– Ну, возьми эту, ну, прочти! Вот увидишь: тебе понравится, очень понравится! Я так просто зачиталась! Сюжет – супер, а герои такие прикольные…
Я недоверчиво просматривала книгу, которую упорно подсовывала мне Светка.
– Мне и читать-то некогда, – попробовала отговориться я.
– На это – время найдешь! – безапелляционно заявила подруга и подтолкнула меня к кассе.
В ее руках было аж целых четыре книжки, которые она прижимала к груди с таким благоговением, словно это было завещание какого-нибудь ее американского дедушки-миллиардера. Мы подошли к кассе, и я полезла в сумку за кошельком. Вообще-то, Светке можно доверять, вернее, ее вкусу: раз она говорит, что книжка жутко интересная, – значит, так оно и есть.
Через пару минут мы уже выходили на улицу, запихнув покупки в свои безразмерные дамско-хозяйственные сумки.
– Ну, что, я – к себе. А ты? – Светка сощурилась на весеннем солнце, поправила на носу очки-хамелеоны.
– А я, разумеется, – к себе. Очередное дело закончено, денежки я получила, – я любовно погладила бок моей лакированной, шоколадного цвета сумки, – можно устроить себе маленький отдых. Куплю по дороге побольше вкуснятины, приму ванну с каким-нибудь ароматическим маслом, потом завалюсь на диван и буду поедать вкуснятину и читать, читать…
– Счастливая, – вздохнула подруга. – А у меня еще три клиентки записаны на вечер. Мне как минимум до восьми торчать в салоне. Три стрижки, две из них – с укладкой, одна – с «химией». И еще я соседку обещала сегодня покрасить… Ну, давай!
Она махнула мне рукой и направилась к себе. Светка работала дамским мастером в одном из салонов красоты города. Время от времени я заглядывала к ней, и она приводила мою голову в надлежащий вид. Но пока было еще прохладно, я носила вязаный берет, и визит к подруге на ближайшие дни у меня запланирован не был. Посему я села в свою «девятку» и поехала к себе.
«Да, пожалуй, это хорошо, что я купила книгу, – рассуждала я по дороге. – Свои-то давно все перечитала. Сейчас действительно заверну в супермаркет, накуплю, как и мечтала, какой-нибудь вкуснятины – курочку гриль, например, и, наверное, пиццу с грибами и еще салатик, и лучше – с креветками… Не забыть бы еще про кофе, мой кончается, а оставаться без любимого напитка мне вовсе не улыбалось. Вот заварю его сейчас в турке, и поплывет густой обалденный аромат по холостяцкой квартире частного сыщика…»
Мои сладкие мечты прервал, сам того не подозревая, мой друг и бывший однокурсник Андрей Мельников. Он стоял возле одного дома в числе других своих сотрудников за пестрой – красной с белым – ленточкой, загораживающей вход в один из подъездов. Вид у него был озабоченный. Рядом находились две машины с надписями «Полиция» и «Скорая», толпился кое-кто из прохожих, пытаясь заглянуть в подъезд. Так, Андрюша «на выезде», и, значит, что-то случилось. Я притормозила у обочины и вышла из своей «девятки».
– Граждане, проходим, не задерживаемся! Ничего интересного тут нет. Вы, дамочка, извиняюсь, куда?.. Ах, живете здесь! Показания дать можете?.. Ничего не знаете? Отметьтесь у участкового – вон он стоит – и можете проходить… А остальные – расходимся, граждане!..
Молодой человек с погонами младшего лейтенанта лихо сортировал толпу зевак. Я направилась было к Андрею, но меня тоже тормознули, и довольно бесцеремонно.
– А вы, девушка, извиняюсь, куда? Тоже здесь живете?
– Боже сохрани! Я – к Мельникову.
– К какому еще Мельникову?!
