Как там русские говорят? – беда не приходит одна? Хотя, зная Веронику, тут и без поговорок будет понятно, что ничего хорошего с её появлением ждать не придётся.
Разве что, я никак не мог предвидеть, что она пойдёт в контрнаступление настолько быстро, не дав мне ни опомниться, как следует, ни предпринять какие-то защитные меры от её возможных действий и ударов исподтишка. Хотя должен был догадаться сразу. Со столь внезапным воскрешением, выжидать дальше с моря погоды она явно не собиралась. Я должен был сделать со своей стороны хоть что-то в самый первый день, а не ловить ворон последующие сутки, выясняя, сколько на данный период в моём доме проживало крыс. Она же заранее всё распланировала, рассчитав каждый свой последующий шаг от и до. Причём именно так, чтобы застать меня врасплох в самый неожиданный момент.
И я ещё удивился, когда мне позвонил мой адвокат и буквально оглушил известием о том, что меня вызывают на допрос для дачи показаний в качестве ответчика на предъявленные в мой адрес одной конкретной особой обвинения. И что он, естественно, не стал бы никогда дёргать меня по пустякам, если бы это дело не грозило перерасти в судебный процесс, где без моего личного участия обойтись было бы уже просто невозможно. Поскольку обвинения затрагивали не только статью о нанесении тяжких увечий определённому истцу, но и не мнее специфический вопрос о восстановлении её материнских прав над её единственным сыном, как единственного прямого и оставшегося в живых родителя.
– Нанесении тяжких увечий?.. Это какая-то шутка? – про вторую часть возможного судебного иска я как-то не сразу пропустил в своё слегка контуженное сознание.
– Она предоставила справку о снятии следов побоев и даже видеодоказательство, заснятое у тебя в доме в то утро с нескольких видеокамер. Видимо, кто-то из твоей охраны ей в этом рьяно помогает, не считая ещё троих свидетелей, которые подтвердили её слова в следственном кабинете. Если ты сам не явишься с “повинной” к вызвавшему тебя следователю и не предоставишь добровольно его следственной группе проверить все видеозаписи по определённому дню, как и опросить остальных возможных свидетелей, тогда им придётся выбивать ордер на полный законный обыск в твоём доме. Последнего они навряд ли сумеют добиться, поскольку обвинения не того уровня, но если этой красавице ударит в голову обвинить тебя в чём-то ещё более существенном, тогда даже не знаю… Уж как-то она прёт на тебя с завидным напором. Словно и вправду уверена в своей победе ещё до принятия судом решения о предварительном слушанье. И если она действительно Вероника Камаева…
– Она действительно… Вероника Камаева. И я уверен на все сто – главные козыри она пока что держит про запас для более подходящего момента. Хотя и не ожидал, что так скоро устроит мне очередной сюрприз. И только не говори, что я должен туда ехать прямо сейчас сам добровольно, потому что за мной скоро вышлют группу задержания.
– Пока тебе предъявляют рукоприкладство и-и… покушение на убийство. Не переживай, этот бред я сумею разрулить даже не выходя из своего офиса, а вот что касается остального – прав на опекунство. Боюсь, здесь придётся попотеть не только мне, но и тебе. Наверное, нужно будет засветиться на паре встреч с её адвокатами, а если дело дойдёт до суда, то и в кабинете судьи. Будем надеяться, что вся эта хрень всецело является её инициативой, иначе… Разбираться с кем-то ещё в качестве третьих крайне заинтересованных лиц будет довольно-таки проблематично. Насколько я помню, доброжелателей у тебя хватает.
– В первую очередь это и нужно выяснить. Кто это такой больно смелый и с чего ему переть на меня прямо сейчас? А заодно навести порядки в собственном доме. Уж слишком я расслабился за последние годы. И вот результат.
– Не переживай, обязательно со всем разберёмся. Главное, не пори горячку и советуйся со мной по каждому принятому тобою решению. Я так понимаю, ты собираешься скоро устроить в доме чистку?
Чистка? Это слишком мягко сказано. Я до сих пор не представляю, что сделаю с каждым, кто окажется подсаженной крысой от Щербаковой.
– В ближайшее время с этого и начну. Как раз распустил большую часть прислуги на короткие каникулы.
