Для исследования и доказательства любого тезиса существует принципиально две методологические стратегии:
– линейная (нетворческая – начинается индукцией)
– нелинейная (творческая – начинается абдукцией).
Первая считается более надёжной. Однако, если следовать ей, то в контексте поставленных вопросов мы, в конце концов, зайдём в тупик.
Действительно, вначале необходимо охватить все факты, характеризующее современный мир, и все их следствия. Информатизация, виртуальная реальность, дополненная реальность, манипуляции с биологической информацией, новые способы переработки технической информации, искусственный интеллект, блокчейн, девайсы, роботизация, автоматизация, электронные книги, умные города, экономика знаний, цифровая медицина, дистанционное обучение и т. д.
Таково требование индуктивной логики: собери всё в одну кучу, классифицируй, отбери нужное и только потом формируй гипотезу. Какую гипотезу можно соорудить из вышеперечисленных фактов-следствий? Какую угодно! Всё – от «конца света» до «мы будем жить в раю». Именно эта разноголосая и бессмысленная трескотня засоряет мозг каждый день.
Так что, первая стратегия предлагает нам идти по цепочке: следствия – их проверка – объяснение – явление.
Мы пойдём другим путём. Возьмёмся за явление сразу и объясним его целиком. Затем определим следствия этого объяснения и попробуем их проверить. Во всех главах рукописи, кроме двух, последовательность будет только такой:
1. Общее описание проблемы и явления.
2. Моё объяснение с обзором альтернативных версий.
3. Следствия предложенного мной объяснения.
4. Их соответствие наблюдаемым фактам.
Преимущество второй стратегии состоит в том, что мы не ограничиваем себя в формулировке объяснения с самого начала. Оно может быть любым – даже чересчур фантастическим. В то время как применение первой стратегии заставит нас быть тенденциозными. К отбору фактов мы неизбежно отнесёмся предвзято.
Конструирование нашего объяснения будет сопровождаться исследованием конкурирующих теорий. Критика – творческая работа. Она не имеет ничего общего с сопоставлением фактов: это, прежде всего, сравнение пониманий. Индуктивисты избегают творческого рассуждения, поскольку, как им кажется, оно может завести в далёкие дебри. Они любят перечислять факты, но стесняются предлагать объяснения, предпочитая пересказывать мысли классиков. Идут строго вперёд, не поднимая глаз и не оглядываясь по сторонам. По-моему, это самый верный способ, чтобы заблудиться.
Если в конце пути наше понимание хорошо объяснит все или почти все факты, будем считать, что нам удалось сформулировать хорошую гипотезу. Которую, разумеется, можно (и нужно) критиковать дальше.
Из гипотезы естественным образом вытекают предсказания. Я полагаю, что они ограничиваются периодом времени около 30—40 лет. На это указывает ряд обстоятельств, о которых будет сказано ниже.
Хочу ещё раз подчеркнуть: предлагается, прежде всего, не прогноз, а объяснение. Оно всегда граничит с верой. А следствия-прогнозы, разумеется, вероятностны. Это много лучше индуктивной логики, которая в принципе не может ничего предсказать. И подпитывает лишь ленивое чувство самоуспокоения.
Итак, приступим. Защищаемый мною тезис сводится к следующему.
В ближайшие десятилетия в сообществе людей доминирующим станет Человек Информационный. Это переходный подвид (группа) H.sapiens, чьё существование и деятельность будут сопровождаться фундаментальными сдвигами в общественных отношениях, экономике, науке, семейной коммуникации, этике и психологическом облике. Результатом станет явление массового человека, активно и сознательно оперирующего растущими информационными объёмами. Возникнут объективные предпосылки на уже существующем морфологическом базисе для качественного развития и расширения объёма функций головного мозга. Вследствие этого высока вероятность эволюционной перестройки H.sapiens и возникновения на его основе нового биологического вида.
Что такое информация? Какой она бывает? Её можно посчитать? Как изменяется? В чём её польза или вред? Можно прожить без информации?
Известный исследователь феномена информации Лучано Флориди (Luciano Floridi) отмечает, что дать определение этому понятию – сложнейшая проблема (проблема №1 в философии информации). Не понятна сама природа явления. Есть мнение, что прояснить это невозможно в принципе17,18.
Согласно точке зрения Международной организации по стандартизации (International Organization for Standardization, сокр. ISO) и Международной электротехнической комиссии (International Electrotechnical Commission, сокр. IEC), информация – это знания, касающиеся объектов – таких, как факты, события, предметы, процессы или идеи, включающие концепции, которые содержатся в рамках определенного контекста, имеющего конкретное значение34.
Короче говоря, информация – это описание чего-либо. Информация понимается как атрибут фундаментальных компонентов Вселенной: материи и энергии7. Она – их функция. В виде информации можно представить вещи (например, детальное техническое описание самолёта) и мысли (книга, которую вы читаете, описывает идеи автора). Такова общепризнанная интерпретация.
Стандартное объяснение хуже некуда. Оно ужасно. И ничего, в сущности, не объясняет. Откуда берётся информация? Не спешите с ответом.
Эксплуатационная и ремонтно-техническая документация на самолёт – плод труда инженеров, конструкторов и технических писателей. Они получили свои знания от других людей, чьи книги читали и чьи лекции слушали в университете. Те, в свою очередь, пользовались законами, открытыми предыдущими поколениями учёных. Которые синтезировали новую информацию на основе наблюдений и догадок, сделанных, в т.ч., на заре человечества.
Таким образом, первоисточник технического описания самолёта – мозг H.sapiens, возникший около 200 тысяч лет назад. Т.е. собственно Человек. Получается, что без него нет информации. Информация рождается тогда, когда человек отражает реальность в своем мозге – анализирует, классифицирует, интерпретирует и т. д. В науке это называется «антропный принцип» (anthropic principle): убеждение, что всё, что нас окружает, вся Вселенная – результат нашего наблюдения, и, значит, не может существовать без участия человека в той или иной степени (сильная версия принципа) 19.
