Эш запахнул халат и затянул пояс. Потом развязал пояс и завязал по новой. С первой попытки узел затянулся так, что стало трудно дышать.
Но как же он нервничает, черт возьми. Сегодня не только Эмме предстоит получить первый опыт. Сам он, конечно, девственником не был, но никогда еще не спал с девственницей и потому не знал, чего следует ожидать с ее стороны. Она может выказать простое смущение, а может испугаться до истерики. Насколько ей будет больно?
Впрочем, предположил он, есть и кое-что утешительное. Учитывая, как долго у него не было женщины, все дело должно разрешиться в несколько минут. Или секунд?
Его босые ноги шлепали по коридору. Подойдя к дверям ее спальни, Эш предупредительно постучал, прежде чем слегка приоткрыть дверь.
– Полагаю, вы готовы, – сказал он.
– Да.
– Прекрасно.
Он вошел и сразу же погасил свечу. У Эммы горело несколько тонких свечек, и он обошел спальню, задувая их по очереди. Потом переворошил угли в камине, притушив огонь до смутного красного свечения, и направился к постели.
Но едва он сделал первый шаг, как больно ударился коленом о край… Что это было? Стол? Ножка стула? Послышался шорох простыней.
– Все в порядке?
– В полном, – сухо отозвался он.
– Знаете, немного света не помешает.
– Нет. Очень даже помешает.
– Я уже видела ваши шрамы.
– Нет, не все.
Те, что были на лице, являли собой лишь пролог к драматической истории его увечья.
Возможно, она способна выносить жуткое зрелище, сидя в дальнем углу комнаты, или в полутемной карете, или даже за обеденным столом, но вблизи, на брачном ложе, когда он раздет, при свете – невероятно. Первая и последняя женщина, которой он позволил видеть себя во всей, так сказать, красе, дала это понять с болезненной ясностью. Воспоминание о том случае язвило и жгло, как отравленный наконечник стрелы.
«Как я могу лечь с… таким?»
Действительно, как?
Эш не испытывал желания повторить этот опыт, и не только потому, что пытался уберечь свою гордость. Сейчас речь шла о том, чтобы сохранить его род. Он не мог позволить себе отпугнуть Эмму, не мог рисковать, предоставляя ей еще один повод увильнуть от выполнения договора. Мужчине полагается одна жена. Если она не подарит ему наследника, его род угаснет. По крайней мере, достойная его ветвь, где нет безнадежных идиотов.
– Я здесь, – позвала она.
Эш пошел на звук ее голоса, запнулся о край ковра, но подошел к постели более или менее невредимым. Дернув за пояс халата, развязал узел и освободился от одежды, отбросив халат в сторону.
Сев в изножье кровати, он протянул руку, чтобы нащупать, какую часть ее тела сможет ухватить. Нелегкая это будет задача – лишить невинности девственницу практически в полной темноте. Наверное, следовало бы заранее выработать некую стратегию. Но теперь поздно. Эш шарил по чему-то мягкому – кажется, это было стеганое одеяло, – пока не нащупал что-то похожее на ее ступню. Обнадеживающий знак. Его рука двинулась выше, исследуя ногу.
Икра ноги оказалась несколько толще, чем он предполагал. Наверное, Эмма была из тех женщин, которые ниже талии заметно полнее, чем в верхней части тела. Ему-то было все равно. Рост, формы – женское тело предстает во многих обличьях, и он не видел причины сетовать на разнообразие.
Его ладонь нашла знакомое закругление колена, потом бедро. Он точно приближался к цели. Его чресла напряглись.
Эш растянулся на постели подле Эммы – так было проще продолжать исследование. Попытался сказать что-нибудь ободряющее, проводя ладонью по округлости бедра и далее, пока не обнаружил край одеяла. Но в этот момент его голос был явно не способен на воркующие интонации. Годы сдерживаемых страстей и вожделение сделали свое. К тому времени, как он нащупал край одеяла и начал стаскивать его вниз, его тело пришло в боевую готовность очень высокой степени.
Он стянул вниз стеганый атлас и приготовился к тому, чтобы положить ладонь на тонкую ткань ее ночной сорочки. Он как будто стрелял из лука с завязанными глазами. Нельзя было заранее угадать, куда попадешь. Эш был бы рад нащупать плечо, живот, но больше всего надеялся найти грудь. Судьба задолжала ему эту малую удачу.
Он жаждал возрадоваться первому настоящему контакту.
Но ничего не произошло. Вместо сорочки и трепещущего женского тела его рука коснулась… шерстяного одеяла. Ничего страшного. Просто придется снять еще один слой.
Он стянул одеяло и повторил попытку. На этот раз его рука наткнулась на толстое пуховое одеяло. Неудивительно, что ее нога показалась ему такой толстой, как ствол небольшого дерева.
