– Ты не проводишь меня?
Тяжело дыша, он чуть приподнял веки, попытался сфокусировать взгляд на лице молодой жены. Лицо расплывалось, казалось просто пятном. Загорелым пятном с пятном ярко-розового цвета в области рта и двумя черными точками в области глаз. Кажется, вчера он перебрал, опустошая собственный бар.
– Глеб! – Супруга повысила голос до непотребных октав. – Встань наконец!
Он вытянулся под простыней, поднял руки, потянулся с хрустом. Неуверенно присел на кровати, часто-часто поморгал. Зрение возвращалось. Сердце успокаивалось, дыхание выравнивалось.
– Что? – произнес он с хрипом.
– Ты не проводишь меня? – повторила она, вставая в позу – рука на талии, колено согнуто, зад оттопырен.
– Дверь там, – он осторожно мотнул головой в сторону дверного проема. – Не найдешь?
– Ну, Глеб! – заныла она, роняя руку и выпрямляя колено. – Ты как ведешь себя? Особенно в последнее время?
– Как? – Он наморщил лоб. – Напомни.
– Ты не обращаешь на меня внимания, пьешь. Все время где-то, но не со мной. Ты скверно себя ведешь! – подытожила она.
– Так? Так ты это видишь?
Так часто затапливаемое в последнее время алкоголем глухое раздражение полезло изо всех щелей. В висках застучало: «Ненавижу».
– А то, что я работаю по двадцать часов в сутки, пытаясь строить политическую карьеру, это ничего? То, что устаю, изнемогаю от необходимости притворяться, улыбаться людям, которых презираю? Это ты в расчет не берешь?
Его рука нашарила подушку, вцепилась в нее и тут же совершила сильный бросок. Подушка попала жене прямо в голову. Она не ожидала и на минуту застыла с распахнутым ртом, переводя взгляд с подушки у своих ног на него – снова распластавшегося на постели.
– Ты – урод! – выдохнула она наконец и сделала попытку всхлипнуть.
Реветь не станет. Он знал. Ее не очень симпатичное лицо требовало по утрам усилий. Он засекал. Сорок минут его молодая жена наносила макияж. Он ложился пластами, вмазывался, вхлопывался, впитывался. Потом тонировался. Твою мать! Разбитую машину проще подшпаклевать, чем ее физиономию. И ведь каждый день так. Как не устала?
– Я – урод? – со смешком уточнил он.
И выразительно оглядел ее лицо: от уха до уха, ото лба до подбородка. Супруга поняла и прикусила губу. Ее глубоко посаженные глаза сузились.
– Ты на что это намекаешь, скотина?! Ты… Ты забыл, как мой отец помог тебе…
– Мой отец не стоял в стороне, – перебил он ее ленивым голосом. – Влияния обоих хватало.
– Но без моего твой бы…
– Заткнись, Лена, – попросил он вполне миролюбиво. – Ни к чему сейчас тягаться влиянием. Тем более что наши предки давно уже не у власти.
– Да, но…
– Заткнись, – снова попросил, а не приказал он. – У меня голова болит.
– Пить надо меньше, – буркнула она.
Подняла подушку с пола и положила ее на край кровати.
– И не забывай, что, уходя с поста, мой папенька прихватил целое состояние. И благополучно его приумножил. А твой… Твой едва в тюрьму не сел. Спасибо моему – отмазал.
– Да заткнись же ты наконец! – заорал он и запустил в нее еще одной подушкой. – И вали уже отсюда! Из моего дома! Вали!
В этот раз полет закончился менее удачно. Лена стояла ближе. Бросок был сильнее. Пуговица попала в переносицу и покорябала ее. Жена заверещала оглушительно и выскочила вон из спальни.
Теперь примется звонить отцу, догадался он тут же. Станет жаловаться и проситься на волю. Тот, разумеется, будет запрещать. Глеб судорожно вздохнул и крепко зажмурил глаза.
Если бы не тесть, они бы с Ленкой давно разбежались. Да что там! Они бы и не поженились никогда. Она ему даже не нравилась ни грамма. Но у отца сложилась неприятная ситуация. Отцу Ленки пришлось вмешаться и помочь. Ну а Глеб был вынужден соблюсти приличия и взять в жены его страшненькую дочь. Он был оповещен о слухах, что Ленка с пятнадцати лет жила с каким-то вонючим байкером. И даже вроде сделала от него аборт. И будто даже накануне их свадьбы.
Ему было плевать. И на слухи, и на Ленку. Надо было для дела и вольной для отца сходить с ней в загс, он так и сделал. Потом тесть пристал с выборами. Уговорами, обещаниями заставил его выдвинуть свою кандидатуру. Глеб послушался.
И не знал тогда, какому дьяволу отписал свою душу.
Он снова сел на кровати, свесил с нее ноги, нашарил подошвами толстый ворс ковра и осторожно встал. Тошнило. И перед глазами снова все поплыло. Ему бы позавтракать. Может, и полегчало бы.