Следствием антропного принципа является очеловечивание наблюдаемых фактов и явлений. «Совы не то, чем они кажутся» (The owls are not what they seem).
Такое случалось и раньше. Возьмём, к примеру, учение о «первичных элементах». В древности к ним причисляли воду, воздух, огонь и землю. Почему? Потому что этого добра вокруг было навалом. Эти субстанции, так или иначе, влияли на жизнь всех людей. Из количества и многообразия форм каждого «элемента» делался вывод о его исключительной важности1.
Точно также сейчас поступают, оценивая информацию. Её много (в наши дни стало ещё больше), она может принимать различную форму – ну, ясно дело, это элемент материи. Может, даже «первичный».
Однако, каким бы первичным элементом информация ни была, она служит нашим желаниям и интересам. Без человека информация – ничто.
Такое рассуждение ведёт, как минимум, к представлению о необъективности информации. Если она часть или элемент материи, то материя главнее. Информация есть, но на самом деле её нет. Мы извлекаем её и перерабатываем, пользуемся ею – но смешно, право дело, сравнивать это с материей в принципе. Материя всегда ощутима – а как можно почувствовать информацию? Информация нематериальна, а без материи нет бытия – разве может она существовать без материальной основы?
Это не соответствует фактам. Всего два примера.
Первый – из биологии. Как известно, в основе жизни – передача наследственной информации, закодированной в нуклеиновых кислотах, ДНК и РНК. Этот механизм возник в природе за миллиарды лет до появления человека. Значит, информация не может считаться атрибутом субъективного восприятия человека. Так же, как любого другого существа. Уж скорее мы – её воплощение.
Второй – из физики. Две элементарные частицы могут находиться на значительном расстоянии и, тем не менее, влиять друг на друга. Это явление учёные называют квантовой запутанностью (quantum entanglement), а запутанными предлагают называть взаимодействующие частицы. Экспериментально подтверждено, что данный феномен можно использовать для передачи информации. При этом передача энергии и материи между запутанными частицами не происходит. Значит (по крайней мере, в некоторых случаях), информация может выполнять самостоятельную роль, независимо от материи и энергии.
Гипотеза, которую выбираю я, состоит в том, что информация есть такая же фундаментальная сущность, как материя и энергия. И так же, как они, информация может быть и причиной, и результатом. Иными словами, информация – нечто объективное.
В этом допущении нет ничего революционного. Так думает немало учёных. Ход их рассуждений примерно такой.
Человеческий мозг, создавший самолёт, в свою очередь, является продуктом биологической эволюции. Жизнь – результат взаимодействия материи и энергии, появившихся сразу за событием Большого Взрыва. Получается, что вся информация (включая ту, что содержит детальное описание устройства самолёта) появилась вместе со Вселенной. Материя и энергия родились с опцией «информация». Которая открывает доступ к их управлению. Отсюда вывод об объективном характере информации, которая проявляется как свойство взаимодействия материи и энергии.
Т.е. информация такая же равновеликая, как материя и энергия. Но она – всё-таки не такая фундаментальная, как они. Они пофундаментальнее будут. Информация – их особая форма.
Так информацию из категории «прислуга» повышают до звания «чиновник».
Без сомнения, это тупик. Схоластическое упражнение. Философия ради философии. Можно бесконечно мысленно перегонять информацию в материю, энергию и обратно, но так и не проникнуть в ядро проблемы. Информация не может отличаться от материи и энергии степенью фундаментальности. Либо она фундаментальна, либо нет. Так подсказывает интуиция, но всегда ли она права?
Некоторые разъяснения, данные по этому сложнейшему вопросу отцами-основателями концепции постиндустриализма, к сожалению, нельзя считать удовлетворительными. Впрочем, вряд ли кто-нибудь из них ставил перед собой задачу его серьёзной проработки.
Создатель кибернетики, математик и философ Норберт Винер (Norbert Wiener), высказывал вполне традиционную точку зрения: «Информация – это обозначение содержания, полученное нами из внешнего мира в процессе приспосабливания к нему нас и наших чувств». Но мог изречь и нечто странное: «Информация – это информация, а не материя и не энергия»4,5,6,7.
Гениальный учёный-эклектик Грегори Бейтсон (Gregory Bateson), на мой взгляд, сделал важный шаг в понимании природы информации. В январе 1970 года он сформулировал: единица информации есть различие, производящее различие (a difference that makes a difference) 27,28.
Наконец, в 1990 году физик Джон Уилер (John Wheeler) предложил концепцию «всё из бита» (it from bit), где информации в картине мироздания отводилась подлинно фундаментальная роль.
Короче говоря, идея о том, что информация – нечто объективное, существующая сама по себе вещь, и связана с различием, уже высказывалась.
Хорошо. Пусть так. Но какова всё-таки сущность информации? Это предмет? Материальный? Идеальный? Процесс? Событие? Явление природы или общества? Выдумка учёных и писателей с разгоряченным воображением?
Вот что думаю я.
Информация есть различение. Различение чего? Чего угодно. 0 и 1. «Да» и «нет». Чёрное и белое. До и после. Здесь и там.
Там, где нет различения, нет информации. Там, где возможно одно отличить от другого, информация появляется. Появляется неоднородность на однородном, неразличимом фоне.
Информация есть и процесс, и событие.
Процесс, потому что информации свойственна динамика: неоднородности могут сливаться в новые неоднородности, а те, в свою очередь, – распадаться на неоднородности, не похожие на исходные (подобно двоичному выбору в концепции Уилера).
Событие, потому что каждый момент различения есть точка появления нового различия (или единицы информации в интерпретации Бейтсона).
