Миновав озеро, они вновь погрузились в лабиринт пустых выработок и естественных тоннелей. На этот раз шли быстрее: Никель не был нагружен поклажей, а Кая подхлестывал страх. И не только перед гомозулями. Таинственные пленники без ног прочно поселились в его сознании и теперь мерещились в каждой тени, бросаемой тусклым светом на мокрые известняковые стены. Фантазия рисовала мрачные картины, ни одна из которых не казалась убедительной.
Кай не выдержал первым.
– Они враги, да?
Никель угрюмо молчал, даже не замедлив шага.
– На вас напало соседнее племя, была жуткая сеча, мертвых сожгли, а раненых вылечили и заставили работать? – предложил Кай еще одну версию.
– Хочешь второе ухо потерять?
– Меня все равно накажут, Ник, – Кай заглянул гному через плечо. Это было не трудно. Он также легко мог плюнуть гному на макушку, как и посмотреть ему в глаза, немного наклонившись вперед.
– А ты храбрый! – добавил он. – Когда эти уроды из ямы полезли, я думал тебе конец. А ты не растерялся, хватанул их по пальцам, молодец. Будут знать, как на гномов руки поднимать!
Никель издал неопределенный звук. Сначала Кай решил, что тот подавился, но потом понял – гном смеялся.
– Интересно, все гомункулы идиоты, или ты такой случайно получился?
– Тупэ говорит, я исключительный, – Кай широко улыбнулся, чувствуя, что гном клюнул на уловку.
– Подравненные они, – беззлобно сказал Никель, видимо осознав, что от любопытного гомункула легко не отделаться.
– Как? – не понял Кай.
– Подравненные – это те, которых подравняли, – терпеливо повторил гном. – В основном, воры, но и враги семьи есть. Мы раньше ближе к поверхности жили, а Тиль не всегда хорошо с местными бандитами ладил. Вот и нажил врагов. Багровый Клан до сих пор золото за его голову обещает.
– Они пытались убить Тиля?
– Ага, – кивнул Никель и, достав лепешку из кармана, принялся жевать. – Или обокрасть. Запомни, парень, горных людей может обокрасть только тот, кто сам из нашего племени. Каким бы талантливым и удачливым вором ты ни был, но, если ты переросток, в горах тебе делать нечего. Это наша земля, и всех, кто нарушит ее границы, ждет наказание.
– А кто такие переростки? – спросил Кай и тут же прикусил язык. На висках выступил пот, а в горле пересохло. Интуиция подсказывала, что некоторые вопросы задавать не стоило.
– Спросил бы лучше про наказание, – довольно хмыкнул Никель. – Но так как ты у нас бестолочь, отвечу детально. Переростки – это все, кто выше головы нормального горного человека. Ты, вот, гомункул-переросток, а есть люди-переростки. Они нас не трогают, мы их не трогаем. Если же с мозгами, у как тебя, плохо, то переростка подравнивают.
– Что значит «подравнивают»? – прохрипел Кай, с ужасом догадываясь о смысле слов гнома.
– Отрезают ноги, – ответил Никель и посмотрел в глаза Каю. Спокойно так посмотрел, с намеком.
– Всем, кто нарушил наши законы, мы отрезаем ноги. Так они становятся «нормального» роста. Если «подравненный» выживает, его судят и назначают срок, в течение которого он будет работать на семью. Как правило, это год. Колоть уголь мы их не ставим, толку от них там мало. На руднике есть несколько самоцветных жил, обычно рядом с ними ямы с подравненными и устраивают.
О том, сколько таких ям в шахте Тиля, Кай спрашивать не стал. Его интересовало другое.
– И много… выживают? То есть, я хотел спросить, кого-нибудь освобождали из подравненных?
– Ну, – Никель задумался. – На нашем руднике таких не было, но вот на каменоломне Швеца Семикрыла в прошлом году один счастливец свое отработал. Его даже к поселку провели, хотя обычно подравненных до выхода отводят, а дальше сам. Так-то. Нельзя переходить дорогу нашему брату. Мы за себя горой!