– Ты с этим пока тоже не спеши. С охраной, конечно, разберись как можно быстрее, а с прислугой… Не думаю, что большая из них часть – профессиональные киллеры. Скорее, обычные шестёрки, которые за пару евро и маму родную продадут. От самых опасных избавиться нужно сразу, а остальных… можно и придержать временно для отвода глаз. Мол, показать, что ты не такой всесильный и не всех раскусил. Иногда противника подобный расклад слегка расслабляет. Он и дальше продолжает чувствовать свою неуязвимость, а, значит, будет действовать не слишком аккуратно.
– Спасибо за дельный совет. Поразмышляю над этим основательно, когда получу всю информацию на каждую из этих крыс.
– Кстати, я скоро поеду на встречу с адвокатами Вероники Камаевой. Я, так понимаю, своего она упускать не собирается. Тебе бы по-хорошему тоже там нужно присутствовать. Да и многие нюансы, которые нам нужно будет обсудить в ближайшее время, – не для телефонных разговоров. Но всё, конечно, зависит от твоего решения. Сейчас тебе с ней видеться нежелательно, вдруг ей приспичит тебя спровоцировать на что-то ещё.
– Так она что… тоже там будет?
– Скорей всего да. Возможно, рассчитывает и на твой приезд. Её обвинения о побоях и покушении на жизнь я, конечно, заставлю из иска убрать, но они всё равно будут использовать эту фишку на суде при отстаивании прав на опеку. Хотелось бы как-то их раскрутить и на большую информацию, хотя не думаю, что они станут сразу выкладывать все козыри, но… Если попытаться с твоим присутствием устроить Веронике что-то вроде очной ставки и как-то разговорить…
– В смысле, как-то вывести из себя? Я думал, это тебе не выгодно меня туда брать, чтобы я случайно не наломал новых дров. Им же это сейчас и нужно – новые доказательства моей несостоятельности, как очень плохого опекуна.
– Боюсь, им достаточно и тех фактов, что она родная мать Эмину. А то, что она пропала из его жизни на такой приличный срок… Не удивлюсь, если они уже давно состряпали подходящую для этого версию. Желательно бы узнать об этом сейчас, а не в процессе судебного заседания. Шансов у нас, конечно, очень мало, но мы должны хотя бы попытаться ими воспользоваться.
– Ей не нужен Эмин. Ей нужен доступ к финансам Камаевых. Может даже и к нашему бизнесу. Эмин – лишь предлог и возможность всё это заполучить. Просто скинь их грёбаный адрес и время встречи. Мне самому не терпится посмотреть в лживое лицо этой твари. Надеюсь, нанятый ею специалист по побоям хорошо разукрасил ей физиономию? Не хочется упускать подобного удовольствия, хотя теперь очень жалею, что не сделал этого сам.
Разве что теперь мне действительно придётся жалеть о слишком многом. О всех своих ошибках, как прошлого, так и ближайшего будущего, разрываясь на части от полной безысходности и потери контроля над всей ситуацией в целом. Ощущая, как эта чёрная, ненасытная дыра разрастается в грудине всё больше и болезненней, выедая изнутри своим едким ядом и немощную сущность, и вроде как физически сильное тело. Будто меня отбросило по времени на целых девять лет назад, в те жуткие дни, в тот воскресший вместе с Щербаковой ад, из которого я выбрался живым неизвестно каким чудом.
Может, как раз из-за этого я и пытался интуитивно искать хоть какую-то отдушину, хоть где-то и в ком-то. Правда, сосредоточиться на работе в таком состоянии оказалось несколько проблематичным. Особенно, когда было нужно принять окончательное решение по судьбам конкретных людей из внутренней охраны имения и даже поговорить с несколькими из них лично, с глазу на глаз. Маматов категорически отговаривал меня от любых возможных с моей стороны радикальных мер, апеллируя на тех фактах, что такими вещами обязаны заниматься только профессионалы. Но мне сейчас было как-то на всё это посрать. Мне нужно было загасить эту долбанную беспомощность хоть как-то. Пусть и ненадолго, но хоть насколько-то. Иначе ожидание меня попросту доконает или сведёт с ума.
Тем более, когда очень сложно себя сдерживать от распирающего желания отправиться к Щербаковой и размазать её голову по ближайшей стенке. Не удивлюсь, если она обложила себя телохранителями, как и положено подобным ей сцикливым сучкам. Иначе, откуда бы взяться всей этой наглой смелости и браваде? Но одно я знаю точно. Как бы она меня сейчас не боялась, после нашей последней встречи её будет тянуть увидеться со мной снова с непреодолимо страшной силой. Какой бы бездушной психопаткой она не была, она всё равно не успокоится до тех пор, пока не заполучит то, зачем на самом деле вернулась с того света в мою жизнь.