Информация – и идеальное, и материальное.
Это означает, что информация может вести себя как невычислимая (приходится оперировать идеальными, абстрактными моделями) и как вычислимая (можно сделать количественный арифметический расчёт) величина.
Информация самодостаточна и не зависит от субъекта – её носителя.
Различение чего-либо предшествует самому предмету. Ведь когда мы задаём вопрос: «Можно ли различить что-то?», подразумеваем, что это «что-то» уже есть. Но «что-то» не может существовать без того, что когда-то оно было различено. Значит, информация об этом уже имеется.
С другой стороны, если мы чего-то не знаем и не имеем даже ни малейшего представления (например, существует ли другая разумная жизнь во Вселенной), это не значит, что различения этого предмета нет в принципе. Просто это различение нам пока недоступно.
Верно и обратное. Если далёкий от нас разум не подозревает о существовании жизни на планете Земля, это не значит, что информации о человечестве нет. Напротив, она есть и постоянно увеличивается.
Следствия предложенного понимания информации чрезвычайно любопытны:
1. Информация появилась раньше, чем материя и энергия.
2. Человек – информационное существо.
Действительно, до Большого Взрыва не было информации. Как не было материи и энергии. Образовавшись, Вселенная отделила себя от не-Вселенной. Перешла из состояния «меня нет» в состояние «я есть». Это различение и есть Первая Информация. Возникновение Вселенной сделало возможным различение материи и энергии. Это Вторая Информация. Материя и энергия создали пространство-время. Это Третья Информация. Таким образом, информация, как минимум, не моложе материи и энергии, а, возможно, даже старше их.
Дальнейший ход рассуждений приводит нас к пониманию возникновения жизни.
Материя приняла форму элементарных частиц, а энергия – форму фундаментальных взаимодействий (в пространстве и времени) между ними. Родилась новая информация. Расширение пространства-времени, бесчисленные взаимодействия частиц позволили проявиться огромному количеству информации. Её энтропия (неупорядоченность) стала расти, но, вместе с тем, некоторое количество информации, сочетаясь случайным образом, но вследствие закономерных процессов, объединялось в определённые структуры. Материя обеспечила им строительные элементы (белки и нуклеиновые кислоты), а энергия – связь (химические реакции) между этими элементами и внешними объектами. Так появились сложные самоорганизующиеся системы – жизнь. Их отличительной особенностью является наличие информации упорядоченной.
Цель любой формы жизни – бессмертие. Если не индивидуальное, то хотя бы видовое. С позиции информации это означает хранение и передачу знания о структуре и функциях системы в потенциально бесконечном ряду поколений. Проблема состоит в том, что, чтобы поддерживать, в том числе, информационную упорядоченность, нужно извлекать энергию из окружающей среды. Для этого необходимо оценивать внешний мир: холодно/тепло, темно/светло, опасно/безопасно. Т.е. различать множество параметров. И чем лучше (качественнее, быстрее) живая система делает это, тем больше сведений приобретает и передаёт следующему поколению. Она усложняется. В конце концов, возникает мозг H.sapiens, изобретающий самолёт.
Человек – частный случай живых систем. Биологические системы способны не только извлекать, хранить, перерабатывать, передавать информацию, но и упорядочивать её. Насколько нам известно, человек обладает такой способностью в наибольшей степени. Таким образом, человек – априори информационное существо, для которого информационный обмен является не просто потребностью, а базовым процессом.
Информационный обмен – производство различий – никогда не прекращается. Во Вселенной, в рождении и смерти галактик, в движениях планет, в жизни самого крошечного организма и в жизни человека. Он – тот, кто проявляет информацию. Превращает различение в различие. Выделяет событие из процесса. Систематизированный порядок различий мы называем знанием.
Если человек – информационное существо, то можно ли говорить об «информационном человеке»? Не тавтология ли это?
Формально – да. Однако общественные представления изменяются медленно. Большинство людей до сих пор различают в информации только её прикладной характер. Говорят, что информация – это знания, сведения, данные, новости и т. д. Поэтому для ясности я формулирую: информационный человек – тип человека, способный оперировать объёмом информации, который превышает таковой у большинства современных людей.
Феномен «информационного человека», прежде всего, социальный. Это своего рода социологический диагноз для части современных людей. В то же время феномен тесно связан с биологическими (антропологическими) аспектами. Прежде всего – со способностью (и способами) обработки информации, а не с тем, что информация (процесс различения) вдруг стала играть в нашей жизни значительную роль. Информация всегда была для нас определяющей. Но только сейчас, по моему мнению, сложились условия, в которых осознанное пользование огромными массивами информации может привести к качественным сдвигам в жизни человека и общества.
В центре исследования – информационный человек, но нельзя ничего не сказать о социуме. Информационное общество – это общество, где информационный человек становится лидером. Другими словами, ему принадлежит власть. Расцвет информационных технологий в данном случае вторичен. Они – продукты информационного общества и инструменты управления им.
Для характеристики типа современного общества мною выбран термин «информационное», потому что «постиндустриальное», вообще говоря, фиксирует только период в истории цивилизации. «Постиндустриальное» – «следующее за индустриальным» и больше ничего. Важнее указать на сущность процессов, а не на их место на воображаемой исторической линейке.
Не годятся формулировки «цифровое общество», «экономика знаний», «технотронное», «электронное» или «кибер» -общество и т.п., поскольку все они указывают на отдельные черты явления, сужая область обобщений.
По этой же причине не подходят термины, содержащие словосочетание «промышленная революция» с соответствующими числительными (Третья, Четвёртая и т.д.). Не в одной промышленности дело: масштаб цивилизационных изменений выходит за рамки экономической динамики.
