Приближаясь к станции метро «Энджел», Блум проверила, на месте ли проездной – в кармане пальто. Но заметив толпу пассажиров, штурмующих турникеты, решила, вместо того чтобы спускаться в метро, пройти пешком полторы мили до Рассел-сквер. Встречи с новым клиентом всегда озадачивают, а свежий воздух поможет ей все как следует обдумать.
Она свернула направо, на Чадуэлл-стрит, чтобы обогнуть по краю Мидлтон-сквер и нырнуть в лабиринт тихих боковых улочек, когда зазвонил ее мобильник.
– Деньдобр, Шейла. – В роду у Маркуса Джеймсона австралийцев не было, и тем не менее каждый день его приветствие звучало на австралийский манер и с соответствующим акцентом.
– Деньдобр, Брюс[1], – отозвалась Блум, даже не пытаясь изменить свой заметный йоркширский выговор.
– Как ты там? – Джеймсон перешел на валлийский.
Блум задалась вопросом, как человек с настолько впечатляющим списком наград за работу в спецслужбах способен на такую политическую бестактность. Однако она полагала, что его подражание акцентам чем-то сродни черному юмору патологоанатома, – механизм психологической адаптации, помогающий удержаться на краю тьмы. А может, она перемудрила. И ему просто нравятся акценты.
– Уже возвращаюсь, – ответила она. – Буду минут через десять.
– Как все прошло с новенькой?
– Сама пока не знаю.
– Сложный случай?
– Пожалуй, сложная особа. А может, я несправедлива к ней. Извини. Напрасно я об этом заговорила.
– Предчувствия – это, между прочим, нормально, Огаста. Ты же не в вакууме живешь, чтобы быть совершенно беспристрастной. Иногда просто срабатывает чутье, и все.
– Да. Да. Может, все и так, но старания быть объективным никогда не пропадают даром. А теперь мне нужно время, чтобы подумать. Скоро увидимся.
– Вообще-то… я звоню, чтобы попросить об одолжении.
Блум покрепче прижала телефон к уху, чтобы не слышать шум транспорта. Это что-то новенькое. За пять лет совместной работы в их маленькой консультационной компании Джеймсон ни разу ни о чем ее не просил. Он принадлежал к числу независимых людей, которые стараются обходиться без помощи. Вот почему ей так нравилось работать с ним. После сеансов терапии с малолетними правонарушителями она не вынесла бы еще и делового партнера, нуждающегося в эмоциональной поддержке.
– Слушаю, – сказала она.
– Я бы хотел, чтобы ты встретилась с человеком, который сейчас у нас в офисе. Ей нужна наша помощь. Ее мать пропала, и все это выглядит… несколько странно.
– А нам заплатят за помощь? – Блум свернула на Марджери-стрит.
– Нет. Не заплатят. Потому и речь об одолжении. Слушай, придешь – и я все объясню. Я просто хотел предупредить тебя заранее, чтобы не создавалось впечатление, будто ты попала в засаду.
Она поняла, что Джеймсон лжет. Он звонил не затем, чтобы предупредить ее и уберечь от ощущения засады. А чтобы заронить зерно интереса, зная, что против загадки она не устоит. «Ее мать пропала, и все это выглядит… несколько странно». С загадками они сталкивались постоянно. Порой их нанимали семьи, желающие выяснить, что стало с их близкими, когда убеждались, что полиция зашла в тупик. Или же сотрудники Королевской прокурорской службы, или адвокат ответчика, если преступление носило особенно туманный характер.
Они познакомились на конференции. Огаста выступала по вопросу о первичных мотивах криминальной эксплуатации. Джеймсон разыскал ее и для начала пошутил, что никто не в состоянии решать детективные загадки лучше бывшего шпиона и специалиста по криминальной психологии. Этим они и занялись спустя полгода.
Они составили неплохую команду. И были совершенно разными. Огаста полагала, что Джеймсон в школе считался мальчишкой, при упоминании о котором обычно восклицают: «А-а, этот!..» – компанейским, юморным заводилой и капитаном регбийной команды. И хотя более неорганизованного человека она в жизни не встречала, ему хватало уверенности в себе, чтобы излучать твердую и невозмутимую властность. Сама же Огаста отличалась предельной собранностью.
Для работы они арендовали помещение на цокольном этаже на Рассел-сквер, под гламурным пиар-агентством. Их офис был небольшим, темным и, что оба особенно ценили, неприметным.
