31 декабря 2023г.
д. Чураево
Банька оказалось шикарной, просторной, имела два предбанника: холодный и теплый. Пахло вкусно – травами и смолой. Кое-где из свежих бревен ещё сочилась тягучая янтарная масса. На веревках болтались сушенные веники. Свет уже горел, ситцевые занавески на небольших окнах предусмотрительно задернули, и теперь можно было смело раздеваться.
– Я буду без купальника, – вдруг заявила Ксюха, стягивая с себя трусики.
И потянулась на цыпочках, чуть-чуть выгнувшись, касаясь пальцами потолка. Я невольно залюбовалась её точеной фигуркой.
– В каком это смысле? – не поняла я. – Так-то кроме твоего Влада будут и другие ребята, – ворчливо добавила я.
Ксюша громко рассмеялась.
– Я завернусь в простыню, – всё ещё смеясь, пояснила она. – Тело должно дышать, хлопок самое то, всяко лучше, чем сидеть в перетянутых синтетических веревочках.
Схватила из стопки простыню, встряхнула её и завернулась под самые подмышки. Я в нерешительности замерла, глядя на неё. Вообще-то, я изначально планировала быть в купальнике, но теперь я вдруг стала стесняться Роберта. И в тоже время дьявольский пьяный голосок в моей голове шептал, что неплохо бы показать ему свою фигурку во всей красе, а купальник отлично для этого подходил. Ксюша хитро подмигнула мне и отправилась в парилку, и я увидела, что тонкая ткань очень даже облегает её выпуклую попку, будто она совсем нагишом, и я приняла решение тоже закутаться в простыню. Вроде и полностью прикрыта, и в то же время побуждает на экзотические фантазии. Когда я, завернутая в простыню, зашла в парилку, Ксюша одобрительно мне улыбнулась.
– Залазь на верхнюю полку, подышим, пока ребят нет, а то наведут пара, будет невозможно дышать, – позвала меня Ксюха.
Я забралась к ней, уселась рядом.
– Как хорошо, – улыбнулась она. – С морозца да в баньку. Просто прелесть. А пахнет, пахнет-то как. Дыши глубже.
– Я дышу, – усмехнулась я.
– Ты не так дышишь, нужно полной грудью, – сказала она, показывая мне, как надо правильно дышать.
Я рассмеялась.
– Эх, хорошо, – ничуть не смутившись, снова повторила она. – Вот Каринка дура, что не пошла с нами.
– Ага, – согласилась я.
– Не выходи замуж, – вдруг выпалила Ксюха.
– Что? – поперхнулась я. – Ну, знаешь ли, я сейчас чуть с полки кувырком не скатилась из-за твоих слов. Ты, значит, вышла замуж, а я не должна?
– Нет, там ничего хорошего, – вздохнула Ксюха.
– А что не так-то? Влад же любит тебя, – удивилась я.
– Любит… может быть, – как-то неопределенно ответила она.
– Ну, давай, выкладывай: что стряслось? – затеребила я подругу.
Я знала Ксюху, так просто она бы не стала говорить.
– Устала я что-то от семейной жизни, – вздохнула она. – Ладно, там быт заел, но ещё эта его мама. Это вообще отдельная песня. Ведь выходя замуж за парня, ты же ещё, оказывается, выходишь замуж и за его маму.
– Вот так новости, – усмехнулась я. – А что с ней не так? Что тебя в ней бесит?
– Безграничная любовь к собственному сыночку, вот что меня в ней бесит, – зарычала Ксюха, показав ребром ладони, что это уже стоит ей поперек горла. – Я старалась не обращать внимания, но уже не могу. Я тоже человек, и у меня есть чувства.
– И как эта любовь выражается? – поинтересовалась я.
– Вроде так в мелочах, ничего особенного, но порой аж бесит, – сказала Ксюха, звонко хлопнув ладонью по голой коленке. – Вот прикинь, что она мне на день рождения подарила, на мое двадцатипятилетние, как ты думаешь?
– Ну, не знаю. – Развела я руками. – Чайник?
