Все оказалось не так страшно, как опасалась Оля. Еще в самолете она корила себя за то, что приняла это предложение. Да, деньги неплохие – так ведь дело совсем не в деньгах! Она согласилась на командировку, потому что ей хотелось чего-то нового, переворачивающего мир, заставляющего взглянуть на жизнь по-другому.
Задание в частной клинике экспериментальной трансплантологии подходило для таких целей идеально. Вот она и дала согласие, а уже в самолете задумалась: а хватит ли ей сил по-настоящему справиться с подобным испытанием? Понятно, что думать о таком нужно было раньше. Но как получилось, так получилось.
Суть задания ведь не в том, чтобы она могла испытать себя и избавиться от меланхолии. Переводчику предстояло работать с несчастными, травмированными людьми. Они не нуждались в ее душевных терзаниях – они нуждались в человеке, который рядом с ними останется спокойным и сильным.
Тогда Оля и задумалась: а она сумеет? Поступит как надо? Или будет извиняться перед начальством, роняя слезы на договор, и купит обратный билет за свой счет? Этого позора она боялась настолько сильно, что на второй план отступили даже ее прежние сомнения – насчет наблюдающего за ней города, возраста и всей ее неудавшейся жизни.
Однако реальность оказалась не такой жуткой, как успела нафантазировать Оля. Да, клиника, затерянная посреди старого соснового леса, на первый взгляд казалась какой-то цитаделью зла. Но внутри было мило, уютно и тепло. Современное оборудование и дорогие интерьеры отгоняли мысли о том, что Оля стала частью какой-то секты, приносящей людей в жертву языческим богам. Она окончательно убедилась: это действительно задание, сложное и нужное. Она должна справиться!
В целом клиника Святой Розы ей понравилась. Здесь все было организовано с умом, так, чтобы удобно было всем – и персоналу, и врачам, и в первую очередь пациентам. Оле досталась просторная светлая спальня с собственной ванной. Интернет здесь, вопреки ожиданиям, работал безупречно. В местном кафе подавали великолепный кофе. Даже могучий черно-зеленый лес, укрытый плотным снежным одеялом, из окна казался красивым, будто только что сошедшим с новогодней открытки.
Знакомство с новыми коллегами сразу обернулось и плюсом, и минусом.
Плюсом, безусловно, стал Джона Нивс. Оля дурой не была, она сразу догадалась, в чем истинная причина дружелюбия очаровательного доктора. Ну и что с того? Пока что Оля была совсем не против того, на что он намекал. Во-первых, Джона действительно привлекательный: высокий, спортивный, с искристыми голубыми глазами и той самой голливудской улыбкой. Во-вторых, здоровая доза флирта – лучшее лекарство от стресса. Оля пока не была уверена, что этот флирт обернется чем-то большим, но собиралась дать такому сценарию шанс.
У минуса тоже было имя: Лю Энлэй. Здоровенный мрачный китаец… Ей доводилось работать с китайцами раньше, и когда ей сказали, кто станет ее куратором, она ожидала кого-то невысокого, жилистого, подвижного и улыбчивого. Однако явилось грозовое облако, непостижимым образом принявшее форму человека. Лю Энлэй был очень высоким, особенно для азиата – почти два метра. Не таким накачанным, как Джона, но подтянутым. Оля даже назвала бы его симпатичным, если бы не гробовое выражение лица. Казалось, что Лю просто хотелось ходить и убивать людей, но ему не позволяли, и это его удручало.
Сначала это чуть подпортило настроение Оле, которая уже настроилась на то, что в клинике подобралась дружелюбная команда. Но справиться оказалось не так уж сложно. Даже при том, что Лю назначили ее куратором, ей не обязательно было так уж часто с ним общаться. Оле уже доводилось иметь дело с такими людьми, она быстро приспособилась. После того, как Лю завершил вводный инструктаж, она больше не видела его мрачную физиономию – и была этому очень рада.
Правда, доктор Танг, с которой Оля совершала первый обход, тоже оказалась далеко не искристым лучиком счастья. Однако хирургу такое и не полагается. Главное, она говорила строго по делу, рядом с ней пациенты успокаивались.
Когда обход был закончен, доктор Танг оставила новенькую, и это не являлось демонстрацией неприязни, как в случае с Энлэем. Просто чувствовалось: у хирурга так много дел, что она забыла о переводчике в момент, когда отзвучало последнее слово на иностранном языке.
