Я не должна была становиться наследницей. Хотя бы потому что, родилась самой младшей в семье. А еще, пожалуй, меньше всех на свете походила на принцессу. Ей полагалось попечительствовать бедным, изредка озаряя своей степенной красотой придворных, а не пропадать целыми днями с приятелями брата. Сначала Алистер пытался меня вразумить, наивно полагал, будто разбитые коленки и синяки под глазом направят меня на путь истинный. Увы, они только лишь раззадоривали. К четырнадцати годам я на равных метала ножи в компании молодых дворян, вместе с ними ездила на охоту. Разумеется, втайне от родителей, переодевшись в мужское платье, спрятав свои приметные светлые, почти белоснежные волосы под уродливым париком. Его раздобыл Алистер. Видимо, он тоже родился бракованным, раз помогал своей непутевой сестре, а не пытался загнать ее за пяльцы.
Но, увы, мои сомнительные наклонности не были единственным препятствием к счастью. Я родилась в Лиэне, небогатом королевстве на севере континента, и изначально считалась принцессой второго сорта. Как бы ни старался отец, достойного приданного ни мне, ни старшей сестре не видать. И если Алхена еще могла привлечь какого-то заморского принца древностью рода, то с меня даже портретов не писали, просватали за двоюродного брата Фарнафа. Он герцог, только вот такой же, как я принцесса. Фарнаф, разумеется, так не считал, раздувался от гордости, поминая длинную вереницу предков, от которой ему досталось… Ну, побольше меня, если честно, если мы о деньгах. А еще любовь к лошадям – единственное, что нас объединяло.
Любила ли я жениха? Нет. Он тоже не питал ко мне нежных чувств, покорно выполнял волю дядюшки, моего отца. Да и как можно любить ту, которая младше тебя на целую жизнь? Когда я родилась, Фарнаф, шестнадцатилетний юноша, уже принимал парады вместе с венценосным дядюшкой.
Собственно, я не собиралась замуж, о чем сразу же заявила, когда папочке взбрела в голову «чудесная» идея. Увы, мои доводы разбились о железную волю Ивара Второго. Ту самую, которая в свое время помогла ему выгодно жениться и хоть как-то поправить наши дела.
– Я обещал Фионе перед смертью, что позабочусь о вашем будущем. – Отец украдкой взглянул на миниатюрный портрет мамы, который всегда держал на рабочем столе. – Ты выйдешь за Фарнафа, это не обсуждается.
– Почему же, очень даже обсуждается, – фыркнула в ответ.
И нанесла удар:
– Сам ты женился по любви.
Что верно, то верно, отец совершил невозможное – измором взял южных соседей и получил руку моей матери. А ведь на нее нашлись бы претенденты получше! Но самое невероятное – эти двое любили друг друга. Отец, в то время наследный принц, прибыл в Сиальдар с дипломатической миссией, а тут Фиона… Они встретились на балу. Мама рассказывала, что тоже сразу отметила его, втайне мечтала, чтобы красавец-принц (мой папа хорош, даже сейчас хорош, а тогда и вовсе взглядом разбивал сердца) пригласил ее на танец. Пригласил. В итоге через три года на свет появился Алистер, еще через два – Алхена. Ну и вишенкой на торте, еще через пять – я, поздний ребенок. Я старалась лишний раз об этом не думать, но иногда мне казалось, не забеременей мама тогда, осталась бы жива. Напрасно, конечно, винила себя: мама скончалась вовсе не родами, ушла через несколько лет, совсем по другой причине, но здоровья мое появление на свет ей не прибавило. Она и так была миниатюрная, хрупкая, тяжело переносила непривычный северный климат.
– Любовь приходит не сразу, – отрезал отец. – Да и разве ты веришь в прекрасных принцев?
Вы сильно удивитесь, но я, принцесса, в принцев совсем не верила. Не в реальных наследников королевств – в книжных. Это удел сестры, она у меня романтичная, вся в мать. А я пошла в отца. Собственно, поэтому мы вечно ссорились.
– К тебе больше никто не посватается, – продолжал настаивать папочка. – Нет ничего страшнее участи старой девы.
С этим бы я тоже поспорила, потому как абсолютно ничего жуткого в отсутствии мужа не видела. Вот исполнится тридцать, тогда, может, прочувствую всю тяжесть одинокого бытия.
– Хватит с меня Алхены!
Отец с тяжким вздохом вновь обратил взор к мамочкиному портрету.
Мы оба знали, со здоровьем у сестры не очень. Настолько не очень, что ее шансы остаться старой девой на порядок выше моих. Но это вовсе не означало, что я собиралась отдуваться за всех. Пусть Алистер женится. Ему положено, он наследник. А я так, еще одна Акмелур.
