Лин была спокойна, и это радовало. Внушало надежду, что все еще можно исправить. Да, официально развод уже состоялся. Но если договориться сейчас, обернуть дело вспять будет не так уж сложно. Многие знакомые вообще не знают о том, что они решили развестись – по крайней мере, со стороны Энлэя.
Он надеялся, что спокойствие в случае его жены – пока не получалось думать о ней как о бывшей – означает готовность к переговорам. Когда Лин рыдала, кричала и обвиняла его в чем-то, он не надеялся объяснить ей, почему им лучше остаться вместе. Да что там, из ее сбивчивых, полных всхлипываний и подвываний объяснений он и сам не мог толком понять, чего же она хочет. Он лишь усвоил, что ей не очень-то хотелось разводиться, она просто считала это необходимым.
Энлэй пытался успокоить жену и раньше, но любая личная встреча все-таки завершалась слезами Лин и обвинениями. Видеочат неожиданно оказался куда приятней и спокойней. Энлэй даже сожалел, что не предложил такое раньше.
– Мой адвокат передал бумаги твоему, – сказала Лин. – Я знаю, что ты далеко, тебе доставят почтой. Нужно будет подписать и отправить обратно. Там ничего нового, все то, о чем мы с тобой и договорились, это чисто юридический момент.
Энлэй решил, что настала пора рискнуть.
– Которого вполне можно избежать. И вообще все это можно исправить, пока не поздно.
Обычно на этом моменте Лин тут же повышала голос. Теперь она лишь досадливо поморщилась, однако соглашаться не спешила.
– Даже не начинай.
– Почему? – спросил Энлэй. – Я ведь не понимаю!
– Да, я… Я вижу. Но ты уже и не поймешь.
Понять и правда было трудно. Он точно знал, что у Лин не было другого мужчины. И при разводе его жена отказалась от любых материальных претензий: она ушла от него с тем же, с чем пришла. На момент свадьбы они с Лин оба неплохо зарабатывали, в итоге каждый остался при своем. Если бы в браке родились дети, пришлось бы обсуждать алименты… Но с детьми Энлэй ее не отпустил бы, пожалуй. Он предпочел не обдумывать это, и так тошно было.
У их развода не было никакой корыстной причины, не было ни предательства, ни катастрофы, способной разлучить их. Просто после трех лет брака, который Энлэю казался прекрасным, Лин начала все это – и не пожелала заканчивать.
Она смерила теперь уже бывшего мужа тяжелым взглядом и покачала головой, словно сама себе не веря.
– Попытаюсь последний раз – даже не знаю зачем! Я подала на развод, потому что ты меня не любишь.
– Ну и что? – искренне изумился Энлэй.
Он вообще не понимал, почему это вдруг стало новостью. Во-первых, о том, что он ее не любит, Лин знала еще три года назад. Во-вторых, в любовь как в явление он вообще не верил – и об этом она тоже знала.
Энлэй считал, что это и не обязательно. Никто ведь толком не мог объяснить, что такое любовь! Игра гормонов? Наваждение? Или долгосрочное психическое расстройство? В общем, то, что невозможно контролировать, а порой и следует лечить. Слишком зыбкая почва, на которой ничего толкового не построишь.
Поэтому он предпочел действовать иначе. Лин устраивала его всем – она его возбуждала ночью и внушала искреннее уважение днем. Он готов был видеть ее рядом с собой долгие годы… всегда! Он выполнял любые ее просьбы, был с ней честен и никогда не изменял. Ему казалось, что у брака тоже есть определенные правила, и Энлэй искренне стремился их соблюдать. Да они жили куда лучше, чем многие знакомые пары, клявшиеся друг другу в вечной любви!
А потом все рассыпалось в один миг.
– Вот поэтому я и говорю, что ты не поймешь, – грустно улыбнулась Лин. – Не напоминай мне про то, что было в начале. Это я допустила ошибку. Теперь я это понимаю.
– И какую же?
– Я верила, что все можно исправить. Думала, что будет как в кино: ты проникнешься моей любовью, разделишь ее. Именно я покажу тебе, что это такое!