– Хуже. Ты в жизнь не догадаешься. – И не дожидаясь от меня больше предположений, с ходу выпалила: – Стопку панталон! Представляешь? И не каких-то там моднявых, современных, а бабулькины попыхи в голубой горошек да с толстой бельевой резинкой.
– Че, серьезно? – рассмеялась я.
– Ага, – кивнула Ксюха. – Причем, понимаешь, она сама-то щеголяет в танго, а почему я-то, по её мнению, должна носить панталоны?
– Жесть. Может быть, ей кто-то их подарил, вот она и передарила? – предположила я.
– Может быть, – кивнула Ксюха. – Но всё равно это не оправдание.
– Верно, – согласилась я, представив Ксюхино лицо, когда она развернула такой подарок.
– Или вот, например, мы у них дома в гостях. Она блинов напечет, чаю заварит и бежит бегом мужа своего звать и сыночков. Гришенька, Владичек, Стасичек, Ясичек, айда чай пить, – писклявым голоском передразнила она свою свекровку. – А меня словно и нет в этом доме. Я как батрачка там, недостойна с господами за одним столом сидеть. Если я в это время, допустим, полю её грядки, ну, типа, и дальше поли, че тебя звать. А если приду на кухню в тот момент, когда они чаи гоняют, то она сразу вся недовольная такая, никогда не скажет, мол, Ксюша, садись с нами, попей чаю. Дальше сидит не замечая, что я пришла. Будто вот есть только её семья – муж и трое её сыночков, а я как приживалка какая-то, которую особо не привечают здесь.
– Офигеть, – удивленно произнесла я. Я и не знала, что у Ксюхи такие проблемы с матерью мужа. – Ты пробовала с ним поговорить на эту тему?
– Конечно, – хмыкнула она.
– И что он говорит?
– Что мне всё кажется, что я наговариваю на его любимую маму, – фыркнула Ксюха. – И ты понимаешь, когда мы туда приезжаем, Влад становится какой-то не такой. Вот я захожу на кухню, они чай пьют, ни мать его на меня не посмотрит, не предложит кружки, ни он. Сами с собой продолжают разговаривать, не обращая на меня внимания, как будто и нет меня. Знаешь, у меня порой складывается ощущение, что его словно гипнотизируют в тот момент, чтобы он тоже не замечал меня. Вот когда мы с ним одни дома, он никогда без меня кушать не садится, всегда меня зовет. Или в гостях у друзей, если я прихожу позже, а он уже на кухне, он всегда меня обнимет, поцелует, с собой усадит, чаю нальет, сама же видела. А если мы в его доме, то это вообще другая картина. Ведь, если мы у моих родителей, мы всегда его приглашаем, не было никогда такого, чтобы у нас гость где-то там в углу отсиживался, а ещё хлеще – пахал бы у нас в огороде, а мы бы без него чаевничали.
– Офигеть, – снова повторила я. – С этим надо что-то делать. Не езди к ним.
– Ага, не езди, – фыркнула она. – Это обязаловка. Попробуй отмазаться, это же скандал века. Как он без жены к родителям приедет, ведь у них в деревне сразу нежелательные разговоры могут пойти, типа, не положено так. Всё мы на людях в счастливую семью играем, а на меня пофиг, – смахивая слезу говорит Ксюша.
– Офигеть, – в который раз поразилась я.
– Так ладно там, он же мне ещё дома каждый вечер мозги выносит. Ни домашней работы толком, ни отдыха. И так после этой десятичасовой пахоты в компании и после этих адских пробок вечер короткий, так он ещё на час-полтора, а то и больше, зависает в видео-звонках своей маменьке. Соскучился ведь за день-то, нужно полностью отчитаться: что делал, что кушал, каким мылом попу мыл, – продолжила изливать душу Ксюха. – Я его реально не могу попросить там что-то тяжелое передвинуть или помочь мне. Он же занят, он же с маменькой разговаривает. Однажды я руку прищемила дверцей шкафа, мне больно, и вытащить не могу, зову его на помощь, ору благим матом, что все соседи, наверное, уже услышали, а он никак не отреагировал, представляешь? Он же с маменькой разговаривает, не беспокойте его по пустякам. И по первому её зову тут же мчится к ней, неважно, о чем мы с ним договорились накануне. Он так и говорит – это неважно!
