В кухне Клэр большая часть крыши и стена были застекленными, повсюду валялись плюшевые игрушки и детали пазлов. Блум смотрела, как две девчушки носятся вокруг кухонного стола и восторженно визжат. Клэр то и дело пыталась утихомирить их. Она возилась с кофемашиной – мудреным новомодным агрегатом, варила кофе, взбивала молоко и одновременно рассказывала Джеймсону о новой работе ее мужа. Блум заинтересованно слушала их разговор. Единственный ребенок двух интеллектуалов, в детстве она редко сталкивалась с беззлобными подначками и шутками, поэтому обмен колкостями и дружные смешки и увлекали ее, и казались чуждыми.
– Извини, Огаста. Надо бы спровадить эти шумовые генераторы в парк, чтобы хоть немного посидеть в тишине и покое, – сказала Клэр. – В самом деле, народ, угомонитесь хоть на минутку. Вы меня до мигрени доведете.
Девочки продолжали носиться кругами по кухне, но уже без визга.
– С Джейн творится что-то не то последний день или два, – сообщила Клэр брату.
Сама Джейн до сих пор не появилась. Клэр крикнула в сторону лестницы, когда пришли Блум и Джеймсон, позвала Джейн спускаться, но с тех пор прошло уже больше четверти часа.
Джеймсон отнес свою чашку капучино к месту напротив Блум, потом поставил перед ней чашку чая.
– Это ты о чем?
Клэр оглянулась в сторону лестницы и понизила голос:
– Засиживается и залеживается допоздна, почти не ест.
– Прямо как ты в подростковые годы. – Джеймсон отпил кофе и слизнул молочные усы.
– Ага, зато ты был мечта, а не ребенок, – парировала Клэр и улыбнулась Огасте. – Так что, по-вашему, случилось? Лана попала в беду или просто загуляла? – Клэр снова обернулась: – Девочки!
– Мы больше не будем, мама! – хором затянули ее дочери.
– Странное тут дело, сестренка. – Джеймсон отпил уже половину чашки и с наслаждением вдыхал запах кофе. – Другие люди, получившие такие же открытки, пропадают где-то уже несколько недель, а первый из них исчез два месяца назад.
– А как считаешь ты? – спросила Блум. – Могла Лана ввязаться в какую-то игру просто так, ни с того ни с сего?
Клэр понизила голос:
– В последнее время Лане пришлось нелегко. Она мучается с самого Афганистана. Туда она выезжала еще несколько раз, только уже водителем, но и это далось ей непросто. Не знаю, что там произошло, но она едва держалась.
– Как думаешь, она могла захотеть все бросить? – спросила Блум.
– Она ни за что не оставила бы Джейн. Она хорошая мать.
Джеймсон зацокал языком.
– Что ты несешь, Клэр? Ты же всегда жаловалась, что мать из нее ужасная.
Клэр наклонила голову, приподняла бровь, указывая в сторону коридора, и заговорила сквозь зубы:
– Не всегда. Только когда меня никто не подслушивал.
Джеймсон понизил голос:
– Ясно, но скрытность нам ничем не поможет. Нам надо знать, что с Ланой на самом деле.
– Прекрасно, – Клэр тоже понизила голос, обращаясь к Блум: – Лана очень хорошая и веселая, но с полным приветом. Ей нельзя доверить ни оплату счетов, ни поход за покупками, и ПТСР тут ни при чем. Она всегда была такой, с тех самых пор, как мы с ней познакомились.
– То есть сколько? – спросила Блум.
– Около десяти лет. Они с Джейн переехали сюда вскоре после нас с Дэном. Жили в семнадцатом доме. Он поделен на квартиры. – Клэр бросила взгляд в сторону коридора. – Чего только девчонка не натерпелась из-за нее. Удивительно, как после такого пьянства и вечных отлучек матери Джейн сама не пошла вразнос.
– Ей повезло: у нее есть ты и Сью, – подсказал Джеймсон.
Клэр ответила брату улыбкой, а для Блум пояснила:
– Сью живет напротив. Мы с ней по очереди годами присматривали за Джейн, но в последнее время ее чаще опекаем мы с Дэном. Сью с Марком разводятся.
– В последнее время не случалось ничего такого, что наводило бы на мысль: Лане стало тяжелее обычного?
Клэр нахмурилась и покачала головой:
– Честно говоря, я даже думала, что ей полегчало.
Блум знала, что люди, страдающие депрессией, часто производят впечатление поправляющихся за несколько недель или дней до того, как совершают самоубийство.
– Расскажи Огасте про мужчин, – попросил Джеймсон сестру.
В дверях возникла Джейн.
– Привет, соня, – сказала ей Клэр. – Выпьешь чашечку?