Найти себе кого-то с большими деньгами и охмурить известными ей приёмчиками – это вообще для неё дело пары пустяков. А вот вернуть себе сына и с его помощью меня… Тут и к гадалке не ходи. Как только до неё дойдёт, что она мне и нахрен не всралась, об Эмине и обо всём остальном будет мгновенно забыто. Но в том-то и проблема. Она знает о Юлии Русиновой, ей доносят о каждой моей встрече с Сэрче и всё, что я делаю с Юлькой, тут же воспринимает на свой счёт, считая дни с минутами, когда наконец-то займёт не принадлежащее ей место. Переубедить её сейчас с обратном НЕРЕАЛЬНО! Только если я действительно не размозжу ей голову вдребезги. Я бы, конечно, это сделал с превеликим удовольствием, знай, что за ней больше никто не стоит. Но, боюсь, за каждым моим шагом сейчас следят с особой бдительностью, протоколируя и фиксируя всё, что я ни делаю и ни говорю.
И лучше бы мне искать способы успокоиться как-то по-другому, а не находить причины оставлять Воробушка в своём доме, чтобы потом использовать любые поводы для встреч с нею, особенно в обострённые для меня моменты. Когда думать и выискивать выходы уже не осталось сил, а заглушить эту ненасытную чёрную дыру внутри себя банально не знаешь как. Я и так старался заглядывать к ней как можно реже или вообще держаться от её комнат на безопасном для нас обоих расстоянии. Но иногда это оказывалось сильнее меня.
В какой-то момент я осознавал то, что творю уже после того, как оказывался у её дверей. Вернее даже, в проёме уже открытых мною дверей и смотрел на неё замутнённым взглядом совершенно не представляя, что собираюсь делать в ближайшие минуты и о чём с ней говорить. Прямо, как сейчас.
– Не слишком ли долго ты сидишь за ноутом? Перерывы хотя бы делаешь?
Юлька, конечно же, встрепенулась на мой приход сразу же, как только я открыл дверь и сделал шаг за порог её комнаты по чистой инерции, а не осознавая всех своих действий в полную меру, как того и следует. Зато окончательно пришёл в себя, едва понял, где сейчас нахожусь, но пока ещё не находя ответов на кой.
– Ой, точно. Время летит как сумасшедшее! Думала, что ещё начало вечера. Я очень много пропустила по семестру. Просто ужас, как много. Вроде только две недели прошло, а такое ощущение, будто, как минимум, два года.
Насколько я помню, я лично ещё в обед проследил, чтобы ей доставили все нужные книги и ноутбук с нужными программами, но без доступа к интернету. Так что по времени она сидела за ними уже больше десяти часов, не считая перерывов на ужин и прочие мелочи.
– Я же просил тебя не засиживаться. Лучше бы на часик другой вышла во двор прогуляться, да подышать свежим воздухом. Когда мы с тобой договаривались о том, что тебе здесь делать, пока меня нет рядом, это не означало, что ты будешь теперь сутками напролёт портить глаза за компьютером.
– Но я действительно не заметила, что засиделась. Пока то, да сё…
Разумеется, уходить после того, как ввалился сюда с претензиями, я уже не собирался. Даже наоборот, показательно закрыл за собой дверь перед тем, как пройти вглубь комнаты, дойти до стола, оккупированного новой Юлькиной библиотекой и тетрадками под конспекты, и, в последствии, развернуть перед собой её ноут, чтобы проверить лично, чем она на самом деле на нём занималась.
– На сегодня дистанционного обучения на дому с тебя явно уже хватит. А то я и вправду поверю, будто ты занудный ботан и принципиальная отличница.
Скажи мне кто пару недель назад, что я поселю в своём доме более юного двойника Вероники Щербаковой, а потом начну выполнять её просьбы только для того, чтобы она не скучала и не лезла на стенку от полного безделья – в жизни бы в такое не поверил. Ещё немного и начну кормить её с ложечки, даже без приписки ЛС 24/7. Правда, не признаться хотя бы самому себе, что меня действительно временами на это тянет, довольно-таки сложно. Особенно сейчас, когда жажда контроля над всем и вся нереально зашкаливает, а просветов с желанным облегчением, как не предвиделось, так и не ощущается до сих пор.