– Вашему сотруднику, вон он стоит. А это – мои документы…
Я показала младшему лейтенанту удостоверение частного сыщика, и мне милостиво разрешили поднырнуть под пеструю ленточку.
– Привет, Андрюша.
Он повернулся ко мне и удивленно вскинул брови.
– О! Ты, мать, здесь как?
– Проезжала мимо.
Мельников посмотрел на меня недоверчиво, прищурив левый глаз.
– Ну, клянусь: совершенно случайно проезжала мимо. Увидела тебя, дай, думаю, засвидетельствую свое почтение господину полицейскому.
– Да? А я уж было подумал, грешным делом, не нанял ли тебя кто из родственников погибшей… Еще удивился: как это – так быстро? Когда исхитрились успеть?..
– Не переживай, Андрюша, я сюда не за этим. Я, вообще, уже час, как выходная… А что, собственно говоря, здесь у вас стряслось?
– Ты это из чисто женского любопытства спрашиваешь или профессиональный интерес?
– Из чисто женского… Так что стряслось-то?
Мы отошли чуть в сторону от коллег Андрея, и он нехотя объяснил:
– У нас, мать, все, как обычно: серые милицейские будни. В одной квартире старушку нашли мертвой…
– Хм! Удивил! Да, Мельников, так иногда бывает: старики, случается, и умирают…
– Да если бы так! Нет, Тань. Ее убили.
– А это точно? Андрюш, ты не торопись с выводами. Может, она сама того… от старости? Ты ее паспорт видел? Может, ей уже ровно девяносто восемь с половиной стукнуло?
– Боюсь, что это исключено. Я имею в виду смерть от старости. Видишь ли, ее нашли в прихожей – дверь в квартиру была открытой, – и она была… Как бы это сказать помягче?
– Ладно, чего уж там! Говори как есть, я тоже не в детской библиотеке работаю, всякого повидала.
– Одним словом, ей воткнули какой-то длинный острый предмет прямо в глаз, ну, что-то вроде шампура или шпаги. Эксперт говорит, что он скорее всего прошел мозг насквозь до самого затылка…
– Значит, орудие убийства не нашли?
– Пока нет, – подтвердил Андрей.
– Тогда откуда известно, что убили именно острым предметом?
– Эксперт сказал, что раз мозг частично вытек через глазницу…
– Что ж! Простенько и со вкусом, – мрачно пошутила я, а про себя подумала: «Жуть!», невольно поморщилась и полезла в сумку за сигаретами.
По роду свой сыскной деятельности мне приходилось видеть всякие страсти-мордасти, но почти каждый раз, сталкиваясь с новым преступлением, я испытывала нечто вроде содрогания. Наверное, есть вещи, к которым просто нельзя привыкнуть.
– Да, убили старушку, – вздохнул Мельников. – А бабушка-то – божий одуванчик: маленькая, сухонькая, как девочка-подросток. Кому она помешала? Она бы и сама вскоре того…
В это время из подъезда вышел коллега Андрея – молодой симпатичный парень лет двадцати шести – двадцати семи – и подошел к Мельникову, покосившись на меня.
– Свои, – коротко бросил мой друг. – Ну, что там?
– Криминалист «пальчиков» не нашел, – сказал парень, поправив свои песочного цвета короткие волосы.
– Черт! Впрочем, этого можно было ожидать… Ладно. С трупом закончили?
– Да, Пахомов дал санитарам команду увозить.
– Ты сказал им, чтобы повнимательней там были? Может, где волосок или микрочастицы с одежды убийцы найдутся?
– Да что они, маленькие или впервой? Сами все знают.
Коллега Андрея снова покосился на меня. Тот перехватил его взгляд и сказал:
– Кстати, познакомьтесь: Татьяна, мой друг и по совместительству частный сыщик. Тань, а это – Никита, недавно к нам перевелся…
Мы с Никитой кивнули друг другу.
– Что особенного нашли в квартире? – спросил Андрей.
