Диана смотрела на него, в глазах – тревога, нетерпение. На миг Адама кольнула мысль, что в ее глазах уже нет любви, ее вытеснили страх, напряжение и бесконечное ожидание. Но нет – это всего лишь секундная слабость. Она любит его, всегда любила. Они были предназначены друг другу с самого рождения. Он был Первым из Семерых Рожденных в Башне, она – Второй и первым ребенком женского пола. Она родилась для него так же, как он родился для нее.
Через стекло смотровой площадки проникли первые лучи солнца. Восход. Еще недавно они вместе нередко встречали восход, но все изменилось. Адам зевнул. Сонливость усиливалась, мысли путались. Ему нужен отдых. Иначе ничего у него не выйдет.
Он в очередной раз заглянул в бумажку на столике. Цифры в цвете. Как и те две первые надписи, переданные отцом лично. И такие же неподвластные его пониманию.
1(с.) 2(с.) 1(з.) 8(б.) 5(з.) 7(с.) 3(з.) 3(к.) 4(з.) 3(б.) 3(с.) 2(с.) 5(з.) 5(к.) 3(б.) 1(з.) 4(с.) 1(к.) 7(б.) 2(з.) 3(б.) 1(з.) 3(б.) 6(к.) 5(з.) 3(б.) 3(з.)
Вокруг бумажки лежали листы с буквами и перечеркнутыми цифрами, более десятка вариантов – труды Адама по расшифровке за последние два дня. Диана бросила взгляд на последний листок, в ее глазах появился вопрос. Адам покачал головой:
– Бесполезно. Я не понимаю эту систему. Если бы тут были только цифры… Но цвета все путают. Как их задействовать?
Диана посмотрела на спящих девчонок, Тамару и Нину. Они лежали в спальных мешках, Нину прикрыли сверху пледом. Они выглядели умиротворенными, особенно Нина. Удивительное дело на фоне происходящих событий, когда они все ждут вылазки Марка и Бориса, когда даже предположить боятся, чем это закончится.
Нина застонала, и Диана улыбнулась. Самая младшая с раннего детства неотвязно ходила за Дианой – та была для нее идеалом. Диана часто таскала ее на руках. Кажется, Нина родную мать так не любила, как подружку своего брата.
Диана глянула на Адама.
– Почему твой папа так все запутал? Проще было писать обычными буквами!
– Тогда Марк узнал бы, что здесь написано.
Они помолчали.
– Нужно ли нам это? – спросила Диана. – Откуда твой отец знал, что нас ждет? Что появится проблема: покидать Башню или нет?
– Он предполагал. И ты знаешь… иногда он уходил на несколько дней. Может, он что-то знал? – Адам прилег рядом с Ниной. – Я больше не могу, Диана. Ты… не ложись, пока меня не разбудишь. Лучше не рисковать.
Они посмотрели друг другу в глаза. Причина была не только в Марке. Вчера они обсуждали эту тему. Оба помнили разговоры родителей о том, что раньше, до прихода в Башню, когда случилась Великая Катастрофа, люди стали умирать во сне, если их никто не будил. Когда родители спаслись, они смогли просыпаться уже сами, но эта напасть, пусть и бывшая, кажется, висела над ними еще долгие годы. Отец как-то сказал Адаму, чтобы тот прослеживал ситуацию с младшими братьями и сестрами. Мало ли…
До последних дней это предостережение казалось Адаму эфемерным, но вчера и позавчера он будил Нину и Тамару едва ли не к полудню, самого его вчера разбудила Диана, чего не случалось прежде ни разу. Если бы он их не разбудил? Как долго бы они спали? Проснулись бы сами, если бы по какой-то причине Адам и Диана оставили их?
Диана сказала:
– Не волнуйся. Кроме смерти во сне есть еще и Марк.
Адам прикрыл глаза.
– Надо искать Стефана.
– Если он внизу? Где-то на стороне Марка?