Элвин Тоффлер пользовался термином «супериндустриальное общество», подчеркивая качественный переход. От массового производства стандартных товаров к уменьшению количества средней производимой партии. Но и это, безусловно, важное обстоятельство, тем не менее, не отражает всей полноты наблюдаемых изменений.
Как будет показано ниже, эта, вроде бы, несущественная терминологическая дискуссия имеет значение. Ибо язык – отражение наших мыслей.
Итак, моё объяснение состоит из трёх утверждений:
1. Суть информации сводится к различению, которое является таким же фундаментальным компонентом бытия, как материя и энергия.
2. Человек – существо различающее, т.е. информационное.
3. Информационный человек – особая социальная форма настоящего этапа антропогенеза, порождающего информационное общество.
Есть немало критиков, которые отрицают либо некоторые из этих утверждений, либо все сразу. Рассмотрим их аргументы.
– «Срыватели покровов»
Это радикалы, чей главный лозунг – «Власти скрывают!».
Что же скрывают власти? Всё! Никакого информационного общества нет, а есть колоссальный вселенский заговор, в котором участвуют мировые корпорации, финансовая элита и влиятельные политики. Их цель – порабощение.
Порабощение кого? Всех! По их мнению, под видом, в том числе, концепции постиндустриализма продвигаются идеи глобального потребительства, контроля личности, массового ограбления, хищнического использования природных ресурсов, притеснения разнообразных меньшинств и инакомыслящих, ограничения прав и свобод человека.
Вообщем, всё то, что в современном мире категорически осуждается, является целями «заговорщиков». А поскольку эти пакости сильные мира сего открыто делать не могут (хотя почему бы и нет?), они творят их втайне, прикрываясь болтовней об информатизации и компьютеризации.
Ярким примером деятельности данной группы критиков служат выступления сторонников антиглобализма (anti-globalization movement). Движение крайне разношёрстное (от марксистов до националистов), но голосистое. Последняя крупная акция – попытка сорвать проходивший в июле 2017 года саммит G-20 в Гамбурге. 120 тысяч человек вышли на улицы города с горячим приветствием «Welcome to Hell». В столкновениях пострадало более сотни полицейских, несколько десятков протестующих были задержаны.
У антиглобалистов немало защитников-интеллектуалов. Философы, социологи, культурологи, политологи и прочие исследователи. Они считают всех приверженцев концепции информационного общества либо утопическими мечтателями13, либо ангажированными дезинформаторами22. Своим долгом, разумеется, полагают разоблачение происков «мировой закулисы», нагло оболванивающей общественность.
Так что – власти скрывают, а они срывают.
– «Пессимисты»
Это депрессивные ребята, они говорят: «Конец близок!».
Пессимистический взгляд на какие-либо перемены в обществе – традиция, уходящая корнями в глубокую древность. Думаю, в своё время было немало противников использования огня и колеса. Ну, как же! Огонь всех пожгётъ, а колесо всех распялит.
Тут (в отличие от ревнителей старины, о которых речь ниже) главное – величина аффекта. Не драма, а трагедия. Не хандра, а глубокая меланхолия. Почему? Потому что страшно.
Пессимисты любят обращаться к «Закату Западного мира» (нем. Der Untergang des Abendlandes) Освальда Шпенглера (Oswald Spengler), забывая о важных обстоятельствах. Во-первых, критика Шпенглера была направлена против господствующего в его время другого типа общества – индустриального (возникновение массового сознания, распространение мегаполисов, техницизм, централизация управления и пр.). Во-вторых, рукопись создавалась в тяжелейших для автора условиях: полуголодный образ жизни, крушение империи, тяготы послевоенного времени и т.д.26 Можно представить психологическое состояние Шпенглера. Пожалуй, «депрессия» – наиболее мягкая его оценка.
Тем не менее, спустя сотню лет эпигоны идей Шпенглера продолжают твердить о «закате» чего-либо: Европы, Америки, Китая, постиндустриального общества, человеческой цивилизации вообще.
Пророчествуется «гуманитарный кризис» вследствие засилья компьютерами и информационными технологиями10. Вместо информационного общества провозглашается «общество не-знания», где никому и ничему нельзя верить8. Муссируется тезис о рисках информатизации – её «тёмной стороне». В связи с этим предлагается, например, введение «информационной гигиены», опирающейся на некие таинственные «физиологические закономерности» и призванной защитить мозг от «пагубной информации». Чиновники берут под козырёк и просят денег на открытие и содержание охранительных структур. Пока что подобная «забота» носит характер суетливого шарлатанства и не приняла строгую форму закона.
Пессимизм может проявляться и в активной форме. С 2001 года проходит Всемирный социальный форум (World social forum, сокр. WSF) – слёт альтерглобалистов (или альтермондиалистов). Эти активисты поставили задачу разработать альтернативную версию миропонимания (которая, по их мнению, должна противостоять глобализации), где всё будет по справедливости.
Последний слёт состоялся летом 2016 года в Монреале. В нём приняли участие около 35 тысяч человек из 125 стран мира. Впрочем, сущностную концепцию так и не родили. И даже не договорились, когда собраться снова. Подмечено, что с каждым мероприятием количество участников WSF уменьшается. Печалька.
Пессимизм – не временный симптом душевного неблагополучия, а образ мыслей.
– «Скептики»
Похожи на пессимистов, но критикуют не постиндустриализм в целом, а отдельные его проявления. Мол, поживём – увидим.
Информационный человек представляется скептикам преувеличением, как и все грандиозные изменения в экономике, науке, социуме16. Выдвигаются гипотезы, где новое мыслится как продолжение старого. «Когнитивный капитализм»36,40, «информационный/цифровой капитализм»23,30,31,32,41, «турбокапитализм»37, «виртуальный капитализм»29, «хай-тек капитализм»33. Их объединяет утилитарная трактовка информатизации: человек тот же, что и раньше, но производит, кроме автомобилей и памперсов, ещё и знания. Все эти авторы, хоть и говорят о качественных процессах, описывают, тем не менее, количественные изменения.