В этот момент мне показалось, что в печке что-то ухнуло, зашуршало, будто кто-то заворочался в топке, громко треснули поленья, загудел железный бак с горячей водой, задрожала на нем крышка, и вдруг звонко громыхнули оцинкованные шайки, сложенные неустойчивой пирамидкой на лавке. Я вздрогнула и резко обернулась, напряженно вглядываясь в темные углы. Мне казалось, что кроме нас с Ксюхой, тут притаился кто-то ещё.
– А уж о романтике нечего и вспоминать, – продолжала жаловаться Ксюха, не заметив моего испуга. – Мы давно уже забыли, как ванну со свечами принимали или ещё какие эротические забавы. Отчитался маменьке и на боковую, ну, может разок взять жену для порядка, и то, только по-быстрому, без всяких прелюдий, и на этом всё.
Я повернулась к Ксюхе и увидела, что у неё по щекам бегут слезы.
– Тише, ты чего? – воскликнула я и обняла её. – Не отчаивайся, что-нибудь да придумаем, – сказала я, похлопав её по спине, – может быть, всё ещё изменится.
– Только никому не говори, – попросила она. – Не хочу, чтобы кто-то ещё знал об этом.
– Ладно, – кивнула я.
А сама подумала, не дай бог у меня что-то подобное будет. Ведь Никита тоже очень сильно привязан к своей матери.
– В следующий раз я выйду замуж только за сироту, – проворчала Ксюха.
Этим самым она рассмешила меня, я громко захохотала, она посмотрела на меня и тоже заразилась веселым смехом, что не осталось и следа от слез. Вскоре хлопнули двери, и в предбанник с шумом и гамом ввались ребята, и мы тут же сменили тему разговора.
Ксюха оказалась права: с приходом ребят стало невыносимо жарко, они то и дело поддавали пару. Дышать было тяжело, и мы сползли на нижнюю полку поближе к выходу. Мальчишки тоже завернулись в простыни, хватило всем. Тазиков тоже, тут были и новые разноцветные пластиковые, и старые оцинкованные, и сделанные из липы бондарным способом.
Мы расслабились и вдыхали запах распаренных березовых веников, и я вдруг поймала себя на том, что, то и дело смотрю на Роберта. Куда ни сяду, как ни повернусь, мой взгляд всё время упирался в его накаченное мускулистое тело. Ах, мой Никита ужасно проигрывал ему, да и не только он, все ребята на фоне Роберта казались какими-то ватными и мягкотелыми, уже с жирком и с животиками, ну кроме Дениса и Ростика, те были высокие и худые. А Роберт был поджарый, с фактурным животом, особых кубиков там не наблюдалось, он не походил на качка, но его тело отличалось стройностью и подтянутостью. Непонятные шрамы и отметины, что были на его лице, продолжились ещё и на его груди, немного на животе, на боку и на плече. Всё с левой стороны. Интересно, что с ним произошло?
– А теперь все айда в снег! – вдруг выкрикнул Влад, выдернув меня из моих мыслей.
– Погнали! – согласился Денис и первым бросился вон из парилки.
За ним побежали остальные ребята, ну, и я с Ксюхой. Мальчишки с громкими криками и визгами стали валять друг друга в снегу, от души предаваясь утехам, мы с Ксюшей встали подальше и посмеивались над их озорством. Внезапно Влад подбежал к нам, подхватил Ксюшку на руки и нырнул с ней в сугроб, от этого кульбита немного задралась её простынка, явив миру хорошенькую розовую попку.
– Диан, ты вся замерзла. – Никита обнял меня со спины. В отличие от Влада, мой Никита был более интеллигентным и скромным, и не позволил бы себе такого. – Иди в баню, погрейся, – настойчиво произнес он.
– Хорошо, – ответила я. – Но тебе тоже нельзя мерзнуть, ты легко простываешь, – прошептала я.
– Я скоро приду, – кивнул он.