– Бабушка-то, похоже, антиквариатом увлекалась, – усмехнулся молодой человек. – Картины, меблишка девятнадцатого века, то да се…
– Это я и сам видел, – кивнул Андрей с кислым выражением лица и тоже достал из кармана куртки пачку сигарет.
– «То да се» – это что конкретно? – уточнила я.
– Тебе-то, мать, зачем?
– Так, профессиональное любопытство, – усмехнулась я, – впрочем, не отвечай, если не хочешь. Мне вообще все это до фени: я, если ты помнишь, выходная!
– Да, да, помню: уже час, как… Счастливая! А тут… Ладно, Тань, мне пора. С удовольствием поболтал бы с тобой, но надо еще всех соседей опросить… Звони, коли нужда будет, – Мельников отшвырнул недокуренную сигарету в сторону.
– И тебе всего наилучшего, Андрюша! – Я улыбнулась на прощание моему новому знакомому Никите и бодро зашагала к своей машине.
С того дня прошла целая неделя, даже, кажется, чуть больше. За это время я успела раскрыть одно небольшое и не очень сложное дельце с мужем-изменником и его любовницей-аферисткой, вымогавшей у него деньги, получила от жены-заказчицы заслуженное вознаграждение, дочитала купленную неделю назад книгу и теперь собиралась отдохнуть в свой свободный вечер со Светкой в боулинге. Как раз сегодня у нее был выходной. Я открыла шифоньер и вынула из него зеленый джемпер из тонкой шерсти. Он так идет к моим зеленым глазам! Последние два дня на улице стояла хорошая весенняя погода, практически теплая, и я собиралась надеть этот джемпер с терракотовыми брюками и моей любимой ветровкой. И еще, пожалуй, надену сегодня новые демисезонные сапожки. Я уже потянулась к коробке, в которой они лежали, но телефонный звонок не дал мне достать их.
– Слушаю!
Наверное, мой голос прозвучал как-то не особенно довольно, потому что Андрей – а это был он на другом конце провода – ответил удивленно:
– Я что, так не вовремя?
И он еще спрашивает! Нет, вот сейчас все брошу и буду болтать с тобой, и, конечно, опоздаю на встречу со Светкой, и она будет меня ждать и будет потом выговаривать мне за опоздание. Но сказать так моему другу я, разумеется, не могла, все-таки Мельников помогал мне иногда в раскрытии моих дел, да и клиентов время от времени подбрасывал, и потому я сменила гнев на милость и как можно вежливее проворковала в трубку:
– Ну что ты, Андрюша! Очень даже вовремя. Я тут как раз, понимаешь, сижу, скучаю и думаю: хоть бы кто-нибудь позвонил, что ли!
Врать я, что ни говори, умела: должность обязывала. Что это за сыщик, который не умеет врать и притворяться?! В этом деле он должен быть лучше самого лучшего артиста. Мельников мне поверил.
– Значит, мать, с тебя – магарыч!
Я даже оторопела от такой наглости. С меня?! Интересно, за что это? Андрюша мог иногда читать мои мысли. Он не стал дожидаться, когда я задам этот вопрос вслух.
– Возьмешься за то дельце, где бабушку убили?
– Бабушку? Какую бабушку? – не поняла я.
– Ну, помнишь, с неделю тому назад ты подъехала к нам, когда мы стояли возле дома номер шесть по улице Комсомольцев-добровольцев? Я тебе тогда еще сказал, что здесь старушку нашли мертвой, а ты мне сказала, что так, мол, бывает: старики, случается, и умирают? Что, мать, неужели не помнишь?
Разумеется, я сразу все вспомнила. Острый предмет в глаз… Через мозг, до самого затылка… Мозговое вещество вытекло через глазницу… Садюги! И что им старушка сделала?!
– Да, да, вспомнила… А сам-то ты что, «застрял» на этом деле?
