: мягко, но без всякого заискивания. – Чтобы сгладить то напряжение, что возникло между нами, вы отобедаете со мной.
– Я? С вами? – тонкие ноздри Навинии дрогнули. – После того, что вы сделали, вы ещё смеете…
Она вдруг замолчала – и, подчиняясь движению руки Альи, покорно поднялась на ноги.
– Это было не приглашение, а приказ, – уточнил Повелитель дроу, галантно подхватывая принцессу под руку.
– Если она не хочет никуда идти, – гневно выпрямился Дэнимон, – ты не…
Он осёкся, получив тычок под рёбра от брата, а также неожиданно неодобрительный взгляд Навинии, повернувшей голову в сторону бывшего жениха. Судя по этому движению, на ментальном поводке её уже никто не держал.
– Возражения исчерпаны? – осведомился Алья прохладно. – Чудно.
Он чинно повёл принцессу к двери, оставляя светлых смотреть им вслед: Кристу – с сочувствием, Восхта – с опаской, Дэнимона – с непониманием и Фаника – со странной насмешкой в коричных глазах.
– Я решил, что лишние церемонии ни к чему, – изрёк Алья, пока они с Навинией спускались по винтовой лестнице, – а потому обедать будем в моей башне.
Принцесса ничем не показала, что услышала его, и дальше оба шли безмолвно, гладя мрамор мягкими туфлями, безупречно попадая в ритм шагов друг друга.
В тёмно-фиолетовых покоях башни Повелителя ждал накрытый овальный стол; отражения свечей светлячками мерцали в серебре приборов. Любезно отодвинув перед принцессой кресло, Алья дождался, пока та опустится на бархатное сидение, и прошёл к другому концу стола, чтобы занять место напротив.
– Какое ауменье [5] предпочитаете? Фиалковое, розовое, липовое?
Навиния хранила молчание, глядя на свою тарелку, накрытую серебряным колпаком.
– Думаю, розовое придётся вам по вкусу, – заключил дроу. – Йон, ты слышал.
Иллюранди вынырнул из теней с откупоренной бутылью спустя несколько секунд – брат-близнец Акке, только волосы чуть короче. Ловко, не пролив ни капли, слуга Повелителя наполнил бокал принцессы; снял с тарелки колпак, под которым обнаружилась золотистая рассыпчатая крупа и запечённая с травами птичья ножка; мгновенно переместившись к Алье, повторил предыдущие действия и исчез так же быстро, как появился.
– Ешьте, – сказал дроу, когда они с Навинией вновь остались одни.
Та подняла глаза, пристально глядя на хозяина башни, и не думая притрагиваться к приборам.
– Не заставляйте меня принуждать вас даже к таким простым вещам, – Алья проговорил это почти ласково. – Чем моя трапеза хуже той, что ждала бы вас в комнатушке, которую вы вынуждены делить со своими друзьями?
Опустив голову, принцесса коснулась костяной рукояти трезубой вилки, и Повелитель дроу удовлетворённо взялся за нож.
– Думаю, вам будет любопытно услышать, – отрезая кусок мяса, заметил он невзначай, – что ваш Совет, стоило ему узнать о вашем пленении, обратился к Первому Советнику… бывшему, конечно, – тому, которому вы в своё время устроили отставку… с просьбой взять на себя управление страной в это тяжёлое и горестное время. И тот, недолго думая, согласился.
Навиния ела неторопливо и аккуратно, уставившись в тарелку, ничем не проявляя, что слышит сотрапезника – и что он в принципе существует.