Энлэй едва сдержал снисходительную усмешку – не хотелось оскорблять Лин. Но это иронично… Даже в умнейших из женщин сентиментальность порой побеждает здравый смысл. Так ведь годы должны были сделать Лин прагматичней, а не подтолкнуть к бегству в никуда!
– Послушай, уже очевидно, что мы с тобой проходим через кризис. – Энлэй старался говорить как можно мягче, чтобы хотя бы к тону она не придралась. – Но можно сделать его менее разрушительным? Ты знаешь, что я принял предложение отправиться в деловую поездку, мы с тобой точно в ближайшие месяцы не увидимся. Может, ты просто возьмешь паузу и еще раз все обдумаешь?
– Как я и предполагала, ты меня не слышишь… Я думала достаточно. Для меня ничего не изменится.
– Ты так уверена, что обязательно заведешь отношения, полные любви и взаимопонимания? Как в кино?
Он не хотел ее уколоть. Ему действительно было любопытно, что она там себе нафантазировала.
Лин не смутилась:
– Нет, я в этом совсем не уверена. Возможно, я никого не встречу долгие годы. Или никогда. Не рожу детей. Останусь разведенкой. Видишь? Я говорю об этом без истерики, Энлэй, я спокойна. Я все обдумала. Я принимаю любой из этих вариантов – хотя и надеюсь на лучшее.
– Но это же… нелепо.
– Просто непонятно тебе. Я не могу остаться с тобой, потому что любила, а теперь не люблю. Это намного хуже, чем просто жить с нелюбимым человеком.
Она все-таки была права: Энлэй не мог ее понять. Он по-прежнему слишком уважал Лин, чтобы списать все происходящее на какой-нибудь бабий каприз. Похоже, вся эта история с любовью имела для его бывшей жены куда большее значение, чем он представлял.
И тут уж он ничего не мог ей предложить. Отношения с любовью у Энлэя всегда были натянутыми. Он не мог сказать, что никогда никого не любил. Ему доводилось испытывать эту необъяснимую, неконтролируемую привязанность, вгрызающуюся во все чувства сразу. Но он не сомневался, что такое не нужно поощрять, да и объяснение происходящему наверняка найдется. Поэтому он наконец признал самому себе: Лин придется отпустить.
– Хорошо, – кивнул он. – Я подпишу все, что придет от твоего адвоката. То, что мне сейчас тяжело, пойдет в твою систему эмоциональных ценностей?
– Я это учту, но ничего не изменится, – покачала головой Лин. – Ты жалеешь не о том, что теряешь меня, а о том, что сорвался проект «Идеальный брак». Причем без малейшей ошибки с твоей стороны – ты ведь все сделал как надо! Но в любви не бывает строгого «как надо», вот в чем подвох.
– Тебе виднее.
– Да и я перегорела… Это оказалось самое страшное.
– Ты меня уговариваешь или себя? – спросил Энлэй.
– Не нужно так – ты сейчас знаешь, что обижаешь меня. Удачи тебе… Я действительно надеюсь, что для тебя однажды все изменится и ты меня поймешь.
Он лишь пожал плечами, завершая вызов. Их с Лин развод вроде как состоялся не прямо сейчас, и все же на душе было паскудно. Бывшая жена сказала верно: он все сделал, чтобы этот брак выстоял. И он терпеть не мог сорвавшиеся проекты. С семейной жизнью вообще отдельная история: Энлэй слишком хорошо понимал, скольких людей порадует его провал… Как вообще предпринимать новую попытку? У него изначально не было права на неудачу, а уж на вторую неудачу – тем более.
Он решил пока просто отстраниться от этого. Он в любом случае не начнет искать никого нового, пока не закончится задание в клинике Святой Розы. Энлэй позволил себе сосредоточиться лишь на работе, это всегда помогало. В работе было важно только то, что он делает, работа никогда не решала, что нужно устроить истерику, потому что кто-то кого-то не любит или недостаточно счастлив!