– Представь себе. Там все оказалось охренительно сложно… И потом, мать, ты же знаешь, у меня и других дел много, понавешали на меня, понимаешь, как на вешалку… А начальство требует: «Когда будешь дела сдавать? Когда будешь дела..?» Короче, Тань, берешься?
Я задумалась. Перспектива не радовала, скорее даже удручала. Нет, помочь своему другу я была готова всегда, но было бы неплохо, если бы мою готовность подогревал бы еще и материальный интерес. Я никогда не причисляла себя к доблестному племени альтруистов и потому решила осторожно прощупать почву насчет этого самого интереса:
– Андрюш, а у бабушки что, есть родственнички, готовые оказать, так сказать, всяческое содействие раскрытию преступления?
Я сделала особый нажим на слово всяческое. Мельников, по счастью, был догадлив.
– Угу. У погибшей нашелся внук, который, кстати, сейчас и обвиняется в убийстве старушки…
– Наследство? – предположила я.
– Оно самое. Бабуля-то наша была далеко не бедной, держала дома антиквариат: картины, хорошие книги прошлых веков, бронзовые статуэтки, побрякушки там… Да и денег у нее нашли ни много ни мало двести тысяч и еще в долларах кое-что.
– Ого! Зачем же она такие деньги дома хранила?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Да это я так, возмущаюсь себе тихо… Кем же она работала, интересно? – изумилась я. – Редкие бабули сейчас могут похвастать таким достатком. Может, она на протяжении последних сорока лет была директором большого универмага?
– Нет, Тань, к торговле наша старушка не имела абсолютно никакого отношения. Видишь ли, она всю жизнь проработала простым лаборантом в лаборатории санэпидемстанции.
– Как «лаборантом»?! – снова не удержалась я от изумления. – Подожди, Андрюша, так там же платят, насколько мне известно, буквально гроши!
– Да, да, и ее зарплата, и пенсия были настолько мизерными, что, по-хорошему, наша старушка должна была не антиквариат собирать, а бутылки на помойке.
– Может, она сама в свое время получила наследство? – выразила я предположение.
– Я и сам было так подумал и потому проверил… Нет, никакого наследства наша бабуля не получала. Никогда. Да и вряд ли кто-то захотел бы осчастливить ее таким образом: слишком уж все родственники были настроены против нее.
– В таком случае откуда «дровишки»? Старушка на досуге грабила банки?! Или продавала на базаре наркотики в вязанных собственноручно шерстяных носках? Знаешь, Андрюша, когда пенсионерки-лаборантки с нищенской пенсией в доме, полном антиквариата, вот так, запросто, держат двести тысяч, это, согласись, как-то настораживает…
– Да, темная история, и я в этом сейчас копаюсь… И самое интересное, Тань, у нее с родственниками была просто жуткая напряженка. А теперь вот задержан внук, который один хоть как-то поддерживал с бабулей отношения. Если, конечно, это можно назвать отношениями…
– В каком смысле?
– В прямом. Старушка наша, как оказалось, имела настолько скверный и вредоносный характер, что сумела перессориться со всеми своими родственниками и соседями заодно. Она, похоже, навредила всем, кому только смогла, причем так конкретно, что все ее родственники стали ей если уж не явными врагами, то недругами – это точно!
– Надо же! Это как же так можно исхитриться? Просто баба Яга какая-то. А ее собственная семья – муж, дети?
– Не было у нее никогда ни мужа, ни детей. Сама подумай: какой дурак женился бы на такой ведьме? Ну, разве что мазохист какой-нибудь или шизофреник, и то в стадии острого обострения болезни…
– Подожди, Андрюша. Ты сам только что сказал, что у бабули есть внук. Сказал?
– Ну, да, внук-то есть…
– Так откуда же взялся внук, если не было, как ты говоришь, ни мужа, ни детей? Она что, овнучила его?