Явившись в офис, Блум застала Джеймсона за его столом. Его темные волосы, отпущенные длиннее, чем следовало бы, падали завитками на глаза. Одетый в джинсы и рубашку, он, как всегда, обходился без галстука. На сидящей рядом с ним молоденькой девушке были выцветшие, нарочито драные джинсы-скинни и простой серый джемпер, каштановые волосы она собрала в длинный хвост низко на затылке.
– Джейн, – обратился к ней Джеймсон, – это Огаста.
Блум поставила сумку на пол и села за свой стол.
– Джейн часто остается на попечении моей сестры Клэр, пока ее мать отправляют за границу, – объяснил Джеймсон. – Лана служит в армии. Так что Джейн мы знаем с тех пор, когда она была еще совсем крошкой. За годы у нас накопилось немало воспоминаний о барбекю и киновечерах, верно? Она моя неофициальная племянница номер три. – Девушка тепло улыбнулась ему. – Сможешь рассказать Огасте то же, что и мне, Джейн?
Голос девушки звучал твердо, хоть глаза и были заплаканы:
– Мне сказали, что, если она ушла по своей воле, они ничего не могут поделать. Хоть я и объясняла, что здесь что-то не так.
– В полиции, – пояснил Джеймсон.
– Ты про свою маму? – уточнила Блум.
Джейн кивнула.
– Они говорили, что она вернется, когда сочтет нужным, но она же нездорова. – Джейн перевела взгляд с Джеймсона на Блум. – У нее ПТСР[2]. Она служила в Афганистане и с тех пор мучается. Сколько раз она пропадала на всю ночь, но всегда возвращалась домой на следующий день.
– Давно ее нет? – спросил Джеймсон.
– Сколько тебе лет? – одновременно с ним задала вопрос Блум.
– Шестнадцать, – ответила Джейн.
– А где твой отец?
– У меня его нет.
Блум взглянула на партнера.
– Давно ее нет? – повторил он.
– Больше недели. Она забрала все наши деньги, ничего не оставила мне ни на еду, ни на жилье, и с тех пор никто ее не видел. Я всех расспросила.
– И никаких звонков? Или писем по электронной почте? И в сети ничего? – допытывался Джеймсон.
Джейн покачала головой.
– Никто мне не поможет, – сказала она, глядя на Джеймсона. – Но Клэр говорила, что вы могли бы.
Блум увидела, как кивает Джеймсон, и ей стало тревожно. Раньше о таких одолжениях он никогда не просил, поэтому она поняла, что дело серьезное, но расследования, связанные с жизнью родных и друзей, опасны, – это было ей известно слишком хорошо.
– Говоришь, твоя мама служила в армии? – спросила Блум.
Джейн кивнула.
– Тогда тебе помогут там… в конечном итоге. – Блум знала, что эта машина заведется лишь в том случае, если Лана не явится на службу в положенный срок. – Но если у твоей мамы давно вошло в привычку неожиданно пропадать, вероятно, то же самое случилось и сейчас.
– Но я же еще не рассказала вам самое странное. – Джейн переставила с пола на колени сумку и принялась рыться в ней.
Блум переглянулась с Джеймсоном и приподняла бровь.
Джейн протянула Блум пачку бумаг.
– Она не одна такая. Я поспрашивала в сети, не пропадал ли еще кто-нибудь так же, как она, и откликнулись четверо.
Блум постаралась, чтобы ее голос прозвучал мягко:
– Каждую неделю пропадают сотни человек.
Джейн держала бумаги на весу, пока Блум не протянула руку и не забрала их. Бумаги она разложила на своем столе. На каждом листе были распечатки переписки по электронной почте.
– Там есть одна беременная женщина из Лидса: ее жених съехал с дороги на машине, а потом просто вышел, направился прочь, и с тех пор от него ничего не слышно. Еще один человек, из Бристоля, писал, что его жена…
– И где же связь? – спросила Блум у Джеймсона.
Джейн нахмурилась.
– Она спрашивает о том, что объединяет все эти случаи, если это не просто список никак не связанных между собой людей, пропавших по никак не связанным причинам, – пояснил Джеймсон.
– Все они пропали в свой день рождения, – объявила Джейн, как будто это все объясняло.
– Та-ак… – Блум растянула короткое слово, не желая показаться жестокой.