Адам не знал, что ответить. Стефан прятался где-то в Башне, и Адам не мог уйти с сестрами и Дианой, оставив его. По книгам он знал, что в Мире До Воды люди нередко бросали своих близких ради выгоды, выбирая меньшее из зол, из практицизма или из мести, но для него все эти причины и чувства по-прежнему были не очень понятны. Их всего семеро, и если уж обстоятельства сложились так, что нужно разделиться, оставить Стефана с Марком – больший грех, нежели убить его. Адам не сможет уйти, если не отыщет брата.
– Он где-то наверху. Как только высплюсь, поищу его. Вы побудете без меня. – Он заглянул Диане в глаза: – Договорились?
Диана кивнула.
– Разбужу Тамару. Мне так будет спокойней.
– Разбуди.
Адам закрыл глаза, но заснуть ему не довелось.
Диана еще не растормошила Тамару, а тихий перезвон Колокольчика подсказал, что Марк нарушил их территорию. Устройство, которое создал еще дядя Грэг, после его смерти оставалось у Ивана, и тот передал его старшему сыну. Миниатюрный и практически незаметный радар с помощью передатчика подавал сигнал на Колокольчик – тот звенел негромко, но достаточно, чтобы его услышать.
Адам подскочил, схватил ружье – одно из двух, что остались от бывшего арсенала, который они волею судьбы «разделили» с Марком пополам: каждому по единице оружия. Он спустился в средний ресторан, который в Мире До Воды называли «Русский бриллиант», ставший в теперешней войне нервов водоразделом, буфером, ничейной территорией. Когда-то Иван и Грэг, их отцы, под воздействием только им известных мотивов переоборудовали систему вход-выход, внесли лепту в рамках «усиления безопасности», какой они ее видели. Винтовая лестница, соединявшая рестораны, здесь была обрушена, и подняться можно было лишь по маршевой лестнице, которую между нижним и средним ресторанами заделали блоками и кирпичом. Теперь, чтобы пройти рестораны, нужно было с маршевой лестницы войти в нижний, подняться в средний и лишь оттуда вернуться на маршевую лестницу.
Адам спешил, но не задел ни одного ящика, с помощью которых он создал узкие тесные проходы, не позволявшие противнику при входе в ресторан контролировать все его пространство. Адам ориентировался здесь, как на своем этаже, Марк пока не изучил эти защитные сооружения оппонента. Фора в потенциальной стычке была за Адамом, и Марк знал это.
Адам занял позицию поблизости от выхода на лестницу между «Русским бриллиантом» и «Юпитером». С помощью ящиков он устроил амбразуру, став практически недоступным для Марка, если бы тот рискнул стрелять. Адам восстановил дыхание за считаные секунды, улыбнулся, вспоминая отца. В раннем детстве отец часто занимался с Адамом: бег по лестницам, прыжки, подтягивания, плавание, лазание по канату. Это сказывалось, несмотря на то что после рождения Тамары – после рождения Нины тем более – отец уделял физической подготовке Адама гораздо меньше времени: пришло время интеллекта. Если в отношении силы Марк, будучи младше Адама почти на два года, медленно, но верно брал верх, в ловкости и скорости Адаму не было равных. И не будет, даже когда разница в возрасте с Марком и Борисом станет не в счет.
Адам прижал приклад винтовки к плечу, замер. Он по-прежнему не был уверен, что выстрелит, если Марк попрет напролом. Даже если у него не останется выбора. Адам не хотел убивать Марка или тем более Бориса, а чтобы ранить, стрелять точно, Адам сомневался, что сможет. Ни Иван, ни Грэг никогда не учили детей стрелять. И патронов было ограниченное количество.
Пару лет назад после одной из вылазок Иван привез игрушечный пистолет, стрелявший легкими резиновыми пульками, но тренировался Адам недолго. Возникали споры с Марком, ныл и канючил Борис, пулек было слишком мало, Иван попросту забрал игрушку, сообщив, что выбросил ее, дабы «не было искушения». Выкинул ли он игрушку на самом деле? Адам не был в этом уверен.
