Глава 7. Одри
Мои руки трясутся как у заядлого курильщика, который не может найти сигарету и должен побираться по миру. Я не могу угомонить стук собственного сердца. Оно так сильно бьётся, что рёбра молят о пощаде. В глазах Митча вопрос, а у меня столько же ответов, сколько доказанных теорий о происхождении вселенной. Спойлер: ни одной научно подтверждённой.
Мозг объединяется с фантазией, перебирает варианты мести, потому что быстрее на землю обрушится снег, град, дождь, начнутся все известные природные катаклизмы, нежели дам Трэвису повод думать, что готова целовать его зад, расстилаясь в благодарностях.
Отсоси, Кросс.
– Это кто? – наконец-то спрашивает Митч, когда возвращаемся в комнату.
У меня другой вопрос.
– Как ты попал сюда?
– Внизу никого не было.
– Это одна из причин, почему люди покупают слабительное.
Митч поднимает бровь.
– Я о Трэве, – объясняю ему.
– Стоит волноваться на его счёт?
Я улыбаюсь.
– Нет, разберусь позже. Я не готова переносить свидание с тобой, чтобы сломя голову бежать за ним.
– Приятно знать, – Митч посылает мне взаимную улыбку и оглядывается: – Тут только что была война?
Желудок сжимается, потому что следующее, что выдаю – враньё.
– Утренние поиски.
Что-нибудь слышали про ложь во благо? Так вот он тот самый момент. Отчасти, я даже не чувствую за собой вину. Митч не мой парень, мы узнаём друг друга, ходим на свидания. Да, на какое-то мгновение поддалась соблазну, забылась, но это… второй и последний раз. Трэв иногда выдаёт то, к чему не успеваю подготовиться морально, тогда сдаю позиции. Я проиграла сражение, но не целую войну.
– Куда идём?
Митч поджимает губы, словно старается скрыть улыбку.
– Я не успел подготовить что-то вау, с утра свернул горы. Прогулка?
– Звучит неплохо, мне определённо требуется глоток свежего воздуха.
– В The Shop продают готовые корзины для пикника. Капелька романтики?
Я хихикаю и киваю.
– Только если ты снова будешь петь.
– Утром не было времени на распевку. Я подготовлю серенаду к следующему свиданию, идёт?
– Трудно отказаться, когда ты так просишь, – я протягиваю ему ранее найденную белую коробочку в ящике.
– Что там?
– Плеер с дурацкими песнями. Знаю, это твоя слабость.
Он заразительно смеётся и открывает коробочку.
Его брови взлетают на лоб.
– Серьёзно? – ещё громче хохочет парень и вытягивает мой мини подарок. – Плеер?
Деланное оскорбление вспыхивает на моём лице.
– Эй! Я две ночи подряд кропотливо потела над списком композиций, пытаясь облегчить тебе жизнь и узнать мои музыкальные предпочтения!
– Мне ещё никогда не было так просто с девушкой. Обычно вы пытаетесь отвесить интригу, хотите оставаться загадкой.
Жму плечами.
– Я нестандартная.
– Не правда, – подмигивает Митч. – Я опозорился на весь бар, чтобы достать твой номер.
Мы покидаем кампус в приподнятом настроением и улыбками на губах.
Сегодня чудесная погода, именно та, идеальная для прогулок. Солнечные лучи проникают сквозь ткань одежды и согревают, лаская открытые участки кожи. Но уже спустя некоторое время, о них приходится мечтать, стоит попасть в другой мир, сотканный из роскошных стеклянных высоток, спешащих куда-то людей, бесконечной болтовни под ухом, потому что чуть ли не каждый проходящий оживлённо треплется по телефону. Голова кружится, а зрение не имеет такой высококачественный зум, чтобы понять, где заканчивается здания, окутанные пушистыми облаками.