– Первый Советник целиком и полностью одобрил решение, принятое за вашей спиной ещё несколько месяцев назад: в грядущей войне предоставить эльфам всевозможную помощь. Войска – в первую очередь. Людей ведь теперь всё это касается не меньше, чем Детей Солнца. – Алья отправил в рот порцию крупы и тщательно прожевал, прежде чем заговорить дальше. – Армию поведёт лично Хьовфин, и людей отдадут под его командование. Конечно, у них будут свои военачальники, но главнокомандующим назначен Повелитель эльфов. Подозреваю, что ваш народ пойдёт в авангарде – на убой. Обезвреживать собой наши ловушки, чтобы эльфы могли пройти следом, по их телам. Жертвуют обычно наименее ценным материалом, а людей куда больше эльфов, несмотря на все старания Тэйранта, приложенные в своё время. – Отложив вилку, дроу сомкнул пепельные пальцы на своём бокале. – Вы ведь, не в обиду будет сказано, плодитесь, как кролики.
Принцесса молчала, и эмоции её выдавало лишь то, как упорно она продолжала пилить уже давно разрезанный кусок.
– Конечно, сразу коронацию вашему преемнику, которого подыскал Совет, не устроят. – Откинувшись на спинку кресла, Алья покачал бокал в ладони, так, что ауменье достало почти до кромки; оно отливало земляникой, тонкие всплески напоминали прозрачные розовые лепестки. – Наверное, сперва дождутся конца этой «войны», как они её называют. Я склонен именовать то, что они собираются сделать, бойней. И наверняка ваши советники предполагают, что вы либо уже мертвы, либо скоро умрёте… либо погибнете, когда светлые будут штурмовать наши города. Совершенно случайно, конечно же. – Дроу поднял бокал на уровень глаз, насмешливо салютуя принцессе. – Должен вас поздравить: требовалось приложить массу усилий, чтобы советники признали – вас проще убрать, чем усмирить. Достойно уважения. Полагаю, сейчас ваш Совет дружно благодарит богов за наше своевременное вмешательство.
Выпавшая из руки Навинии вилка ударилась о тарелку с глухим звяканьем.
– Вы говорите о моих советниках так, будто чем-то лучше их. А вы… вы ещё хуже. – Она наконец вскинула голову, без страха встретив взгляд дроу; голос её леденило презрение. – Все мужчины одинаковы. Все вы не воспринимаете нас всерьёз. Мы для вас любимые постельные игрушки, утробы для ваших детей, но не более. Даже если вы подчиняетесь нам, то лишь формально: не потому, что уважаете, а потому, что так надо. И даже подчиняясь, на деле пытаетесь нами управлять.
– Я лучше ваших советников хотя бы потому, что мне дорог каждый мой подданный. Каждый. То, что иногда мне приходится осуждать кого-то из них на смерть, этого не отменяет. – Алья облокотился на ручку кресла, подперев голову свободной ладонью; не сводя глаз с лица принцессы, пригубил сладкий цветочный напиток. – Позвольте угадать… Вы считаете, что мужчины и женщины абсолютно равны, и то, что в мире властвуют мужчины, а женщин допускают к правлению лишь в исключительных случаях, ужасно несправедливо.
– Вы ничем не лучше нас. Как правило, вы сильнее, но ум не имеет никакого отношения к силе. – Губы принцессы изогнулись в пренебрежительной улыбке. – И страсти затмевают вам разум куда успешнее, чем нам.
– Многие мужчины не в силах устоять перед женскими чарами, не спорю. Но я знавал и не одну девушку, для которой желания перевешивали все доводы разума.
Ответная улыбка Альи граничила с усмешкой, и Навиния всё же опустила глаза.
– Вы мыслите так же узко, как все мужчины, которых я знала, – предпочла сменить тему она. – К примеру, меня вы, как и Совет, считаете никудышной правительницей.
– Откровенно говоря, да, – легко согласился Алья. – Но не потому, что вы женщина, а потому, что вы объективно отвратительно управляли страной. Будь на вашем месте мужчина, я сказал бы ровно то же про него. Впрочем, я читал о великом множестве дрянных правителей, и вы далеко не худший пример. Вы хотя бы искренне желали блага для своего народа: эта милостыня, визиты в лечебницы, борьба с разбойниками… прекрасные устремления. – подобная похвала из его уст почему-то не звучала похвалой. – Вы делали лучшее, на что способны, и не ваша вина, что вы не способны на большее. В конце концов, грешно было бы забивать столь очаровательную головку скучными политическими соображениями.