В поле зрения возникла голова Бориса. Он продвигался медленно, всматривался перед собой в лабиринт. Борис еще не видел Адама. Худощавый, похожий на Грэга, в такой же кожаной безрукавке, которую еще пару лет назад носил Марк. Тогда среди мальчишек это было «писком моды», как смеялась тетя Анна. Даже Стефан, увидевший Марка в безрукавке, на вопрос матери, хочет ли он такую же, загугукал. Борис с рождения боготворил Марка, неудивительно, что он встал на его сторону. Марк со своими выходками, неподчинением взрослым был для Бориса недостижимым идеалом. Тем, кем при жизни родителей и дяди Ивана и тети Евы Борис никогда не позволил бы себе стать. После смерти родителей Адама Борис осмелел. Он перестал подчиняться всем, кроме Марка. Борис не создавал проблем, но Марк, как громадный булыжник, брошенный в реку, затянул его в омут.
Жаль, в который раз подумал Адам. Останься Марк в одиночестве, возможно, теперешней ситуации бы не возникло. Марк нуждался в помощнике, и шестнадцатилетний Борис, высокий и более чем развитый для своего возраста, составил ему неплохую пару. Вдвоем они представляли силу. И если опасения насчет сна верны, Марк и Борис смогут будить друг друга.
Борис сделал еще пару шагов, прислушиваясь к тишине в «Русском бриллианте», и Адам заметил у него в руках арбалет. Самодельный, но от этого не менее смертоносный, арбалет сделал Грэг с сыновьями. И если Марк остался к этому оружию равнодушным, Борис в арбалет влюбился. Немало свободного времени он проводил за стрельбой из этого приспособления. Одно время вокруг Бориса крутилась Нина, но она еще физически не могла долго удерживать оружие и стрелять, к тому же Иван запретил ей этим заниматься.
Адам осознал, что с детства большинство занятий мальчиков, исключая Стефана, казалось, были направлены на подготовку к будущему противостоянию. Они тренировались и готовились так, словно знали, что им предстоит. Их семьи жили в мире, вокруг никого из людей не было, но, оглядываясь назад, Адам не мог не признать этот парадокс: все их прежние действия были связаны с тем, что происходило сейчас.
Борис немного продвинулся и стал мишенью для Адама.
– Стой на месте, – Адам, подтверждая угрозу, передернул затвор. – Не двигайся.
Борис замер. Лицо исказилось, но он пытался контролировать себя, несмотря на испуг. Где-то за ним был Марк, с винтовкой. Так выходило, что среди их противников вооруженным мог быть только один.
– Послушай его, Борис, так и быть, – голос Марка.
Адам всматривался за спину Бориса, но Марк не появился.
– В одной книге я читал, – заговорил Адам, – что в Мире До Воды в битвах использовали заградительные отряды и штрафные батальоны. Людей, которых считали хуже всех, толкали в бой первыми, на верную смерть.
– Ты читал слишком много книг.
– Точно так же ты толкаешь первым своего родного брата. И укрываешься за его спиной.
– Что ты говоришь, – Марк выдавил смешок. – Он сам первым пошел. Так что… заткнись, ублюдок!
– Сейчас вы развернетесь и уйдете отсюда. И больше не будете нас беспокоить. Не хотите жить вместе, в мире… в Башне всем найдется место.
– Я знаю, почему ты так не вовремя оказываешься у нас на пути, – казалось, эти слова Марка были продолжением совершенно иного разговора. – Ты здесь ни при чем. Тебе помогает такое маленькое приспособление, и сделал его мой папаша.
Адам смахнул каплю пота, норовившую угодить в глаз. Он не удивился, что Марк знал про Колокольчик и догадался, что противник использует его.