Мы вальсируем мимо тысячи незнакомых лиц, и не всегда имеем возможность поговорить, протискиваясь сквозь поток прохожих. Как только такой шанс выдаётся, я спрашиваю:
– Чем занимался утром?
Митч находит мой взгляд.
– Помогал отцу.
– С чем, если не секрет?
Он снова поджимает губы, на этот раз складывается впечатление, будто обдумывает будущий ответ.
– У него брокерская компания, Одри, – лаконично отвечает Митч. – Я помогал со сделкой.
– Ты вроде его заместителя?
– Можно сказать и так. Если сейчас залезешь в мою машину, то на соседнем кресле увидишь рубашку и брюки, которые я сменил прямо в салоне, чтобы не приходить к тебе при параде без белого коня.
Я сдержанно улыбаюсь.
– Ты из тех парней, кто состоит в кругу важных шишек с кислыми минами на лице, посещает крупные чопорные мероприятия, вроде благотворительности и всё в этом роде? А как же учёба?
Митч насмешливо смотрит на меня.
– Ты заинтересовалась моим возрастом на третьем свидании?
– Это второе, – исправляю его.
– Бар тоже считается.
– Не-а, – смеюсь я.
– Мне двадцать три, Одри.
Моя челюсть готова отвалиться, как и глаза, желающие вывалиться из орбит.
– Уверен?
– Да, если в паспорте правильная дата рождения.
– Тебе нравится это? – Митч смотрит на меня с толикой замешательства, и я спрашиваю развёрнуто: – Тем, чем занимаешься? Тебя не принуждают? Знаешь, обычно вы с рождения с золотой ложкой в зубах и внушительными цифрами на банковском счёте, должны продолжать семейное дело.
– Нет, мне нравится быть в деле. Я не чувствую обязанность.
– А твоя мама?
– Она в роли идеальной жены, поддерживает имидж, занимается домом. Я не живу с родителями.
– И они не против, чтобы ты общался с простолюдинками?
Митч запрокидывает голову назад и звонко смеётся, прокладывая путь в Ист-Ривер-Парк. Мы следуем под висячим величественным мостом Уильямсберг, соединяющим два острова – Манхэттен и Бруклин. Тот самый мост, который все знают по фотографиям.
Я жадно поедаю глазами окружающую природу.
Шум автомобилей смешивается с морским. Вглядываюсь в солнечные блики на воде пролива Ист-Ривер и улыбаюсь себе. Невероятно, что я тут, да ещё и в компании потрясающего парня.
– Это всё стереотипы, Одри, – говорит Митч, вырывая меня из любования.
Я отвожу взгляд от воды и фокусирую на лице собеседника.
– О том, что ты пользуешься только золотыми столовыми приборами?
Он весело улыбается.
– Это тоже.
– То есть, как только на тесте твоя мама увидела две полоски, тебе не начали искать равную партию?
– Не могу утверждать, но, если она и существует, то не видел. Чем занимаются твои родители?
– Папа любит копаться в машинах. Ему бы открыть свою мастерскую, а мама учитель.
– Значит, в детстве дразнили, что твоя мама преподаёт, а все твои прогулы уже были известны с первой секунды?
– Я училась в другой школе, – не скрывая облегчения, сообщаю я. – Трэв был её учеником.
В ту же секунду хочется найти кляп и заткнуть им рот. Но, к сожалению, сказанное невозможно забрать. Мне бы очень хотелось.
– Трэв? – спустя несколько секунд, Митч складывает два плюс два. – Да, точно, он одолжил твою тетрадь.
Я сжимаю зубы, но скрип всё равно невозможно подавить, как и гнев, расползающийся по венам.
Моя тетрадь.
Проклятие!
Это будет один из худших дней, когда Трэв откроет её. Или уже открыл.