– Рад, что мы пришли к общему мнению.
Отец ошибочно принял мое молчание за согласие. Ему следовало бы помнить о моем характере, его характере, перед тем, как что-то приказывать. Если я решила, что помолвки не будет, то ее не будет, просто не видела смысла зря препираться.
Ох, представляю, какой сегодня всех хватит удар!
Собственно, вариантов всего два. Я как раз выбирала, какой лучше: сбежать или сказаться больной?
До меня доносились приглушенные звуки музыки – музыканты настраивали инструменты перед балом. Его давали в честь помолвки Ее Королевского Высочества принцессы Арлайн и Его светлости Фарнафа Акмелура, герцога Эсамада. Да, вот так напыщенно все звучало. Вдобавок приглашения печатались на отвратительных карточках с гирляндами роз, что лишь усиливало мое нежелание участвовать в свадебном фарсе.
С ненавистью покосилась на манекен с напоминавшим торт платьем. И вот в это они планировали меня обрядить? Мама бы точно не позволила! Как принцесса до кончиков ногтей, она понимала толк в моде.
Вдобавок к розовому кошмару полагался корсет. Отродясь его не носила и начинать не собираюсь.
Мотнула головой. Не пойду. Пусть отец извиняется перед всеми, плевать! Я рожать себя принцессой не просила, с удовольствием отказалась бы от титула, собрала отряд наемников и боролась со злом. Что поделать, меч лежал в моей руке лучше иголки. Я исколола не один палец во время занятий рукоделием, зато неизменно попадала прямо в сердце тюку из соломы в фехтовальном зале.
Меч мне подарил Гордон – главный заводила наших игр, лучший друг Алистера. Ну и мой тоже. Его отец, глава горного клана Шеттаров, один из претендентов на Каменный трон Угорья. Собственно, поэтому Гордон и оказался здесь, вдали от дома: его отец рассчитывал на поддержку моего отца в междоусобной войне. А еще опасался, что единственного сына убьют кровожадные родственники.
Помню, каким он прибыл в Лиэну – дикарь дикарем! Имя свое с трудом на бумаге выводил, а ведь они с Алистером ровесники. Но ничего, Гордон быстро освоился, стал настоящим принцем. Хорошо, у меня нет младшей сестры, а то бы ее за него просватали.
А еще Гордон нормальный, не считал, что девочкам нельзя давать оружие, а то непременно порежутся.
Нет, какое все же уродское платье! Наверняка его выбирала тетушка, вдовая жена моего дядюшки и по совместительству потенциальная свекровь. Она обожала такие фасоны, старомодные и жутко неудобные.
Жаль, не удалось сбежать в прошлую среду! Как я ни уговаривала Гордона, как ни угрожала, он категорически отказался помогать. Мол, скрывать мои тренировки и вылазки на охоту – это одно, а тут – совсем другое. Понимаю, не хотел возвращаться в Угорье. Я бы тоже не хотела. Там одни горы, елки да дикари. А еще так холодно, что зубы даже летом сводит.
Однако надо поторопиться. С минуты на минуту явится горничная, чтобы помыть и причесать меня к балу. А следом фрейлины.
У, как я ненавидела придворных дам! Они вечно лезли с непрошенными советами: так не стойте, так не улыбайтесь, иначе никто замуж не возьмет. Будто мне хотелось замуж в мои шестнадцать! Вдобавок, несмотря на мое предосудительное поведение, жених все равно нашелся, значит, я могла с чистой совестью носить брюки и ездить верхом по-мужски.
Открыв окно, прикинула, смогу ли пройти по карнизу вон до той башенки. Оттуда по водостоку вниз и…
В дверь постучали.
Захлопнув окно, прыгнула в кресло, изобразила, будто читаю.
– Войдите!
Однако вместо горничной в комнату вошла Алхена. И без того бледная, сейчас она и вовсе напоминала покойницу.
– Что случилось?
Мигом подскочила к сестре и усадила ее в кресло.
– Тебе плохо?
Увы, сестра родилась слабенькой. В ее покоях всегда было жарко натоплено, а окна не открывали даже летом из опасения, что Алхена простудится. Каждый раз, когда она кашляла, с тревогой смотрела на ее носовой платок: нет ли капель крови. Маму сгубила чахотка, вдруг и сестра больна?
– Нет.
Алхена зарыла лицо в ладони.
Сердце камнем упало в пятки. Нехорошее предчувствие заскребло под ложечкой.