– Уходите! Сам всегда твердишь, что болтовня ни к чему!
– Если не уйдем? Если я скажу Борису, чтобы он шел, не останавливаясь? – пауза. – Убьешь его? Диана тебе этого не простит. Это и ее брат тоже.
– Я защищаю Диану от тебя, – Адам постарался, чтобы его голос звучал ровно, уверенно. – Если Борис на твоей стороне, значит, и от него тоже. Проваливайте! Сомневаешься, что я выстрелю? Давай проверим!
Тишина. Слабое дыхание испуганного Бориса. Он оказался меж двух огней, и эта ситуация становилась с виду все более неразрешимой.
– Отдай мне Диану! – заорал Марк.
Адам вздрогнул. Он был уверен, что Марк несется на него, и приготовился стрелять, но напрасно – Марк не появился.
– Отдай мне мою сестру, ублюдок! Она – моя! Отдай хотя бы ее, или я заберу твоих сучек!
Он бесновался, но осторожности при этом не терял. Конечно, он не был уверен, что Адам не выстрелит.
– Уходи, – Адам говорил устало, казалось, этот психологический напор Марка высасывал из него силы. – Ты все равно ничего не получишь.
– Давай рассуждать здраво, – голос Марка зазвучал противоестественно спокойно, это пугало больше крика. – Мы перекрыли вам доступ к «полям». И к главным, и к тем, что в «Юпитере». Да, вы благополучно затарились, но еда рано или поздно кончится. И что вы будете жрать?
Адам покачал головой. Когда он решал, что знает Марка уже достаточно, тот все равно удивлял его.
– Как ты правильно заметил, едой мы затарились. В холодильнике гораздо больше, чем ты думаешь. Проблема в том, что ты никогда не интересовался хранением и подготовкой запасов. Тебе только кажется, что скоро мы начнем голодать.
– Я буду ждать месяц! Год, если понадобится! Я вас оттуда выкурю!
– «Поля» захиреют, ты не сможешь поддерживать их постоянно и осаждать нас. Опомнись, Марк!
– Заткнись, ублюдок! Я заберу девок у тебя! Вместе с Дианой! И ты пожалеешь, что родился на свет.
Адам хотел ответить, но осекся из-за громыхнувшего выстрела. Пуля угодила в коробку недалеко от Адама. Борис пригнулся, попятился, лицо исказилось от страха. За спиной Бориса возник Марк, и Адам понял, что успеет выстрелить, если пожелает. Он промедлил, и Марк исчез, ругаясь, стукнул ногой в стену, завывая как раненый обезумевший зверь. Быстро отступил Борис.
Адам ждал. В прошлом Марк поражал его своей хитростью и вероломством. Это могла быть хорошо обставленная, выверенная и подготовленная уловка. Даже страх Бориса на лице мог быть частью плана. Адам решил, что выждет не менее получаса.
За спиной послышался шорох, Адам уловил запах Дианы. Несмотря на неуместность и опасность, которая не ушла, Адам почувствовал возбуждение.
– Они ушли? – прошептала Диана.
– Вроде бы.
Они молчали, прислушиваясь к тишине.
– Что нам делать с твоим братцем? Как думаешь?
Диана ответила не сразу, и ее голос переполняла грусть.
– Лучше с ним ничего не делать. И сделать, как планируешь ты. Покинуть Башню.
– Как? Он нас не пропустит. Он выстрелит в любого из нас. Как его обойти?
– Не знаю, Адам.
Адам медленно взбирался в верхнюю часть Башни. Ветер трепал его волосы, солнце слепило, и Адам щурился. Вокруг расстилалась водная гладь с серыми островами торчащих из воды высоток. Они казались игрушками, чем-то ненастоящим. Реальной выглядела только Башня.