– Овнучила?.. А, ну, то есть ты хочешь сказать, взяла из детдома и оформила как внука… Нет, внук у нее родной, только это не ее внук…
Я растерялась. Что за белиберда такая? Как такое может быть? Или Мельников уже совсем там заработался со своими преступниками и жмуриками?
– Андрюша! Ты что за манеру взял говорить загадками? Или объясни доходчиво, что за внук такой таинственный, или… Ты чего там смеешься? Смешинка в рот попала?
– Да нет… Я-то сразу не сообразил… Это мы тут его внуком называем, ну и… Короче, дело обстоит так: у бабульки нашей есть родная сестра. И вот этот внук – внук этой самой сестры, у той как раз и муж есть, и дети, вернее, сын. А нашей потерпевшей этот парень приходится внучатым племянником. Его одного она хоть как-то терпела и – удивительно! – поддерживала с ним отношения.
– А он терпел ее…
– Да, но и с ним она тоже иногда ругалась.
– Хм! Интересно, был в жизни нашей бабули хоть кто-то, с кем она не ругалась?
– Боюсь, не было таких. Даже с незнакомыми людьми на улице, по словам родственников и соседей, она умудрялась учинять разборки, причем вообще на пустом месте. Говорю же: скверного характера была покойница. Потому никто и не удивился, что ее кокнули, многие даже не скрывали радости по поводу ее кончины. Давно, говорят, надо было ее пришить, уж больно много крови она у всех попила…
– Однако! Значит, родственнички даже не скрывали своего негативного отношения к старушке?
– Не скрывали, Тань, не скрывали. Едва не сплясали от радости на ее могиле. Я к ней на похороны специально пришел, ну, знаешь, чтобы на месте, так сказать, посмотреть и послушать, что будут говорить про нее… Так вот, на похороны явилось всего, что называется, «два с половиной человека», и те, похоже, больше для порядка или для очистки совести. Они не рыдали в голос, не причитали «На кого ты нас покинула?» и не заламывали руки. Все были в каком-то даже, я бы сказал, приподнятом настроении, на покойницу никто и мельком не взглянул. Быстренько так гроб заколотили, быстренько в могилу спихнули, быстренько закопали, и все тут же смылись с кладбища, причем в таком резвом темпе, словно стремились побыстрее отделаться от этого неприятного дела и убежать от могилы подальше. Потом все поехали в кафе, пили и ели там и даже смеялись, и никто и не думал скрывать своего хорошего настроения. И еще заметь: в кафе притащилось достаточно много народа, кого на кладбище близко не было.
– Чем дальше, тем интереснее… Только, Андрюша, я хотела бы все-таки уточнить насчет внука, того, который неродной. Так что, этот счастливчик имеет материальную возможность нанять частного сыщика и платить мне мою ставку – двести долларов в день? И чего он вообще хочет? Просто обелить свое честное благородное имя или найти убийцу любимой и безвременно ушедшей бабушки?
– Нет, Тань, тут дело обстоит совсем наоборот. Этот самый внучатый племянничек или племянничный внук – я уж не знаю, как правильно назвать, – так вот он подозревается в убийстве этой бабули, потому что наследство ее переходит именно к нему, а сам он – человек до жути бедный, безработный, практически бомж.
– Бомж?!! Хорошенькое дельце! Мельников, ты это что сейчас, пошутил? Значит, по-твоему, этот внучатый бомж будет оплачивать мое расследование? Из каких таких доходов, позвольте спросить? Бутылок побольше соберет на своей помойке?