Оля на это не обижалась. Теперь ей полагалось оставаться на дежурстве, ожидая, не позовет ли ее кто-нибудь, не захочется ли кому-то из пациентов поговорить. Работать в таком формате было непривычно, в большинстве случаев ее гонорар зависел от выполненного перевода. Здесь все было иначе: та самая сумма, которая так ее впечатлила, оставалась неизменной, и с этим Оле еще предстояло разобраться.
Однако пациенты то ли не отличались общительностью, то ли пока не доверяли новенькой. Оля на много часов оказалась предоставлена сама себе. В Москве она бы уже достала телефон и погрузилась в интернет. Здесь такой вариант тоже был доступен – и им вовсю пользовались медсестры. А вот Оле, только-только попавшей в этот мир, хотелось поскорее его изучить.
Люди, нуждавшиеся в пересадке лица или едва пережившие ее, выглядели… странно. Да пугающе они выглядели, если уж называть вещи своими именами! Конечно, никто в больнице не использовал это слово – за такое и на улицу вылететь можно. Однако в своих мыслях Оля решила обойтись без цензуры.
Когда-то очень давно она смотрела старый голливудский фильм, в котором мужчинам поменяли лица. Все произошло предельно просто: буквально пара часов операции, пара дней на восстановление – и вот уже они были совсем неотличимы от других людей.
Настоящая пересадка лица проходила совсем не так. Даже прижившиеся ткани очень сильно отекали, раздувались и в первое время напоминали человеческое лицо куда меньше, чем самая дешевая силиконовая маска. Казалось, что на обычных людей кто-то нацепил поделку из папье-маше, слепленную детсадовцем. Хотелось поскорее снять с пациентов эти нелепые раздутые шары и посмотреть, как же на самом деле выглядят люди под ними.
Но Оля очень быстро разобралась, что это еще не худший вариант. В свой первый день ей довелось заглянуть в пару палат, где пациенты только ожидали операций. Вот там было действительно страшно… Раньше она даже не представляла, что человек способен выжить с такими травмами. А они как-то жили…
Ей очень хотелось спросить, как именно, как они вообще справлялись. Однако Оля понятия не имела, есть ли хоть один достойный способ задать подобный вопрос. Не говоря уже о том, что она не имела права лезть людям в душу!
Она решила, что придется подождать, контакт установится сам собой. В конце концов, даже Лю «Грозовое облако» Энлэй приветливо кивал и улыбался некоторым пациентам, у одного даже посидел в палате. У Оли тоже должно было получиться, когда она тут освоится и к ней все привыкнут.
На это она рассчитывала изначально, а все сложилось куда раньше. Пациентка сама к ней подошла.
Это была женщина – судя по рукам, молодая, невысокая, полноватая, однако после операции многие набирали вес из-за гормонального лечения. Определить возраст по лицу оказалось невозможно: оно, как и у многих тут, напоминало до предела надутый воздушный шарик с некрупным плоским носом и настолько бледными губами, что рот казался просто разрезом чуть выше подбородка. Один глаз женщины был закрыт черной повязкой, другой смотрел на мир через узкую щелочку между отекшими веками. Волосы у пациентки были черными без седины, жесткими, подстриженными под каре. Она была не из тех, кто пытается прикрыть лицо локонами – хотя встречались тут и такие, в основном предпочитавшие парики. Эта женщина наверняка знала, что большой разницы не будет.
В ней чувствовалось удивительное спокойствие – в неспешной походке, в плавных движениях. Она не стыдилась себя и не пыталась казаться незаметной. При этом не было ощущения, что она выставляет себя напоказ, бросая миру вызов. Она просто жила так, как живется.
Завороженная этим, Оля разглядывала ее открыто, совершенно позабыв о том, что пялиться на людей – это, вообще-то, неприлично, как бы они ни выглядели. Но женщина не смутилась и теперь. Она остановилась в паре шагов от Оли и первой обратилась к ней на испанском:
– Вы ведь новый переводчик? Мне сказали, вы будете работать и со мной.
Она говорила очень даже неплохо – Оля уже успела разобраться, что такая четкая речь звучит среди пациентов не слишком часто. Те, кто еще не прошел операцию, порой вообще не могли говорить и полагались в основном на текст и специальные мобильные приложения для его озвучки. Те же, кто операцию уже пережил, далеко не сразу свободно владели новыми челюстями и мышцами.