И Никель принялся с жаром рассказывать, чем горный человек лучше переростка. Кай молча шел рядом и слушал, как громко стучит сердце. Слишком громко. Он думал, что знал о гномах все. Они казались немного жадными, черствыми, властными, ни никогда – жестокими! Что же это получалось?
Кай незаметно сделал шаг в сторону, отодвигаясь от Никеля. Таинственный гомозуль, которого он никогда не видел, вдруг резко перестал быть самым опасным обитателем пещер. И прижигание пяток вопросы больше не вызывало. Если гномы рубили людям ноги за кражу, то почему они не могли жечь им пятки за любопытство? И почему Соломон решил вырастить гомункула именно в этих пещерах? Впрочем, сложнее был другой вопрос: почему Кай проснулся раньше положенного срока и, тем самым, обрек себя на годы рабства у гномов? В то, что колдун Соломон явится за ним в ближайшее время, уже не верилось. Скорее всего, придется колоть уголь в шахте Тиля Голубоглазого весь срок. Когда он должен был проснуться? В двадцать, тридцать лет? А ведь можно было спокойно проспать эти годы!
«Ты, как капля воды, стекающая по стене, – подумал Кай, мрачно шагая за Никелем. – Начнешь с большей высоты – и тебя размажет по камню прежде, чем ты доберешься до низа. Упадешь с меньшей и станешь лужей при условии, что тебе повезет встретить таких же. Мне здесь не место. Нужно выбираться».
Широкая спина Никеля с размахом врезалась ему в грудь. Гном развернулся и без объяснений вдавил кулак Каю в живот. Пока тот пытался втолкнуть в себя воздух, отгоняя плохую мысль садануть в ответ, Никель толкнул его к стене, за отвалившийся камень, и сам нырнул следом.
– Дурень, смотри, куда прешь! – зашипел гном, кивая в темноту. – Я бы тебя, конечно, с удовольствием гомозулю скормил, но Тиль меня точно заставит босиком по углям гулять, если Соломон явится, а от тебя даже костей не будет.
– А что там? – шепотом спросил Кай, но, получив затрещину, заткнулся.
– Гнездо, разве не видишь? – зашипел Никель. – Матка и с ней трое детенышей.
Кай вытянул шею и вгляделся во мрак, но со зрением гномов соперничать было трудно. Темнота как темнота. Приметных звуков или запахов тоже не раздавалось. Никель стянул с себя плащ и плотно замотал в него лампу, отчего пещера превратилась в необъятную пропасть. Стены исчезли, пол и потолок тоже. Кай крепко ухватил Никеля за рукав, преодолев злость и брезгливость. Выживание в списке его краткосрочных целей стояло на первом месте, а остальные чувства могли подождать.
– Туда! – кивнул гном, указывая в точку, которая ничем от других точек непроницаемого мрака не отличалась. – Там есть проход в заброшенную штольню. Я в ней уже лет пять не был, но сквозь нее можно выйти к третьему забою. Если, конечно, обвалов не случилось. Держись за рукав, пойдем без света.
Кай ухватился за твердый от засохшей грязи рукав гномьей куртки и, согнувшись, как старый гриб, побрел за Никелем. Это было странное ощущение. Все, что он мог почувствовать более-менее реально – лишь камни под ногами. Они были то гладкие и ровные, покрытые влажной испариной, то острые и колючие, похожие на крючки, которые кто-то расставил специально, чтобы Кай цеплялся за них ногами. Было влажно и душно. Он не мог отделаться от ощущения, что матка гомозуля ползет за ним следом, и это вовсе не сквозняк шевелил его волосы, а зловонное дыхание зверя, собирающегося откусить ему голову. Когда напряженную тишину сменила привычная капель, Кай позволил себе выдохнуть. Никель тоже немного расслабился и замедлил шаг.
– Мы в штольне? – шепотом спросил Кай, и с размаху врезался в нависший кусок стены.
– Здесь пригнуться надо, – ласково посоветовал Никель. – Шахта не для переростков строилась. Коридор низковат, тебе удобнее будет на коленках ползти.
– Колени мне еще пригодятся, – буркнул Кай, ощупывая острые камни под ногами. Они были навалены неровными кучами, ничем не напоминая пол в штольне. Похоже, без обвала не обошлось.
