Пролог

459 год С. Э.[2]

Паврус сидел на крыльце и задумчиво глядел вслед уходящей чёрной туче, только что пролившейся на землю тёплым ливнем. Слабый ветерок гнал облако на север, и огромная полная луна теперь беспрепятственно изливала свой безжизненный белый свет на уснувший мир. Деревня словно вымерла – ни огонька в окнах домов, даже вечно беспокойные собаки и ночные птицы притихли, будто в ожидании чего-то нехорошего, страшного, смертоносного…

Паврус помотал головой, пытаясь избавиться от навязчивых тревожных мыслей. Громкий скрип, неожиданно раздавшийся невдалеке, заставил его вздрогнуть и торопливо оглядеть двор. Неверное сияние Селены[3] искажало знакомую много лет обстановку, рождая самые причудливые тени, сейчас практически неподвижные. Но вот одна из них, расположенная возле калитки, вдруг пришла в движение и как будто стала приближаться. Сидя в луче света, падавшем из щели неплотно прикрытой двери дома, Паврус на миг пожалел, что оставил в сенях зажжённую лампу, а затем разглядел неслышно подошедшую к крыльцу человеческую фигуру.

– Саймус? – удивился он, узнав своего соседа через дорогу. – Тебе-то что не спится?

– Эх, молодёжь несмышлёная… – проворчал в ответ скрипучий голос. – Старый я, вот и не спится, когда нормальным людям природой прописано.

На один миг тёмный согбенный силуэт пересёк световую дорожку и оказался перед крыльцом.

– Бессонница, так её и эдак! – кряхтя Саймус неловко сел на краешек нижней ступеньки рядом с Паврусом. – Ты-то сам чего припозднился?

– Жена моя того… рожает…

– Крильфира? – оживился старик. – А я-то всё думал, когда она, наконец, разрешится от бремени?

– Сегодня, если будет угодно богам, – тихо уронил Паврус.

Они умолкли, и в наступившей тишине стали хорошо слышны стоны и какое-то бормотанье, доносившиеся из избы.

– А кто с ней? – поинтересовался Саймус.

– Галагея.

– А не боишься, что эта сумасшедшая травница чего-нибудь напортит? Моей первой жене она не помогла…

– Много лет с тех пор прошло, Саймус, – несколько напряжённо ответил Паврус. – Люди говорят, твоей жене опасно было рожать из-за слабого здоровья, о чём Галагея предупреждала вас заранее, не так ли?

– Так-то оно так… – пробормотал старик, опустив голову.

– Только вы её не послушали и рискнули завести ребёнка, – продолжал Паврус. – Стоит ли удивляться, что сердце твоей жены не выдержало?.. А ведь после того случая у Галагеи больше никто не умер!

Это действительно был единственный раз, когда деревенская целительница и ведунья не смогла помочь роженице. Тогда, сорок лет назад, когда Паврус даже ещё не появился на свет, Саймус потерял не только любимую супругу, но ещё и не родившегося ребёнка. Однако это горе не сломило его, и через несколько лет он взял себе в жёны другую деревенскую бабу и резво завёл с ней пару шустрых сорванцов, как бы мстя смерти за две отобранные у него жизни.

– Тогда тоже было полнолуние Селены… – отчего-то шёпотом сказал старик, подняв лицо к небу. – Дурное предзнаменование!

Внезапно вскочив на ноги, он поплевал по два раза на обе стороны от себя, а затем энергично крест-накрест рассёк перед собой воздух рукой по диагонали, творя ограждающий знак.

Паврус раздражённо посмотрел на соседа, хотел что-то ему ответить, но передумал и, не вставая с места, просто повторил его движения.

– Давно она там… мучается, Крильфира-то? – спросил Саймус, опять усаживаясь на место.

– С вечера ещё, – молвил будущий отец, нервно барабаня пальцами рук по ноге. – Я места себе уже не нахожу! А если у них там и вправду не всё хорошо? Что-то ты меня обеспокоил…

Подстёгнутый этой мыслью, Паврус вдруг вскочил и метнулся к закрытому ставнями окну. Однако что-либо разглядеть в щели ему, похоже, не удалось, и он разочарованно вернулся к крыльцу.

Так они и просидели, наверное, с час, изредка перекидываясь пустыми фразами, когда в доме вдруг раздался пронзительный женский вопль, а несколько секунд спустя – детский плач. Паврус и Саймус на этот раз вскочили на ноги вместе. Первый хотел было броситься в дом, но старик успел ухватить его за руку.