Но у этой женщины операция явно была не вчера и не позавчера. Возможно, она как раз из тех, кто приехал на контрольную проверку. При этом изменилась она не так уж давно, потому что отек на лице даже не начал толком спадать. Впрочем, Оля не знала, сколько времени на такое обычно уходит.
– Да, это я, – кивнула она. – Меня Оля зовут.
– Клементина Суаве, – представилась женщина. А потом продолжила на безупречном английском: – Мне на самом деле не нужен переводчик. Мне просто нравится общаться с людьми. Вы не против?
– Конечно, не против! Просто… Я, если честно, не представляю пока, как это правильно делать. Не переводить, а просто общаться.
– Вы меня боитесь?
– Нет. То, что я чувствую, это не страх. Но и не такое же отношение, как к обычному человеку.
– Вы честная, – чуть заметно кивнула Клементина. – Это хорошо. Для меня хорошо. Но такое понравится не всем. Хотите кофе?
– Не откажусь!
Оля ожидала, что они направятся наверх: пациентам, которые могли самостоятельно покидать палату, разрешалось посещать кафе. Однако Клементина повела ее за угол – там обнаружилась кофемашина, окруженная несколькими маленькими столиками.
Один из таких столиков они и заняли. Клементина сама его выбрала – тот, что поближе к окну, так, чтобы бледный свет зимнего солнца свободно падал на ее лицо.
– Смотрите, – спокойно позволила она.
– Извините, – смутилась Оля. – Я не хотела…
– Нет-нет, я говорю без иронии и язвительности. Смотрите. Сейчас вы запутались, вы шарахаетесь от меня и таких, как я, потому что вам хочется смотреть, а разум возмущается этим. Вы смотрите украдкой и вините себя за это.
– Думаете, если я буду смотреть на всех прямо, что-то изменится?
– На всех не надо. Говорю же, все здесь относятся к своей беде по-разному. Но на меня смотрите, это поможет. Мы тут очень похожи – особенно в первое время после успешной операции. До операции у всех разные истории. Понятно, что «стреляные» сильно отличаются от «кислотных». Но в целом, когда вы привыкнете к тому, что мы вот такие, вам станет легче. Некоторые представляют, что просто попали в фильм ужасов.
– Ну, это уже слишком…
– Это тоже способ справиться, – пожала плечами Клементина.
– Спасибо, что вы… так к этому относитесь.
– Пожалуйста. Мне тоже полезно. Скоро я вернусь в мир, где много таких взглядов. И мне полезно говорить – челюсть лучше двигается, да и язык тоже. Я ведь нормально говорю?
– Очень хорошо!
– Это мое достижение.
Теперь вопросов было даже больше, уже не к клинике, а лично к Клементине. Что с ней случилось? Как она попала сюда? Как вообще пережила все это?
Однако Оля интуитивно чувствовала: этого лучше не касаться. Клементина, безусловно, сильная, но и ей вряд ли хочется касаться самого сокровенного, живого, может, еще не до конца зарубцевавшегося… Тон беседы должна была задавать именно пациентка.
Клементина и сама понимала это. Она спросила:
– Как вам здесь у нас?
– Сложно сказать: это мой первый рабочий день.
– Сказать можно уже очень много. Вы не плачете. Вы улыбаетесь мне. Я тоже, кстати, улыбаюсь вам, просто это пока не видно. Улыбка – это очень-очень сложно… Я никогда не думала об этом, пока у меня было свое лицо. Цените улыбку, вы не представляете, что вы теряете вместе с ней… Простите, меня не туда понесло.
– Нестрашно. – Оля улыбнулась ей и невольно попыталась отследить работу каждой мышцы при этой улыбке. – Мне действительно интересно.
– Есть то, о чем мне не следует говорить… Неважно. Вы молодец. Вы планируете попросить сегодня успокоительное или антидепрессанты?
– Да как-то не думала…
– Это тоже достижение. Некоторые просили сразу. Думаю, вы привыкнете.
Они провели вместе еще час. Говорили о том, на каких аллеях лучше гулять, а в какую часть леса соваться опасно. Оля рассказывала о России. Клементина – о том, кто из поваров лучше готовит и кто из персонала работает в клинике дольше всех. Медицинских тем они больше не касались – тут Оле пришлось поставить собственное любопытство на паузу.