– Да ты дослушай, Тань. Во-первых, он не совсем бомж: у него все-таки есть жилье, хотя давно нет работы. Во-вторых, платить будет не он, а его жена, хотя и бывшая. Она меня уверила, что деньги у нее есть, даже мне предлагала, чтобы я ее бывшего оправдал… А в-третьих, если тебе действительно все это интересно и ты берешься за расследование, давай-ка приезжай завтра ко мне в отделение часикам этак к двум. Завтра у нас суббота, я работаю до обеда… максимум до трех. Ну, может, до полчетвертого…
– А если точнее, до четырех? Или до пяти? И это при условии, что тебя не вызовут на очередное убийство…
– Накаркай мне еще! Нет, Тань, давай приезжай к трем, думаю, к этому времени я точно освобожусь, да и мои все тут разойдутся. Нам никто не будет мешать, и я тебе расскажу все подробно…
– Ладно, Андрюша, как скажешь, ровно в три я у тебя! – с готовностью согласилась я, положила трубку и посмотрела на часы. Черт! Светка меня уже наверняка ждет, сейчас позвонит и начнет выговаривать. Я бросилась к шифоньеру…
На другой день ровно в три я входила в кабинет моего друга. Он сидел за столом и говорил с кем-то по телефону. Кивнув мне, мол, располагайся и чувствуй себя как дома, Андрей продолжил препирательства со своим собеседником. Я опустилась на стул, что стоял напротив его стола, достала из пакета, принесенного с собой, купленные по дороге пирожки и пачку пакетированного чая и положила все это перед Андреем. Надо же покормить трудягу, а то за весь день небось и чайку здесь не попил, а заодно и отблагодарить его за подкинутую мне работенку. Наконец мой друг нервно бросил трубку на аппарат и устало посмотрел на меня:
– Веришь, Тань, просто башка кругом! Своих дел полно, так тут еще этот придурок прицепился…
Внезапно Мельникова как будто осенило:
– Слушай, а что, если я тебя с ним познакомлю?
– С кем? – насторожилась я, беря с подоконника чайник. – С каким-то придурком?
– Да он, в общем-то, и не придурок, – поспешно поправился Андрей.
Ах, уже и не придурок! Мельников встал, взял из моих рук чайник и, заглянув в него и сочтя количество воды в нем достаточным, включил его в розетку.
– Это родственник нашего начальника, писатель, между прочим, детективы пишет…
Последнюю фразу он сказал как-то уж чересчур поспешно.
– И зачем мне писатель?
Мельников пожал плечами.
– Может, он и о тебе книгу напишет.
– Обо мне? Ну, уж нет, спасибо! Знаю я, как они пишут… Лучше уж я сама о себе напишу, как-нибудь потом, когда свободного времени будет больше. Давай наконец поговорим о нашем внуке-племяннике погибшей. Что там за непонятная история? – Я взяла со стола Андрея его огромный бокал, больше похожий на пивную кружку, и поставила перед собой.
– А с племянником такая история. – Андрей освободил на своем столе место под пакет с пирожками, взял с подоконника еще один бокал, потом чайник, к этому времени уже закипевший, и налил нам обоим воду. – За пирожки спасибо, с утра ничего не ел… М-м! С капустой! И с мясом?! Большое вам русское мерси!.. Значит, мать, история такая. Расскажу все с самого начала, подробно, а то ты запутаешься в этих родственниках. Итак. Жила-была бабушка, звали ее Ягудина Ахолия Ивановна…
– Ка-ак???
Наверное, у меня был очень удивленный вид. Я даже не донесла до рта свой пирожок. Андрюша бодро откусил добрую половину от своего и посмотрел на меня снисходительно:
– Ты не ослышалась, именно так: Ахолия Ивановна, – сказал он, несмотря на набитый рот.
– А что, разве есть такое имя? – засомневалась я, опуская пакетик чая в свой бокал.
– Есть. Я даже в словаре специально посмотрел. Ахолия – греческое имя, означает «злая, жестокая».
Я чуть пирожком не поперхнулась:
– Какому же идиоту пришло в голову назвать так ребенка, да еще девочку?!
– В этом ты права: папаша нашей бабы Яги, как ты вчера изволила выразиться, был большим оригиналом. Он и вторую дочь назвал не лучше: Аэлла, что в переводе с того же греческого значит «буря».