Хотя я и стараюсь изо всех сил держать себя в руках и не срываться. Может поэтому и пришёл сюда снова? Потому что здесь, вернее, рядом с Сэрче мечущийся во мне зверь начинал резко успокаиваться. Словно вспоминал о всех своих неисправимых ошибках недавнего прошлого и сразу же сбавлял обороты, прекращая “рычать” и “клацать зубами”. Единственное, никогда не признавался вслух в том, зачем конкретно сюда являлся и почему искал любые поводы, чтобы задержаться и остаться. И, желательно, подольше.
– Просто переживаю, что очень много пропустила и не смогу потом сдать зачёты. А если меня попрут из института…
– Я же обещал тебе уладить все вопросы и с твоей учёбой, и прочими проблемами в личной жизни. На днях съездишь к своей тётке и сможешь теперь почаще звонить родителям.
Само собой, под моим личным надзором. Тем более, что мы уже всё это основательно обсудили ещё пару дней назад. Пока от Щербаковой исходит серьёзная угроза, Юлька продолжает и дальше жить под моим бдительным присмотром, а я, со своей стороны, предоставляю защиту её родным и близким друзьям. До тех пор, пока окончательно не разберусь с этой тварью и не узнаю, кто за ней стоит ещё.
– Вы и вправду думаете… что она может со мной что-то сделать?
Пока я закрывал на ноуте программы и документы, перед тем как полностью отключить саму систему, Воробушек не сводила с меня изучающего взгляда, явно надеясь на чём-то подловить или разговорить на более содержательную информацию. В прошлые разы у неё не получилось, поэтому останавливаться на достигнутом она никак не желала и не собиралась. И здесь я её тоже прекрасно понимал. Ей не хочется верить, что какая-то психопатка из моего почти забытого прошлого способна на нечто страшное, чем просто заявиться в мою спальню и предъявить ей в лицо свои законные права на меня и на всё состояние Камаевых.
– Лично она, конечно, много чего может сделать. Только, боюсь, те, с кем она сейчас сотрудничает, способен и на более жуткие вещи. Лучше перестраховаться сразу.
– Вы ведь не всё о ней мне рассказали, верно? На вряд ли бы вы так её ненавидели, ещё и так долго, только за то, что она использовала и вас, и вашего брата в достижении желаемого.
В этот раз я тоже не собирался отвечать, упрямо поджав губы и сдержанным жестом закрыв отключившийся ноутбук. После чего подхватил Юльку за руку и заставил её подняться из-за стола.
– Пойдём приляжем и просто немного полежим, отдохнём. Если, конечно, ты не против?
Как будто её отказ мог остановить меня от намеченной цели – потащить её за собой и заставить лечь прямо сверху на застеленную постель рядом со мной. Я мог, конечно, пойти другим путём – напиться до поросячьего визга или в своём кабинете, или прямо у себя в спальне. Но раз я пришёл сюда и уже тянул совершенно не сопротивляющуюся Сэрче на её же кровать, смысла что-то переигрывать уже не видел. Хотя никогда и ничего подобного с кем-то другим не делал. Правда, и не испытывал схожей тяги к кому-то, да и когда-либо вообще.
Оно и понятно. Других я так не чувствовал или не хотел чувствовать. Обязательно мне в них что-то не нравилось, либо что-нибудь очень сильно отталкивало. Запах, голос, манера поведения или даже взгляд. Все другие были просто красивыми куклами. По большей части пустыми и безликими. И, конечно же, чужими. Абсолютно и во всём чужими и даже хуже. От многих отдавало аурой какой-то хищной алчности, настолько похожей на ауру Вероники, из-за чего я и не мог воспринимать их как-то иначе. Только как за кусок мяса для своего изголодавшегося зверя, который можно сожрать в один присест и практически сразу же забыть до встречи с очередной схожей жертвой.
Почему тогда с Юлькой всё было иначе? На этот вопрос я, наверное, точно никогда не найду ответа. Как и на всё остальное. Почему сейчас, притягивая её к себе, заглядывая в её оторопевшее личико и раскрытые во всю ширь бездонные глазища, чувствовал, как наконец-то успокаивался. Словно её уже такая привычная близость накрывала своим анестезирующим эфиром не только моё тело, но и измотанную за последние дни сущность. Скользила невесомой паутинкой по коже и даже забиралась исцеляющей пульсацией в диафрагму и лёгкие. Из-за чего хотелось просто закрыть глаза, просто прижаться лбом ко лбу Юльки и тонуть в этих ощущениях, пока они полностью не вытеснят из головы и воспалённых нервов весь переживаемый мною ад.