Я чмокнула его в щеку за то, что он был таким милым, и не заразился плохим примером Влада. Я решила последовать его совету, оказаться подальше от разгоряченных пьяных парней, и погреться в бане. Я быстро пробежала по протоптанной дорожке, нырнула в приятную теплоту раскаленной парилки и тут же испуганно замерла. Здесь кто-то был. В клубах пара угадывался мужской силуэт. Я судорожно сглотнула, готовясь рвануть наутек…
От движения холодного воздуха, густой пар сместился в сторону, и я с облегчением узнала Роберта, а то мне в голову уже заползла пугающая мысль, что я встретилась с самим банником – нечистым духом – домовым бани.
Роберт, или уже вернулся со двора вперед меня, или вовсе не уходил отсюда. Он стоял в клубах пара и усердно охаживал себя березовым веником. Когда мы всей гурьбой высыпались на заснеженный двор, я не особо обратила внимание был он с нами в тот момент или остался здесь. Но как бы то ни было, сейчас я оказалась с ним вдвоем. Кроме того, Роберт был полностью обнажен, увидев, что он без простыни, я в нерешительности замерла у двери. Он повернул голову на звук, посмотрел на меня и нисколько не смутился, даже не прикрылся веником. Наоборот, он бросил его в деревянный ушат и сделал ко мне шаг.
Я отступила назад и уперлась лопатками в дверь. Так получилась, что я оказалась возле петель, и Роберт, дернув на себя дверную ручку, задвинул щеколду. От этого его действия у меня побежали мурашки по всему телу. Этим самым он дал понять свою решимость. Я слышала, как хохочут ребята, совсем недалеко, совсем рядом. Можно было закричать, и Никита вмиг примчится ко мне на помощь, но я почему-то молчала. Я смутилась, опустила глаза и нечаянно уставилась туда, куда вовсе не следует смотреть приличной девушке, и где видно, как может быстро возбудиться парень.
Роберт наклонился ко мне, и мои губы коснулись его горячих губ. Его поцелуй сначала был робкий и осторожный, он как будто бы проверял границы дозволенного, затем поняв, что я принимаю его ласки, стал действовать более решительнее. От его страстного поцелуя у меня по всему телу побежали мурашки и закружилась голова, его теплые сильные руки нежно держали меня за затылок и плечи. Его ладонь вдруг опустилась ниже, он схватил край моей заткнутой простыни и ловким движением сорвал её с меня, отбросив в сторону.
Теперь я стояла перед ним полностью обнаженной, и он с интересом разглядывал меня. А я, вместо того, чтобы застесняться и прикрыться руками от малознакомого парня, перестала совсем отдавать себе отчет, что вытворяю. Возможно, виной всему было легкое опьянение шампанским или внезапная и оглушительная страсть к Роберту. Хотя, скорее всего, всё это вместе. Я, неожиданно даже для самой себя, изящно выгнулась, как давеча так делала Ксюха, мне понравилось тогда, как она этим самым продемонстрировала свою фигурку в выгодном свете. Я прогнулась в спине, выпятила выпуклую попку и тоже дотронулась пальцами до потолка, показывая свой упругий живот и наливные груди. По возбужденному блеску глаз Роберта, я поняла, что достигла цели. Он шагнул ко мне ближе, и положил свои ладони на мои бедра.
– Нет, Роберт, – прошептала я, вдруг испугавшись его, и прикрыла руками грудь.
Он ничего не ответил, прильнул ко мне, обнял, прижал к себе, и я почувствовала мощную энергетическую волну, исходящую от его разгоряченного тела, дрожь его сильных мускулов, и уже больше ничего не могла с собой поделать. Все мои здравые рассуждения, все мои осуждения распутных женщин вдруг отошли на второй план. Мне хотелось принимать его ласки, и мои руки внезапно опустились, открывая доступ к моему телу и позволяя Роберту делать всё, что он пожелает. Его ладонь, нежно ощупав мои груди, опустилась ниже и оказалась между моих ног, он проскользнул дальше, без всякого зазрения совести стал исследовать мое интимное горячее местечко, с каждым разом устремляясь всё глубже и глубже. Это было так приятно, что я почувствовала нешуточное возбуждение. Ещё чуть-чуть и мои железы начнут вырабатывать сок. Я прикрыла на мгновение глаза и закусила губу, чтобы не застонать…
Но всё же совесть, разум, нравственность и благовоспитанность – все те моральные ценности, что с пеленок взращивали во мне мои родители, по итогу взяли вверх над внезапно нахлынувшими чувствами.