Последнее он произнёс без насмешки, без укоризны, абсолютно серьёзно.
– Так вы считаете, что я глупа.
– Необязательно быть глупым, чтобы не годиться в правители. Без Лода мне бы тоже пришлось тяжело. – Алья сделал ещё один маленький глоток. – Я признаю, что женщины могут соперничать с мужчинами очень во многом, если не во всём. Моя сестра, помимо того, что она бесконечно лучше, чище и добрее меня, владеет мечом несравненно искуснее. Та девочка, что помогла нам пленить Дэнимона, столь же умна, как Лод, а его ум не сравнить с моим. Но хороший правитель – не тот, кто хорош во всём, а тот, кому хватает мудрости понять, что он не в силах в одиночку разобраться со всем; и, разглядев тех, кто сможет помочь ему наилучшим образом, поставить их на нужные места, пусть даже вопреки правилам и предрассудкам. Самодурство ни к чему хорошему не приводит, ведь нужно думать не только о настоящем, но и о будущем. Все мы смертны рано или поздно, а если всё держится на одном элементе, пусть даже исправно работая… что будет, когда этот элемент исчезнет? – Повелитель дроу рассеянно махнул рукой. – Мы с вами чем-то похожи. Волей богов нам пришлось сесть на престол, и сделать это очень рано. Но вы так и не признали, что нуждаетесь в помощи кого-то, кто мудрее и взрослее вас, и в том ваша главная ошибка. Вы решили всё взвалить на себя, и на себя одну, и тут редкий мужчина выдержал бы. Не говоря уж о юной девушке, одарённой многими талантами, но не теми, что идеальны для Повелителя.
– Мы с вами… – Навиния гневно тряхнула головой, и волосы её всплеснулись тёмной волной. – Да что вы обо мне знаете?!
– Многое. Вы даже не подозреваете, насколько. – Дроу смотрел на принцессу поверх кромки бокала; в полумраке золотые глаза его казались матово-бархатистыми. – Хотите, расскажу?
– Извольте. Хоть посмеюсь.
– Что ж, – Алья лениво опустил веки, – не буду пересказывать скучные факты, о которых я осведомлён прекрасно. Думаю, вам любопытнее будет услышать иное. Видите ли, я всегда считал, что лучший способ убедительно обмануть – сказать правду, приправив её толикой лжи. И то, что вы говорили Лоду про «сладких придворных мальчиков», когда пытались соблазнить его… вот вам, к слову, пример мужчины, который в любой ситуации думает верхней головой… заставило меня сделать некоторые выводы. Позже они подтвердились теми вашими беседами с друзьями, что я слышал, и вашей реакцией на меня.
– Ну да, вам ведь есть с чем сравнить мою реакцию, – Навиния заметила это со странной бесстрастностью. – Это доставляет вам удовольствие, вспоминать всех, кого вы мучили? Их крики и мольбы?
Алья не вздрогнул. Даже глаз не открыл. Лишь голос стал чуть глуше, когда он ответил:
– Нет. Что угодно, но не удовольствие. И потому я стараюсь о них не вспоминать. – Когда Повелитель дроу всё же посмотрел на принцессу, взгляд его огладил её лицо невидимыми цепкими пальцами. – Но все боялись меня… кроме вас. В вас не было страха. Ни капли. Ни разу при взгляде на меня.
Ему не удалось скрыть уважения, скользнувшего в этих словах, и собеседница улыбнулась ему в ответ с лёгким снисхождением:
– Я – Повелительница Навиния из рода Сигюр. Я одолела шайку Кровавого Роба, сгубившую сотни невинных жизней, и Жестокого Эйна, который убил на своём алтаре две дюжины детей. Поверьте, вы – далеко не самое страшное, что я видела в жизни.