– Сколько же у вас одеял? – спросил он, пытаясь найти край.
– Только пять…
– Пять? – Он отшвырнул пуховое одеяло, не в силах больше церемониться. – Вы хотите меня истощить, прежде чем я приступлю к делу?
– Мне было холодно. А вы еще и камин загасили.
– Кажется, вы затеяли со мной злую игру. Может статься, снимая одно одеяло за другим, в конце концов я найду только пару подушечек для булавок да метлу?
– Осталось последнее одеяло. Позвольте, я сама.
Рядом с ним зашелестела ткань. Это было для него сущей пыткой. Отчаянно хотелось поскорее оказаться внутри. Он представлял, как она лежит под ним, обнаженная. Ее ноги смыкаются на его талии, спина изгибается в экстазе.
«Брось фантазии, – одернул он себя. – Такого не будет. Ни сегодня ночью, да и вообще никогда».
– Я готова, – шепнула Эмма.
При звуках ее низкого голоса его пронзила дрожь. Помоги ему Господь.
Протянув к ней руку, на этот раз он нашел то, что искал. Ее. Эмму. Жену. Ладонь легла не на грудь, как понял он с некоторым разочарованием, а на талию. Что ж, тоже хорошо.
Эшбери скомкал в кулаке тонкую ткань ее сорочки. Снимая сорочку – осмелился поднять подол только до талии, – он чувствовал, как у него перехватывает дыхание.
Его ладонь скользнула ниже, погладив обнаженное бедро, – он беспомощно застонал. Господи, ему хотелось касаться ее везде: нежной кожи на запястьях, губ, волос.
Ее волосы. «Интересно, – подумал он, – распустила ли она волосы?» Можно ли ему прикоснуться к их темному шелку так, чтобы пальцы запутались в тяжелой массе?
Безрассудная мысль, решил Эш. В темноте сегодняшней ночи он скорее всего попадет пальцем ей в глаз.
Его рука двинулась к ее женскому средоточию. Когда пальцы коснулись интригующих завитков волос, Эш обругал себя. Хотел ведь принести масло, чтобы облегчить продвижение внутрь. Но отступать и возвращаться за маслом было нельзя.
Одному богу известно, сколько одеял она на себя натянет к тому времени, как он вернется. Тогда Эш сунул два пальца в рот и смочил слюной, затем раздвинул ее бедра. Эмма судорожно вздохнула.
Стиснув зубы в попытке сдержать себя, он сосредоточился на той задаче, что была, так сказать, под рукой. Его пальцы двигались вверх и вниз. Ее дыхание участилось – от страха, не сомневался он.
– Вы понимаете, что сейчас произойдет? – запоздало поинтересовался Эш охрипшим от страсти голосом.
Он почувствовал, как она кивнула в темноте.
– Да.
– Я постараюсь быть осторожным. А если не получится, закончу поскорее.
Раздвинув складки плоти, он нажал вторым пальцем. Сначала самым кончиком, затем на несколько дюймов дальше в ее жаркую глубину.
Проклятье. Гори все в аду. Господи Иисусе.
И все прочие богохульства, за которые в юности он получил бы жестокий нагоняй, если бы осмелился это произнести.
Она была очень горячей и очень напряженной. Ее дыхание все учащалось – казалось, Эмма задыхается. Черт, он настоящее чудовище! Она вне себя от тревоги, может быть, от страха, а он изнемогает от вожделения. Забылся в инстинктивном желании попробовать ее на вкус, а потом обеими руками сжать бедра и ринуться в атаку.
Если этого не произойдет в ближайшие секунды, он рискует пролить семя на одеяла, и сегодняшние труды окажутся напрасными.
Второй его палец оказался внутри, поглаживая и подготавливая путь. Но готова ли Эмма? Он вынул пальцы до кончиков, потом вонзил, целясь как можно глубже. Она вскрикнула от неожиданности, ее бедра подались назад.
– Пожалуйста… – Ее срывающийся голос проник сквозь туман сладострастия.
Эш немедленно убрал руку. Хватая воздух ртом, приподнялся на локте, сел.
– Простите.
Нашарив халат, просунул руки в рукава. Судя по тому, что ткань едва прикрыла его ягодицы, когда он встал, Эш догадался, что надел халат неправильно.
– Ничего страшного, – сказала Эмма. – Честно. Мы можем продолжать.
– Нет. Я был слишком настойчив и тороплив.
Он подумал, что неплохо бы найти свечу, но оставил эту затею. Его глаза почти привыкли к темноте, и он смог найти путь до двери.
– Но…
– Подождем до завтра.