И все же эта беседа действительно помогла. Предсказание Клементины сбылось: даже когда пациентка ушла, ее образ остался в памяти и закрепился там по-новому. Теперь Оля куда спокойней относилась к необычным лицам, попадавшимся ей на глаза. Нельзя сказать, что она приняла их как норму. Однако у нее получалось не шарахаться и хотя бы внешне оставаться спокойной – уже что-то!
К вечеру она устала: долгое путешествие все еще давало о себе знать. Первую ночь Оля и вовсе толком не запомнила: едва добравшись до постели, она просто отключилась. Это, как показала практика, было к лучшему. Сейчас, во вторую ночь, усталость оказалась не настолько сильной, зато впечатлений накопилось куда больше.
Они не позволяли заснуть. Стоило Оле закрыть глаза, как в памяти мелькали картинки, слова на разных языках, лица… Все это кружилось ураганом, переплетаясь с тем, о чем она думала до отъезда из Москвы. Когда же еще размышлять о смысле или бессмысленности жизни, как не в разгар ночи?
В какой-то момент ей все же удалось задремать, но настоящего покоя это не принесло. Проклятый ветер начал завывать за окном как сумасшедший, и тревога, которую всегда приносили с собой ночи в незнакомом месте, вернулась. Да еще и в клинике оказалось темно… Олю предупреждали, что в ненастную погоду тут порой отключается электричество и в этом нет ничего страшного. Однако «ничего страшного» совсем по-разному представляется днем, когда ты обсуждаешь это со стаканчиком горячего кофе в руках, и ночью, когда старый лес вдруг превращается в штормовой океан.
Оля выбралась из постели и подошла к окну. Особого смысла в этом не было, ей просто хотелось посмотреть на горящий снаружи прожектор – как символ того, что цивилизация все еще существует, ничего не исчезло, а она, Оля, не оказалась в каком-то чудовищном потустороннем мире.
Прожектор работал исправно. В его ярком сиянии можно было разглядеть танец метели, подгоняемой ветром. Волнующиеся ряды старых деревьев. Немногочисленные машины, уже занесенные снегом. А еще – широкую полосу следов, протянувшуюся от главного здания к крематорию, окна которого в ночи мерцали, как глаза притаившегося хищника.
Страх, только-только отступивший, вернулся с новой силой. Мелькнула безумная мысль, что Оля все-таки ошиблась. Это место – вовсе не клиника на самом деле, это какая-то секта, где людей уродуют, а потом приносят в жертву, сжигая в пламени крематория…
Мысль леденила душу, но быстро отступила. Днем она бы и вовсе не появилась, однако ночью правила совсем другие – для всего. И даже так эта безумная теория не прижилась. Оля быстро вспомнила, что смотрит не на крематорий. Ей ведь сказали – комплекс спроектирован так, чтобы вид на крематорий не открывался из окон жилых комнат! Такое не только пациентов, такое кого угодно угнетать будет.
А когда стало ясно это, посыпались и остальные теории заговора. Если это не крематорий, значит, обычный сарай. Свет там горит не от адского пламени, это просто фонари. Широкая полоса следов – не процессия сектантов, вероятнее всего, это просто рабочие отправились за какими-то инструментами для починки генератора.
Успокоенная этими мыслями, Оля вернулась в постель и наконец заснула.
Утро получилось совсем не добрым. Оля проснулась от шума, царящего снаружи. Еще не привыкшая к этой комнате, она не сразу поняла, где находится, что происходит, почему по ту сторону двери топают и кричат… Хотя понимание суеты не пришло и когда она вспомнила, где временно поселилась. Пришлось быстро одеться и отправиться в коридор на разведку.
Ситуация оказалась дикая. Когда Оле впервые пояснили, что происходит, она даже не сразу поверила – решила, что это она запуталась в переводе. Но нет, знание иностранных языков ее не подвело. Ночью из клиники действительно пропал пациент.
Да еще какой пациент! Дерек Ву не попал на операцию – она должна была состояться сегодня утром. Вот только когда к нему пришли врачи, оказалось, что его палата пуста.