– Я никогда не сомневался, что многое в этом мире куда страшнее меня. И никогда не стремился пугать… больше, чем нужно, по крайней мере. Страх – хороший рычаг управления, но, когда твой трон держится лишь на нём, в какой-то миг он начнёт шататься. Страх, уважение и любовь – они должны идти рука об руку.
– И поэтому вы пощадили меня, в отличие от остальных? Потому что я вас не боялась?
Принцесса сказала это всё с той же улыбкой, так небрежно, будто все эти дни не искала подсказки в его лице. И не мучилась вопросом, почему наследник Тэйранта, тёмная тварь, безжалостная и бездушная, в последний момент отпрянула от неё и ушла – не воспользовавшись абсолютной властью над ней, не отомстив всему её народу и виду, не свершив возмездие за сестру, которое и многие светлые сочли бы вполне справедливым.
Даже сама Навиния.
– Поэтому тоже. Но в первую очередь потому, что в последнее время слишком многое напоминает мне: я вплотную подошёл к черте, из-за которой не будет возврата. За которой я действительно превращусь в наследника Тэйранта – как вы тогда и сказали. А подле меня были и есть те, ради кого я не должен её переступать. И когда Лод делает всё, чтобы выстроить заново сожжённые между нашими народами мосты… я был бы ублюдком, если бы перечеркнул все его усилия, сотворив с вами то, чего вы никогда нам не простите. – Алья смотрел перед собой, не замечая, как в зелени глаз Навинии плеснулось изумление его неожиданной откровенности. Повелитель дроу исповедовался не столько ей, сколько себе. – Я никогда больше не причиню вам боль. Ни вам, ни другим, таким же, как вы. Я почти поплатился за то, что делал, и расплата моя была бы страшной. Я никогда не понимал, что мои гвардейцы… для них я не просто правитель, не просто тот, кого они должны защищать. Их оторвали от дома слишком рано, и я должен был заменить им отца и братьев. Я был их объектом восхищения, примером для подражания. Так бывало с гвардией Повелителя обычно. А я так долго не мог этого понять, потому что сам был мальчишкой… и подал им пример, который оказался ужасен. И мало того, что потерял себя – чуть не потерял одного из тех, ради кого сам отдал бы жизнь.
Когда он вновь взглянул на принцессу, взор его уже утратил странную, непривычную, какую-то растерянную мягкость.
– Повелительница Навиния из рода Сигюр, – повторил Алья затем, точно стараясь распробовать каждое слово на вкус. – Да, это то, что вы есть. И в том ваша беда.
– Моя беда?.. – улыбка не сошла с губ Навинии, лишь ощутимо выцвела.
– Всю жизнь вам подчинялись. Не потому, что считали ваши приказы, ваши желания верными, а потому, что вы были той, кому надо подчиняться. И вы позволяли себе всё больше и больше в надежде, что рано или поздно найдётся тот, кто сумеет сказать вам «нет». – Алья смочил губы ауменье. – С детства вас ненавязчиво пытались оттеснить от престола, по праву принадлежавшего вам. Для вашего же блага. Власть, да тем более в такое нелёгкое время, – бремя, которое делает с людьми страшные вещи, и опекавший вас Советник прекрасно видел, что вы для него непригодны. Он хотел, чтобы вы прожили счастливую жизнь, занимаясь лишь тем, в чём вы действительно преуспеете и что вам действительно по сердцу. Но вы видели в этом козни и интриги и вбили себе в голову, что во имя светлой памяти родителей обязаны править самостоятельно. Объясняли снисхождение окружающих лишь тем, что вы не родились мальчиком, и в какой-то момент поняли, что можете обратить свой недостаток в оружие. – Речь Повелителя дроу была размеренной и совершенно отстранённой. – Постель для вас была не столько удовольствием, сколько средством достижения цели. Согласен: при должном умении это хороший способ управлять мужчинами. Вы пользовались любовниками для своих нужд, в глубине души презирая за то, что они играют по вашим правилам. А когда острая надобность в их услугах отпала, вы принялись придумывать им новые правила, поднимать планку, испытывать их гордость… и постоянно искали что-то, чего никак не могли найти. Поэтому вы ухватились за Дэнимона, ведь он был первым, кто посмел взбунтоваться. Пусть не открыто осечь вас, а просто сбежать – воистину мужской поступок, ничего не скажешь, – но для вас то было проявлением похвального своеволия. Бедный мальчик так и не осознал, что побегом лишь разжёг ваш интерес… его брат, похоже, понимает вас куда лучше. А сами вы мните себя такой взрослой, такой мудрой, но вам всего девятнадцать, и в глубине души вы несчастная романтичная девочка, живущая в сказке, которую вы сами себе придумали. Про злобного интригана Советника, про бедную венценосную сиротку, выросшую в храбрую воительницу, защитницу слабых и убогих… и про прекрасного принца, который никак не может прийти и спасти её от всех, кто её окружает, но с кем она чувствует себя в ловушке.