И, конечно же, касаться её. Постоянно. Пропускать через пальцы и ладони знакомое тепло с тактильным сопротивлением при соприкосновении с нежнейшими изгибами ладной фигурки и чужой кожи. Даже не обращая внимания на препятствующую ткань гладкого шёлка халата и кружевной комбинации.
– Что-то случилось? Вы как будто на себя не похожи. Она опять вам что-то сделала, да?
Вот уж не ожидал от Воробушка такой проницательности. Или я действительно так сильно изменился за эти дни, что даже её начал пугать непривычным для знающих меня людей видом?
– Да… немного подрубило. Слишком много всего навалилось за раз. Просто был к этому не готов.
И к этому тоже. Признаваться в собственных слабостях той, с кем вообще никогда не собирался делиться ни сокровенным, ни чем либо ещё. Казалось, мне было достаточно и одной её близости. Возможности к ней прикасаться, чувствовать и любоваться теми чертами, которые так разительно отличали её от Щербаковой. Что я и делал практически не останавливаясь. Рассматривал её утончённую кисть с длинными и на вид такими хрупкими пальчиками, рисуя по их линиям “жизни” своими. Прижимал её ладошку к своей щеке, чтобы ощутить в полную меру живое тепло и умиротворяющее скольжение по моей коже и жёстким волоскам бороды чужой руки. Или целовал её чувствительные подушечки, такие нежные и мягкие, почти под стать атласному шёлку её сексуального белья.
– И устал… Смертельно устал от постоянного напряжения. Хочется как-то от всего это отвлечься. Хоть как-то не думать и немного расслабиться. Кажется, уже успел забыть, что это такое. Расслабляться и ни о чём не думать.
– Удивительно… Ещё несколько дней назад мне казалось, что в этом мире нет никого хуже вас. Что вы самое страшное на Земле чудовище и страшнее уже быть просто не может… Никогда бы не подумала, что настолько ошибусь.
Удивительно, что она не просто признавалась в своих сокровенных мыслях и чувствах, но и даже пыталась что-то делать со своей стороны. Скользнуть своими несмелыми пальчиками по моей щеке, а то и вовсе потянуться чуть повыше, ко лбу и волосам у виска. Как будто и вправду хочет погладить голову огромному льву, но не знает, как тот отреагирует на очень опасное для неё желание.
Может оттого я и не сумел сдержать ответной улыбки, но, скорее, горькой и ироничной, по большему счёту на её слова.
– Боюсь, ты и представить себе не можешь, как сильно ты меня не знаешь, и на что я в действительности способен.
– А Вероника знает?.. Она хорошо вас знает, если рискнула сюда заявиться, не побоявшись того, что вы могли с ней сделать? Она же могла следить за вами издалека все эти годы, изучать, смотреть, как вы меняется и каким становитесь?
– Вполне возможно. Но… когда смотришь со стороны и издалека, всегда высока вероятность ошибиться в выводах. Потому что увидеть, что происходит с человеком изнутри, о чём он думает и что чувствует – с такой большой дистанции просто нереально. И я… очень долго её ненавидел. Так долго, что уже и не вспомню, какие испытывал к ней до этого иные чувства. Какими они вообще были. И была ли моя к ней любовь настоящей любовью, а не какой-нибудь больной одержимостью? Может она просто умело манипулировала моими эмоциями? Знала куда нужно надавить посильнее и как использовать мою ревность в свою пользу…
– Значит… со мной у вас и вправду всё было по-другому?
Юлька силится поверить собственным выводам, по-взрослому хмурясь и тут же смущаясь от моего спонтанного действия – когда я сам крепче прижимаю её ладошку к своей щеке и скуле, а потом перетягиваю к губам, кончиками пальцев другой руки касаясь её слегка надутых губок и бархатной кожи нежнейшего лица.
– Разумеется. Ты же совершенно другая. Наверное, из-за этого я и прихожу сейчас сюда к тебе. Чтобы это увидеть и снова прочувствовать. Убедиться в стотысячный раз насколько вы разные.