– Алхена?
Опустилась перед ней на колени, мягко коснулась руки.
Сестра не двигалась, только часто-часто дышала.
Звуки музыки смолкли. Во дворце вдруг повисла звенящая тишина.
– Давай я позову врача?
У Алхены и раньше случались приступы, но обычно они выглядели не так: она задыхалась, а тут… Приглядевшись, я поняла: сестра плакала. Слезы беззвучно катились по ее щекам. В этом вся Алхена. Может, она и хрупкая снаружи, зато очень сильная внутри. Я ей втайне завидовала: ее умению держать себя, стойкости, учености. Мне науки давались с трудом, а Алхена частенько сидела в уголке отцовского кабинета, слушала доклады министров, принимала участие в обсуждении разных вопросов.
– Алистер.
Имя брата прошелестело в ее устах порывом осеннего ветра.
Холод ледяными цепями сковал сердце.
– Что с ним? Что?!
От волнения я почти кричала. Вцепилась в руку сестры и трясла ее, трясла…
– Он пропал, – обескровленными губами произнесла Алхена.
Ее прекрасные большие голубые глаза застыли.
– Как? Когда?
Пока я решительно ничего не понимала.
В последний раз мы виделись за завтраком. Брат, по обыкновению, шутил, просил не убивать «бедняжку Фарнафа», дать ему шанс завоевать мое расположение. После Алистер уехал по делам: отец поручил ему контроль за строительством нового моста.
И вот теперь Алхена плачет, будто с братом случилось что-то дурное. С другой стороны, не поэтому ли смолкла музыка?
Отогнала нехорошее предчувствие. Алистер жив, что за глупые предположения! Да он первый фехтовальщик Лиэны, не раз выигрывал поединки у более старших и опытных соперников. Вдобавок наследный принц, охрана мигом скрутит любого, кто посмеет к нему приблизиться.
Но глаза Алхены, ее слезы… Прежде она никогда не плакала, даже на похоронах мамы. Ее не стало, когда я была совсем крошкой, зато Алхена хорошо ее помнила: ей к тому времени исполнилось десять. Алистеру и того больше, целых двенадцать.
– Мы… – Губы сестры задрожали. – Он так и не добрался до моста, мы подняли тревогу.
– Прости, – она потупила взор, – твоя помолвка не состоится. Фарнаф вызвался возглавить поиски и уже в седле.
Будто меня это могло опечалить! При других обстоятельствах я и вовсе порадовалась.
– Дальше! – хрипло потребовала я. – Ты чего-то не договариваешь, Алистер не просто пропал.
Ноги не держали, и я опустилась на кровать. Меня трясло как в лихорадке, тогда как Алхена, наоборот, немного успокоилась. Смахнув слезы тыльной стороной ладони, она выпрямилась, необычно серьезно, по-взрослому посмотрела мне в глаза. Хотя Алхена и была взрослой, порой даже слишком.
– Солдаты обнаружили его коня. Несчастное животное нашпиговали стрелами. Там, в овраге, недалеко от моста.
– И? Куда подевалась охрана?
Тело мое звенело от напряжения.
Раскачиваясь из стороны в сторону, я молилась всем богам: «Только бы он остался жив!»
Увы, небожители редко нисходили до просьб смертных.
– Алистер отпустил их, велел встретить его на обратном пути, у Северных ворот. Наверное, – горько усмехнулась Алхена, – решил проведать свою подружку.
Она осуждала связь брата, считала, тому следовало думать о государстве больше, чем о прелестях Манон. Наверное, если бы та родилась маркизой или баронессой, Алхена отнеслась бы к ней благосклонно: какой принц без фаворитки? Но Манон – дочь простого фермера. Алистер практически ничего о ней не рассказывал, разве только в тесном мужском кругу. Я слышала только, что Манон молода и румяна.
– Да вернет она его, не переживай! – желая взбодрить сестру, рассмеялась я. – Фарнаф заберет Алистера из объятий Манон и за шиворот притащит во дворец. Ты ведь знаешь парней, они под любым предлогом отлынивают от работы. Сметы, камни – это так скучно!
Алхена покачала головой.
– Я ходила в храм. Взяла лампадку и поставила перед ликом Бога. Она погасла.
Сердце мое перестало биться. Мертвенный холод добралась до груди.
– А жрица, ты попросила жрицу поставить свою? – ухватилась я за последнюю соломинку, хотя умом понимала: кончено.
Если бы и ее лампадка пред ликом Амандина, отца всех живых, погасла, то брат ушел в чертоги Мериада, зловещего бога смерти.