– Может, лампу зажжем? – без особой надежды предложил он, потирая рассеченный лоб. – Кажется, твой проход засыпало.
Никель, видимо, и сам собирался открыть ракушечник, но природное упрямство заставило его встать в привычную оппозицию.
– Не мои проблемы, что ты до сих пор видеть не научился, – буркнул он, и, сбросив руку Кая со своего плеча, пошел вперед, впрочем, громко загребая камни ногами. Не иначе как опасался, что ценный гомункул заблудится.
На этот раз гордость кричала громче, и Кай не стал окликать гнома. «Посмотрим, как он будет Тилю объяснять, куда я делся», – мрачно думал он, однако старался не отставать, прислушиваясь к тому, как Никель пробирается по камням. Ему все-таки пришлось опуститься на четвереньки и эдаким крабом ползти следом: проход стал совсем низким.
«И зачем я вообще сюда пошел? – досадливая мысль жгла глубоко и больно. – Гномих не увидел, зато прижигание пяток заработал. А может, затеряться здесь, и пусть гномы сами с Соломоном объясняются?».
Но перспектива встретить в темноте матку гомозуля заставила его прибавить шаг. По сравнению с подземным монстром раскаленные угли казались не такими уж и страшными.
Заторопившись, Кай не успел поднять ногу выше и, запнувшись носком сапога о камень, растянулся во весь рост, ощутив телом все сколы и неровности пола.
– Калюста! – досадливо протянул он, выплевывая кровь. Имя бога как нельзя кстати подошло для подобных для ругательств. Похоже, он порвал губу, что до локтей и коленей, то о них даже думать не хотелось. Каю казалось, что он разбился, как фарфоровая кукла, брошенная на пол. Сейчас от него начнут отваливаться куски, и никто не приклеит их обратно. Соломон-то далеко.
– Не упоминай его здесь! – выругался Никель. – Что там у тебя?
– Ничего, – сквозь зубы прошипел Кай, убежденный, что ему нужно остаться в этой штольне и позволить себе сдохнуть. Мучений будет гораздо меньше. А что? Никакого отбойного молотка, грязных сапог и угля. А главное – никаких пыток с прижиганием пяток. Придет гомозуль, и все закончится быстро.
– А что тебе в Калюсте не нравится? – спросил Кай, желая позлить гнома. – По мне, так он ничем не хуже Святой Варвары. К тому же Калюста, вроде как, мужского пола, и в пещеры вписывается лучше, чем баба какая-то.
– Тсс, – зашипел гном. – Не хватало еще самодела на наши головы.
– Я про самодела знаю, – довольно сообщил Кай, поднимаясь с колен и пытаясь оценить полученный телом ущерб. – Это опасный грибок, который живет внутри планеты и иногда появляется в разрывах и в глубоких пещерах. Например, в нижних забоях шахт. Вот если бы ты верил в Калюсту, то не боялся бы всякой там Хищиды. Наверное, она здесь с гомозулем вовсю соседствует. Лучшие друзья. Я вот в Калюсту тоже не верю, поэтому велика вероятность, что самодел по имени Хищида нам встретится. И Калюста не поможет.
– И когда ты успел дурака этого, Тупэ, наслушаться, – проворчал Никель, гремя в темноте камнями. – Сплюнь. Между прочим, дед мой, а он триста лет прожил, рассказывал, что в древности самодела называли не Хищидой, а Калюстой. Так-то. Не было никакого доброго бога. Это калюстианцы в угоду Корпусу сказки рассказывают. Как только Старатели появились и объявили Хищиду врагом человеческим, так и церковники сразу сориентировались. Быстренько своего бога переименовали.
– Ересь какая-то, – заметил Кай, решив обязательно расспросить Тупэ о другом имени самодела. Еще в тот момент, когда гном впервые рассказывал ему о грибке, Каю нестерпимо захотелось увидеть Хищиду. Как он ни старался убедить себя в опасности, но перенести на самодела те чувства, которые он испытывал, например, к гомозулю, не получалось. Гомозуль был страшным уже по рассказам гномов, и никакого желания встретиться с ним не возникало. Однако самодел, по словам Тупэ, представлялся весьма загадочным явлением. А тут еще Никель добавил интригу.