Он открыл дверь, вышел и прикрыл дверь за собой. Несколько раз глубоко вдохнул, чтобы обрести душевное равновесие. Но, сделав первый шаг вперед, обнаружил, что что-то держит его сзади.
Проклятье. Пола халата зацепилась за ручку двери. Он стукнулся головой о дверной косяк. Неужели брак делает всех мужчин такими глупцами? Или он один такой дурак? Эш повернул дверную ручку.
– Вы передумали? – спросила Эмма.
– Нет, – ответил он, защищаясь. – Я вернулся, чтобы сказать вам, что не передумал.
– О-о?..
– Вам не нужно бояться, что я вернусь сегодня.
Он захлопнул дверь, чтобы не слышать ее ответа, но ее голос настиг его в коридоре:
– Как скажете.
Свое неудовлетворенное желание Эш вынес из дома в ночь. Он приготовился было облегчить свое состояние посредством руки, однако мысль об этом показалась ему мерзкой. Единственным достойным выходом было измотать себя долгой прогулкой.
Герцог держался боковых улиц и переулков, проходил задними дворами – воротник пальто поднят, шляпа надвинута на самые брови. Мало-помалу напряжение в паху отпустило. Однако ее «пожалуйста» не давало ему покоя.
«Пожалуйста…»
Он сразу же пошел на попятный, поскольку не знал, знак ли это наслаждения или боли. Ее срывающееся дыхание намекало на первое. Но такого же никак не могло быть!
Во-первых, Эмма была невинна. Во-вторых, она была дочерью священника. В-третьих, она была невинной дочерью священника. И в-четвертых, он чудовище с жуткими шрамами и дурным нравом. Пусть даже фантастически богатое чудовище, которое вынудило ее выйти замуж по расчету, не дав себе труда хоть немного за ней поухаживать.
Должно быть, он сделал ей больно, или напугал, или – что было унизительнее всего – показался ей отвратительным.
В лучшем случае он был слишком настойчив: лез напролом, не считаясь с тем, что для нее это в первый раз.
Эш не пропускал возможности пнуть все камни, что встречались ему по дороге, пока не уперся ногой во что-то мягкое. Он не стал останавливаться и проверять, но теперь ограничивался тем, что тыкал в препятствия тростью.
Ему следовало пересмотреть свой план. В постели действовать медленно, пусть даже ожидание стало бы для него пыткой. Если он будет слишком напорист, слишком скор и она замкнется, тогда все будет напрасно. Он не оставит законного наследника, и отцовское наследство пропадет после его смерти.
Об этом нельзя даже думать. Он не допустит, чтобы это случилось.
«Пожалуйста…»
Слово эхом отдавалось в его мозгу. По спине прошла дрожь нового возбуждения. Он мысленно встряхнулся.
«Она вздыхала вовсе не от наслаждения, болван!»
Это всего лишь его отчаяние, одиночество да измученное воздержанием воображение. Вот что заставляло его цепляться за призрак любви.
Он шагал мимо закрытых на ночь рядов Овечьего рынка, тростью отшвыривая со своего пути отбросы.
Трость угодила в кучу тряпья – куча тряпья зашевелилась, потом поднялась, превратившись в фигурку юной девушки. Без сомнения, семейство оставило ее на ночь возле лавки, чтобы приглядывала за товаром.
– Что надо?.. – Девушка подтянулась, принимая сидячее положение, протерла глаза и уставилась на него. Заморгала, силясь рассмотреть.
И вдруг завизжала так пронзительно, что вполне могла бы пробудить покойника.
– Не бойся, – сказал Эш. – Я не хотел…
Она замолчала, набирая в грудь побольше воздуха, и издала новый вопль, от которого заложило уши. Неподалеку зарычали и залаяли собаки.
– Успокойся, дитя. Я не собираюсь…
– Уходи! – Она лягнула его в ногу. – Уходи! Не трогай меня!
– Ухожу. – Он выудил из кармана несколько монет, положил их на дощатый прилавок и поспешно удалился. Стук его сердца был как удары колокола.
«Видишь? – корил он себя, убравшись подальше из злосчастного переулка. – При моем появлении дети начинают кричать от страха. Собаки воют, будто я черт. Теперь ни одна женщина не станет добиваться моей любви… даже в темноте. Ни в парке при свете дня, если уж на то пошло, ни на море, ни на суше. Она тебя не хочет, Эшбери. Господи, какой же ты безнадежный идиот».
Где-то неподалеку зазвенело разбитое стекло. Он замер на месте, прислушиваясь. В том же направлении послышался грохот, потом грубый крик.
Эш нахмурился и быстрым шагом пустился в сторону источника шума. Трость держал наготове.
Из-за чего бы ни вышла потасовка, ему все едино. Зато, возможно, он найдет желанное развлечение.