Он редко вставал по будильнику. Иногда просыпался раньше. И выключал его непослушными сонными руками. Иногда не слышал его вовсе. И будить его приходилось девушке, с которой он состоял в отношениях уже два с половиной года.
Ирина шлепала его по заду, толкала ногами его острые колени, бурчала каждые десять минут, что она сейчас отключится, и он тогда точно проспит и опоздает на службу. И его начальник – стареющий ловелас Владимир Павлович Новиков – не упустит случая доложить начальству о его проступке. О его очередном проступке.
Виталик выбирался из кровати, которую делил с Ириной уже два с половиной года, на самой критичной временной отметке. Когда уже тщательно побриться не было никакой возможности. Когда о завтраке следовало забыть. И когда о том, чтобы добраться на работу на своей машине, можно было только мечтать.
Он нырял в метро, которое ненавидел с раннего детства. Обливался потом от тайных страхов. Зажмуривался, когда вагон проносился в темноте. Тогда же и глубоко с присвистом дышал. И как только толпа выносила его на улицу, тут же лез за телефоном и звонил матери.
– Ты снова ехал на метро, – догадывалась она. – Виталик, пора забыть о том трагическом случае. Это давно в прошлом.
А он не мог. Он все еще помнил тот день, когда на его глазах молодая женщина прыгнула под поезд. Он был тогда ребенком. И визг тормозов слышал. И страшные крики. И видел кровь, забрызгавшую рельсы и стены.
Брр…
– Я знаю. Я справлюсь, – отвечал он ей. – Как вообще у тебя дела, мам?
И его мама – самая умная, самая проницательная женщина на свете – принималась плести сладкую словесную паутину, пытаясь его отвлечь. Пыталась заговорить его проблемами соседки тети Нины, у которой заболел любимый кот. Пыталась переложить на его сильные мужские плечи заботу о собственных петуньях, буйно цветущих на балконе. Она же не может каждую неделю приезжать с дачи, чтобы их поливать.
Мамина пустая благодатная болтовня благополучно доводила его до шлагбаума отдела полиции, в котором он нес свою службу. Мама брала с него обещания, прекрасно зная, что он не станет поливать ее цветы на балконе и точно не станет искать в Интернете самого лучшего ветеринара для кота ее соседки. Но он все равно обещал, хотя тут же забывал о ее казавшихся ему пустых просьбах.
– Виталик, вставай. – Иркины ноги вытянулись, пытаясь добраться до его коленей. – Проспишь.
– Эй, я уже…
Виталик присел на край кровати уже гладко выбритым и одетым. Пощекотал ей пятку.
– Ух ты! – Ира резко подскочила, уставилась на него сонными глазами. – Как это тебе удалось? Мы же до часа ночи фильм смотрели.
– Дело у меня важное намечается, Ирка.
– Какое дело?
– Очень-очень важное дело. Если все у меня получится, то точно получу повышение. И возможно, перейду из дознавателей в следователи.
– Ох, я-то думала, – она уронила себя на подушки, широко зевнула. – В прошлый раз было точно такое же дело. Потом у тебя его забрали. Благополучно возбудили, довели до суда и получили звезды. А ты – снова в тени.
– Сейчас – все по-другому, – проговорил Виталий неуверенно.
– Как по-другому?
– Сейчас этим никто не хочет заниматься. Все отмахиваются. Отбрыкиваются.
– А-а, значит, фигня, а не дело.
– Ничего не фигня, – он даже обиделся. – Если бы ты знала подробности…
– Давай не сейчас, а?
Ее глаза плотно сомкнулись. Через минуту ее ровное дыхание оповестило, что она снова спит.
Ирка не работала. Сейчас не работала. Два месяца назад ее уволил хозяин фирмы, где она трудилась юридическим консультантом. Уволил за то, что она отказалась обходить закон. Он рассмеялся ей в лицо и вышвырнул за ворота без выходного пособия и рекомендаций. Сейчас она находилась в поисках работы. Но пока безрезультатно.