– Погодь, не торопись! – властно одёрнул он молодого отца. – Тебя позовут.

Паврус остановился и нетерпеливо затоптался перед дверью. Саймус же снова сел на ступеньки.

– Но там мой ребёнок! – протестующе воскликнул Паврус и лишь затем осознал только что произнесённые слова. – Мой ребёнок! Я стал отцом! Я – отец!!!

Последние фразы он повторил с восторгом. Впрочем, соседа он послушал и в избу не вошёл. Правда, и садиться обратно на крыльцо не стал, а вместо этого прислонился к перилам.

Через четверть часа томительного ожидания из дома появилась травница Галагея. Выглядела она измождённой.

– Мальчик, – устало уронила она, поймав взгляд Павруса.

– А… как Крильфира? – тот взволнованно шагнул к повитухе навстречу и взял её за руки.

– Она в порядке. Но роды были тяжёлые, мы с ней совершенно вымотались… – слабо улыбаясь, она провела рукой по лицу и вдруг заметила сидевшего на крыльце старика. – Саймус?..

Тот нехотя обернулся, встретился взглядом с ведуньей и резко поднялся на ноги.

– Можешь же, когда хочешь, можешь! – со злобой вскричал он. – Тьфу на тебя!

Резко сплюнув, он энергично махнул рукой и засеменил прочь. Скрипнула калитка, а затем послышались удаляющиеся шаги.

– Я ведь не волшебница! – как бы оправдываясь, горько сказала Галагея. – Жизнь и смерть не в моей власти…

– Не слушай его, он много чего болтает, – поспешил Паврус утешить старуху. – Вот недавно что-то нёс про полнолуние и дурные знаки…

Галагея внимательно посмотрела на молодого мужчину, затем перевела взгляд на луну, долго глядела на неё, после чего со вздохом проговорила:

– Не хочу тебя огорчать, юноша, но здесь Саймус прав. Великое Зло заключено на Селене с незапамятных времён, и в дни полнолуния оно особенно сильно может проявлять себя. Тем более в ночь полного затмения Ураноса,[4] какое ожидается сегодня…

Паврус оторопело слушал её, чувствуя, как предательские мурашки забегали по его спине. Дурное предчувствие чугунной тяжестью снова сковало его сердце. С серебристым Ураносом, этой прекрасной второй луной его мира, у парня всегда возникали какие-то добрые, хорошие ассоциации. Возможно, это было связано с тем, что Уранос, в отличие от Селены, появлялся на небе редко и только перед рассветом. И любое затмение его, подобно затмению солнца, народом всегда воспринималось крайне негативно.

– Ладно, довольно нагонять жути, – усмехнулась Галагея и повернулась к Паврусу. – Крепкий у тебя малыш. Иди уж, а то на тебя смотреть без смеха нельзя. Завтра я к вам загляну.

Пробормотав «спасибо», Паврус ураганом ворвался в дом. Целительница же глянула ему вслед, покачала головой, а затем перевела взгляд на белое око Селены. Постояв так несколько мгновений, она вдруг к чему-то принюхалась, брезгливо фыркнула, будто учуяла нечто неприятное, а затем сотворила в воздухе ограждающий жест и двинулась к калитке.

* * *

…Великий Белый Маг стоял на высокой горе, откуда ему открывалась панорама всего мира. Но сейчас он смотрел только на северо-запад. На горизонте там клубилась Тьма. Ещё зыбкая, робкая, но уже нёсшая смертельную угрозу одним своим появлением. Давно, очень давно не являлась она в мир Луадора[5] в таком явном виде, и это было неспроста. Тэхоан напрягал зрение, пытаясь узреть источник этого Мрака, но тёмная завеса упорно хранила свою тайну. Когда же чародей попробовал магическим взором пробиться сквозь эту пелену, навстречу ему неожиданно вылетела огромная стая оскалённых черепов, словно сотканных из чернильного дыма. Пустые глазницы их светились багровым огнём, а гнилые челюсти угрожающе скрежетали.

От неожиданности Великий Маг вскрикнул, дёрнулся и… проснулся. Быстро оглядевшись, он с облегчением вздохнул, обнаружив, что лежит на постели в своей башне. На улице стояла глубокая ночь, а в лицо ему через открытое окно ярко светила полная Селена.

– Сон, всего лишь сон! – пробормотал старый волшебник, сев на кровати и ища ногами тапочки. – Вечно эта Селена навевает кошмары!..

