Тоска и голод жадный, дикий,
Тягучий, как необратимость
Как зверь голодный и безликий
Мне душу гложет одержимость
У. Соболева
Вы думаете, что вы свободный человек. Вы видите мир таким, каким привыкли его видеть. В вас вложены все знания с рождения, и вы считаете, что это правильно. Так должно быть. Вы к этому привыкли. А у меня никогда не было этого ощущения правильности. Я знала, что что-то не так. Да, с нами работали психиатры и гипнологи, но меня не покидало ощущение, что есть прошлое, где я не живу в интернате на Острове. Где у меня совершенно другая жизнь.
Я любила взбираться на гору, подходить к самому краю обрыва и смотреть на Остров. Я это делала столько, сколько себя помню. Здесь, в одиночестве, я не боялась, что кто-то поймет, о чем я думаю, услышит мои мысли, подсмотрит за моими эмоциями. Ведь ни у кого из нас их не было. Ни у кого не возникало желания подняться сюда, чтобы побыть одному и подумать. Не об извечных тренировках, лекциях, сборах. Кто мы все? Дети, живущие на Острове, изолированные от мира? Звереныши в одинаковой одежде, готовые сожрать друг друга, чтобы стать Избранными.
Мне исполнилось шестнадцать. Я нескладный подросток с длинной темной косой, перехваченной простой черной резинкой. У меня лицо с широкими скулами, раскосые светло-голубые глаза и противно-белая кожа, которая беспощадно сгорает на солнце до волдырей. Пару веснушек на переносице. Я только начинаю формироваться в девушку, и похожа на мешок с костями, торчащими ключицами, с почти отсутствующей грудью. На мне строгое темно-синие платье до колен, из жесткой материи, от которой зудит и краснеет кожа. Но я привыкла к покалыванию шерсти. Скоро зима и на Острове уже довольно прохладно. Но перед этим будет праздник. Мы, достигшие шестнадцатилетия, перейдем на другой уровень. Нас вкусно накормят, мы будем стоять на площади, выстроенные в четыре шеренги, а поодаль пятая. Но нам нельзя на них смотреть.
Никто и никогда на них не смотрит. Мы знаем, что они есть, но они не такие, как мы. Они – больные, отсталые, изгои. Они не прошли. Значит, не достойны быть в наших рядах. Изгои выполняют всю грязную работу. Им запрещено входить в наш сектор, разговаривать с нами и прикасаться, но их приводят, когда приезжают ОНИ. Отобрать из нас самых лучших…Мы все с детства мечтали вырасти и быть избранными. Нас к этому вели. Но это страшное испытание, ведь после него можно стать Изгоем. Боялись все, но никто и никогда бы в этом не признался. Все верили в свою уникальность и исключительность. Нам внушали, вдалбливали, показывали, развивая, вместе с зомбированием мозгов мысль о том, что мы должны гордиться своей участью и служить на благо Государства.
А они ни на что не пригодны, а, значит, они хуже подвальных крыс, они должны заслужить каждую крошку хлеба, которую им выдает наше руководство. Это ужасно, они же были одними из нас. Мы вместе ели в столовой, вместе учились, знали друг друга в лицо и по именам. А теперь их словно нет. Они как мертвые, но все еще живые. Почему всем всё равно? Почему никто не заступается за них? Потому что так положено. Положено их презирать и сторонится, как прокаженных. Всем наплевать на них. Когда кто-нибудь из них умирал, а они умирали от голода, от побоев, зимой могли замерзнуть на улице, я видела, как охрана тащит за ноги очередной труп Изгоя за овраг. Там их закапывали.
Я прибегала на «свою» гору и плакала. Мне было страшно за нас. Страшно, что мы никому не нужны. Сегодня друг, а завтра враг. Да и нет такого понятия «дружба». Только равнодушие и фанатизм. Я понимала, что со мной что-то не так. Если всем наплевать, то почему у меня внутри появляется щемящее чувство тоски, словно тисками сдавливает сердце и становится больно дышать, когда я вижу, как кого-то из Изгоев бьют ногами, или швыряют им, как собакам, помои из столовой, или вот так тащат мертвых за овраг, как старую мебель на свалку? Кого-то, такого же, как мы. С руками, ногами, глазами. Почему мы выше их? И если мы выше, то, значит, есть и те, кто выше нас. Самое жуткое – это равнодушие и презрение к кому-то, только потому что так кто-то решил. Без вины виноватые лишь в том, что их не избрали. А по каким критериям выбирают? Меня знобило от этого осознания и от страха, что я это чувствую. Вдруг кто-то узнает об этом и меня точно так же сбросят за оврагом, предварительно избив до смерти или просто застрелив короткой очередью из автомата, а те, кто сегодня со мной сидят за одним столом и смеются шуткам или стучат вилками по тарелкам, равнодушно отвернутся, презрительно поджав губы.
Потом я пойму, что мы ничем не отличаемся для наших Хозяев. Всем этим монстрам, им тоже наплевать на нас. Им наплевать, сколько трупов похоронено за оврагом. Все сторонились того места. Пустырь. Так мы его называли. Над пустырем обычно кружили вороны, и иногда мне было страшно подумать, что, возможно, тела выбрасывали, не закопав. И я старалась туда не оборачиваться даже сейчас, когда ветер трепал мои волосы и подол платья, который прилипал к ногам, затянутым в плотные черные колготки. Я смотрела на воду, окружающую Остров, на синие волны и яркое небо над ними. Меня всегда завораживало небо. Мне казалось, что там, в небе, моя свобода. Как у птиц. Они не привязаны ни к одному месту. Они могут взлететь ввысь и наслаждаться полетом, птицы не убивают друг друга, птицы летают стаями, у птиц есть детеныши… Я как-то нашла здесь на горе гнездо и наблюдала, как взрослые птицы приносят еду своим птенцам. Заботятся о них. Вначале я не понимала, что именно они делают, а когда поняла… внутри возникло гнетущее чувство тоски. А я? Я была чьим-то детенышем? Меня кто-то любил? Какое странное слово «любил». Можно любить горячий чай по утрам или шоколад. Можно любить теплое одеяло. Но…это нечто другое. Я чувствовала…это что-то, что никогда не будет дано нам – людям с Острова.
Тот, о ком никто не заботится – обделен. Он ничтожен и несчастен, потому что не знает полноты жизни. Нам необходимо быть нужными, чтобы быть людьми, а не роботами. Нам нужно, чтобы нас любили.
Посмотрела, как заходит солнце. Я должна вернуться в сектор и готовится к празднику. Если кто-то обнаружит мое место или меня начнут искать, не останется даже этого одиночества, которое принадлежит мне. Единственное, что здесь принадлежит мне.
Это будет моя первая встреча с Хозяином, и я ждала ее как самого невероятного события в своей жизни, к которому нас готовили несколько месяцев.
А сейчас, за час до их прибытия, я смотрю на Остров и чувствую, как меня переполняет желание его покинуть. Вырваться из клетки, из рамок, стать такой, как те, кто живут в обычном мире если он существует. Я считала, что они счастливчики.