Он проверил аппаратную и другие технические этажи, один из которых давным-давно превратили в место для тренировок. Все их прежние названия, которые Адам читал на схемах, ему ни о чем не говорили, он просто запомнил их со слов отца. Он взбирался по лестнице, снаружи антенной части Башни, заглядывая внутрь, в узкую штольню на каждой площадке, которые располагались друг над другом на высоте примерно метров двадцати пяти.
Несмотря на тщательный, дотошный осмотр, Адам подозревал, что пропустил Стефана. Брат мог услышать его шаги, решить, что это Марк, и затаиться. Проверить все было нереально. Стефан мог спрятаться даже в антенной части, которую на первый взгляд можно проверить с легкостью.
– Где же ты? – пробормотал Адам, не ожидая ответа.
Мысленно он отвлекался на то, что произошло внизу, на смотровой площадке. Несколько фраз Нины вынудили посмотреть на проблему шифрованной надписи под иным углом.
Когда Адам и Диана вернулись наверх, Нина уже не спала. Как и просила Диана, Тамара разбудила самую младшую, и они на всякий случай укрылись чуть выше смотровой площадки в трансформаторной, превращенной еще до рождения самых младших из Семи в склад различных вещей. Нина часто строила там себе детские домики из покрывал, накинутых на низкий и узкий столик, и, забравшись внутрь, проводила там немало времени. Ей нравилось, что помещение заставлено вещами и свободного пространства практически нет.
Однажды Иван сказал непонятное слово «агорафобия». Адам нашел в одной из книг пояснение, но так и не понял до конца, как такое может быть с человеком, понял только, что с Ниной вне Башни нужно быть особенно внимательным. Она была единственным из детей, кто ни разу не покидал Башни. Когда отец попытался вынести ее ради прогулки на катамаране, она устроила жуткую истерику, и мать ее забрала. Позже, когда отец предложил ей выйти наружу, Нина попросту сбежала, ее пришлось искать. Больше к ней с подобными предложениями не обращались. Нельзя сказать, что, например, Тамара или Борис любили бывать вне Башни, но со страхом Нины это не шло ни в какое сравнение. До сего момента Адам не задумывался, что будет с самой младшей из Семи, если они все же покинут Башню, но подумать стоило.
Нина была необычным ребенком. В какой-то степени по странностям она немногим уступала Стефану, но Стефан родился больным, Нина же по многим параметрам была нормальным ребенком. Адам любил ее по-особому – она же самая маленькая. Но иногда эта малышка замечала вещи, которые оставались вне поля зрения старших. Перед смертью отца Адам однажды застал его что-то шепчущим Нине. Та, насупившись, смотрела в одну точку. Затем она расплакалась и убежала. На вопрос Адама, что с ней, отец не ответил, и Адам не настаивал.
Собираясь на поиски Стефана, Адам перекинулся парой фраз с Дианой – она в одиночку будет контролировать вход в «Русский бриллиант» – и непроизвольно еще раз всмотрелся в шифр, развернув бумажки отца. Нина жевала бутерброд рядом с ним. В широком бесформенном сарафане, напоминавшем балахон, который она носила постоянно, невысокая и белокожая, Нина казалась болезненной, но таковой не являлась. Она заглянула в бумажку.
– Это тебе дал Стефан?
– Папа оставил.
Ответив, Адам осознал смысл вопроса. Он медленно поднял голову, заглянул Нине в глаза. Она перестала жевать, глядя на бумажку, на Адама. В глазах было странное выражение. Адам заметил, что Диана тоже следит за самой младшей.
– С чего ты взяла, что бумажку дал мне Стефан?
Адам старался говорить мягко, без нажима, так, словно ответ не имел значения. Нередко Нина терялась, даже пугалась, если кто-то из старших требовал от нее ответа, даже если ее не ругали, а проблема была пустяковой. Лабиринты ее психики были неподвластны даже родителям, и ответы, которые могли нести интересную информацию, появлялись невообразимым образом.