– Лида! – громко крикнул он, медленно спускаясь по лестнице на первый этаж. – Лида, где ты?
Лиду – их семейную домработницу – ему даровал его отец на свадьбу. Как крепостную, честное слово!
– Лучше нее никто твоих аппетитов и пристрастий не знает, – подмигивал ему отец на свадьбе.
Это он намекал на тот единственный сексуальный опыт, который Глеб получил с ней, еще будучи пятнадцатилетним подростком. Он тогда даже не смутился. Он знал: Лида всю информацию сливала отцу. Всю! Подозревал даже, что Лида соблазнила его подростком по указанию отца.
– Лида! – заорал Глеб уже в полный голос, встав посреди огромной кухни-столовой. – Где ты, черт тебя побери!
– Глеб Сергеевич, – мягким голосом отозвалась его домработница откуда-то из-за спины. – Вы меня звали?
Он резко обернулся. Уставился на нее.
Высокая, стройная. В тщательно выглаженном форменном платье цвета сливы, прикрывающем ее совершенные колени. Белоснежный передник. Накрахмаленный кружевной кокошник на голове, под который ее пышные волосы были убраны так тщательно, что иногда Лида казалась лысой. Домашние туфли на мягкой подошве, позволяющие ей передвигаться совершенно бесшумно. Красивое бледное лицо, высокие скулы, тонкогубый рот, холодные голубые глаза. Они никогда не меняли выражения. Всегда смотрели на него внимательно, с почтением. Он не мог понять, что у нее на уме. Никогда! Даже в тот памятный день, когда она застукала его за непотребным в кровати и предложила помочь.
– Что-то случилось, Глеб Сергеевич? – спросила Лида, осторожной поступью передвигаясь к рабочей кухонной зоне. – Вы так кричали.
– Да, случилось, – буркнул он, рассматривая ее бедра, стиснутые узким платьем цвета сливы. – Завтракать желаю.
Он произнес это как барин – надменный и избалованный. Захотелось вдруг ее задеть, разозлить, вывести из ее привычного равновесия. Но не вышло.
– Что изволите? – спросила она, ловко орудуя ножом и не поворачиваясь. – Холодная телятина, овсянка, омлет, запеканка, фруктовый салат.
Глеб погладил себя по животу, там урчало и ныло.
– Давай кашу, – полез он за стол со вздохом. – И яйца. И кофе.
– Слушаюсь, – произнесла она, повернувшись.
И он неожиданно поймал бесовский блеск в ее голубых глазах и озорную улыбку, чуть дернувшую ее губы. И это ему так понравилось, что он рассмеялся.
– А я Ленку выгнал, – признался он с улыбкой, хватая ложку и погружая ее в тарелку с овсянкой.
– Что так? – спросила она тихо и отошла к кофейной машине.
– Достала. Мелькает перед глазами. Страшная.
Ему показалось, или она хихикнула? Настроение полезло вверх. И каша была вкусной. Только Лида могла так готовить, больше никто.
– И как теперь?
Она говорила так тихо, что он ее едва слышал из-за фырканья кофейной машины.
– А что теперь? Ничего. Пусть у папаши поживет. – Он доел кашу, взялся за омлет, жестами подгоняя Лиду с кофе. – Если он хочет, чтобы я и дальше играл по его правилам, пусть приструнит свою дочь. И придержит пока при себе.
– Он об этом знает?
– Пока нет. Но я ему позвоню. И попрошу не мешать мне выдвигаться, – последнее слово он произнес как ругательство. – И так навалилось…
Лида зашла с левого бока и, чуть присев, поставила перед ним большую порцию некрепкого кофе с сахаром. Она всё знала о его вкусах и привычках.
– Пока вы спали, Глеб Сергеевич, вам несколько раз звонил ваш помощник, – доложила она почти шепотом. – Юрий.
– Я знаю, как зовут моего помощника, Лида. – Глеб недовольно поморщился. – Что он хотел?
– Утверждал, что что-то срочное.
Она отошла на пару шагов и встала за его спиной. Глеб мог поклясться, что руки она держит скрещенными за спиной. Такая у нее была привычка. Он замер с кофейной чашкой в руке.
– Что случилось? Говори, Лида!
Юру, как и Лиду, отец «подарил» ему на свадьбу, уверяя, что лучше и вернее помощника он не найдет. Новички часто подводят. Перебегают к конкурентам, продаются. Юра не такой. Лида – тоже.
Глеб не стал возражать. Да если бы и стал, это ничего бы не поменяло. Юра, как и Лида, держал отца в курсе всего, что происходило в жизни сына.
– Не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки, – пояснил он как-то, когда Глебу окончательно надоело такое вот стукачество за его спиной и он пригрозил, что выгонит из своего дома обоих. – И чтобы потом был по гроб жизни благодарен какому-нибудь пауку, типа твоего тестя.
Объяснением Глеб удовлетворился. Сдался. И больше не роптал.
– Так что за срочность? Где он сейчас?
– Он у вашего отца. Поехал, не дождавшись вашего пробуждения.
– И?