Виталик поправил на ней одеяло и вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Узким коридором прошел в кухню – вымыть посуду после завтрака. Через десять минут он выезжал со двора, привычно полюбовавшись старыми липами и огромными клумбами.
В этой «сталинке» они когда-то жили все вместе: он, мама, отец, бабушка. Потом отец умер, следом бабушка. А мама, решив, что ей слишком тяжко здесь от воспоминаний, съехала в квартиру, доставшуюся ей в наследство от двоюродной сестры. Так Виталик остался один в квартире площадью более ста двадцати квадратных метров, с прекрасным видом из всех окон, чистеньким зеленым двором, благоустроенной просторной автопарковкой. И что немаловажно – с охраной. Поскольку дом располагался почти в центре.
– Ты завидный жених, – выдала Ирина, исследуя комнаты в его квартире через неделю после знакомства. – Такая жилплощадь сейчас кучу денег стоит.
– Я не собираюсь ее продавать, – предупредил он сразу. – Разменивать тоже.
– Понятно… – пробормотала она и исчезла почти на месяц.
А через месяц явилась с вещами и попросилась пожить немного.
– У меня проблемы, – коротко оповестила она, не вдаваясь в подробности. – Я ненадолго. Не стесню.
Через пару дней она перебралась из комнаты бабушки в его спальню, заняв левую половину кровати. И пребывает там вот уже два с половиной года.
Любили ли они друг друга? Да кто же его знает! О чувствах не говорили, не было принято. Но заботились друг о друге. Переживали, когда кто-то задерживался. Бежали навстречу из подъезда с зонтом, если шел дождь, а зонта либо у него, либо у Ирины с собой не было. Оставляли в холодильнике последний сладкий кусочек, не съедая. Говорили не много, по существу, но делами друг друга интересовались.
Виталик не знал, что их связывает. Не мог обозначить одним словом чувства, которые к ней испытывал. Ирка, кажется, тоже. Однажды они отдыхали у друзей за городом, и кто-то, понаблюдав за ними, пристал с вопросами:
– Как так? Вы же почти не разговариваете! Что вас вообще связывает? Как же можно так жить? Как вы живете?
Ирка подергала худенькими плечиками и, приобняв Виталика за талию, ответила за двоих:
– Необременительно.
Именно так, да! Они не обременяли друг друга, не путались под ногами, дарили заботу, не требуя ее взамен. Как-то все само собой. И все это как-то уже затянулось. И он уже без этого вообще не мог. Без Ирки не мог. Без ее смеха, дыхания слева от него. И пусть так все и остается, решил он, выезжая за шлагбаум. Пусть все будет так…
Он не опоздал сегодня. Даже на десять минут раньше явился. Но все равно наткнулся на недовольное лицо Новикова.
– Зайди ко мне, Князев, – приказал он, столкнувшись с Виталиком в коридоре. – Есть разговор.
Виталик закинул в кабинет портфель – дорогой, кожаный – подарок Ирки на прошлый день рождения. Мысленно поплевал трижды через левое плечо. Тут же обругал себя за странное суеверие и пошел к Новикову.
Тот сидел за столом, уткнувшись в бумаги. Князеву пришлось дважды кашлянуть, чтобы ему предложено было присесть.
– Докладывай, – приказал Новиков противным скрипучим голосом. – И по существу.
– Так точно, товарищ майор.
Виталик наморщил лоб, не особо понимая, о чем именно он должен доложить. У него в производстве было десятка два заявлений от потерпевших. По двум из них уже намереваются возбудить уголовные дела. Остальные – так, пока лежат в папке. Оснований для возбуждений нет. Так считает Новиков. Он ведь ему пару дней назад уже докладывал. Что начальник сегодня с утра заведен? Не из-за визита ли Скомороховой Анны Ивановны?
Так от нее даже заявления не было. Они просто беседовали. Долго беседовали. Он не составил протокола. Просто сделал записи кое-какие. Для себя. Он даже не мог отказать ей в возбуждении уголовного дела, потому что дела-то никакого не было. Одни слова. Одни ее подозрения. И предположения.