Наученный опытом, Адам решил потратить минуту-другую, но покопаться в том, что могла знать Нина, нежели упустить что-то нужное. Он отвернулся, чтобы не смущать Нину, снова уткнулся в бумажку с шифром.
– Стефан писал цифры. Я видела.
– Цифры? – Адам по-прежнему смотрел в бумажку. – Разве Стефан умел писать цифры?
– Он писал цифры. Я видела два раза.
Рядом с Ниной присела Диана, приобняла ее и улыбнулась.
– Заинька, ты уверена? Потому, что Адаму эту бумажку передал ваш папа.
– Не знаю. – Нину передернуло, как от дрожи.
Диана погладила ее по спине.
– Все хорошо, не волнуйся. Цифры могут писать все. Одни писал Стефан, другие – твой папа. Цифры так похожи.
Пауза. Адам решил, что разговор окончен и из Нины уже ничего не вытянешь, но она его поразила:
– Нет, он писал их по-другому.
– Кто? Стефан?
Нина кивнула и, казалось, захотела сжаться. Адам коснулся плеча Дианы, знаком попросил ее остановиться. Лучше на Нину не давить. Спустя минуту Нина принялась за остатки бутерброда. Адам отвел Диану в сторону, и они решили, что пока его не будет, Диана выдержит паузу, осторожно продолжит расспросы.
Адам взобрался на предпоследнюю площадку. Почти четыреста восемьдесят метров высоты, если считать за нулевую отметку землю под водой. Ширина площадки чуть больше метра. Адам прислонился спиной к стене, свесил ноги, перевел дыхание. Если глянуть вниз, несмотря на захватывающую дух пропасть, голова у Адама не кружилась. Он попросту не был этому подвержен, в отличие от других детей. Высота ему нравилась, но даже Марк со своим стремлением доминировать крайне редко составлял Адаму компанию на верхних площадках.
Адам оглянулся на дверь. Дыхание не восстановилось, и он решил выждать еще минуту-две. Мысли вновь обратились к Стефану. Он писал цифры по-другому? Что бы это значило?
Адам попытался заново проанализировать, что ему известно о брате. Стефан не говорил, но почти все понимал, правда, он часто бывал в своих прострациях, именно эти трансы дали толчок к насмешкам маленького Марка. Кажется, только мать понимала Стефана без жестикуляций и гугуканья. Остальные прилагали усилия, чтобы понять его самые простые ответы. Иногда жестов было достаточно, иногда – нет, но это воспринималось спокойно. Адам догадывался, что такой человек, как Стефан, вызывал бы гораздо больше негативного внимания и отторжения, живи он в большой группе людей, «социум», как называлось это в книгах. Но в маленьком коллективе из одиннадцати человек он воспринимался почти естественно. В Башне все было под рукой, взрослые заботились о детях, у Стефана не могло возникнуть ситуаций, когда необходимо объяснять что-то серьезное человеку, которого ты не знаешь.
Адаму послышался какой-то смутный звук. Он глянул вниз, посмотрел на дверь. Померещилось? Адам встал, распахнул дверь в антенную часть. Узкая шахта уходила вниз. Никого. Адам собирался закрыть дверь и взобраться на последнюю площадку, которая располагалась на высоте свыше пятисот метров, но его остановили две вещи.
Знак, вырезанный чем-то острым на внутренней стороне стены.
И веревка, завязанная на поручне, тянувшаяся вниз, во тьму антенной части Башни.
Стефан поморщился – в руках усилилась боль. Она нарастала, но все еще казалась приглушенной. Боль сосредоточилась где-то в ладонях, медленно распространяясь к локтям, плечам и к сердцу.
Когда Стефан спустился с предпоследней площадки по веревке, руки кровоточили, и он оказался перед распахнутой дверью на балкон метеослужбы. Высота – триста восемьдесят пять метров, по веревке Стефан спустился едва ли не на сотню метров. Точных цифр Стефан не знал, но каким-то одному ему известным способом он «чувствовал» расстояние. За считаные минуты он преодолел почти пятую часть всей Башни.