Для других представителей этой группы информатизация – один из этапов развития цивилизации, а компьютеризация – один из этапов информатизации общества25. Таким образом, предлагается традиционная линейная схема – всякий параллелизм социальных и биологических процессов отвергается.
При этом упускается, что волны цивилизации могут накладываться друг на друга. На это указывал, в том числе, Элвин Тоффлер. В пределах одного государства могут одновременно сосуществовать активные группы Первой, Второй и Третьей волны. Это не исключение, а довольно обычное явление.
Ещё одна подгруппа скептиков вещает о трёх мифах, якобы распространяемых сторонниками постиндустриализма20. Называется миф о конце географии (мир без границ), миф о конце истории (мир без войн и насилия), миф о конце политики (мир без политики и политиков). Возражая, скептики говорят: «Границы будут существовать», «Войны будут продолжаться», «Политикой будут заниматься».
Парадоксально, но развенчивая «постиндустриальные мифы», эти критики создают свои собственные. Подоплёка которых основана на тезисе консерваторов-индуктивистов всех времён: «Если такого никогда не было, значит никогда и не будет». Железобетонное оправдание для ничегонеделания.
Все мифы рано или поздно рассеиваются и, теряя силу, становятся, в лучшем случае, фольклором. Но всё-таки лучше строить предположения и ошибаться, чем, сомневаясь во всём новом и ничего не предлагая взамен, не ошибаться вовсе.
– «Индустриальные патриоты»
Это род ностальгирующих консерваторов: «Люди не меняются». Их религия – прошлое.
По мнению этих исследователей, информационное общество не существует: оно объявляется «фантомом постиндустриальной эпохи»11. Почему? Потому что вчера всегда лучше, чем сегодня.
Что такое быть консерватором в XXI веке? Конечно, это значит идеализировать ценности и принципы, по выражению Тоффлера, мира фабричных труб. Говорить с придыханием и дрожащим голосом, вспоминая крупномасштабные стройки, гигантские заводы, великие идеи и могучие империи. Полностью игнорируя, что всё это в наши дни не стоит ровным счётом ничего.
Тем не менее, тоскующие по «старым добрым временам» указывают на узкую применимость информационных технологий, их поверхностность. Они говорят о важности культуры, твёрдости религиозных устоев, незыблемости патриотизма, неизменности человеческих чувств и бессмертии души. Им мнится, что воцарившийся модернистский морок развеется, как всякое модное увлечение. Что вдруг все станут снова читать бумажные книги, прилежно учится в школах и институтах, лечится у семейного врача и по 40 лет работать на одном и том же заводе. Что всё вернётся на круги своя и сведётся к «базовым человеческим ценностям»…
Всё это уже было.
Воображаю, как палеолитический собиратель «на пальцах» доказывает древнеегипетскому земледельцу, что еду проще найти, чем горбатиться на поле. Или как средневековый кузнец убеждает заводского рабочего, что изготовленное им колесо круглее того, что выплюнет из своих недр бездушный конвейер.
Да, люди не меняются – ни сами критики, ни их аргументы.
Скептики и «индустриальные патриоты» полагают, что информация – это либо функция, либо форма материи или энергии. Потому что так думали в прошлом, и нет причин пересматривать это мнение. Такова типичная индуктивистская логика.
«Срыватели покровов», яростно набрасываясь на глобализацию и якобы присущую ей примитивизацию и стандартизацию, твердят о сложной природе человека. Это, дескать, биопсихосоциальное существо, и нельзя всё сводить к информационному обмену. Т.е. вместо одного сложного понятия – информация – они предлагают объяснять сразу три: «жизнь», «душа», «социум». А ведь ещё нужно указать на верную пропорцию этих частей и разъяснить их взаимодействие. Они неоправданно усложняют вопрос.
Наконец, пессимисты явно встревожены тем, что плоды прогресса окажутся смертельной отравой для человечества. В основе их страхов – убеждение, что именно современные технологии приводят к «расчеловечиванию». На это потребуется развёрнутый ответ, и он будет дан позже.
У латинского существительного speculatio – два значения: наблюдение (на войне) и созерцание или умозрение (как философская практика).
Умозрительных гипотез, описывающих человека в эпоху информации предостаточно. Сочиняют их преимущественно не перечисленные выше критики, а самые что ни на есть горячие сторонники идей постиндустриализма. Авторы силятся описать гипотетического соперника в предстоящей схватке с человеком. Получается сущий монстр, этот «Чел будущего».
Рецепт спекулятивных рассуждений всегда один и тот же. Исследователя, совершенно не знакомого с технической стороной дела, глубоко поражает какой-нибудь факт. В своём воображении он доводит его до гипертрофированной формы и соединяет с человеком настоящего. Выходит страшно и занимательно.
Ёнэдзи Масуда – блестящий мыслитель, один из тех, кто активно продвигал концепцию информационного общества в 70х-80х гг. прошлого века. Чтобы обозначить новый тип человека, возникающий в связи с развитием компьютерной техники и информационных технологий, он предложил термин homo intelligens. Буквально – «знаток», «человек, хорошо разбирающийся в чём-либо» (приводится и более поэтический перевод: «человек сведущий»21).
Почему появляется, по мнению Масуды, homo intelligens? Мыслитель рассуждает так. Развитие лобной доли головного мозга человека – революционный биологический скачок, позволивший сформироваться Homo sapiens. В эпоху распространения компьютеров формируется возможность объединения живой ткани и мощных вычислительных устройств. Биокомпьютер – аналог развитой лобной доли, выделивший нас из обезьян. Масуда правильно указывает на то, что само по себе повсеместное применение новых технологий не влечет за собой коренные социально-биологические изменения. Это предварительный этап. К чему? К слиянию машины и человека, и последующему генезису нового биологического вида (но не биоробота! Масуда чётко отделяет живое от искусственно-механического).