Сестра не ответила. Вместо этого подошла и обняла меня за плечи. Так мы и просидели до темноты.
Тело Алистера прибило к берегу в камышовых зарослях. Из груди торчала стрела с черно-зеленым оперением – такая же сразила его коня.
Убийцы не притронулись к кошельку, не сняли фамильный перстень-печатку. Они преследовали совсем другие цели. «Отдай власть добровольно. У тебя ведь еще две дочки? Подумай о них. Я согласен взять одну из них замуж», – гласила дерзкая записка, прикрепленная к шее Алистера в непромокаемой тубе. Отец знал, кто ее написал – Кентигерн Маргулай. Лиэнская роза и перекрещенные литеры имени и фамилии на сургучной печати – слишком красноречивый намек.
Дерзкое письмо полетело в огонь.
Отец рвал и метал, грозился казнить охрану, придворных, Фарнафа – всех, кто попадался под горячую руку. А потом заперся у себя в кабинете и не выходил из него целую неделю.
Бедная сестра! Алхене временно пришлось взвалить бразды правления на свои плечи. Пока отец предавался горю и обдумывал план мести, она выслушивала просителей, подписывала законы. Будто Алхена не скорбела, будто ей было легко!
Ну а я… Я днями и ночами думала о мести, хотя, по словам Фарнафа, мы мало что могли.
«Мало что могли!» И этого труса прочили мне в мужья?!
Фарнаф заикнулся о переносе даты помолвки, но я зыркнула на кузена так, что он забыл дорогу в мои покои. Слышала, как он говорил матери, что я потрясена, мне нужно время. Духу не хватало признаться, что какая-то девчонка уложила его на обе лопатки. Принцессе, особенно младшей, полагалось быть тихой, глазки в пол.
Гибель брата разрывала мне сердце. Просыпалась и не могла поверить, что больше не услышу его голоса, не увижу задорной улыбки. Как потерянная, бродила по фехтовальному залу, а потом в порыве ярости хватала ножи и один за одним вонзала прямо в сердце соломенного чучела. Кромсала его мечом, пинала, душила, представляя на его месте Кентигерна.
У, ненавижу! Берегись, я еще доберусь до тебя, вырву из груди твое черное колдовское сердце!
Еще год назад никто о нем не слышал. Откуда он взялся – неизвестно. Кентигерн внезапно объявился на севере страны и провозгласил себя наместником кровавого Шелока среди людей. Отец подписал указ об его аресте, но Кентигерн умело уходил от правосудия. Пользуясь дарованной темным богом силой, он поднял нечисть, натравил ее на солдат.
Буквально за пару месяцев колдуну удалось заполучить власть над всей северной Лиэной. Столицей его импровизированного государства стал Добис. Туда сходился всякий сброд, привлеченный посулами легкой наживы. Он охотно помогал Кентигерну насаждать темный культ и безжалостно карали тех, кто пробовал ему помешать. По слухам, их торжественно приносили в жертву Шелоку в наскоро возведенном храме.
Кентигерн упивался творимыми им бесчинствами. Называя себя любимцем богов, он требовал… корону! Разумеется, отец пойти на это не мог, но наша армия пребывала в упадке. В казне не хватало золота, чтобы платить солдатам. Зато у Кентигерна было его в достатке. Запугав жителей, он от своего имени собирал налоги, завел собственные законы.
Месяц назад с большим трудом нам удалось очистить второй по величине северный город, Джессиму, от адептов зла – ведьм, наемников, убийц и разбойников, стекавшихся под знамена Кентигерна, но самому колдуну удалось скрыться. И вот он объявился вновь и нанес удар прямо в сердце.
Хотя дни мы проводили по-разному, вечерами неизменно сходились в подвале, куда временно поместили гроб с телом Алистера. Подготовить похороны – дело не одного дня, а внизу прохладно, удастся замедлить тление.
Сжимая кулаки над гробом брата, искоса посматривала на Алхену.
Кентигерн цинично просчитал все на два хода вперед. Отец не вечен, после его смерти не составит труда забрать корону из хрупких девичьих пальцев.
– Не позволю!
Моя рука с силой ударилась о крышку гроба, нарушив благоговейную тишину.
Припав губами к мертвенному лбу брата, я поклялась защищать сестру. Кто, если не я? Лиэнские бароны? Да они первыми перегрызут друг другу глотки за власть, стоит отцу испустить дух! Фарнаф? Кузен с удовольствием примерит корону: он ведь тоже Акмелур, третий в очереди к трону. Может, даже женится на Алхене, чтобы соединить обе ветви рода.