Я пожалею, что родилась на свет. Во-первых, самостоятельно. Во-вторых, потому что Трэвис будет напоминать об этом весь остаток счастливой жизни. Хотя, какая счастливая жизнь? Она оборвалась с того самого момента, как только позвонила Лав и сказала, кто пришёл. Я заделалась в спринтеры и бежала так быстро, как только могла.
Дьявол, теперь не могу расслабиться. Это заслуга Кросса.
– Похоже, ты злишься. Тяжёлый день?
Туман ярости рассеивается.
Я нахожу его карие глаза и широко улыбаюсь.
– Один из лучших дней моей жизни.
Поверить не могу, что совсем недавно испытывала совершенно иные чувства, мысли. Что могу сказать, подсунуть дерьмо Трэвису (хоть он и заслуживает), как оргазм. Всепоглощающе. Сладко. Приятно. Меня буквально захватывает буря эмоций от того, что придумала фантазия. Я скучаю по опасности, а Трэвис единственный, кто может дать подобное чувство, где балансируешь между жизнью и смертью.
– Минуту назад ты была другой.
Я жму плечами.
– Месть приятная штука. Он подгадил мне – я отвечу взаимностью. Трэвис очень любит свою машину. Очень – это преуменьшение.
– Он может подать иск, если разукрасишь её баллончиком.
– Не подаст, и разукрасить её баллончиком было бы слишком предсказуемо. Сегодня его ждёт насыщенный беспрерывным сексом вечер.
Митч коротко улыбается.
– За что, Одри?
Этот вопрос стирает улыбку с моего лица, а сладкое предвкушение сменяется горечью.
– Он портит мне жизнь, – всё, что могу ответить.
– Не потеряйся в этом.
– У меня всё под контролем.
И это самая большая в мире ложь.
Контроль очень далёк, когда дело касается меня, Трэва и нашей обоюдной войны.
Ещё некоторое время гуляю с Митчем, стараясь абстрагироваться от мыслей о Трэве. Это как вспышки камер: щелчок – перед глазами Митч, щелчок – перед глазами Трэвис. В конце концов, всё превращается в знак бесконечности, из которого пытаюсь найти выход.
Мы возвращаемся к кампусу, и я с досадой провожаю взглядом его машину, намереваясь наведаться в ближайший секс-шоп.
По пути возвращается гнев. Теперь ещё злюсь на себя, от чего раздражение поднимается на новый уровень.
Во-первых, я хочу смыть с губ Трэвиса.
Во-вторых, с шеи.
В-третьих, из головы.
Мне нужно как можно больше мыла, а лучше щёлочь, чтобы разъело.
Сложно поверить, что когда-то было трудно держать удар, но со временем всё стало намного проще. Жестокость, равнодушие, холод – всё это аукнулось. Головокружительно разнести эго Трэва на части. Клянусь, иногда кажется, что слетаю с катушек.
– Мне нужно очень много игрушечных членов, – ровным тоном произношу я. – Все, что у вас есть.
Парень за кассой ударяется о полку и хватается за голову, растирая затылок. Его глаза находят меня и ошарашено пялятся.
– Много. Грёбаных. Игрушечных. Членов.
– Ч-что? – запинается он.
Я тычу пальцем в сторону витрины, где небольшие гениталии в виде липучек, брелков, мыла и прочей дребедени. Не знаю, какой сумасшедший будет клеить их куда-то, но у меня есть идейка.
Уже через несколько минут получаю желаемое. Пакетик с сюрпризами скрывается в сумке и скоро станет фантастическим подарком для одного мудака.
Выкуси, Кросс, если думаешь, что я осталась обязанной. Я верну должок в иной форме. Ты будешь пищать от восторга.
Асфальт едва ли не трескается под подошвой ботинок. Весь гнев сгустился и готов вырваться наружу. Мне плевать, что за это может быть, какие наказания и последствия. Именно в данную секунду я ненавижу вселенную за то, что башка Трэвиса не является футбольным мячом, который можно пинать от души до границы с Мексикой.