Исследователь хорошо разъясняет положения теории генно-культурной ко-эволюции в качестве довода в пользу появления homo intelligens. Метко описывает человека прошлого (мелочное, эгоистичное, хитроватое существо, озабоченное материальными благами). Однако отчего-то полагает, что новый человек будет альтруистом и, аки Супермен, броситься спасать человечество. Масуда отвергает конкуренцию и предлагает в качестве объединяющей идеи синергизм. Который понимает как совместную деятельность для предотвращения и преодоления кризисов с позиций гуманизма и глобализма. Такая оптимистичная трактовка типа будущего человека делает честь лично учёному, но оставляет вопросы38,39.
Почему бы человеку, использующему компьютеры (в том числе для улучшения собственных когнитивных функций), не быть эгоистом? Мошенником? Убийцей?
Прямой корреляции между высоким интеллектом и совестью не существует.
Синергетическое общество, о котором пишет Масуда, подчинено принципу главенства общественных интересов. Это коллективистская идея. Но гуманизм, который исследователь по значимости в новом обществе ставит рядом с глобализмом, – идея индивидуалистская. Гуманисты объявляют наивысшей ценностью самого человека и его потребности. Исторически гуманизм берёт истоки в антропоцентризме (куда уж эгоистичнее!). Его печальные последствия в XX веке хорошо известны. Идея гордого, сосредоточенного исключительно на себе, человека ведёт к ницшеанству. А там, где Сверх-человек, разумеется, есть и «недочеловек»2.
Само собой, Масуда не идёт так далеко в своих рассуждениях. Но могут пойти другие.
Конструкция, где общественное благо мирно сосуществует с личными амбициями, вряд ли прочна. Боюсь, человек и мир, описанный исследователем (действительно весьма сведущим и порядочным человеком), – красивая, но маловероятная утопия. В то же время ряд мыслей Ёнэдзи Масуды, безусловно, заслуживают внимания.
Далеко не все футурологи были столь оптимистичны. Наращивание темпов производства компьютеров и появление таких технологий, как виртуальная реальность (virtual reality, сокр. VR), повергло некоторых социологов, психологов, педагогов и философов в настоящий шок. Они стали бить в набат, завывая о пришествии «человека виртуального» (homo virtualis).
VR, а, вернее сказать, искусственное пространство, генерируемое этой технологией, настолько взволновало воображение творческих личностей, что обернулось для них подлинным кошмаром. Они поспешили выплеснуть его на ничего не подозревающую общественность3.
В их представлении homo virtualis – просто-напросто торчок. Компьютерный наркоман. Пребывание в пространстве видеоигр, симуляторов, прочих компьютерных новинок и, конечно, в интернете (данное слово эти господа отчего-то всегда почтительно пишут с заглавной буквы) отрывает человека от действительности. «Виртуализация» обедняет поведение вне контакта с компьютером: индивидуум мало общается с близкими (может, они никогда не были его близкими?), проявляет меньше эмоций (это ведь не значит, что у него их нет, правда?), получает множество разнообразной и противоречивой информации (вы так говорите, как будто это что-то плохое). Короче говоря, он не похож на других, нормальных людей. Ну, ясное дело: не похож – значит, больной.
Некоторые врачи, к сожалению, увлекшись таким толкованием информатизации, выдумывают новые диагнозы. Например, «компьютерная зависимость» или «интернет-зависимость» (подробнее об этом – см. в главе 4).
Вслед за подобными «медицинскими» доказательствами последовал вывод космического масштаба: идёт деантропологизация человека9. «Подлинная личность» (знать бы, что это такое?) прячется за множеством аватаров. Человек перестаёт быть человеком…
Ну, и что? Хоть бы и так. Судя по его деяниям в XX веке, не слишком-то симпатичное это существо – homo sapiens.
Идея о несовершенстве человека настоящего нашла горячий отклик в сердцах фанатов постиндустриализма. Сложно иначе назвать трансгуманистов, чьим идеалом является Постчеловек (подробнее о трансгуманизме – популярном нынче философском течении – см. в главе 5).
Постчеловек, как нетрудно догадаться, – ещё один вариант нашего будущего. Он прекрасен: очень умный, очень социальный, очень здоровый и, конечно, гуманист. К сожалению для трансгуманистов, наука их немножко подводит. Обещает клонирование и бессмертие, но пока не получается. Поэтому все желающие стать постчеловеками записались в «трансчеловеки», чтобы самоулучшаться по мере сил и возможностей. Самоулучшение достигается, например, использованием имплантатов, применением хирургических операций, вживлением в собственное тело чипов и т. д.
В ряду современных футурологов нельзя не отметить Юваля Ноя Харари (Yuval Noah Harari). Он прогнозирует явление Homo Deus («человек божественный»). Это «без перерыва блаженствующий человек», в котором будут радикально реконструированы «биохимия, тело и мозги».
Размышления Харари – типичная смесь наспех надёрганных фактов и страха перед непонятной реальностью. В них ощущается отчаянное желание встать на твёрдую почву. Это, разумеется, объективно-рациональная наука. Свободная от грозящих, по его мнению, человечеству новых религий – «техногуманизма» и «датаизма»24.
Забавно, что, защищая «сознание» и «объективную реальность» от мнимых нападок иррациональной веры, Харари, тем не менее, выбирает для нового типа человека эпитет «божественный». Похоже, тут не только ирония. Но и кроткость воображения.
Зато другие авторы искрятся фантазией и изобретательностью. При этом анализируют информатизацию при помощи впитанных с молоком матери индустриальных идей и концепций.