– О как! Нет, бывают же такие родители, а! Хорошо, Андрюша, что нас с тобой назвали как нормальных людей, не «злыднями» и не «ураганами»… И что же дальше было с нашей бабушкой? Кстати, как, говоришь, ее фамилия?
– Ягудина.
– Тоже не подарок.
– Ага. И как родилась она с такой фамилией, так и осталась с ней до самой кончины. Ее сестра хоть замуж вышла и стала Белохвостиковой. Имя, кстати, тоже сменила. Была Аэллой, стала просто Эллой.
– И то лучше. Но давай вернемся к нашей Ягудиной… А вот интересно, как ее звали родители ласково? Холя? Холка? Холюся?
– Тань, ну какое это теперь имеет значение?
– Так, интересно…
– Ахолия Ивановна наша, как я уже говорил, характер имела крайне тяжелый: даже с родной сестрой не ладила с самого детства, а когда та вышла замуж, пыталась поссорить ее с мужем, оболгать парня… Позже, когда у них родился сын, и про него говорила всякие гадости, жаловалась родителям на мальчишку почем зря и таким образом окончательно разругалась с сестрой.
– Это тебе сама сестра рассказала, вот эта самая Аэлла Ивановна?
– Элла Ивановна. Да, сама сестра и рассказала. Вот, кстати, ее адресок, поедешь, сама с ней переговоришь. Интересная, доложу я вам, дамочка: закончила какой-то там институт искусств, искусствовед, интеллигентная такая фифа, что называется, тонкая штучка. Несмотря на довольно преклонный возраст – а ей уже стукнуло семьдесят, – выглядит на пятьдесят… Ну, может, на пятьдесят пять… И подозреваемая номер один, во всяком случае, лично я так считаю.
– Сестра – номер один?!
– А что, именно близкие родственники и бывают порой самыми ненавистными. По словам Эллы Ивановны, они с сестрой последние лет пятнадцать вообще не общались, даже по телефону, настолько у них были враждебные отношения. Но это, сама понимаешь, надо проверить… А что ты так удивляешься, Тань? Да, эта самая сестра, я считаю, – подозреваемая номер один: они всю жизнь друг друга ненавидели. Люто. А ненависть, сама знаешь: зреет, зреет, а потом в один прекрасный момент ка-ак…
– Так. С сестрой более или менее понятно. Будем работать. Кто у тебя еще в подозреваемых?
Я отпила немного из своего бокала, взяла со стола Андрея чистый лист бумаги, карандаш и написала: «№ 1. Белохвостикова Элла Ивановна. Сестра. Адрес…» Раз подозреваемых несколько, чтобы потом не запутаться в них, буду делать записи.
– Кто? Да тут куча народа. – Андрей откусил от нового пирожка, вытер руки носовым платком, выуженным из кармана брюк, начал листать какие-то бумаги на своем столе. – Да вот хотя бы этот – муж сестры, Белохвостиков Валерий Палыч. Тоже ненавидел свояченицу и совсем не скрывает этого: она его, как я уже говорил, называла весьма нелестными прозвищами, такими как «дебил», «недоумок», «бездарь», «водила-мудила»… Пардон, конечно, но это – со слов самого Белохвостикова и его супруги.
– И за что она о нем так нелестно?
– А у него, видишь ли, нет высшего образования, не сподобился, так сказать…
– А сама Ягудина?
– Ну как же! Медицинский институт. Даже, говорят, чуть ли не с отличием закончила, большие надежды подавала, но из-за своего вредного склочного характера… Короче, обиделась, что не ее оставили в аспирантуре при кафедре инфекционных болезней, разругалась там со всеми в пух и прах и всем врагам назло пошла работать простым лаборантом в лабораторию санэпидемстанции.
– Может, надеялась выбиться со временем в заведующие или написать диссертацию про каких-нибудь паразитов?