Увы, очень скоро оказалось, что и в работе подвох может подкрасться неожиданно. Энлэй надеялся, что сегодня у него будут только привычные дела, рутина в такие моменты спасала. Однако внезапно выяснилось, что его назначили на роль куратора для нового переводчика, заменившего недавно уехавшего Семена Зайцева.
Энлэю не хотелось бы заниматься этим в любом случае, а при том, что его подопечным станет русский, – вдвойне. Иначе и быть не могло: после позорного бегства Зайцева администрация должна была пригласить носителя русского языка; пациентов, которым требовался такой переводчик, в клинике хватало, да и Алексеев этот не совсем адекватный очень некстати явился на днях…
Так что Энлэй, как и остальные, ожидал появления нового русского переводчика. Но он не предполагал, что именно ему придется вводить в дело нового человека. Хотелось сразу же отказаться, а причин он не находил. На поверку оказалось, что у него действительно занято меньше часов, чем у других переводчиков. Ну а прямо заявить, что ему не хочется работать с русскими, – все равно что подать заявление на увольнение.
Пришлось смириться, нацепить на лицо нейтрально-дружелюбное выражение и идти в холл, где его дожидался временный подопечный.
Он ожидал увидеть кого-нибудь вроде Зайцева – мужчину лет пятидесяти, с уймой научных работ и регалий – администрация больницы такое любит. Однако вместо этого навстречу Энлэю направилась молодая женщина – лет тридцати пяти, не больше.
Она была очаровательной и улыбалась вполне искренне. Она ни в чем не была виновата. Просто против нее играло сразу все: и неприязнь Энлэя к русским, и усталость последних дней, и только что завершившийся разговор с Лин. Поэтому подопечную хотелось прикопать в сугроб, а не возиться с ней.
– Здравствуйте! – прощебетала новенькая. – Меня зовут Ольга Герасимова, это ведь вы мой координатор?
На английском она говорила безупречно, но Энлэй тут же прицепил на нее ярлык русского акцента. И неважно, что акцента у нее не было, Энлэй прекрасно помнил произношение Зайцева.
– Лю Энлэй, – представился он. – Да, в ближайший месяц, весь испытательный срок, вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. Связанным с работой, разумеется. Вам требуется обзорный тур?
Энлэй общался с ней спокойно, ровно, не повышал голос и не показывал свое презрение. И все-таки девица оказалась более сообразительной, чем он ожидал. Она каким-то образом уловила его истинное настроение и улыбаться наконец прекратила.
– Нет, вчера больницу мне показал доктор Нивс. Но он врач, о моей работе он мало что знает.
Ну, конечно, Джона Нивс… Следовало догадаться, что такую сотрудницу он не пропустит.
В представлении Энлэя Нивс был до пошлости стереотипным американским ковбоем, зачем-то обрядившимся в белый халат. Светлые волосы, белоснежная улыбка, четко очерченная квадратная челюсть – полный набор! Нивс прекрасно знал, что привлекателен в пределах культуры родной страны, и наслаждался этим. Он следил за собой, регулярно ходил в спортзал, зубы точно подкорректировал и даже в клинику заказывал лишь одежду элитных брендов.
Хотя это место все равно несколько подрезало ему крылья. Заводить отношения с пациентками было строжайше запрещено, да и Нивс не стал бы, не идиот же он. А среди сотрудниц предусмотрительно не оказалось никого из нужной возрастной категории – до этого дня. Странно, конечно, что выбрали именно ее. Скорее всего, начальство сделало выводы после случая с Зайцевым и предпочло кого-то более молодого и выносливого, а мужчин, готовых сюда поехать, так быстро не нашлось.
Так что присутствие рядом с ней Нивса уже не вызывало вопросов. Для Энлэя это было плохо и хорошо одновременно. Хорошо – потому что именно к Нивсу девица будет приставать с любыми вопросами, не связанными с работой, а значит, меньше раздражать Энлэя. Плохо – потому что графики переводчиков и хирургов чаще всего не совпадали, и в свободное время Нивс мог выразить необъяснимое желание слоняться где-то поблизости.
Но и это придется перетерпеть. Никто не обещал, что задание будет простым.