– И вас это… успокаивает?
Видимо, она хотела спросить о другом. Нравится ли мне это? То, что они настолько разные, и что она абсолютно не такая, как Вероника Щербакова?
– Смотря с какой стороны посмотреть. Эмоционально – да. Физически – частично… Но только частично.
Обманывать её в своих заверениях я и не собирался, если не наоборот. Поскольку смысла в этом не было вообще никакого. Если я что-то и захочу заполучить от неё, возьму это и так, без спроса и прямого разрешения с её стороны. Я почти уже это брал, разве что без насильственного прессинга и жёстких приказов. Совсем, как сейчас, когда убирал её прохладную ладошку со своего лица и притягивал пониже, к грудине, немного слева, под полу расстёгнутой поверх футболки домашней сорочки. Туда, где не очень быстро, но достаточно ощутимо билось упрямое сердце.
– Когда хочешь от чего-то забыться, готов зацепиться за любую возможность. А мне очень сейчас это нужно. Просто до безумия. Забыться хоть ненамного. Рядом с тобой я это чувствую. Чувствую, что могу это сделать. Вернее… это ты можешь мне в этом помочь. Как раз потому, что ты действительно другая. Я должен это ощущать и хочу. Очень сильно хочу. Ты ведь мне в этом поможешь?
Кажется, я уже начал бредить, поскольку на самом деле не желал больше ни о чём думать или чувствовать что-то ещё. Хотелось уже не просто прикасаться к Юльке, а именно тонуть с головой в этих ощущениях, в её физической близости, в её запахе и в касаниях её рук. И не только рук. В ней во всей. В её теле…
Может поэтому и не видел больше смысла себя контролировать, придвигаясь к ней ещё ближе, практически уже наговаривая свои хотелки прямо ей в губы. Погружаясь пальцами более жадным захватом в её волосы на затылке.
– Сделай это… Пожалуйста… Поцелуй меня. Сделай это снова. Чтобы я чувствовал только тебя. Только тебя одну…
Как бы странно это не звучало и не выглядело со стороны, но мне никогда не были свойственны чувства нежности и романтических позывов. Если когда-то с Вероникой я и испытывал их зачатки и даже порывался воплотить их в жизнь, то длились эти “помутнения” рассудка на деле не так уж и долго. Ника их убивала прямо на корню, предпочитая вытягивать на волю моего бешеного зверя, дразнить его, а то и заставлять буквально срываться с катушек, с места в карьер. Естественно, после её “смерти” ни о каких нежностях с другими жертвами речи не шло. Моя природная сущность с каждым пройденным годом только ещё больше зверела и дичала, грубела и покрывалась титановым панцирем. Я сытился сумасшедшим драйвом, кипящим в крови адреналином и чужими страхами, как самым ядрёным наркотиком или мощнейшим энергетиком всех времён и народов. Я жил этим и, видимо, благодаря этому чувствовал себя живым. Не удивлюсь, если даже выживал.
Не знаю, что конкретно изменилось в этот вечер, но едва ли моё состояние можно было списать на обычную усталость. Возможно, близость Юльки так на меня сейчас действовала. Растекалась в венах и под всей кожей сладкой анестезией, частично усыпляющей-расслабляющей, частично воспаляющей нервные окончания знакомыми вспышками никуда не девшегося безумия. Причём, последнее могло рвануть бомбой замедленного действия в любую из ближайших секунд, вне зависимости от того, что сделает Сэрче.
Казалось, мне было достаточно и того, что она рядом, что я держу её в своих руках, прижимаю к себе, заглядываю в бездонный омут нефритовых глазищ. Только я прекрасно понимал, что нет. Недостаточно и ничтожно мало. Как и мало её пугливых касаний подрагивающими пальчиками по моему лицу или поверхностных мазков по моим губам её порывистым дыханием. Всё равно, что втянуть в лёгкие запах любимого блюда, а не вонзить в него свои зубы и заполнить рот столь знакомым и насыщающим вкусом.