Говоря так, Тэхоан просто ворчал, прекрасно зная, что «всего лишь сны» ему обычно не снятся. Он был сновидцем, и любое его сновидение имело значение. Не являлось исключением и это. Только что бы оно значило? Какая-то угроза, связанная со Злом и исходящая с северо-западного направления? Сущая ерунда или нечто Великое и Ужасное? Вопросы-вопросы… Вопросов рождалась масса, но лишь время могло дать на них ответы.

Размышляя над сном, Белый Маг подошёл к окну и выглянул наружу. На улице царила почти полная тишина, лишь ночные птицы изредка пересвистывались где-то неподалёку. Ещё некоторое время постояв в раздумьях у окна, Тэхоан закрыл его, потом плотно задёрнул шторы и снова улёгся в постель. До утра было далеко, и он хотел ещё поспать, надеясь, что никакие ужасы больше не приснятся ему.

* * *

Страшный грохот вырвал Павруса из зыбкого сна, в который он погрузился перед рассветом. Новорождённый как заведённый орал всю ночь и лишь к утру успокоился, так что поспать им с Крильфирой почти не довелось. И вот сейчас непонятный грохот тяжёлым молотом долбил по мозгам, вызывая у Павруса лишь глухое раздражение. Пытаясь отвоевать ещё хоть толику ускользающего сна, он наивно надеялся, что долбёжка сама собой прекратится, когда вдруг пришло чёткое осознание, что стук раздаётся от входной двери.

– О-о, Паврус, кто там в такую рань?! – сонно простонала рядом жена. – Дитя разбудят!

Мысленно пожелав нарушителю спокойствия провалиться под землю, Паврус поднялся, натянул штаны и поплёлся к выходу. Выйдя в сени, он рванул на себя дверь и открыл рот, чтобы встретить нежданного посетителя резкой отповедью, но…

– Паврус, задери тебя грефлит,[6] ты что – спишь?! – оглушил его громоподобный бас.

Щурясь от прянувших в лицо ярких лучей уже взошедшего солнца, Паврус разглядел говорившего – это был Долговязый Джорус, староста деревни.

– А что я, по-твоему, должен ещё делать, Джо? – грубо ответил Паврус. – Жена ночью рожала, и я, то есть мы до утра почти не спали.

Потерев глаза, он взглянул в лицо старосте и тут заметил за его спиной лица других односельчан. Все они как-то странно на него глядели.

– Э, что случилось-то? – спросил Паврус недоумённо.

Протиснувшись мимо Долговязого Джоруса, он ступил на крыльцо и замер – его двор и улица перед ним оказались заполнены народом. Наверное, тут собралась вся деревня! Но ещё больше Павруса удивило то, что все были вооружены: кто вилами, кто дубинами, а кто – чем придётся, даже у старосты за поясом тускло блестел охотничий нож…

– На нас напали?! – озарило ещё сонный мозг Павруса.

– А вот это мы все хотели узнать у тебя, – язвительно бросил Джорус и махнул рукой толпе. – Дайте ему взглянуть…

Люди во дворе раздались в стороны, и молодой отец разглядел на земле несколько лежащих человеческих фигур.

– Как ты можешь объяснить это? – указал на них староста.

Ещё больше недоумевая, Паврус медленно сошёл с крыльца и приблизился к телам. Но одного взгляда на них ему хватило, чтобы ощутить рвотные позывы. На влажной земле лежали, источая жуткий смрад, четыре полуразложившихся трупа в изодранных одеждах, покрытых толстым слоем грязи. В гниющем мясе отчётливо были видны копошащиеся черви.

– Кто это? – наконец, совладав с собой, выдохнул Паврус, зажав нос и отходя в сторону. – Это чья-то шутка? Это так нас поздравили с рождением сына?! – последнюю фразу он почти прокричал и со злостью оглядел окружающих людей. – Нечего сказать, спасибо!

– Не кипятись, Паврус, – староста оказался рядом с ним и успокаивающе положил ему руку на плечо. – Сложно сказать, шутка это или что-то иное…

– Тогда объясните мне, откуда в моём дворе появились мертвецы?!

– Вот именно, Паврус, ты сам сказал: «в твоём дворе». Мы думали, ТЫ сможешь нам рассказать, как у тебя оказались недавно убиенные охотники?.. – раздались в толпе тревожные голоса.

– Охотники? Те, кого неделю назад порвал Зелёный медведь?![7] – изумился Паврус и более внимательно посмотрел на обезображенные тела. – Но их было шестеро…

– А ещё двое здесь, на улице, – раздался голос Саймуса от калитки.