– Покажи ей открытку, – попросил Джеймсон. Его глаза излучали спокойную уверенность. Он явно считал этот довод решающим.
Джейн протянула ей белый конверт.
– Все они получили такие же, прежде чем исчезли. Смотрите… – Она показала, когда Блум перевернула конверт и прочла мелкий серебристый шрифт. – Здесь имя мамы. И на всех открытках было одно и то же.
– «С первым днем рождения», – прочитала Блум. – «Твой подарок – эта игра. Слабо сыграть?» – Она перевернула открытку, но на обороте было пусто. – С ней прислали что-нибудь еще?
Джейн покачала головой.
– И все эти люди получили одинаковые открытки? – Блум снова просмотрела распечатки из электронной почты.
– Тот человек из Лидса оставил свою в машине. Его невеста написала, что полиция нашла открытку на пассажирском сиденье.
– Странно, да? – вставил Джеймсон.
– А в полиции ты ее показывала? – спросила Блум.
Джейн кивнула.
– Они сказали, это свидетельство того, что все эти люди предпочли исчезнуть, а взрослым можно так делать.
– Может, увидели, что там про «игру», и не восприняли всерьез, – предположила Блум.
– Мы уже сталкивались с чем-то подобным? – спросил Джеймсон.
Отвечать на его вопрос Блум не требовалось: он помнил во всех подробностях каждое дело, над которым они когда-либо работали. Под его растрепанной шевелюрой скрывался впечатляюще мощный мозг. Мозг, способный всесторонне рассматривать ситуации и справляться с любыми неувязками. Если бы ей предложил сотрудничество кто-нибудь другой, она отказалась бы, не задумываясь.
– А почему «с первым днем рождения»? – спросил Джеймсон.
Блум вложила открытку Ланы обратно в конверт.
– Думаю, если бы мы знали ответ на этот вопрос, то понимали бы, что все это значит.
– Итак, что скажешь? – начал Джеймсон после того, как отослал Джейн в «Косту» за латте. – Она всегда была чудачкой, эта Лана. Знаешь, какой-то слегка не такой, немного не в себе. Клэр часто тревожилась за Джейн. Война довела Лану, а расплачиваться пришлось ее дочери. Как и всем детям.
Он высказался без обиняков. Блум заметила, как он перескочил с одной несчастной девчонки на необходимость оказывать поддержку проблемным детям военных в целом, но промолчала.
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Мы слишком загружены. Мы не можем позволить себе работать даром. Но речь идет о друзьях. Тебе известно, почему я решил взяться за эту работу вместе с тобой… чтобы загладить вину, или принести хоть какую-то пользу, или… не важно. А если я не в состоянии помочь моим друзьям и родным, тогда какой в этом смысл?
Блум вздохнула. Ей хотелось поразмыслить, рассмотреть все стороны вопроса, взвесить риск. В ходе работы им часто приходилось углубляться в частную жизнь людей, изучать их скрытые намерения, поступки и мотивы. Как расследование отразится на отношениях Джеймсона и Клэр с этой Ланой?
– А как быть с нашей остальной работой, пока мы помогаем твоим друзьям? – спросила она.
– Справимся.
– Что скажут наши клиенты, если мы не уложимся в сроки?
– Уложимся. Все у нас получится.
– Ты правда не видишь ничего такого в том, что придется сунуть нос в жизнь твоего друга?
– Лана мне не друг. А мы просто помогаем беззащитной девчонке-подростку разыскать ее мать.
– Безответственную мать, вполне способную исчезнуть уже в который раз ни с того ни с сего.
Джеймсон поставил локти на колени и некоторое время вглядывался в Блум.
– Но ты ведь заинтригована, так? Сразу было видно по лицу. Пять человек исчезли после того, как их одинаково взяли на слабо. Это уже не просто заскоки чокнутой мамаши. А нечто большее.
Мириться с отказом он не собирался. И действительно был прав: случай заинтриговал ее.
– Кстати, об остальных семьях, – сказала она. – Убедись, что они не просто поддакивают Джейн, говорят то, что она хочет услышать. А я поговорю с ней самой.
– И скажешь, что мы поможем?
– Нет.
– Огаста…
– Нет, Маркус. Пока – нет. Пока мы не убедимся, что это в наших силах. Мы работаем не для того, чтобы разбрасываться лживыми обещаниями.