– Вам переслали список пациентов? – уточнил Энлэй.
– Переслали, но я мало что поняла… По сути, это просто список имен, написанный разными цветами!
– И в каждом цвете есть смысл. Фиолетовые – те, кто нуждается преимущественно в вас. Другие переводчики могут поработать с этими людьми, но справятся хуже. Зеленый – пациенты, которые говорят на известном вам языке, но являются преимущественными клиентами других переводчиков. Красный – пациенты, которые не говорят ни на одном из известных вам языков. Это не значит, что вы не должны подходить к ним. Просто все, кто проходит здесь лечение, находятся в стрессе, поэтому постарайтесь найти для них подходящего переводчика.
– Да уж, в таком месте не каждую проблему можно объяснить на пальцах, – поежилась Герасимова.
– Особенно с учетом того, что у многих пациентов нет пальцев.
При всей неприязни к новенькой Энлэй должен был признать, что справлялась эта девица неплохо. Клиника Святой Розы была особенным местом, которое умело подавлять людей. Кто-то тут полностью терял работоспособность, кто-то ломался постепенно, кто-то кое-как справлялся.
Да что далеко ходить – сам Энлэй привык не сразу! Он не позволил эмоциональному давлению остановить себя, он в первый же день приступил к работе. Однако легко ему не было. Даже само здание подавляло… Он до сих пор помнил момент, когда впервые увидел клинику – сумрачную серо-белую высотку, появившуюся над кронами старых деревьев. Это здание, вдруг возникшее посреди леса, в отдалении даже от самых маленьких городков, казалось неуместным. Да еще и крематорий этот, расположенный неподалеку, радости не добавлял! Возле клиники располагались и другие хозяйственные постройки, но по-настоящему угнетал только крематорий.
Помимо тяжелой атмосферы такое расположение обеспечивало и бытовые неудобства. Большую часть времени генераторы служили исправно, но в суровых условиях зимы на Аляске бывали сбои. Тогда запускались только резервные генераторы, обеспечивавшие работу медицинского оборудования. Во всех остальных помещениях приходилось справляться с самыми разными проблемами – от внезапного обесточивания до отключения отопления.
К тому же больница находилась в определенной изоляции. Уезжать отсюда не запрещалось, но ни о каком общественном транспорте и речи не шло. Сотрудники, лишенные личных автомобилей, полностью зависели от коллег. Прогуляться было негде, да и опасно – до недавних пор дикие животные вполне обоснованно считали эти леса своей территорией.
Гостей привозить тоже запрещалось. Никаких исключений для друзей и членов семьи. Собственно, ради этого клинику и построили в такой глуши – чтобы защитить приватность пациентов.
В первые дни жизни здесь Энлэю приходилось постоянно напоминать себе, что он не в тюрьме. Он приехал добровольно и может уехать в любой момент. Его никто не убьет и не закопает в лесу за то, что он узнал слишком много! И все-таки эти навязчивые мысли отвлекали…
Но Герасимова была то ли слишком легкомысленна для страха, то ли отлично справлялась с собственными эмоциями. При общении с Энлэем она держалась так, словно прибыла в клинику не первый раз и все тут знала.
Теперь ему было любопытно, как она справится с пациентами. Больница – это еще полбеды, а вот люди, собранные здесь… Никакая теория не подготовит к встрече с ними.
– Доктор Нивс представил вас пациентам? – поинтересовался Энлэй.
– Нет, он… Он сказал, что не стоит к ним лишний раз соваться.
Ловко. Нивс прекрасно знал, что к новенькой приставят куратора, и свалил самую неприятную часть на него. Сам же хирург не хотел, чтобы его встречи с Герасимовой были чем-то омрачены – тогда они быстрее станут романтическими.
Для Энлэя это ничего не меняло, он на симпатию новенькой не претендовал.
– Наших пациентов можно разделить на четыре условные группы, – сказал он, когда они с Герасимовой добрались до служебного лифта. – Первая – это люди, которым операцию сделали несколько лет назад и все прошло хорошо. Они не живут в больнице постоянно, но иногда приезжают на обследования и остаются на несколько дней.