Его зацепило – да. Но и только. Да, да, он собирался кое-что разузнать, но это так, в частном порядке. Для себя.
О чем докладывать-то?!
– Ну, старший лейтенант, чего молчишь?
Новиков рывком толкнул от себя стопку документов и тут же принялся выравнивать сдвинувшиеся края.
– Товарищ майор? – Виталик в очередной раз кашлянул. – О чем докладывать? Я пару дней назад уже…
– Почему я ничего не услышал от тебя о визите Скомороховой? – Новиков, хотя и тихо, но отчетливо выругался. – Почему я узнаю о ее визите от дежурного, старлей?
– Товарищ майор, я не думал, что ее визит так важен. Она даже заявления никакого не оставила. С ее же собственных слов, на нее здесь уже давно никто не обращает внимания. И пришла она скорее не за помощью, а поделиться информацией.
Он говорил очень быстро, как казалось ему, складно, но физиономия Новикова оставалась недовольной.
– Это все? – задал он вопрос все тем же неприятным голосом.
– Так точно.
– Что-то предпринято тобой по существу?
– Никак нет.
– Ты не попытался найти эту девушку, которая оставила ей визитку? Не съездил на адрес к Скомороховой, чтобы изъять флешкарту, которую ей оставила девушка якобы похищенного, как там его?
– Павла Игумнова.
– Игумнова. Да. Съездил?
– Никак нет. Заявлений об исчезновении Игумнова не поступало. Я счел, что Скоморохова все это выдумала.
Виталик рассеянно глянул на окно. Признаваться в том, что собирался навестить пожилую училку, а потом попытаться разыскать и девушку Варвару, он не собирался. Пока что его объяснения не противоречили его должностным обязанностям. Новикову особенно придраться было не к чему. И то физиономию морщит. А если признаться? Начнет ныть, что Князеву дел мало, что он так распыляется. Так он его нагрузит, он его…
Было, проходили.
– Выдумала! – фыркнул Новиков и неожиданно обхватил голову руками. И пробубнил: – Я ведь из-за этой Скомороховой в свое время хорошей должности лишился, старлей. Четырнадцать лет назад выезжал на место предполагаемого убийства ее сына. Она нам его указала. Будто и свидетели были, что мальчишка там громко звал на помощь. Мы с коллегами подорвались как ненормальные. Все перерыли – никаких следов. Принялись опрашивать свидетелей – пусто. Никто ничего не слышал. Переключились на подозреваемых, и тут такое началось!
Он запнулся, сморщился, глядя в одну точку. Воспоминания того времени до сих пор были для него болезненны. Они много работали, мало спали, почти не жрали и не видели семей. Шутка ли – подросток пропал! Подключились все, включая волонтеров и спасателей. Работали на совесть. Переживали. И в итоге получили по выговору. Но это было еще хорошо! Их начальника просто уволили, не дав возможности объясниться.
– И все из-за этой Скомороховой. Она, как пиявка, присосалась. Ходила каждый день. Строчила жалобы. Подсовывала какие-то фотографии. Приводила детей из класса ее сына, которые будто что-то знали, или слышали, или видели. Все оказалось пустым выхлопом. Ничего!
– Мальчика так и не нашли, – кивнул Виталик. – Она сказала.
– Я знаю. И до сих пор не верю, слышишь, что это дело рук пацанов! Наверняка утонул. Он почти не плавал, еле держался на воде.
Новиков еле поднял себя со стула и, поморщившись, заходил по кабинету. После вчерашнего посещения спортзала у него ломило все тело. Даже дышать было трудно, казалось, ребра сейчас лопнут. Перестарался, идиот.