Паврус обернулся к соседу и действительно разглядел ещё два тела у своей ограды. Медведь, а затем время и черви на славу поработали, и теперь покойных невозможно было узнать.

– Но как они могли оказаться тут, ведь мы их похоронили? – сонный рассудок отказывался верить во всё происходящее, и Паврус изо всех сил пытался найти хоть какое-то объяснение.

Его сомнения без остатка развеял староста.

– Мы уже проверили: их могилы разрыты и пусты, и от каждой ведут одиночные следы к твоему дому… – сказал он.

– Тьма знает, что здесь творится! – потрясённо выдохнул Паврус.

– Не поминал бы ты её сейчас! – тут же вскинулся на него Саймус.

Паврус подозрительно уставился на него, вдруг вспомнив их ночной разговор.

– Саймус! – воскликнул он, ткнув в соседа пальцем. – Не ты ли сам сегодня ночью говорил мне, что роды в полнолуние – это дурной знак?..

Все повернулись к старику. Но тот лишь криво усмехнулся и невозмутимо бросил:

– Не хочешь же ты, Паврус, сказать, будто это я незадолго до рассвета выкопал шесть тяжеленных тел и принёс их тебе в качестве подарка? Может, ты ещё скажешь, что самолично видел, как я ночью весело нёсся с заступом к кладбищу?

В притихшей толпе послышался чей-то нервный смешок.

Но Паврус действительно хотел сказать именно это, потому что сейчас, в свете возникших обстоятельств, ему вдруг показалось крайне подозрительным, что сосед ночью шастал по деревне. Да только немощная фигура старика тут же заставила молодого отца отбросить эти мысли.

– Никто тебя ни в чём не обвиняет, Саймус, – примирительно молвил Долговязый Джорус. – Но вот про полнолуние вы это хорошо заметили. Я ещё в детстве слышал, что в такие дни всякая нечисть вылезает из своих щелей и портит людям жизнь. Однако до сих пор ни с чем таким богопротивным лично не сталкивался…

– Стойте! – озарило вдруг Павруса. – После родов Галагея тоже что-то говорила в том же духе, да ещё про затмение Ураноса… Может, она нам пояснит происходящее?

– Галагея? Где Галагея? – закричали все враз. – Пусть выйдет и скажет своё слово.

Галагея, опытная травница и ведунья, являлась самой старой жительницей деревни, и её здесь уважали и ценили не только за это и целительский талант, но и за необыкновенную мудрость, понять которую было порой совсем непросто.

Наконец знахарка отыскалась и вошла к Паврусу во двор.

– Скажи нам, уважаемая Галагея, что, по твоему мнению, здесь произошло? – обратился к ней староста, кивнув на трупы.

– Я готова подтвердить, что полнолуние усиливает тёмные силы, – негромко, но чётко заявила старуха, и глаза её сверкнули. – А затмение Ураноса, пришедшееся на такие дни, – это и вовсе праздник для них. И мертвецы, покинувшие свои могилы, – чуть громче произнесла она, – это лишь малое из зол, которые могут ожидать богобоязненных людей!

Она замолчала и оглядела притихших селян, испуганно шепчущих молитвы и делающих охраняющие жесты.

– Поэтому, принимая роды у Крильфиры, – продолжала травница, – я внутренне готовилась к худшему, ибо в моей практике это были вторые роды, случившиеся в полнолуние Селены, и первые закончились трагично, несмотря на все мои старания, – она покосилась на замершего неподалёку Саймуса. – Однако в этот раз всё обошлось – роженица и младенец живы и здоровы.

Напрягшийся было Паврус облегчённо вздохнул.

– Хотя я бы не спешила радоваться… – тут же добавила Галагея и посмотрела на Павруса.

– Что ты хочешь сказать? – недоумённо пробормотал тот, чувствуя, как у него внутри всё опускается.

– Не уверена, что стоит это говорить, но моя Наставница, ещё в пору моей юности, рассказывала, что всякий человек, рождённый в такую ночь, словно отмечен Тьмой и несёт на себе её печать…

Толпа притихла. Люди с ужасом смотрели то на Галагею, то на Павруса. Молодой отец тоже стоял, словно оглушённый, не сводя испуганного взгляда с ведуньи. Потом он открыл рот, чтобы сказать что-то, но так и не смог ничего произнести – в горле у него разом всё пересохло, и он лишь стоял и беспомощно разевал рот.