Джейн кивнула. Кое-какие усилия она над собой сделала – по крайней мере, оделась, но этим и ограничилась. Ее волосы неряшливо свисали на лицо, легинсы и футболка с длинным рукавом мало чем отличались от пижамы.
– Как жизнь? – обратился Джеймсон к Джейн.
Та слабо улыбнулась в ответ.
– Остальное тебе расскажет Маркус, – пообещала Клэр, выпроваживая детей в коридор. Они оделись и ушли в парк.
Джеймсон повернулся к Джейн:
– Нам надо, чтобы ты рассказала о своей маме как можно больше. Только предельно честно и откровенно. Нам необходимо знать все. Хорошо? – Джеймсон говорил более мягким тоном, чем обычно. Сразу было видно, что он беспокоится за эту девочку.
Джейн села, поджав под себя ноги, и кивнула.
– С чего мне начать? – Ее голос был все еще сиплым со сна.
– Просто расскажи, какая она, твоя мама, – попросил Джеймсон.
Джейн засмотрелась в сад.
– Мама слегка с приветом, а иногда вообще как чокнутая, но…
Джеймсон терпеливо ждал.
Джейн посмотрела на них обоих.
– Она старалась изо всех сил. От отца ей не перепало ничего. В двадцать один год она осталась матерью-одиночкой с двухлетним ребенком на руках и без работы.
Для большинства шестнадцатилеток двадцать один год – это чуть ли не старость. Блум предположила, что Джейн повторила слова матери, а не высказала свои мысли.
Джейн продолжала:
– Она подала заявление на офисную работу на армейской базе, но тесты сдала так хорошо и настолько понравилась им, что ее взяли на военную службу, – она пожала плечами. – Поэтому она часто уезжала, а я оставалась с Клэр и Сью. Я так радовалась ее возвращениям, а она всегда была какой-то далекой. Просто хотела спать. Или потусоваться где-нибудь.
– Сурово, – заметил Джеймсон.
Джейн смотрела в свою чашку с чаем.
– Я стараюсь присматривать и за ней, и за домом.
– И правильно делаешь, – Джеймсон улыбнулся ей. – А твой отец когда-нибудь пытался связаться с тобой или с твоей мамой?
Это направление расследования могло стать ключевым, если бы полиция занялась исчезновением Ланы.
Джейн покачала головой:
– Мама позаботилась, чтобы он нас не нашел. Он был торчком. Крал у нее деньги. Однажды, когда я была еще совсем маленькой, она оставила меня с ним, а когда вернулась, у меня на лице был синяк. И она поклялась, что больше никогда не позволит ему обидеть меня.
– Так он ушел? Или это она его выгнала? – спросила Блум.
Джейн нахмурилась, потом кивнула. Блум взялась за ручку и нацарапала у себя в блокноте: «Отец ушел сам или его выставили?»
– А как вела себя твоя мама до того, как пропала? Она была в длительном отпуске? – спросил Джеймсон.
– Да, потому что ПТСР обострился.
– Она не проходила никакого лечения? – спросила Блум.
Джейн покачала головой:
– Кажется, нет.
– Но ее все же отправили в продолжительный отпуск? – подхватил Джеймсон.
Блум записала: «Отпуск без лечения?»
– И как у нее шли дела? – продолжал Джеймсон.
– Неплохо. Правда, она постоянно и помногу пила и целыми днями просиживала за компьютером, но была в хорошем настроении. В день рождения захотела сходить куда-нибудь на чай. И все бы неплохо, но…
Голос Джейн звучал так, будто она ей не дочь, а мать. Блум задумалась, сколько еще продержится эта девочка. Дети алкоголиков и наркозависимых родителей, вынужденные нести ответственность за них, часто убегают из дому, как только представляется такая возможность, и не возвращаются никогда.
– Не знаешь, случайно, она не могла с кем-нибудь поскандалить? – спросила Блум.
– Не больше обычного. Ты же знаешь маму, – добавила Джейн, обращаясь к Джеймсону. Тот приподнял брови и усмехнулся, давая понять, что ему не понаслышке известна эта черта характера Ланы. Джейн повторила его усмешку. Они будто обменялись давней шуткой, и девочка сказала Блум: – Она никогда не упускает случая ввязаться в скандал.
– Никогда, – подтвердил Джеймсон, и Блум задумалась, сколько споров и ссор за годы случилось между Ланой и Клэр, а если уж на то пошло, то и между Ланой и Джеймсоном.
Блум продолжала расспросы:
– Какие-нибудь из этих конфликтов тревожили твою маму больше обычного? Или, может, даже пугали?
Джейн покачала головой:
– Вряд ли маму могло испугать хоть что-нибудь. Если я волновалась, не важно по какому поводу, она просто велела мне не дурить. «Да чего тут бояться-то?» – говорила она.
Много чего, мысленно отозвалась Блум. Порой страшнее всего оказываются те, кто ничего не боится.