– Много таких?
– Сейчас – около десяти человек. В целом девяносто процентов операций в клинике проходит успешно.
Герасимова не стала спрашивать, какая участь постигает остальные десять процентов. Как будто так сложно догадаться! Об этом в клинике старались лишний раз не говорить.
– Вторая группа – это те, кто уже готов к операции морально и физически, они дожидаются донора, – продолжил Энлэй. – Точную дату обычно определяют в течение недели. Эти пациенты нервничают, что вполне понятно, обращаются к врачам с вопросами, а иногда просто беседуют с переводчиками, чтобы отвлечься. Свое мнение навязывать им не нужно. Если вы чего-то не знаете наверняка, не придумывайте и не ищите в интернете, а обратитесь к врачу.
– Я и не собиралась сочинительствовать.
– Похвально. Третья группа – это вторая группа после операции. Поскольку операции здесь проводятся только тяжелые, пациенты остаются в больнице на месяцы и даже годы. Вы как переводчик участвуете в обходах с врачами и реагируете на срочные вызовы, это обязательно. По желанию можете навещать кого-то из пациентов, но только при одобрении лечащего врача.
– Насколько я поняла, здесь все должно одобряться врачами…
– Вы поняли правильно. Четвертая группа – те, кто еще не решился на операцию и прибывает в клинику на финальную консультацию, после которой должен принять решение. Они, как правило, надолго не задерживаются. Но они особенно уязвимы, с ними лучше лишний раз не общаться. Даже если вам кажется, что вы их поддерживаете, они могут истолковать ваши слова непредсказуемо. Вам это принесет лишь проблемы.
– Да я уже уяснила, что личное мнение здесь не в цене…
– Если вам хотелось посвятить больше времени самовыражению, вы выбрали не то место работы. Я передам вас доктору Танг, у вас по графику обход с ней.
Если Герасимовой и хотелось оказаться в компании Нивса, ей хотя бы хватило мозгов не вздыхать об этом. Она восприняла назначение спокойно, ожидая, очевидно, что Энлэй сразу отведет ее к нужному врачу.
Но упрощать ей жизнь Энлэй не собирался. Он специально построил маршрут так, чтобы по пути к доктору им пришлось пройти через весь этаж пациентов. В такое время они обычно не были заняты на процедурах и осмотрах и оставались или в своих палатах, или гуляли по коридорам.
Энлэй хотел, чтобы она увидела их – сразу многих. Увидела, что представляет собой пересадка лица и люди, нуждающиеся в ней. О таком можно читать, можно смотреть фото и даже видео – но все это не подготовит к реальной картине. Энлэю доводилось наблюдать, как такое зрелище ломало даже взрослых мужчин.
Однако новенькая справилась неожиданно достойно. Нет, равнодушной она не осталась, он заметил всё – и нервно сжатые кулаки, и момент, когда улыбка стала откровенно натянутой, а взгляд – немного кукольным, как бывает, когда человек усилием воли запрещает себе смотреть в другую сторону. И все же, если не приглядываться, Герасимова казалась вполне спокойной. Пациентам этого было достаточно.
В дальней части коридора их дожидалась доктор Танг.
– Вы могли бы попасть сразу сюда по лестнице, – только и сказала она.
– Думаю, мисс Герасимовой полезно изучать разные маршруты, – безразлично отозвался Энлэй. С Танг он не ладил, но это мало что значило – с Танг Сун-Ми не ладил никто. – Удачной смены. Если потребуется, вы можете связаться со мной в любой момент.
– Надеюсь, это не потребуется, – отозвалась Герасимова, и лишь так она позволила себе показать, что Энлэй ей тоже не понравился.
Вот и славно, не он один будет мучиться.
До собственного обхода Энлэю оставалось еще полчаса, и он решил использовать это время, чтобы заглянуть к Дереку, раз уж оказался на нужном этаже.
Дерек как раз был из местных и в переводчике вообще не нуждался. Но это был тот редкий случай, когда Энлэй позволил себе проявить личную симпатию. Хотя бы потому, что больше этого не делал никто: Дерек оказался среди изгоев.