Никто не мог этого объяснить. Медсестра, дежурившая у лифта, клялась, что Дерек мимо нее не проходил. Правда, он мог выбраться по пожарной лестнице, но… Зачем ему это? Насколько удалось разобраться Оле, он был из тех пациентов, которым очень сложно подобрать донора. А ему нашли! Он так ждал эту операцию, он надеялся на нее – и вдруг все испортил своим нелепым побегом!
Куда тут вообще бежать? В дикий лес? В метель? Дерек не был беспомощен, при чудовищной травме лица он все равно оставался молодым крепким мужчиной. Но даже при этом он не мог уйти в непогоду, в условиях, которые и для здорового человека стали бы серьезным испытанием!
Очень скоро стало ясно, что в основном здании Дерека действительно нет. Тогда и объявили общее собрание. Оле пришлось вызывать на него Энлэя. Еще вчера она надеялась, что говорить с мрачным куратором не придется ближайшую неделю, но теперь это вмиг стало неважным. Она ведь не с личными проблемами к нему обращалась – она сообщала о большой беде!
Да и потом, Оля догадывалась, что Энлэю было важно узнать об этом как никому другому. Ведь именно к Дереку он направился, когда закончил инструктаж новенькой, и провел в палате немало времени. Оля понимала, что это глупо, и все же не могла не думать: что, если это он как-то повлиял на пациента? Или намеренно запугал, или просто заразил своей мрачностью…
Она запретила себе развивать эту версию. Ситуация и так паршивая, не хватало еще утонуть в нелепых подозрениях!
Охрана больницы сразу же отправилась на поиски. Персонал собрали в конференц-зале для быстрого инструктажа.
– Лес очень большой, – напомнил пожилой мужчина, которого Оля пока не знала. – Вам это прекрасно известно. Мы уже сообщили в полицию, но им потребуется некоторое время, чтобы добраться сюда. Дерека же необходимо найти как можно скорее. Наша задача – одновременно прочесать максимально доступный нам участок.
За его спиной на стене уже появилось изображение Дерека, переданное через проектор. Да уж, такого не упустишь…
Казалось, что из лица Дерека просто вырезали огромный треугольник. Исчез весь подбородок, провал острым углом вклинился в середину лица, забрав нос и даже осколок лба. При этом сохранились оба глаза, и казалось, что они стали немного выпуклыми. Необычные глаза, пустота вместо носа и рта, сеть шрамов на сохранившейся коже – все это делало Дерека похожим на какое-то инопланетное создание, но никак не на человека. Говорить или питаться самостоятельно он не мог, пациенту требовалась целая коллекция приборов, чтобы сделать жизнь если не полноценной, то хотя бы терпимой.
Однако ушел он налегке, никто даже не мог сказать, раздобыл ли он теплые вещи и обувь. Его одежда хранилась в гардеробе больницы. Если он не нашел ничего на замену, с поисками уже можно было не спешить. Но о таком администрация предпочитала не говорить.
– В поисках будет задействован весь персонал, не занятый в обеспечении медицинских процедур, – продолжил мужчина. – Мы разделим вас на группы по два-три человека – так мы покроем максимальную площадь. К сожалению, первый осмотр территории показал, что метель замела все следы очень быстро, даже если Дерек покинул клинику под утро.
Теперь Оле следовало бы дождаться конца собрания – чтобы выяснить, с кем ей вести поиски и какой участок леса предстоит проверить. Вот только она так просто не могла. Мысли о том, что она видела ночью, не давали ей покоя. Сейчас, при свете дня, в атмосфере всеобщей суеты, Оля даже не была уверена, видела она это на самом деле или ей приснилось.
И все же ей нужно было знать наверняка, проверить все лично. Это будет затруднительно, если ее отправят в другую часть леса или приставят к ней какое-нибудь необщительное чмо вроде Энлэя в качестве напарника. Поэтому Оля хотела покончить со своими догадками до того, как ей дадут официальное задание.
Проверить, была ли на снегу широкая полоса следов, уже не представлялось возможным. Даже не потому, что их замела метель – если бы снег и ветер что-то сохранили, это все равно затерялось бы в череде следов первой группы спасателей. В спешке двор больницы не чистили, охранники и другой персонал ходили тут как придется, поэтому все вокруг было исчерчено причудливой паутиной отпечатков.
Так что Оля не стала даже задерживаться во дворе, она сразу направилась к нужной постройке. Она даже не знала толком, как это назвать – склад, сарай, техническое помещение? Да и так ли это важно? Она посмотрела на высотку и убедилась, что именно на эту постройку выходили окна ее спальни, здесь ночью горел свет. Оставалось лишь понять почему.