– Эх, – вздохнул Кай. – Хотя бы глазком тебя увидеть. Какой ты? Мы вроде как в самом нижнем забое, глубоко в пещерах, все сходится. Может, появишься? Только глянем на тебя и разойдемся. Мы по своим делам, а ты – по своим.
Наверное, он бы удивился меньше, если бы Никель вдруг предложил показать ему путь наружу, да еще бы и пообещал проводить до Корсиона. Едва Кай закончил говорить, как камни под ногами стали светлее. Приглядевшись, он понял, что светятся не булыжники, а пространство между ними. Еще через секунду стало видно его сапоги, так как камни неожиданно утонули в светящейся массе, которая просочилась сквозь них и нерешительно замерла у ног пораженного Кая.
Нечто слабо мерцало и напоминало густой кисель, который гномы варили по выходным. Сначала оно показалось светло-розовым, но в другой момент уже поменяло окраску на нежно-зеленый, а потом также быстро перелилось в фиолетовый. Неизменными в «киселе» оставались только крошечные звезды, хаотично разбросанные по всей массе, да вкрапления светящихся голубых капель, которые сразу привлекали внимание. Они постоянно меняли форму, превращаясь в затейливые фигуры, а иногда сливались друг с другом. Звезды в массе походили на светлый кристалл, который иногда усеивал шахты после резкой смены температуры, но Кай догадывался, что они были другой природы.
Несмотря на недолгий срок жизни, глупым Кай не был и сразу понял, что эта за разноцветная лужа со звездами плескалась у его ног. То был самодел, страшная Хищида, и явилась она, похоже, по его зову.
Повинуясь незнакомому инстинкту, Кай прошептал:
– Спрячься!
Масса заколыхалась, словно густой кисель, и исчезла за камнями.
– Вернись!
Самодел с радостью выплыл обратно, заполнив собой пространство у ног Кая. Из массы вытянулись толстые нити, которые, поднявшись в воздух, укрепились, став похожими на щупальца. Кай наклонился и шлепнул по одной ладонью, отчего самодел позеленел, а потом покрылся золотыми прожилками. Получилось красиво.
– Спрячься! – снова прошептал Кай, входя во вкус.
Хищида послушно уползла за камни.
– Появись!
Кусочек мира вокруг него засверкал радужными красками, а самодел погладил его по сапогу лиловым щупом и покрылся алыми искрами. Голубые вкрапления внутри него постоянно шевелились, завораживая причудливым танцем.
Это было здорово. Из дорожденных снов Кай знал о собаках и домашних животных, которые живут с людьми и радуют их своим присутствием в человеческой жизни. Самодел вел себя точь-в-точь, как пес, который встретил друга после разлуки. Что бы там ни рассказывали Тупэ с Никелем о самоделе, но кое в чем они ошибались. Опасности не было. Опустив руку в Хищиду, Кай ощутил приятное тепло и короткое дружеское сдавливание, словно самодел с ним здоровался. Рука не отвалилась, не покрылась сыпью и не исчезла. Пальцы слегка покалывало и щекотало, но это было хорошее чувство – словно перышком по коже водили. «Я твой друг, – говорил самодел. – Я – лучшее, что с тобой было и будет».
Прислушавшись к себе, Кай понял, что ему совсем не хотелось топиться в Хищиде, как это делали зараженные люди в рассказах Тупэ.
Он свободно вынул из самодела руку и внимательно рассмотрел пальцы. Масса Хищиды аккуратно слезла с них, не оставив ни следа. Правда, местами она забрала с собой грязь, и Кай с изумлением уставился на нежную розовую кожу, появившуюся в том месте, где еще утром была кровоточащая ранка. Удивившись, он не стал долго думать, и тут же опустил в самодела обе ладони.
– Так как же тебя зовут на самом деле? – прошептал он, изумленно рассматривая руки через пару секунд. Грязи заметно поубавилось, а саднящих царапин и воспаленных ранок – как ни бывало.
– Я Калюста! – отчетливо донеслось из сверкающей массы.