Тренер – молодой парень с потрясающей мускулатурой – пытался остановить его, уверяя, что для его возраста нагрузки многовато. Но он не сдавался. Рядом с ним, виртуозно виляя бедрами, шагала по беговой дорожке молодая женщина. До того момента, как тренер подошел и опустил его в ее глазах, Новиков даже успел с ней познакомиться и перекинуться парой слов. Тренера он высокомерно погнал прочь. Разговор с дамой продолжил. Нагрузку увеличил. Результат – еле сполз с кровати утром. Единственным утешением был номерок телефона симпатичной брюнетки, который она ему вручила, когда он вчера вечером провожал ее до машины.
– У вас были подозреваемые, товарищ майор?
– Были. Но все… – он неопределенно повел руками, вздевая взгляд в потолок. – У всех оказалось алиби. Доказательств никаких.
– А главными подозреваемыми были одноклассники? Со слов Скомороховой?
Новиков покосился на него недобро и нехотя кивнул.
– Да. Один его одноклассник – сынок тогдашнего мэра – Ильин Глеб. И его приятель, двумя годами старше. Некто Сугробов Александр.
– С него она и начала, когда пришла ко мне, товарищ майор.
Виталий незаметно отлепил от живота ткань рубашки, сделавшейся мокрой от пота. В кабинете начальника была такая же духота. А только начало дня. Что будет, когда время перевалит за полдень? Сгореть же можно на работе. В прямом, не в переносном смысле.
– Да? – рассеянно отозвался Новиков и неуверенной походкой вернулся на место.
– Сказала, что он пропал три месяца назад. Никто его не искал. Никому он не был нужен. Он измучил сестру. Бывшая жена устала от его пьяных визитов. И они наверняка перекрестились, когда он вдруг пропал. А теперь пропал еще один его одноклассник. И это ей показалось весьма подозрительным. И она даже высказала предположение. Весьма смелое.
– Да? И какое же?
Новиков повернулся на него всем туловищем, потому что шея не слушалась. В нее словно огненный прут вогнали.
– Что это Ильин зачищается накануне выборов.
– Что?! – Майор хотел вскочить с места, но не вышло, и он откинулся с глухим стоном на спинку рабочего кресла. – Вот старая сука! Все никак не угомонится! Ходит и ходит сюда, как на работу. Ладно… Ты вот что, старлей, по-тихому смотайся к ней, забери флешкарту. Никаких понятых. Никаких свидетелей твоего с ней разговора быть не должно.
– А девушку Игумнова тоже навестить?
– Навести. Если отыщешь, – он неуверенно хмыкнул. – Сдается мне, что девка слилась по-тихому, почуяв, какие влиятельные люди стоят за похищением ее парня. Если вообще это похищение было, а его не выдумала старая ведьма. Все, поезжай.
Скомороховой Виталий позвонил уже из машины и договорился о встрече. Она будто даже обрадовалась. И сообщила, что дома, не на работе. И всегда рада его видеть. Оставалось заехать домой и забрать записи их разговора. Он не оставил бумаги в кабинете, опасаясь, что они попадут на глаза посторонним. Собирался частным порядком вести это дело, значит, и записям на служебном столе делать нечего.
– Ирина, ты дома? – громко крикнул он, заходя в квартиру.
Она точно была дома, он слышал шум льющейся воды в кухне. Но крикнуть был обязан, таков у них был порядок. Однажды, еще в самом начале, он тихо вошел и перепугал ее до смерти. Она даже расплакалась.
– Дома! – ответила она из кухни. – Завтракать собралась. Будешь со мной?
– Да я ел вроде, – проговорил он, с нежной улыбкой входя в кухню.
– Ты ел яичницу, а у меня сырники, – ответила она рассеянно.
Ирка сидела за столом, подобрав под себя ноги, и листала бумаги. Его бумаги. Записи его разговора со Скомороховой.
– Ты что делаешь? – делано возмутился он и протянул руку. – А ну отдай! Это тайна следствия. Эй!
– Сейчас, сейчас, погоди, – она дочитала до последней строчки, протянула ему бумаги и со странной интонацией проговорила: – Как интересно.
– Что именно? – Он уже сворачивал бумаги в трубочку.
