Мы живем в Башне.


Когда-то давно ее называли «Останкинская телебашня», но я не знаю точно, что это означает, – о прошлом отец говорил избирательно. Он рассказывал, что раньше здесь было много людей, они не жили в Башне, а работали. Все это для нас сложно, хотя смысл я понимаю. Люди куда-то уходили на ночь, чтобы днем вернуться в Башню. Им не были нужны лодка, плот или катамаран – раньше вокруг Башни не было воды. Отец говорил, раньше вокруг Башни была твердая земля, но, признаться, для меня это до сих пор непостижимо.

Нет воды…

Сложно понять, но отцу я верю. Он никогда не врал. А рассказывал он мне много. И заставлял читать книги – от прошлого их осталось немало. Он предчувствовал то, что с ним случится. И, кажется, спешил оставить мне в памяти как можно больше.

Еще он оставил мне две странные надписи.


3(к.) 1(с.) 3(к.) 4(б.) 3(б.) 2(б.) 4(с.) 1(к.) 3(з.) 1(к.) 3(с.)[1]


4(з.) 3(б.) 1(с.) 3(з.) 1(к.) 1(з.) 4(с.) 3(к.) 2(б.) 6(з.)


Он был при смерти, когда передал мне клочок бумажки с этими цифрами в разных цветах. Я догадался, что написанное там имеет смысл. Однако понять его мне не удалось, хотя я чувствовал, что это жизненно важно.

Почему же он не написал обычные буквы? Уже в три года я читал – постарались мама и тетя Анна. Причину я знал еще тогда, но по-настоящему осознал гораздо позже.

В тот момент, когда отец – он несколько дней уже не вставал с постели – увидел меня и Марка.

Марк… Второй ребенок дяди Грэга и тети Анны. Брат Дианы и Бориса. Мой друг детства и мой теперешний враг. Противник моих отношений с Дианой. Злой гений нашего несчастного Стефана, моего младшего брата, который родился после меня. Марк… Пожалуй, противоречий в нем было больше, чем в ком бы то ни было из всех Семерых, Рожденных в Башне.

Нас четыре парня и три девчонки. Две мои сестры, Тамара и Нина, и мой брат Стефан. Два сына и дочь дяди Грэга и тети Анны. Диана родилась после меня, затем очередность была такая: Стефан, Марк, Тамара, Борис, Нина. Наши семьи всегда казались перемешанными, и лишь годам к пяти я осознал, что ночи мы проводим отдельно. Мои родители всегда спали в «Юпитере» – по их словам, это был нижний двухъярусный ресторан Останкинской телебашни. Для детей там была отдельная комната, созданная с помощью простых перегородок. На два этажа выше, в ресторане «Высота», жила семья дяди Грэга и тети Анны. Разделение было всего лишь «ночным». Вся Башня принадлежала всем и никому в отдельности. Мы были единственными в мире людьми, хотя я нередко слышал утверждение отца, что где-то, возможно, живут другие люди.

Другие люди…

По словам отца и матери (и по утверждению книг, которые я читал), раньше вся Земля была усеяна людьми, их было много, очень много. Затем случилась Великая Катастрофа, и многие погибли. Умерла сама Цивилизация. Мои родители выжили вместе с дядей Грэгом и тетей Анной, и отец предполагал, что мог выжить кто-то еще.

О том, как они вчетвером оказались в Башне, отец не рассказывал. Если кто-то из детей задавал вопросы, все взрослые уходили от ответа.

Как и отец, я любил смотреть вдаль со смотровой площадки Башни. Что-то вроде ритуала. Смотреть, как садится солнце, вдали блестит розовеющая вода, удлиняются тени от зданий, чьи верхушки поднимаются над водой, словно щупальца гигантских морских существ вытягиваются из неведомых глубин. В такие моменты, расслабленный, я ловил себя на мысли, что странное, невесть откуда взявшееся желание отправиться в эти дали крепнет, становится осмысленным, жгучим, как те коктейли, что любил делать по праздникам дядя Грэг, а в этом он был специалист. Однажды я высказался по этому поводу отцу. Он ответил не сразу, долго смотрел куда-то в одну точку, размышляя, затем произнес то, смысл чего я до конца уяснил лишь спустя время:

– Дай бог, чтобы ты и наша семья отправились в путь по своей воле, а не потому, что к этому вас вынудят… обстоятельства. – Он вздохнул и помолчал. – Поверь, тяга что-то изменить – штука хорошая, вот только позже понимаешь, что в конечном итоге ничего не выигрываешь.

Снова короткая пауза, я уже думал, что тема исчерпана, и тут он выдал:

– Что вверху, то и внизу. Запомни.

В тот день я подумал, что это как-то относится к Башне, вполне логичное решение. Башня была нашим Миром, нашей Вселенной, все остальное казалось эфемерным, не более реальным, нежели то, о чем я читал в книгах. Мы родились в Башне, мы все время находились именно здесь, не считая вылазок с отцом, во время которых мы не уходили слишком далеко – Башня всегда оставалась у нас на виду, как маяк, как символ истинной жизни. Но все оказалось не так. В отличие от нас, детей, отец видел, как могут развиваться отношения между нами, когда мы подрастем. Он мог предугадывать, и потенциальная картина будущего его пугала.