– Поцелуй меня… Сама… Я хочу это почувствовать. Как ты тоже этого хочешь… Хочешь меня…
Конечно, я мог всё сделать сам. Взять то, чего сейчас жаждал подобно наркоману, переживающему убийственную ломку. Не спрашивая разрешения. По праву единоличного владельца и собственника. Но, видимо, я и вправду хотел большего. Хотя и не представляю, чего конкретного. Просто ждал, когда смогу это понять и распознать. Ждал, когда Юлька тоже догадается или хотя бы последует собственным инстинктам. Неважно каким. Хоть физическим, хоть астральным. Но, я действительно хотел, чтобы сейчас инициатива исходила от неё. Настоящая. Искренняя. Сводящая с ума. Разве что пока ещё не представлял, чем меня вскоре накроет.
Как сильнее и жарче побежит по венам кровь, распаляя мышцы и кожу, впиваясь острым возбуждением в эрогенные узлы и чувствительные зоны уставшего тела. И как ударит в голову знакомым помутнением на, казалось бы, такое невинное действие совершенно беспомощной жертвы. На несмелое прикосновение её подрагивающих губ поверх моих, на её обжигающее сладкое дыхание вместе с пугливым скольжением кончика языка по податливым створкам моего рта. Каждое движение, каждый росчерк влажных и столь эротичных ласк всего за несколько секунд вытеснит из моего сознания и из-под кожи физическую слабость мощнейшим ударом долгожданного сумасшествия. Проберёт до самых поджилок похотливой дрожью первозданного греха. Заставит моего зверя издать довольный рык и завибрировать знакомой пульсацией в каждом нерве и рецепторе разрастающимся и сводящим с ума вожделением.
Юлька лишь скользнёт пугливым язычком в мой рот, а меня буквально шарахнет высоковольтным разрядом в голову и в пах. Резанёт по головке члена болезненной похотью и зазудит под кожей бесконтрольной жаждой вырваться на волю. Сделать что-то самому в ответ. Пройтись по её языку своим, то ли лаская, то ли развращая на более смелые действия, но едва ли полностью перенимая на себя всю инициативу. Заставляя её осмелеть ещё больше. Не отвечать, а именно целовать меня самой. А потом и тихо постанывать от моих и своих развратных манипуляций то у неё, то у меня во рту. Интуитивно прижиматься ко мне и тем самым вынуждая дуреть ещё больше и меня. Чтобы и я вжался в её сексуальное тело сильнее, желая не просто прочувствовать его блаженное сопротивление с живым, возбуждающим теплом, но и пропустить по воспалённым нервам самое головокружительное ощущение. Неизбежное погружение в порочное наслаждение чужого греховного откровения. Столь уже осязаемое обещание соприкоснуться, а потом и слиться с чужой жаждой и чужой похотью. Принимать их, впитывать в себя, сытиться ими, реагировать не менее безумными порывами и действиями. Что я и делал. Мечтая оплести каждую клеточку Юлькиного тела собственным. Шаря по её восхитительным изгибам и формам жадными ладонями, сжимая в кулаке её роскошную гриву на затылке либо лаская более щадящей хваткой пальцев её упругие грудки или не менее аппетитные ягодицы. И, конечно же, распаляясь ощутимее и глубже от всего, что ни делал с ней и что при этом ни чувствовал. Теряясь, забываясь, растворяясь во всём этом безумии и в самой Юльке, как в зыбкой бездне наркотического опьянения.
И, само собой, не пропуская ни единого её ответного движения или реакции на меня. Её несдержанных всхлипов и стонов, её не очень умелых и далеко несмелых касаний, но таких же искренних и ненасытных, как и моих. Бьющих болезненным, но до умопомрачения возбуждающим током по эрогенным точкам всего тела и накачивая мой член горячей кровью с нестерпимым напряжением мощнейшей эрекции. Казалось, если прижмусь к Сэрче ещё плотнее и сквозь ткань одежды пропущу воспаляющее трение о её живот и лобок, то точно кончу раньше времени. Меня и без того вело, как одержимого фетишиста на её запах, голос и вкус, а при соприкосновении с её блядским телом так и вовсе сносило крышу на раз.
Не знаю, как вообще сдержался и не порвал на ней комбинацию буквально, когда обнажил ей грудь и вобрал ртом её сжавшийся сосок, насилуя его бесстыжим языком и чуть прикусывая зубами. Заставляя стонать её ещё громче и учащённее, проделывая почти то же самое с её второй грудкой, но пальцами левой руки, пока правой забирался под подол сорочки, накрывая горячую промежность практически всей ладонью. И при этом дурея окончательно сам. От пробирающих насквозь ненормальных ощущений. От соприкосновения с её гладкой, влажной и уже готовой меня принять киской, едва не брызгающей на мои пальцы интимными соками при нажиме на самые чувствительные точки. И, конечно же, от её ответной дрожи и молебных всхлипов на всё, что я с ней делал и даже что собирался сделать. Как и от своих плохо контролируемых попыток вцепиться в меня, погрузить свои дрожащие пальчики в мои волосы или скользнуть по моей спине неуверенной лаской.