Причин было две. Во-первых, несостоявшихся самоубийц в клинике Святой Розы недолюбливали. Если бы о таком заговорили открыто, начальство бы быстренько провело чистку штата. Однако никто не мог заставить сотрудников делать больше, чем предписывали их обязанности. Поэтому очень многие держались подальше от тех, кто сам навлек на себя беду.
Однако даже среди самоубийц Дерек оказался в наихудшем положении. Очень уж специфическую внешность обеспечила ему травма – это и стало второй причиной его одиночества. В этом он был как раз не виноват, такое вообще невозможно проконтролировать. Из-за потери значительной части костей его лицо почти не напоминало человеческое. Дерек был похож на огромное насекомое, не способное не то что говорить – даже выражать основные эмоции. Рядом с ним становилось страшно, и собственная смертность вдруг делалась особенно очевидной.
Дерек обо всем этом прекрасно знал. Роль изгоя он принимал с удивительным смирением – будто наказывая самого себя за то, что совершил. Когда Энлэй заметил это, он стал почаще приходить к одинокому пациенту. Особенно важным это стало теперь – накануне той самой операции, которую Дерек ждал очень долго.
Энлэй заглянул в палату, убедился, что пациент не спит, а возится с планшетом, и подошел ближе.
– Ты как? – спросил переводчик. – На сколько назначили завтра?
Ответить голосом Дерек, конечно же, не мог – его голос затих в день сорвавшегося самоубийства. Однако взаимодействовать с миром было нужно, поэтому на планшет давно установили специальную программу. Дерек набирал текст или выбирал заранее заготовленный, а компьютер озвучивал все это бесстрастным голосом. Дерек, развлекаясь, делал этот голос то детским, то женским, то мультяшным. Но сейчас настроение у него было не самое веселое, и компьютер вернулся к голосу по умолчанию – мужскому, неопределенного возраста.
– Восемь, – прошелестел он.
– Боишься?
Энлэй ожидал, что Дерек ответит заготовкой – «да» или «нет». Однако пациент набирал текст долго, и лишь потом компьютер озвучил:
– Боюсь остаться в живых, если не получится. Не могу так больше.
– Перестань, не о том думаешь. Они ведь не зря держали тебя в листе ожидания так долго. Они внимательно подбирали донора, они все спланировали. Должно получиться!
Энлэй не пытался просто утешить пациента, все так и было. Случай Дерека оказался предельно сложным – и из-за тяжести травмы, и из-за редкой группы крови пациента, исключающей многих и без того немногочисленных доноров. Но теперь клинике, похоже, наконец-то удалось подыскать кого-то. В этом было одно из главных преимуществ заведения: они работали с базой доноров из разных стран мира, не только из США.
– Нет гарантий, – заявил Дерек.
– Это понятно, дружище, кто тебе тут гарантии может дать? Но ты знаешь наших медиков. Они берутся за что-то, только если шансы на успех очень высоки.
– Не хочу об этом. Как дела с Лин?
Дерек был одним из немногих, кому Энлэй рассказывал о личном. Не то чтобы он стремился… Ему просто хотелось, чтобы пациент чувствовал себя рядом с ним нормальным. А что обсуждают обычные приятели? Работу. Семейную жизнь. Планы на будущее… Да и потом, вся эта история с Лин слишком сильно давила на Энлэя в последние дни, и поделиться с кем-то оказалось даже полезно.
– Все кончено, – признал он. – Я предложил ей попробовать снова. Но мы уперлись в тот самый аргумент, за которым пропасть.
– Какой?
– «Ты меня не любишь».
– Будешь продолжать?
Дерек не стал уточнять, что именно, они оба понимали.
– Не буду, – признал Энлэй. – Мне кажется, я и так настаивал слишком долго. Пора двигаться дальше.
Он оставался в палате до самого обхода, а потом ушел, пожелав удачи. Он не стал обещать Дереку, что еще заглянет. Вероятнее всего, тут уже ночью начнут дежурить врачи, у них под ногами лучше не путаться.