От неожиданности Кай резко выпрямился, забыв о том, какие низкие потолки были в штольне. На звук его болезненного вскрика отреагировал Никель, который все еще пытался найти сквозной проход где-то в темноте.
– Эй, гомункул, ты в порядке?
Проигнорировав обидное прозвище, Кай прокряхтел, потирая голову:
– Топай сюда, горный человек, тут такое!
Гном неохотно направился к нему. Похоже, сквозной дороги все равно не было, и им придется возвращаться к гомозулю. Но сейчас пещерный монстр волновал Кая в последнюю очередь.
– Смотри! – гордо произнес он, указывая на массу у своих ног. – Похоже, его точно зовут Калюста. Это ведь самодел, верно? Не понимаю, почему его боятся. По-моему, он очень мирный.
Секунды две Никель стоял истуканом, в ужасе разглядывая цветную массу между камней. А потом зажал себе рот грязными ладонями и шарахнулся назад, прилипнув к стене.
– Отойди немедленно, идиот! – прошипел он. – Правильно говорят, что Соломон тебе мозгов не доложил. Уходим! Надеюсь, ты эту дрянь не трогал? Не хватало еще, чтобы колдун нам претензии предъявил, что мы тебя тут Хищидой заразили. Чего стоишь?
Каю не понравилось, как гном с ним разговаривал, но увидев, что у Никеля трясется подбородок – то ли от злости, то ли от страха, не стал спорить. Гном уже вовсю подталкивал его к выходу.
– А как же гомозуль? – ехидно спросил Кай, но Никель толкнул его в спину, велев пошевеливаться. Между тем, сияющая масса постепенно выползала из камней по всей пещере, заполняя ее приятным светом – то розовым, то голубым, то лиловым.
«Красота какая!» – подумал Кай, с восхищением разглядывая блики на стенах. Бежавший впереди Никель вдруг закричал и принялся метаться по сторонам.
– Где это проклятый вход? Здесь же он был! О, Святая Варвара, прости меня за грехи и спаси от страшной смерти! Нам не выбраться, мы погибнем!
Кай увидел темноту лаза первым, так как самодел уже дополз до входа и любезно подсветил его светло-розовым. Полюбовавшись бликами и послушав вопли Никеля, который метался, стараясь отыскать лаз в глухой стене, Кай опустился на колени и прошептал, почти касаясь губами сверкающей плоти.
– Послушай, Калюста, спасибо, что показал нам выход, но не мог бы ты спрятаться? А то мой товарищ сильно тебя боится и своими воплями точно соберет всех гомозулей.
Самодел ласково коснулся его щеки и принялся утекать обратно в камни, возвращая пещере привычную темноту.
– Пронесло! – в голосе Никеля звучало неподдельное облегчение. – А вот и лаз. Странно, я ведь его раньше здесь искал. Парень, где ты там? Первый пойдешь.
– Хочешь, чтобы меня гомозуль сожрал? – недовольно огрызнулся Кай. После исчезновения самодела Калюсты, в душе на миг воцарилась пустота, которая постепенно заполнялась новыми проблемами. Ему не хотелось уходить из пещеры, а когда гном тычками и пинками все-таки заставил его нырнуть в лаз первым, у Кая было такое чувство, словно он отрезал от себя кусок плоти, оставив ее в забытой штольне.
Странно, но на обратной дороге гомозуль им не встретился. Может, его и не было вообще, а Никелю показалось? Как бы там ни было, но Кай был рад, что они забрели в пятую штольню. Без встречи с самоделом тяжесть знания о подравненных в яме была бы невыносимой.
В ту ночь Каю снились безногие, ползающие по разноцветной массе Калюсты. Только в отличие от настоящих подравненных, эти люди не выглядели несчастными. И самодела они тоже не боялись. Наоборот, безногие с удовольствием ныряли в него, погружаясь с головой и смешно отфыркиваясь. А когда первый подравненный вышел на поверхность, брызгаясь липкими каплями, он был выше Кая на целую голову. Вместо культей в камни упирались две сильные, здоровые ноги, покрытые розовой кожей новорожденного.
Кай улыбнулся. После трех месяцев кошмаров ему наконец-то приснился хороший сон.