Алья смолк. По взгляду его видно было, что он ждёт ответа, однако Навиния не торопилась этим воспользоваться. И больше не улыбалась.
Она взяла в руки бокал, всё это время ждавший своего часа, и кошачьи глаза дроу проследили, как хрусталь касается девичьих губ, отчего-то пересохших.
– Как я и думала. – Сделав пару глотков, Навиния вернула бокал на парчовую скатерть. Аккуратно промокнула рот шёлковой салфеткой. – Ничего вы обо мне не знаете. – Уронив салфетку обратно на стол, она с достоинством встала. – Я насытилась. Не будете ли так добры сопроводить меня обратно?
Алья безмолвно поднялся на ноги и, вновь подхватив девушку под руку, повлёк её к лестнице. Сопротивления он не встретил.
Обратно они тоже шли в молчании, не глядя друг на друга. Глаза обоих туманила непроницаемая пелена сумрачных дум.
– Дальше я сама, – бросила Навиния, когда Алья открыл дверь в башню колдуна.
– Как пожелаете, – равнодушно ответил тот. – Я всё равно узнаю, если вы не дойдёте до своих покоев.
Фыркнув, она встала на первую ступеньку – и остановилась, замерев в полутьме витого лестничного колодца.
– В одном Дэнимон был прав. Когда я вернусь в своё королевство… если вернусь… я найду тех, кто сделал это с вашей сестрой, – проговорила Навиния, не оборачиваясь. Слова заметались между гулкими стенами, чтобы эхом осыпаться на принцессу людей и Повелителя дроу за её спиной. – Я боролась с монстрами всю свою жизнь. Я не позволю, чтобы монстры жили среди моего народа. Ни один ребёнок, дроу он или нет, не должен пережить то, на что её обрекли.
– Она и не пережила, – произнёс Алья мягко. Когда Навиния, вздрогнув, оглянулась через плечо, отступил на шаг – и отвесил церемонный поклон. – Благодарю, принцесса. До скорой встречи.
Когда Алья закрыл дверь, оставляя девушку наедине с окружающим сумраком, та ещё пару мгновений смотрела на чёрное дерево. Потом поднялась вверх на две ступеньки – и опустилась на третью так резко, будто ей в один миг отказали ноги.
Она долго сидела, прикрыв лицо ладонями, зарыв кончики пальцев в волосы, и компанию ей составляла лишь не нарушаемая ничем тишина. По прошествии нескольких тягучих минут медленно опустила руки, чтобы сказать пустоте, завершая долгий диспут с кем-то невидимым:
– Всё равно он тот ещё сигсонур.
И стёрла призрак улыбки, мелькнувшей на губах от мыслей о чём-то, чему определённо стоило остаться в этом сумраке.
Лод смотрел на меня, а я смотрела на него – во все глаза, вспоминая, как в школе мне периодически напоминали, что у меня их четыре.