– Все!
Ирка соскочила со стула. Закрыла кран. И подлетела к плите, где в сковородке скворчало масло. Накидала творожных шариков, чуть придавила сверху деревянной лопаткой. Повернулась к нему.
– Расскажи, а?
– Что рассказать?
Виталик неуверенно переступал с ноги на ногу. Он хоть и торопился, но сырники любил. И от Ирки уходить не хотелось. Особенно, когда она такая вот: со сна, растрепанная, в коротких беленьких шортиках, тесной маечке с кружевом, с блестящими от азарта глазищами. Смотрел бы и смотрел, глаз не отводил.
– Что рассказать? – переспросил он, решив, что пятнадцать минут ничего не решат. Он и сырников поест, и с Иркой поболтает.
– Все! – Она снова прыгнула на стул, подобрав под себя ноги. – Что за история с пропавшим четырнадцать лет назад мальчишкой? При чем тут Ильин?
– Ты знаешь Ильина?
– Ильина-младшего? Да, знаю. А кто его не знает?
– Откуда? – удивился он.
– Так его физиономия в нашем районе со всех предвыборных плакатов на нас таращится. Ты чего, Виталик? – Ее глаза широко открылись. – Он рвется во власть, подталкиваемый своим влиятельным тестем. СМИ утверждают, что шансы его велики. Но его оппонент тоже очень серьезный мужик. И по слухам, там ведется какая-то очень серьезная возня. Серьезная! Грязная! Это так…
– Что?
– Это так интересно! Расскажи, а?
– Давай вечером, Ириш. Сейчас не до этого. Сырники не сгорят?
Она спохватилась, засуетилась. Стремительно накрыла на стол. Поставила кофейник на плиту. Они быстро смели с десяток сырников, запивая их горячим черным кофе. К теме Ильина больше не возвращались. Ириша была умницей. Сказано до вечера, значит, до вечера.
К Скомороховой Анне Ивановне он опоздал. И не на пятнадцать минут, как предполагал, а почти на час. И дома ее не застал. Сколько он ни звонил, дверь она не открыла.
– Так вы кто ей? – подозрительно прищурилась женщина из соседней квартиры.
– Ей – никто. Я дознаватель. Из полиции. – Виталик достал удостоверение, показал. – Мы условились о встрече. Я немного опоздал.
– Немного? – фыркнула женщина. – Так вы час назад должны были приехать. Она говорила мне.
– Задержался.
– Пока вы задерживались, с ней случилось происшествие, – сердито отозвалась женщина, втыкая кулаки в бока. – И Аннушку увезли в больницу.
– Происшествие? Какое происшествие? Какая больница?! – Съеденные сырники вздулись огромным комом в желудке. Его замутило. – Объясните толком, что произошло?!
– Аннушка пошла на улицу. Вас встречать. Говорит, дома дышать нечем. Посижу на лавочке, подожду старшего лейтенанта Князева. Не прошло и десяти минут, как на лестничной клетке раздался крик. И Аннушка вверх по лестнице, голубушка, поднимается, за голову держится. Лицо в крови. Говорит, хулиганы напали, сумку украли, по лицу ударили. Я говорю, давай полицию вызовем. Нет, говорит, не надо. Лучше «Скорую». Я вызвала, как она велела. И словом не обмолвилась о том, что было. Упала и упала сама. Оступилась. Да я и не видела, если честно, что там случилось-то, на улице.
Взгляд, которым соседка наградила дверь соседней квартиры, Виталику не понравился. И ее поджатые губы тоже.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, мне то что! – Она начала отступать в квартиру, пытаясь прикрыть входную дверь. – Ударили, упала, я не видела ничего.
– Сомневаетесь… Сомневаетесь почему? – Он попридержал дверь.
– Да потому! Что после исчезновения сына она совсем свихнулась. Иногда такое несла, прости господи! Все, некогда мне. У меня варенье на плите. В семнадцатую больницу ее отвезли. Там она.