Ещё Тимоти Лири, известный своими химическими опытами по расширению сознания, утверждал, что человек будущего – кибернавт (симбиоз живой ткани и компьютера) 35. Современный автор пророчит возникновение homo sapientissimus (буквально «человек разумнейший»), у которого рациональное вытесняет всякое «человеческое» – чувства, мораль, долг15. Дабы подчеркнуть неестественность расширяющегося контакта между человеком и компьютером в дискурс вводятся откровенные клички: «гомутер» (производное от homo и computer) 14. Пишут о «техноидах», «киборгах» и прочих биороботах так, будто они, словно чудовище Франкенштейна, уже бродят среди нас.
«И плавится лёд в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно… О боги, боги мои, яду мне, яду!..».
Весь этот зверинец больше напоминает путешествие по фантастическому миру Герберта Уэллса, чем содержательное обсуждение. В лучшем случае это вульгарный пересказ, а в худшем – перевирание взглядов Ёнэдзи Масуды. Разумеется, исследователи не случайно сорят ярлыками. Они маскируют их надежды, тревогу, страх. А ещё невольно показывают полное незнание предмета.
Комичную форму спекулятивного понимания информатизации иллюстрирует повсеместное учреждение «информационных праздников». Впрочем, стоит ли удивляться? Праздники для праздных.
Как разобраться в этой вакханалии? В этом уродливом смешении нелепых гипотез, концепций и идей, замешанных на откровенной профанации?
Чтобы запутать молодых людей, родившихся и живущих в информационную эпоху, сделано всё возможное и невозможное. Причём не только критиками, но и сторонниками Века Информации. Не думаю, что сознательно. Хотя от этого, разумеется, не легче.
Согласно известной поговорке, можно заблудиться в трёх соснах. Иногда достаточно и двух. Привычка к формулировке противоположных утверждений для описания сложных процессов сыграла злую шутку со многими мыслителями.
Приверженцы информатизации говорят: «Современный человек – продукт прогресса».
Критики информатизации выдвигают антитезис: «Современный человек – результат деградации».
Большинство нынешних последователей постиндустриализма придерживаются идеи прогресса. Мы слышим: «Человек придумал компьютер и интернет. Они делают его лучше: сильнее, умнее, гуманнее и т.д.».
Их оппоненты, признавая, что прогресс – главный двигатель социальных изменений, отвечают: «Человек придумал компьютер и интернет. Они делают его хуже: слабее, глупее, черствее и т.д.».
Важно увидеть, что спорщиков объединяет общее понимание сути развития цивилизации. Они определяют её как количественный процесс.
Только одни говорят: «Пользователей интернета становится больше. Это хорошо». А другие возражают: «Люди общаются друг с другом вживую меньше. Это плохо».
Для доказательства того и другого утверждения вы найдёте (в том же интернете) немало фактов и сведений. Получается парадокс: тезис и антитезис оба верны.
Как говорил один известный киноперсонаж: «Это ловушка!» (It’s a Trap!).
Действительно, перед нами – логическое противоречие, из-за которого возникла большая путаница. Это главный камень преткновения. О который могут запнуться строители нового мира.
В глазах общественности развитие науки и техники – условие, как прекрасного будущего, так и кошмара. Неопределённость грядущего, тревоги и надежды уже несколько десятков лет питают массовую культуру. Художественная продукция на эту тему пользуется бешеной популярностью. Книги и кинофильмы рисуют нам картины, где техническое совершенство, так или иначе, противопоставлено т.н. человечности. Где машина и человек сражаются за право существования. Постановка проблемы не обсуждается. Дихотомия «искусственное-живое» внедряется в головы обывателей, как нечто само собой разумеющееся. Разве это не отражение покрытого толстым слоем пыли тезиса о противопоставлении «души» и «тела»? Разве это не старая сказка на новый лад?
Остановиться и задуматься нет времени. Все спешат, торопятся жить. Технологические, социальные, экономические перемены набрали такой темп, что перехватывает дыхание. Прогресс видят все – и масса, и элита. Это очевидный факт, лежащий на поверхности. За него хватаются, как за бесплатный шоколадный батончик, чтобы утолить голод незнания. Но есть ли незнание? Как можно чего-то не знать в Эру Информации?
Ответа нет. Все разводят руками. Предлагаемые, как сторонниками, так и противниками информатизации, сценарии будущего только маскируют интеллектуальное бессилие. Заполняя пустоту, включается воображение. Рождаются розовые воздушные замки и мрачные холодные пещеры. Ни в тех, ни в других не хочется жить никому.
Сформулированные выше утверждения – классическая антиномия Иммануила Канта (Immanuel Kant). Философ указывал, что подобное противоречие, подбирая и взвешивая аргументы, невозможно разрешить, поскольку оно – типичная игра нашего разума12. Который любит загонять самого себя в логические ловушки. Удивляться тут нечему – наш мозг способен и не на такие проделки.
Для преодоления антиномии Кант предлагал внимательно рассмотреть начальную предпосылку. В нашем случае она такова: «Информатизация – следствие прогресса». Или: «Компьютер и интернет делают общество и человека информационными». Так думают и оптимисты, и пессимисты.
Верна ли эта предпосылка?
Кант писал о том, что всё, с чем может иметь дело человек, делится на явления (зависят от нашего восприятия) и «вещи в себе» (существуют независимо от нашего восприятия). Если мы допускаем, что информация – «вещь в себе», а не атрибут нашего мировосприятия (будем следовать выбранной нами гипотезе), то возникает шанс для разрушения рассматриваемой антиномии.
И тогда камень преткновения – тот самый, что отвергли строители – станет во главе угла.
Выше я рассказывал о трудностях неудовлетворительной и неточной терминологии. «Постиндустриальный» из «следующий за индустриальным» превращается в головах мыслителей в «возникший вследствие индустриального» или даже «продолжение индустриального». Это подмена, искажение смысла.