…так вот почему Морти защищала Артэйза. Принцессе действительно уготована блестящая партия в виде дроу из славного древнего дома; только вот я не ожидала, что личность этого дроу уже всем известна.
– И… как давно?..
– Морти и Лу обручены с семи лет. – Лод присел на ручку кресла. Голос его был спокойным. – Эта помолвка оказалась последним, что успел сделать покойный Повелитель дроу, прежде чем отбыл на переговоры со светлыми.
– Так давно? Но почему тогда они до сих пор не…
– Дроу редко вступают в брак раньше тридцати. Как мужчины, так и девушки. На Детей Луны не давят ограничения короткой человеческой жизни, а дроу, как я уже говорил, ценят опытных женщин. Мать Альи вышла замуж, когда ей было всего девятнадцать, но они с Повелителем искренне любили друг друга и не видели смысла ждать. К тому же королевство нуждалось в наследнике.
– А в случае Морти торопиться некуда, и о любви, как я понимаю, речь не идёт.
– По крайней мере, с одной стороны. Насколько могу судить, для Лу это не только расчёт.
…поразительно, как невозмутимо он рассуждает о будущем браке любимой женщины.
– И почему именно Лу?
– А почему нет? Дом Рауфгата – славный и древний род. К тому же покойный Повелитель был очень дружен с главой дома, дядей Лу и Артэйза. Он хотел, чтобы Бллойвуги и Рауфгата породнились.
Ах да, Морти же говорила, что Артэйз потерял в резне любимого дядю. Видимо, того самого.
– Эмер Айкатт стал во главе дома, когда его старший брат погиб на переговорах, – продолжил Лод, отвечая на не заданный мною вопрос. – Тот любил Айкатта всем сердцем, и его детей – как собственных. Сам он когда-то разорвал помолвку со своей суженой, другую заключать не торопился, а потому считал Лу своим будущим наследником. Вот и решил обручить Морти именно с ним.
– Как интересно. А почему он разорвал помолвку?
– Понял, что его невесте больше по сердцу его друг. И что её чувства взаимны. А поскольку он искренне любил обоих, то решил не мешать их счастью.
Внезапная догадка заставила меня подозрительно сощуриться:
– А этим другом, случайно, не был отец Альи и Морти?..
Лод в ответ только кивнул.
– И поэтому Повелитель хотел, чтобы его дочь стала частью дома Рауфгата? Потому что испытывал чувство вины?
Ещё один кивок.
– А Алья не разрывает помолвку, потому что уважает, можно сказать, последнюю волю отца?
– И матери. Когда Повелительница лежала на смертном одре, Лу поклялся, что будет беречь её дочь больше, чем себя самого. Ему тогда только исполнилось десять, но он всегда был серьёзным молодым человеком, – Лод сказал это без всякой насмешки. – Последнее, что Морти слышала от своей матери, – что с Лу та спокойна хотя бы за её будущее.
…как же часто родители ломают наши жизни. Даже самые любящие. Чем больше они любят нас, чем больше мы любим их – тем больше давит на нас груз обязательств, желания соответствовать ожиданиям и чувства вины, если не соответствуешь; тем больше ты превращаешь в нерушимую заповедь последнее, что родитель успел сказать или сделать, прежде чем бросить тебя навсегда…
– Значит, когда-нибудь Морти выйдет замуж за Лу… а ты останешься её хальдсом?
– Если мы все доживём до этого момента, – безыскусно проговорил Лод. – Я знал, на что иду. Мы все знали. И мы не первые, кто будет жить так. Мужем её мне в любом случае стать было не суждено: то, что Алья сделал меня Первым Советником – уже нонсенс, с которым дроу смирились, признавая мои дарования. Но выдать за меня принцессу – за человека, своего вассала… почти то же, как если бы Навиния обручилась с конюхом.
И снова в словах – ни досады, ни печали, ни горечи.
Пожалуй, иногда я понимала, почему Лу сомневался в наличии у него сердца.