Ничего, сестричка, мы справимся. Да и отец проживет еще долго, Кентигерн ничего не получит. Я сверну ему шею, нашпигую сталью гнилое сердце и скормлю свиньям.
Приподняв голову, выдохнула в обескровленное лицо брата:
– Я не позволю, не позволю ему, слышишь?!
И сжала ледяную руку.
Зашелестели юбки – ко мне подошла Алхена. Она со вздохом обняла меня, прижалась щекой к моей щеке.
– Как думаешь, он снова женится?
Вздрогнув, обернулась, заглянула сестре в лицо. Оно было слишком серьезным даже для нее. Под глазами залегли глубокие тени. Сколько же она не спала и спала ли вообще?
– Тебе нужно отдохнуть, – мягко заметила я.
Алхена с печальной улыбкой покачала головой.
– Сейчас не время для отдыха.
– Сон еще никому не помешал, – наигранно рассмеялась я и попыталась увлечь ее прочь от гроба.
Если уж я поклялась защищать Алхену, нужно начать с ее здоровья.
– Так как ты думаешь, женится или нет?
Сестра с непривычной твердостью отвела мою руку.
– Не знаю…
Признаться, подобные мысли меня не посещали, а ведь Алхена права, отец мог жениться вновь, обзавестись другим наследником. Может, запершись в своем кабинете, он как раз размышлял об этом, недаром же приказал сегодня позвать своего секретаря.
– Он слишком любил маму, – отмела я крамольное предположение.
И действительно, если бы отец хотел, у меня давно появилась мачеха. Однако после смерти жены он словно позабыл о женщинах, не замечал их, с головой ушел в государственные дела.
– Как думаешь, кто бы ему подошел? – будто не слыша меня, продолжила размышлять вслух Алхена.
– Брось! Из тебя выйдет отличная королева. К тому времени, когда придет твой черед, врачи обязательно тебя вылечат.
Мысль о том, что в нашу семью войдет чужая, вызывала глухую злобу. Отец принадлежал маме. И точка!
Алхена лишь грустно улыбнулась и потрепала меня по голове.
– Ты еще слишком мала и не понимаешь.
– Мне шестнадцать! – обиженно напомнила я.
– Порой мне кажется, что меньше, Арли, – вздохнула она и взяла меня под руку, увлекая прочь от гроба. – Пора бы тебе повзрослеть! Но ты права, мы обе устали. Завтра похороны, мы не можем предстать перед подданными с опухшими глазами.
– Ваше высочество?
Обернувшись, я увидела камердинера отца. Старик выглядел крайне взволнованным. Даже высокий ворот его сюртука не мог скрыть подергивающийся кадык.
– Что случилось, Рескин? – нахмурилась я, неохотно оторвавшись от книги, которой без толку пыталась занять свой ум.
Отец уехал две недели назад. После похорон Алистера он вконец обезумел, не мог думать ни о чем, кроме убийства Кентигерна. Не слушая ничьих советов, с верным полком гвардейцев отправился на север, по следам убийц. С тех пор от отца не было известий.
Алхене хорошо, ее разум с утра до вечера забит государственными заботами, а я сходила с ума от неизвестности. И тут Рескин…
– Ну же! – отшвырнув книгу, поторопила старика.
Жаль, нельзя ухватить его за грудки и потрясти словно грушу.
– Ее высочество Алхена просит вас к себе, – казалось, через целую вечность вымолвил Рескин.
Надо ли говорить, что к сестре я летела, расталкивая попадавшихся на пути слуг. Плевать на манеры! Меня и прежде мало заботило чужое мнение. Подумаешь, герцогиня посчитает недостойной невесткой! Теперь-то и вовсе кончено, я отказала Фарнафу.
Сердце мячиком скакало впереди меня.
Запыхавшись, толкнула двустворчатые двери покоев сестры и замерла, словно окаменела.
Алхена сидела за столом. Безвольно свешивавшаяся вдоль тела рука сжимала письмо. Я сразу узнала коричневую сургучную печать – Фарнаф.
Рядом, приобняв Алхену за плечи, со скорбным лицом сидела вдовствующая герцогиня Эсамад, супруга младшего брата отца. Чуть поодаль шушукались придворные, бросали участливые взгляды на сестру. До меня долетали обрывки их фраз: «похороны», «коронация».
– Что случилось?
Не чувствуя ног, кое-как доковыляла до дивана и буквально рухнула на него.
Герцогиня подняла на меня глаза и произнесла всего три слова:
– Мне очень жаль!
Так у меня появился враг. Тот, кому я поклялась отомстить сразу за две отнятые жизни.