Энлэй ожидал, что новенькая мелькнет рядом с ним хотя бы раз. Он сам в первый рабочий день обращался к куратору, кажется, раза два-три. Но Герасимова то ли разобралась во всем быстрее, то ли задавала вопросы другим сотрудникам. Энлэя устраивали оба варианта, ему не особенно хотелось видеть эту русскую.
Ближе к вечеру пошел снег. Энлэй надеялся, что все закончится быстро, да не сложилось. Снег перешел в метель – из паскудных, которые налетают с резкими порывами ветра. Такая погода не радует в любых условиях, а в клинике способна еще и обернуться серьезными проблемами.
Энлэй уже смирился с тем, что плохо начавшийся день плохо и закончится. Поэтому он даже не удивился, когда в комнате погас свет. Странно было бы, если бы генераторы не отключились при таких условиях!
Самого Энлэя это не беспокоило, но внушало определенную тревогу за Дерека. Не отменят ли операцию, если нормальную подачу электричества не наладят? И доставили ли уже донора? Если тело хранилось в городе, а дорогу занесло, к восьми утра могут и не успеть… Сложно сказать, что произойдет с Дереком, если операция сорвется. Однако повлиять Энлэй ни на что не мог, ему оставалось лишь ждать вместе со всеми.
Сон, который сейчас очень помог бы, никак не шел. Нервы оставались натянутыми после разговора с Лин, а потом еще русская подопечная добавилась и тревога за Дерека… Энлэй просто погрузился в чтение электронной книги, которая сама по себе давала достаточно света.
Он прервался, лишь услышав в коридоре чьи-то шаги. Это было странно… В клинике только врачи работали круглые сутки, но им нечего было делать на этом этаже. Остальные жили по общему графику, никто не стал бы бродить просто так в три часа ночи – да еще и при полной темноте!
Может, там и вовсе никого нет, это всего лишь отзвуки ветра? Такой вариант Энлэя тоже не слишком радовал. Получается, он дошел до такого состояния, когда у него чуть ли не слуховые галлюцинации начались? Такого он себе позволить не мог, ему нужно было знать наверняка. Поэтому Энлэй отложил книгу, накинул халат и направился к выходу.
Вот только в коридоре никого не было. Любой нормальный человек выдал бы себя светом фонаря или свечи. Да и тот, кто решил бы таиться, не остался бы невидимкой: в окно проникало достаточно света от прожектора, установленного на внешней стороне здания, он тоже работал при любых обстоятельствах.
Получается, Энлэю все-таки почудилось… Это настораживало – но это же указывало, что ему, как и Лин, следует просто отпустить ситуацию и двигаться дальше.
Как ни странно, эта незатейливая мысль помогла. Энлэй вернулся в комнату и наконец заснул.
Проснуться он собирался по будильнику, однако звонок телефона вырвал его из спокойного сна на час раньше. Не до конца понимая, кому вдруг понадобилось его внимание, Энлэй все же ответил.
– Слушаю.
– Это Ольга Герасимова, – сообщил уже знакомый голос. – Вы не могли бы как можно быстрее собраться и прийти в конференц-зал?
– Мисс Герасимова, я, кажется, ясно дал вам понять, что мои консультации вам положены только в рабочее время!
– А это не мне надо – и речь не о вашей консультации. Тут, похоже, всех собирают, ситуация тяжелая… Ночью пропал один из пациентов, его нужно срочно найти!
Это вроде как не касалось Энлэя, но он все равно почувствовал, как сердце сначала испуганно замерло в груди, а потом ускорило ритм. Не было никаких указаний на то, кто именно пропал, и все же Энлэю казалось, что он уже знает. Он даже разозлился на себя за это: сначала слуховые галлюцинации, теперь предчувствия! Чтобы побыстрее вернуться к привычной реальности, где предчувствия не имеют значения, он спросил:
– Вы знаете, кто именно?
Однако ответ Герасимовой ему совсем не помог – стало только хуже.
– Кажется, его зовут Дерек Ву… Врачи считают, что этого человека больше нет в клинике!