– Я не заметила на теле младенца никаких дурных знаков, и это успокоило меня, – продолжила тем временем травница. – Однако я и предположить не могла, что ночью мертвецы вылезут из своих могил и будут бродить по деревне.

– Они не просто так бродили, а явились все именно сюда, будто знали, куда шли! – выкрикнул кто-то из селян.

– Может, мы чем-то не понравились тёмным силам? – робко предположил Паврус.

– Или, наоборот, понравились! – ехидно заметил кто-то.

Паврус растерянно огляделся. Окружающие люди теперь смотрели на него настороженно, с опаской и как будто даже немного раздвинулись в стороны.

– Значит, когда вы расходились по домам, то никаких мертвецов не видели? – будто и не слыша последние фразы, задумчиво спросил староста, поглядев по очереди на Саймуса, Галагею и Павруса.

– И не видели ничего, и не слышали. Во всяком случае, я, – заявил Саймус.

Ответы целительницы и Павруса были такими же, правда, Галагея добавила:

– Когда я уже уходила со двора, то откуда-то с улицы ветер донёс слабый запах падали. Тогда я не придала этому значения, а, видно, зря…

– И в котором часу вы разошлись? – продолжал их пытать Джорус, почему-то смотря только на Галагею.

– Думаю, часа в три пополуночи, – отозвалась та.

Староста ненадолго задумался, а затем выдохнул:

– Странно, всё это. Выходит, мертвецы появились уже после рождения младенца…

Он пристально посмотрел на Павруса и, заметив, как тот начал багроветь от гнева, поспешил объясниться:

– Не хочу спешить с преждевременными выводами, но это либо совпадение, либо, как сказала Галагея – та самая печать Тьмы…

– Ну, моё слово – не закон, – как бы оправдываясь, заметила целительница. – То, что здесь случилось, конечно, неслыханное для нас событие. И я бы не стала торопиться с выводами, хорошенько во всём не разобравшись. Вы позвали меня, чтобы услышать моё мнение? Так вот, хоть я и не маг, но уже сейчас могу с уверенностью сказать, что если произошедшее не чья-то злая шутка, то здесь поработал некромант…

– Некромант! – эхом пронеслось по оторопевшей и испуганной толпе.

– Именно – некромант. В воздухе словно витает какая-то незримая мертвенная взвесь…

– Согласны, запашок от мертвяков ещё тот! – послышался чей-то весёлый возглас.

Некоторые из селян нервно заржали, но на них тут же зашикали – всё-таки среди собравшихся были и родичи погибших охотников. Тем не менее эта нелепая шутка мгновенно развеяла зловещую торжественность слов ведуньи и охватившую всех напряжённость. Галагея грозно зыркнула из-под нахмуренных бровей на весельчаков, однако промолчала.

– Ну, своих некромантов у нас нет и отродясь не водилось, – веско заметил староста. – Значит, он из пришлых будет.

– Точно, из пришлых! Найти и убить гада! – завопил кто-то молодой в толпе.

– Убить! Сжечь поборника Тьмы! – поддержали его люди и воинственно затрясли оружием.

– Давайте сперва найдём этого «шутника», а потом будем решать, как с ним поступить, – сказал Долговязый Джорус.

– А с покойными что делать? – спросил один из деревенских охотников.

– Вот вы с товарищами и перезахороните их, причём сейчас же, а могилы придавите валунами, чтоб уж наверняка… А ты, Паврус, им поможешь.

Дважды людей уговаривать не пришлось, и вскоре все разбежались: кто заниматься похоронами, а кто обыскивать деревню и окрестности. Лишь к вечеру народ успокоился, так никого и не обнаружив. В итоге староста всех распустил, однако перед этим назначил ночных караульных, которые должны были бродить по селению с зажжёнными фонарями и если что – поднять тревогу. Паврус же ещё до наступления темноты успел смастерить и повесить новую, более высокую и крепкую, калитку с хорошим засовом взамен старой, низкой и хлипкой, никогда не запиравшейся раньше, – надобности такой просто не возникало. Теперь, выходит, появилась.

Но ни в эту ночь, ни в последующие никаких эксцессов не произошло, и через неделю Долговязый Джорус отменил ночные дежурства. Спустя пару месяцев окончательно успокоившиеся селяне со смехом вспоминали это происшествие и свои страхи, уверенные, что если и был некромант, то они здорово напугали его своим воинственным видом. И последующие годы спокойствия лишь убедили их в этом мнении.

Загрузка...