Рядом с больницей хватало охранников, которые то и дело подходили к крыльцу, перекрикивались о чем-то, двигались дальше. Но возле небольшой постройки оказалось пусто: судя по свежим следам, туда заглянули, не обнаружили внутри Дерека и двинулись дальше.
Оля все равно зашла, благо дверь оказалась не заперта. Небольшое здание и правда служило чем-то вроде склада – хорошо просматривающегося, ярко освещенного и ничем не примечательного. Замок не запирали не только потому, что возле клиники не было посторонних, но и потому, что красть тут оказалось нечего.
Нет, кое-какая техника на складе все же хранилась – газонокосилки, прикрытые чехлами, аппараты, сдувающие листья с дорожек, механические снегоочистители. Но все это незаметно не вытащишь. Умыкнуть можно было разве что лопаты и метлы, однако кому они нужны?
И все же Оля подошла к ним поближе. Как странно… На садовых инструментах еще сохранялись вода и белый налет, который оставляют после себя реагенты. Но вряд ли метлами и лопатами пользовались утром – не до того было! Получается, снег чистили как раз этой ночью?
Но это же какая-то бессмыслица! Оля думала, что на склад ходили за деталями для генератора, это было оправданно. Однако таких деталей она здесь не нашла. Кому пришло в голову чистить снег ночью, да еще в разгар метели? Нет, должно быть, это Оля все перепутала… Лопаты брали вчера вечером, просто за ночь они не успели высохнуть. Следов Дерека здесь точно не было – только это по-настоящему важно!
– Что ты здесь делаешь?
Задумавшись о ночных событиях, Оля упустила момент, когда в дверях склада появился другой человек. Теперь чужой голос, пусть и негромкий, застал ее врасплох. Она подпрыгнула так, будто это она собиралась украсть отсюда лопату, и стало совсем уж неловко. К своему неожиданному собеседнику Оля повернулась уже с полыхающими от смущения щеками.
– Я хотела посмотреть, не здесь ли Дерек, – ответила она. Это даже не было откровенной ложью. – А ты?
Перед ней стоял один из местных медбратьев – самый молодой, насколько она могла судить. По крайней мере, никого моложе Оля среди младшего персонала еще не встречала.
Этого звали Чарли, и он был в группе, которая позавчера приветствовала новых сотрудников. На вид ему было лет тридцать, не больше. Не высокий, но и не низкий, одного роста с Олей. Чарли был плотным, крепким; плечи, бедра и даже талия у него оказались практически одной ширины. Широкие руки, широкие ноги, особенно бедра – без жира, просто так распределились мышцы. Как будто не человек, а деревянная игрушка. Кожа смуглая, волосы черные, хотя определить расу Оля не бралась – да и сам факт того, что расу нужно определять, казался непривычным, неуместным даже.
Словом, в Чарли не было ничего угрожающего, он казался милым – если такого увидишь на фото, можно и плюшевым мишкой назвать. Вот только Оля смотрела на него не на фото, и считать его безобидным не получалось. Она еще на прошлой встрече запомнила его взгляд: темный, как будто пронизывающий – от такого сразу мурашки по коже… Но потом Чарли ушел, появился Джона, и неприятное ощущение забылось само собой.
Теперь же они оказались наедине в отдаленном складском помещении. То, что отсюда лишь один выход, да и он теперь перекрыт, вдруг стало очевидным и неприятным. Как бы Оля ни напоминала себе, что для такой реакции нет оснований, успокоиться почему-то не удавалось.
– Я тебя искал, – отчитался Чарли. Он улыбнулся шире, однако его улыбка ничего по-настоящему не исправила. – Меня назначили твоим напарником. Ты не знаешь этот район, а я знаю его очень хорошо. Идем, нам нужно осмотреть лес.
Тащиться с ним в лес Оле хотелось даже меньше, чем оставаться на складе. Тут хотя бы есть шанс, что кто-то услышит ее крики, а там…
Да откуда вообще эти мысли лезут?! Не будет никаких криков! Они находятся в элитной частной клинике, тут случайных людей нет. Если Чарли наняли на должность медбрата, он должен быть безобиден. А что взгляд у него такой – так разве ж он виноват?