Он стоял, по-прежнему сжимая веревку израненными руками, хотя логичней было убрать их, но Стефан этого не сделал. Он «видел» человека, который спускался по веревке рядом с ним, как если бы на расстоянии вытянутой руки была еще одна такая же штольня, узкая и темная. В полумраке рассмотреть человека было нелегко, но Стефан и не стремился к этому. Он пытался «нащупать» все пласты происходящего. В отличие от большинства предыдущих похожих случаев его отвлекала боль в ладонях.
Как и раньше, Стефан не знал, видит ли он то, что происходит сейчас, еще произойдет или уже происходило. Как обычно время для него было перемешано. Эта его странная, жуткая, но изредка приятная ноша, сопровождавшая его с самого рождения, сегодня приоткрыла для него свою неизвестную доселе сторону. Обычно Стефан всего лишь наблюдал – любовался увиденным, страшился его, восхищался или оставался спокоен, но сегодня он действовал.
Он лишь сейчас осознал, что совершил. Он игнорировал лестницы во время спуска, лишь контактировал с перекладинами ногами, чтобы не удариться. Зачем он это сделал, если дело не в скорости?
Чтобы использовать веревку.
Стефан посмотрел на прочный пеньковый трос и вспомнил, что поднимался вместе с веревкой, намотанной на одну руку. Он нашел ее над ресторанами, на этаже, где был склад разных вещей, Нина любила устраивать там домики. Стефан нашел трос и под действием странного импульса полез на самый верх Башни.
Использовать веревку.
Стефан всмотрелся в лицо человека, который спускался по такой же веревке рядом. Несмотря на полумрак и на то, что лица его Стефан не видел, напряжение и страх человека он уловил, как если бы заглянул ему в глаза при ярком свете. То, что Стефан стоял и смотрел, а человек спускался, при этом находясь на том же уровне, Стефана не смущало. Как и время, Стефан по особому «чувствовал» расстояние. И никогда не смог бы объяснить, как он что-то видит.
Еще в детстве это было стопором в играх с сестрами и братом, тем более с детьми Грэга и Анны, как и в общении с родителями. Они просто не понимали, если даже Стефану удавалось объяснить знаками, что он хочет сказать. Если он сам не понимал, что происходит сейчас, что произойдет позже, как он мог объяснить это постороннему человеку? Эта жуткая путаница времен лишь внесла бы смуту в души детей, и посему Стефан отмалчивался. Как жонглер шарами, Стефан забавлялся мысленной игрой-перестановкой событий. Он не пытался вникнуть, к какому временному промежутку относится увиденное событие.
Спускавшийся по веревке человек исчез, и Стефан, помедлив, убрал руки от веревки. Боль резко усилилась, Стефан застонал. По рукам сочилась кровь. Он выполнил то, что от него требовалось, во всяком случае, веревку нашел, поднялся на предпоследнюю площадку, сумел ее прочно завязать, чтобы не сорваться, спустился. Что-то смутное мелькнуло на периферии сознания, и Стефан замер, прикрыл глаза. Точно, он сделал что-то еще – иногда во времени бывали небольшие «провалы», и Стефан был не в силах вспомнить, что происходило в такие моменты. Чаще всего ничего не случалось, Стефан просто сидел или стоял и смотрел в одну точку, не мигая. Сегодня же он что-то сделал.
Любой другой на его месте испытал бы вполне объяснимое любопытство и, наверное, вновь забрался бы наверх и все выяснил, но для Стефана любопытства не существовало. Возможно, это была нормальная защитная реакция, иначе его способности смешивать времена и видеть невидимые для других картины вкупе с любопытством свели бы его с ума и убили бы еще в детстве.
Стефан осмотрел руки, решил, что их нужно перевязать, и пошел к лестнице. Оставлять следов ему нельзя. Где-то в Башне по-прежнему находится Марк.