Информация была всегда. И будет всегда. По крайней мере, пока существует Вселенная. О человеке такого сказать нельзя. Человек – частный случай информационной системы. Самой большой информационной системой является Вселенная. Человек ещё только учится делать то, что Вселенная делает более 13 миллиардов лет. Она поглощает, перерабатывает и создаёт колоссальное количество информации. Вопрос «зачем?» не имеет смысла. Она так устроена. Такова её природа. Но такова природа и человека.
Вселенной нет дела до маленьких человеческих праздников. Она продолжает перелопачивать массивы информации, не обращая внимания на то, что где-то какая-то мелкая букашка изобрела компьютер и спутниковую связь. Велика важность! Капля в океане.
Однако, может ли крошечная флуктуация (переход от индустриального человека к информационному) изменить или даже разрушить систему, функционирующую десятки миллионов веков? Может. Но не стоит обольщаться. Не сразу и не сейчас.
Мы в начале пути. Мы ещё только начали осмыслять информацию.
Каких-то 58 лет назад человек впервые оказался в космосе.
Лишь 55 лет прошло с начала производства массовых компьютеров.
Всего двадцать восемь (!) лет функционирует Всемирная паутина.
В степени понимания реальности с позиций информационного обмена мы даже не дети, мы – младенцы. Груднички. Но уже сейчас мы должны твёрдо уяснить: информация – не явление; не нечто, что появляется и исчезает по нашей прихоти. Информационный обмен – фундаментальный процесс, к постижению которого мы приступили.
Не компьютеры и информационные технологии создали информационного человека. Наоборот: человек, обладая потенциально огромными вычислительными способностями, стал перерабатывать в среднем такой информационный объём, который потребовал создания дополнительных инструментов – компьютерных и телекоммуникационных устройств. Что, в свою очередь, ещё более увеличило его вычислительный потенциал.
Прогресс или деградация (одним словом, развитие) – именно явление, а не объективная, сама-по-себе существующая, вещь. Человек придумал «развитие» для своего внутреннего пользования, но в окружающем мире (в живой и неживой Природе) никакого развития не происходит. Прогресс – порождение изобретательного человеческого ума и ничего больше.
Во Вселенной происходит не развитие, а изменения. Более того, они никогда не прекращаются. То же верно для информации. Движение (обмен) информации не развитие, а изменение. Так же, как эволюция – не прогресс, а приспособление. Результатом адаптации становится не обязательно усложнение: возможно и упрощение системы. Но то и другое – изменения. Иначе для живой системы – смерть, небытие.
Нынешний этап изменений человека – лишь попытка адаптации. Насколько она будет успешной, покажет время. Но в любом случае родится новое знание.
Значит ли это, что изменение скорости движения информации – специфическое условие возникновения информационного человека? Да.
Но значит ли это, что научно-технический прогресс увеличил скорость информационного обмена? Нет.
Потому что прогресс и технические усовершенствования – человеческое, субъективное, а движение информации и знания – фундаментальное, объективное.
Что же, в таком случае, вызывает ускорение информационного обмена?
Неизвестно. Тайна, которую ещё предстоит разгадать.
Сказанное не отменяет установленного нами факта. Информационная динамика не связана с техническим (технологическим) развитием. Предпосылка «Развитие науки и техники рождает информационное общество и информационного человека» – ошибочное умозаключение.
Таким образом, формулируемые большинством исследователей постиндустриализма тезис и антитезис одинаково не верны.
Информация – это различение.
Первая Информация родилась одновременно со Вселенной. Которая представляет собой самую большую (из известных нам) информационную систему. Её элементы (материя) обмениваются энергией и информацией. В то же время элементы могут объединяться в другие, менее масштабные, информационные системы. Жизнь и человек – примеры таких систем.
Человек – существо различающее (способное к различению).
Необходимым фактором индивидуального и видового существования человека является информационный обмен. Особенность человека, как информационной системы, заключается в способности осознавать свои действия, а, значит, управлять доступным ему объёмом информации. Морфо-функциональная основа данной способности – мозг. А её частные проявления – мышление (переработка поступающей информации, производство смыслов и знания) и речь (перекодировка и передача информации).
Информационная эпоха зовётся так не потому, что «стало много информации», а потому, что современный человек с помощью технических приспособлений научился извлекать и перерабатывать значительные объёмы информации.
Информационное общество – тип социума, который складывается в настоящем. Оно является следствием деятельности человека, перерабатывающего всё большие объёмы информации. Скорость переработки (человеком) информации увеличивается. Это явление называется информатизацией.
Научно-технический прогресс – сопутствующий информатизации процесс. Он имел первостепенное значение в индустриальную эпоху, но утратил его в Эру Информации. Техническое и технологическое совершенствование может ускоряться, замедляться или даже обратиться вспять. Но способность человека оперировать большими данными необратима. Компьютеры и информационные технологии в данном процессе играют, хоть и важную, но вспомогательную роль.
Внешнее воздействие информации на мозг человека и изменение среды под влиянием информации, произведенной им, – взаимообуславливающие процессы. Информатизация создает условия, при которых, впервые в истории человечества, возникает возможность для активации всего когнитивного потенциала. Отсюда – изменения в коммуникации, кросс-культурных отношениях, этическом поведении и психологическом облике человека. Эти изменения носят эволюционный характер. Однако не исключено, что могут стать исходной биосоциальной базой для революционного скачка. Т.е. для обретения человеком новых свойств и функций, предсказать которые не представляется возможным.
Откровенно говоря, здесь книгу можно закончить. Объяснение изложено, так что вам остаётся либо согласиться, либо предложить собственное. Нет? Хотите ещё? Нужны доказательства? Факты? Что ж… Факты добывают специалисты. Посмотрим, что скажут они.