Глеб повернулся, глянул на нее. И неожиданно подумал, что ей с ее выдержкой, стальными нервами и скрытой жестокостью запросто можно было служить в каком-нибудь концентрационном лагере. У нее бы вышло. Она бы смогла.
– Они нашли его, – произнесла она безо всякого выражения.
– Кого его? Кого нашли? Кто они?
Он нервно дернул шеей, пролил кофе на белоснежную скатерть, уловил ее недовольство и нарочно пролил еще. Отстирает.
– Сугробова. Его нашла полиция.
– Да ладно!
Он с грохотом отставил чашку с кофе, не до этого сейчас. Вскочил с места и заходил по огромной кухне, в которой запросто можно было поставить ворота для мини-футбола.
– Живой? – остановился он напротив Лиды, задавая вопрос, от которого тут же стало нехорошо в желудке.
– Нет.
– Мертвый? – притворно ахнул Глеб, прижимая руку ко рту.
– Мертвее не бывает. Уже три месяца.
– То есть ты хочешь сказать, что Сугроб умер сразу же, как он…
– Устроил публичный скандал в ресторане на виду у полутора десятка свидетелей, – подхватила Лида. – Обвиняя вас в чем-то, о чем так и не стал говорить. Но скандал запомнился и даже поблуждал в Сети, пока усилиями вашего отца и тестя его оттуда не убрали.
– Твою мать… – Глеб покусал губы, на ватных ногах дошел до стола и снова опустился на стул.
– Да, и он не умер. Его убили.
Глеб дернулся всем телом и невольно прикусил язык. И застонал, прикрывая рот руками. От вкуса крови его затошнило.
– Как?.. Как он погиб?
– Он был задушен шарфом. Собственным шарфом. И зарыт в лесополосе. В начале весны.
Лида отвечала механическим бесчувственным голосом. И от этого ему было еще хуже.
– Как же его нашли, если он был зарыт?
– Был зарыт неглубоко. Видимо, когда было совершено убийство, земля местами была еще мерзлой. Потом было много дождей. Размыло. Сейчас жара. Отсюда выводы.
– Кто нашел?
– Грибники. Мужчина и женщина. Супруги. У них была собака. Она и нашла.
Лида замолчала. Глеб не знал, что говорить, о чем еще спрашивать. Все было плохо. Очень-очень плохо. И во рту солоно от крови. Он схватил чашку с остывшим кофе, залпом выпил до дна. Стало чуть лучше.
– Кто его опознал?
– Бывшая жена, сестра. При нем были документы. Водительское удостоверение. Пропуск на фирму, откуда его выгнали почти год назад. – Лида сдержанно вздохнула. – Глеб Сергеевич, Юра просил вас вспомнить в деталях события того памятного вечера. Где, с кем вы были. Нужно алиби. Нужно стопроцентное алиби, сказал Юра. Он уже связался с адвокатом, работавшим прежде на вашего отца. Они уже составили план действий. Набросали что-то для прессы. И…
– Лида, заткнись, – попросил он жалобно. – Ты о чем сейчас вообще?! О каком алиби?! Я не убивал его! Мне-то это зачем?! Ну, нажрался он пьяный, наткнулся на меня в кабаке, пристал. И что? Ко мне не он один пристает. Что же мне, всех валить!
– Да. Вы правы, – она согласно опустила голову. – Вполне возможно, полиция даже не вспомнит об этом ролике в Интернете. Вполне возможно, его смерть никак не свяжут с вашей предвыборной кампанией, и все заверения Скомороховой, что вы…
– Что?! Кого?! Скомороховой?!
Он вскочил на ноги и зашатался. Стены расползлись в разные стороны, образуя брешь размером с космическую черную дыру. Она засасывала его! Затягивала, лишала сил сопротивляться.
– Что ей-то надо?! Что ей опять надо?! Эта гребаная училка! – Согнувшись пополам и опершись локтями о стол, он почти рыдал. – Сколько крови она выпила! Сколько нервов измотала моей семье! Что ей опять надо?! Что она хочет?! Денег?!
– Она жаждет возмездия. Она уже дала интервью одному из интернет-каналов, в котором обвиняет Сугробова в исчезновении своего сына. Ваше имя, Глеб Сергеевич, пока не звучало. Но Юра опасается…
– Что это начало скверной истории, – простонал Глеб, зажмуриваясь. – Начало очередной скверной истории. И крест… Огромный крест на моей политической карьере. Так?
– Приблизительно.
– Это все?
– Почти.
– А еще-то что?
– Несколько дней назад при загадочных обстоятельствах исчез бывший одноклассник Сугробова. Фамилию Юра уточняет. Будто бы существует видео, на котором видно номера машины, которая увозит этого парня.
– И что дальше?
– Это номера вашей машины, Глеб Сергеевич.
Его стошнило прямо на скатерть. Он начал заваливаться на спину. И прежде чем погрузиться в глубокий обморок, успел подумать, что пятна кофе теперь и отстирывать не придется. Все это надлежит выбросить. Выбросить навсегда.