Основным источником беспокойства среди детей с раннего детства был Марк. В два года он случайно обварил кипятком ногу тети Анны. Господи, как она кричала! Марк плакал – он тоже испугался, но я хочу сказать, что еще сопляком он наводил шорох, не только обижал сестер и братьев, но и доставлял неприятности взрослым – «пол у него горел под ногами», как говорила тетя Анна. Будучи маленьким ребенком, Марк смотрел на меня снизу вверх, и тогда нас еще можно было считать друзьями, я нередко участвовал в его же проказах, но по мере взросления что-то внутри у него противилось положению, которое – пусть с натяжкой – можно было назвать подчиненным. Волчонок рос, креп, и нечто внутри у него росло и крепло вместе с ним. Некая сущность, которая требовала быть во главе чего бы то ни было, подчинить себе остальных, сделать так, чтобы даже родные мать и отец отошли на второй план.

Я уверен, именно Марк виновен в гибели дяди Грэга и тети Анны. Косвенно или прямо, неважно.

Пожалуй, именно Марк приблизил трагическую кончину моих родителей. Прямых доказательств нет, но они мне и не нужны. Достаточно было заглянуть ему в глаза, когда мой отец перестал дышать. Взрослые стали мешать ему, они стояли у него на пути, как здания, которые не обойдешь, которые можно лишь разрушить, и он постарался.

Наш несчастный Стефан познал злобную суть Марка с самого его рождения. Стефан не говорил, хотя понимал все сказанное, он до сих пор молчит. Он странный. Скошенная голова Стефана, его молчание и кивки, если нужно кому-то ответить знаками, его припадки, во время которых он мычал, жутко выпучивая глаза, его длительные прострации, во время которых он будто выпадал из нашей реальности, – все это вызывало злобные насмешки Марка, он допекал Стефана, доводил его до истерики, и никто и ничто не могло Марка осадить. Если же тетя Анна наказывала его, это лишь усиливало его ненависть и злобу к Стефану. Бешеная энергия, привычка пакостить, сарказм и злоба не позволили бы Марку изменить в себе хоть что-то, даже если бы он сам этого захотел.

Когда же умерли родители Марка, он, казалось, вообще слетел с катушек. Исчез последний сдерживающий рычаг – его мать, тетя Анна. Это привело к тому, что мой отец сменил для Стефана жилище – попросту спрятал его, чтобы Марк его не видел, чтобы они не встречались. Стефану носили еду, подозреваю, что он помогал отцу и матери обрабатывать, растить, пропалывать те из наших «полей», которые взрослые не перенесли на нижний ярус «Юпитера», оставили на нижних этажах Башни. Помогать другим Стефан всегда был согласен, он никогда никому не отказывал. Но даже это – вынужденное отсутствие Стефана – не остановило Марка. Он стал искать его, и это превратилось в извращенную игру. Я точно знаю, что отец несколько раз перепрятывал Стефана, и когда сговорился с мамой, чтобы заточить самого Марка, Марк сбежал.

Это лишь кажется, что в Башне одна маршевая лестница и все помещения можно проверить. На самом деле закоулков столько, что прятаться могли бы с десяток таких Марков. Теоретически он мог покидать Башню, возвращаясь время от времени, жить в одной из ближайших высоток, что торчали из воды. Все это накаляло обстановку, отсутствие Марка и его неожиданные появления, больше похожие на налеты, превращали жизнь в ад. И хотя сразу после смерти моей матери Марк «вернулся» – как и тетя Анна, мама воздействовала на него, – оказалось, это был тонко рассчитанный ход.

Единственным, кого Марк не трогал, была Диана. До недавнего времени я думал, что причина в том, что Марк любит Диану, как брат сестру, что даже у него в душе есть к кому-то любовь, но теперь я знаю, что у Марка к Диане противоестественное желание, подогретое тем, что она выбрала меня, не его, родного брата.

И я не мог ничего с этим поделать. Я знал – отец не раз говорил мне об этом, – что нельзя пойти на убийство, это не приведет ни к чему хорошему. Я просто выберу это же решение в другой раз, пусть даже проблема будет менее серьезной. Просто потому, что метод уже поработит меня, как только я попробую его впервые. Как сильный наркотик – некое химическое вещество, которое портило и ломало жизни многих людей до Великой Катастрофы. Или, как говорим мы, в Мире До Воды.

Я пишу эти строки по советам отца. Надеюсь ли я, что кто-то найдет и прочитает написанное? Не знаю… Есть ли вообще кто-то кроме нас, кто смог бы это прочитать? Я лишь знаю, что отец сообщил мне что-то важное с помощью цифр в цвете, но он не только боялся, что это станет известно Марку, похоже, отец не был уверен, что мне вообще нужна эта информация. Диана не уверена, что послание связано с тем, как и куда отправляться, если мы все же решим покинуть Башню, ведь Марк уже не оставил нам выбора. Как говорил мой отец, обстоятельства вынуждают нас к этому.

Марк требует отдать ему Диану (Господи, он требует отдать всех сестер!), но я не могу позволить случиться этому, не считая того, что сама Диана ни за что меня не покинет. Но противиться Марку опасно для жизни. Он обещает, что уничтожит нас, и для этого уже многое сделано.

Как же нам быть? Покинуть наш обжитый мир, нашу Башню, разделиться после того, как мы были единым целым с самого рождения? Неужели нет иного выхода?