– При её взбалмошности, пожалуй, могла бы, – пробормотала я, решаясь на вопрос, который терзал меня уже давно. – А Алья… всё-таки… Навинию…
Я всё-таки запнулась, и под внимательным взглядом Лода меня потянуло пригладить чёлку.
– Просто… они как-то странно смотрят друг на друга после этого, и я… мне кажется, что они друг другу нравятся, но я не понимаю…
– Нет. – Лод отстранённо сжал двумя пальцами воротник своей рубашки. – Алья не смог этого сделать. Не с ней.
Я сдержала облегчённый выдох в горле.
…что ни говори, надеяться, что ты не служишь венценосному садисту – одно, а получить подтверждение этого – другое.
– И что, они правда…
– Правда. Потому что Навинии нужен тот, кто возьмёт над ней верх, тот, кто не станет под неё подстилаться. А Алье нужна та, кто сможет быть с ним на равных, та, кто примет его таким, какой он есть. Его худшие стороны Навинии известны, и всё же они её не отпугнули. В сравнении с омерзительным чудовищем, которого она воображала, когда представляла наследника Тэйранта… реальный Алья, даже со всеми своими демонами, просто обречён был приятно её поразить, – голос Лода звучал иронично. – Он достаточно силён, чтобы иметь над ней власть – даже без ошейника. Что бы она ни говорила, ей это нравится. Она достаточно сильна, чтобы не бояться его тьмы и не смотреть на него снизу вверх, как придворные дамы. И ему, в свою очередь, это нравится. Когда принимают даже твоего дракона… это высшая степень близости.
– Поэтому ты тогда не стал препятствовать ему? – тихо спросила я, когда Лод замолчал, задумавшись. Тоже запоздало заметил в собственных словах резонанс с нашей историей?.. – Потому что знал, что он не сделает этого?
– Предполагал. И надеялся. А если бы всё-таки сделал… мне пришлось бы признать: возможно, я зря пытаюсь убедить светлых, что мы не такие, какими они нас считают. – Он выдержал длинную паузу, и я прекрасно понимала причины как её длины, так и её тяжести. – Если ты проголодалась, можем пообедать вместе.
…да, моё дорогое отражение из зазеркалья. Всё-таки ты ничего и никогда не делаешь просто так.
– С удовольствием.
Вызвав Акке, Лод принялся отдавать ему распоряжения насчёт обеда, – а я, мысленно вернувшись к началу разговора, невидящим взглядом уставилась на рунные цепочки.
…не знаю, почему Морти так любезна со мной. Даже узнав всё, что я теперь знаю, я не могу верить ей. Но я поверю тебе, Лод. Хотя бы потому, что у меня слишком мало точек опоры, помогающих мне жить и сохранять здравомыслие, и ты – главная из них.
Я поверю, что ты мой друг. Я даже поверю, что моё чувство не безответно. Ты не обещал не лгать мне, но ложь входит в моё представление о предательстве, а ты обещал не предавать меня. И если ты обманешь моё доверие, если все твои слова были ложью – мне не придётся беспокоиться, что будет со мной после того, как вся эта история окончится. Потому что твоё предательство меня уничтожит. Потому что я впустила тебя в свою душу, мысли и сердце так глубоко, как не пускала никого. Потому что удар от тебя будет последним ударом, который я смогу вынести. И то, что останется от меня после него, уже не будет мной.
Да, то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но не обязательно убивать тело, чтобы убить душу. Если после контрольного выстрела судьбы ты не умираешь, твоё место просто занимает кто-то другой: очень похожий на тебя, но куда более сильный. А ещё куда более циничный, равнодушный и злой.
И не хочу даже думать, во что в таком случае превращусь я.
Лод сел рядом – улыбчивый, близкий, надёжный. Улыбнувшись в ответ, я захлопнула книгу, которую по-прежнему держала в руках.
…а теперь, зная всё это…
…я просто постараюсь об этом не думать.