Когда Юлькины стоны усилились, а её ответное возбуждение воспринималось моим телом не иначе как запредельной стимуляцией для долгожданной разрядки, волей-неволей, но пришлось окончательно принять тот факт, что я, блядь, действительно хочу её выебать. А не просто пытаюсь забыться в ванильных играх и поцелуях от предыдущих стрессов. И то, что она выгибается подо мной и подмахивает моей руке, пока я массирую ей клитор большим пальцем, а средним – точку G неглубоко во влагалище, на вряд ли выглядит для неё (да и для меня теперь тоже) лишь поверхностной прелюдией с неизвестным финалом.
Так что, да. Я это осознал и понял в полную меру. И действительно жаждал этим воспользоваться, как и полагается, чтобы вытеснить из себя всё лишнее – ненужные мысли, воспоминания и даже мешающие дышать чувства. Заменить всё это Сэрче. Остервенелым желанием её отыметь и желательно не за пять минут. Как можно дольше. Хоть несколько часов подряд, хоть всю предстоящую ночь. И это даже не решение, а констатация происходящего с нами безумия. Моя спасительная доза исцеляющего лекарства или, скорее, сильнодействующего наркотика. Моя новая зависимость, на которую я не заметил, когда и как подсел.
Осталось только за малым. Погрузиться в это упоительное наваждение уже полностью и окончательно. Наполнить им свою кровь, сущность и все чувства-ощущения, растворившись в его опиумном дурмане до самой последней клетки. Пока не останется вообще больше ничего. Только наши слившиеся тела, обоюдные желания и неистовая похоть.
Кажется, дальше всё и происходило, как в зыбком тумане наркотического угара. Я даже не запомнил, как поспешно освободился от одежды и как раздел Юльку, сдерживая изо всех последних сил рвущегося на волю зверя. Сходя с ума от удушающей жажды впечатать в свою оголённую кожу нагое тело любимой жертвы. Сплестись с ней и ещё больше свихнуться от развратного трения наших воспалённых тел. Снова погрузить пальцы в её шёлковую гриву, а язык в стонущий ротик, одновременно растягивая головкой члена тугую вагинальную щёлочку. Проникая толчок за толчком в жаркий вакуум спускающей киски всё глубже и несдержаннее, едва не рыча и не хрипя от циклических разрядов жгучей эйфории, бьющей в голову и выжигающей все нервные окончания неуправляемой одержимостью.
В какой-то момент, я вообще перестал многое ощущать, будто сам превратился в сплошной оголённый нерв, пропитанный насквозь запредельным блаженством греховной истомы. Может от того и не кончил так быстро, практически мало что чувствуя, пока долбил задыхающуюся подо мной от стонов Юльку, как заведённый или обдолбанный. Дурея ещё больше от вида её перекошенного от неподдельной страсти личика. От её скользящих по моей спине и ягодицам ладоней и пальцев, то и дело впивающихся в меня интуитивным порывом то ли остановить, то ли раздраконить моего зверя ещё сильнее. И от её хриплых вскриков, особенно в мой рот, когда я накрывал её губы своими, трахая языком в такт ударов члена в её охренительно тугой пиздёнке.
Даже когда она кончила в первый раз, я и не думал останавливаться. К тому же, если так подумать, я только начал. И дал это понять Сэрче практически сразу после того, как она едва-едва всплыла из охвативших её тело судорог мощного оргазма. Перевернулся на спину, поменявшись с ней местами и усадив на себя в позу медитирующей грешницы.
– А теперь сделай это сама. Выеби меня так, чтобы я не выдержал и тоже кончил. – если на тот момент я мало соображал из того, что творил и говорил, зато чувствовал это безумие, как надо. До полного помрачения рассудка и срыва голоса в звериное рычание, пока топил голову и лицо Юльки в своих жадных ладонях и хрипел безапелляционным приказом в её всхлипывающие губки. – Доведи меня до сумасшествия. Сделай это! Сведи меня, блядь, с ума!