Я возвращаюсь к университету после шопинга в ближайшем секс-шопе, и нахожу спортивную Камаро на парковке.
Оттенок мокрого асфальта переливается, отражая голубое небо и мрачность её владельца. Трэв готов мыть её языком, и сегодня он в прямом смысле оближет мужские гениталии.
Бросаю сумку на землю и рву пакет с маленькими резиновыми игрушками.
– Это моя благодарность, Кросс! – цежу себе под нос.
Я слышу смешки за спиной и улыбаюсь, как Чеширский кот, который нагадил в тапки, с особым энтузиазмом расклеивая сюрпризы.
Господи, как я счастлива. Это вроде отдушины. Тот, кто говорит, что месть – удел слабых, я скажу, что удел слабых – смаковать тряпочку и молчать. Адреналин кипит в крови, приятное головокружение, на языке сахарный вкус мести, а душа пускает петарды. Руки дрожат от переизбытка эмоций. Он думает, что прикрыл, я покажу, что прикрывать нечего. Во мне нет и унции благодарности. Он это начал. Он за это ответит.
Спустя пару минут, любуюсь полянкой членов, расстелившихся на капоте машины Трэвиса с помощью клея и показывают ровно двенадцать часов. Они возбуждены прямо как я.
– Какого хрена ты… – голос, пропитанный яростью, разносится за моей спиной.
Я выпрямляюсь и поворачиваюсь.
Пламя в глазах Трэвиса поджигает пятки, но даже дорожка в ад не заставит меня поддаться страху. Мой позвоночник прямой, бесстрастное выражение на лице и дичайшее желание увидеть, как он рвёт на голове волосы.
– Как ты любишь, Кросс, – сухо произношу я. – Целая полянка.
Тройка парней за его спиной не знают, смеяться или поддержать гнев, поэтому они предпочитают помалкивать. Им же лучше, у меня на всех найдутся подарки.
– Брукс, – ледяным тоном цедит Трэвис, продолжая расчленять мой труп в своей голове.
Их компанию нагоняет Рэй (что для меня удивительно, он тоже тут?). Ладно-ладно, ещё будет время удивляться и думать.
Челюсть Рэя готова рвануть к ядру Земли.
– Очленеть, – издав смешок, произносит он.
Я игнорирую, хотя прыснуть от смеха хочется. Очленеть? Серьёзно?
Внимание нацеливаю на Трэвисе.
– Ещё раз повторишь – придумаю что-нибудь похуже. Ты знаешь, фантазия у меня хоть куда.
На несколько секунд, он закрывает холодные металлические глаза.
– Ты ходишь по кривой дорожке.
– Ой, подожди-ка, а что это у меня тут для тебя… – я поднимаю сумку и начинаю рыться внутри, в следующую секунду на свет появляется мой средний палец. – На что похоже?
– Брукс… – лицо Трэвиса искажается и краснеет от злобы.
Я выставляю руку, заставляя его замолчать., потому что даже это ещё не всё.
Достаю из сумки ежедневник и открываю его, читая следующее:
– Тут написано, что ты можешь катиться на хрен с пляжа, потому что я ничего тебе не должна!
Я поднимаю глаза, вновь встретив темноту в его.
– Да, так и написано, – улыбаюсь я, похлопав ресницами в кокетливой манере. – Представляешь?
Не жду реакцию, разворачиваюсь на пятках и шагаю в сторону кампуса с лицом победителя.
– Я придушу тебя, чёрт возьми! – пронизанный яростью голос Трэвиса перекрывает городской шум.
Я задираю руку и показываю средний палец.
– Отсоси!
Моя внутренняя девочка-шкет вылезла наружу и готова нагадить. Собственно, уже нагадила и сейчас в манере англичан с благоговением попивает чаёк, оттопырив мизинец. Она отвела душу. Мне это было нужно. В ближайшее время стоило бы найти место, где можно избавляться от желания быть сукой.