– Нет, Роберт, я не свободна, – прошептала я, убирая его руки. – У меня есть жених, Никита. У нас скоро свадьба. Я сейчас поступаю нехорошо…
От одной мысли, что Никита в любую секунду может застукать нас здесь обнаженными и целующимися, в моей груди больно защемило сердце. Никита мне такое не простит, да и я бы не простила, если бы застала его в бане с какой-нибудь голой девицей.
– Ладно, – печально вздохнул Роберт.
К моему облегчению он не продолжил настаивать на нашей близости. Роберт подхватил с пола мою простыню, обмотал её вокруг своих бедер и, отодвинув щеколду, вышагнул из парилки. По дверным хлопкам я поняла, что он ушел во двор к ребятам.
Мое сердце всё ещё бешено колотилось, мне ничего другого не оставалось, как завернуться в его простыню. От неё шел аромат распаренных березовых листьев и истончался ещё какой-то неуловимый, но приятный запах. Пахло мужчиной, Робертом.
Двери снова хлопнули, я напряглась, испугавшись, что это снова вернулся Роберт, но в парилку зашел Никита. Мелкие иголочки пробежались по всему моему телу, ведь какие-то доли минуты, и он мог застать меня в объятиях другого мужчины. Но, несмотря на это обстоятельство, я постаралась улыбнуться ему как можно более непринужденнее.
– Ну как? согрелась? – добродушно спросил Никита, не заметив во мне подозрительной перемены и напряжения.
– Ага, – ответила я, продолжая туповато улыбаться.
– Ну, иди ко мне.
Никита сел на лавку, схватил меня в охапку и подтянул к себе.
– Какая ты тепленькая, – сказал он, обнимая меня.
– А ты холодный, – ответила я, взъерошивая его волосы.
– Ага, с морозца, согрей меня, – прошептал он, утыкаясь носом в мою грудь. – Вкусно пахнешь березовым веником и чем-то ещё.
Я судорожно сглотнула, боясь, что сейчас мой парень распознает запах чужого мужчины. Ведь мой Никита не курил, а от Роберта несло табаком. На мое счастье, двери снова захлопали, и в парилку ввалились ребята и Ксюша.
– Ну-ка, Денис, поддай-ка нам парку, – громко распорядился Влад.
– Ох, сейчас будет жарко, пойду-ка я в дом, – шепнула я Никите.
– Хорошо, иди, – согласился Никита.
Он знал, что я не могу долго находиться в бане, и сейчас мой уход выглядел вполне естественно.
Уйдя в предбанник, я перевела дыхание. Вытираясь полотенцем, я всё ещё ощущала прикосновение Роберта там, в моем тайном интимном местечке. Мое тело всё ещё дрожало, а сердце бешено колотилась. Я ушла из парилки из-за того, чтобы больше не видеть обнаженный торс Роберта, и чтобы ненароком не выдать свои чувства к нему.
Не успела я ещё до конца одеться, как из парилки выскользнула разгоряченная и краснокожая Ксюха.
– Уф, – фыркнула она, падая рядом со мной на лавку. – Как хорошо. Но я там больше не могу находиться, слишком жарко.
Из парилки послышались хлопки вениками и дружные охи.
– Зато на улице морозно, – сказала я, застегивая джинсы.
– Ага, – усмехнулась она, элегантно сбрасывая с себя простыню.
– И голой попкой ты хорошо там перед всеми мальчиками сверкнула, – съязвила я.
– Правда? – удивилась Ксюха, и так и застыла на месте, забыв, что она вытирает волосы полотенцем. – Сильно сверкнула?
– Достаточно, чтобы втюриться в твою хорошенькую попку, – засмеялась я.
Ксюха покраснела ещё больше, чем была до этого.
– Сделаем вид, что ничего такого не было, – важно проговорила она, выуживая из стопки белья свои кружевные трусики. – Что было в бане, останется только в бане.
– Это точно, – согласно кивнула я, при этом думая, конечно же, о своей запретной близости с Робертом, а не о Ксюхиных ягодицах.