– Кто теперь скажет, на что она там надеялась?! Факт остается фактом – проработала наша покойница в этой лаборатории сорок лет за смешную зарплату и вышла на пенсию – нищенскую, заметь, пенсию – без всяких званий и почета.
– Адресок санэпидемстанции?
Андрюша порылся в бумагах и продиктовал мне адрес.
– Так что там с «недоумком» и «бездарью»? – спросила я и записала у себя: «№ 2. Белохвостиков Валерий Павлович, муж сестры, водитель».
– Ничего.
– Как? Совсем ничего?
– Они были врагами, и все об этом знают. Он давно перестал поддерживать с ней хоть какие-то отношения, на свой порог даже не пускал. Это после того, как она в очередной раз назвала его нехорошим словом и закатила ему скандал. Кстати, этот «недоумок» долгие годы работал водителем директора музея – того, где, уже будучи пенсионеркой, до сих пор трудится его супруга-искусствовед. Там они и познакомились более сорока пяти лет назад…
– Романтическая история.
– Зря усмехаешься. Простой водила и искусствовед – крайне редкое сочетание.
– Согласна. Только, Андрюша, с чего ты взял, что я усмехаюсь? Наоборот, восторгаюсь: если такие разные люди столько лет прожили вместе – право, это достойно уважения! Думаю, муж сестры – человек порядочный и интеллигентный, несмотря на отсутствие образования.
– Да, на меня он произвел приятное впечатление. – Андрей достал из пакета последний пирожок, рассмотрел его со всех сторон и протянул мне. Я отрицательно мотнула головой, и Андрей с удовольствием вонзил в пирожок зубы.
– Но его ты тоже подозреваешь?
– Когда будешь разговаривать с ним сама, поймешь…
– А сколько ему лет?
– Он на пенсии, ему за семьдесят, и, в отличие от супруги, не работает. Но выглядит на все сто. Между прочим, ведет здоровый образ жизни: не пьет, не курит, по утрам делает зарядку на балконе. У него старенький «москвичонок», практически раритет. Дедок на нем на дачу ездит. Ну а дача – сама понимаешь: природа, костерок, шашлычок…
– Шампура, – поддакнула я, делая у себя в записях пометку.
– Да, именно что шампура! Потому мы и его взяли на заметку. – Андрей встал, чтобы подлить себе чая. – Ведь эксперт сказал, что орудием убийства мог быть и шампур или длинное не очень тонкое лезвие.
– Кстати, орудие убийства так и не нашли?
– Нет.
– А у меня дома тоже есть шампура, – созналась я. – Но у меня – алиби!
– Шутить изволите, Татьяна Батьковна? А мне вот не до шуток. Начальство рвет и мечет: найдите скорее мерзавца, воткнувшего бабушке железку в глаз!.. Так, перейдем, однако, к третьему подозреваемому. Это у нас сын Белохвостиковых, Сергей Валерьевич. Сорок шесть лет, архитектор. Человек искусства: в маму. Женат, двое взрослых детей, живет со своей семьей недалеко от родителей, часто навещает их…
– Двое взрослых детей? – уточнила я, делая в записях пометку. – Один из этих детей и есть ваш главный подозреваемый и задержанный?
– Ага. Старший, Роман.
– И за что же ему выпала такая честь?
– Подожди, перейдем и к нему. А пока – более подробно о Сергее Валерьевиче…
В это время раздался телефонный звонок, и Андрей нехотя поднял трубку. Лицо его тут же скривилось, как от зубной боли. Он протянул мне лист бумаги, на, мол, читай пока, чтобы время зря не терять. Я пробежала глазами документ – это было заключение патологоанатома о смерти. Если опустить мудреные медицинские термины, суть заключения сводилась к тому, что тот «острый предмет, которым был нанесен удар в левую глазницу пострадавшей, и вызвал ее смерть, практически мгновенную». «Колотая рана… Обильное кровотечение… Повреждение мозга… Смерть наступила предположительно между десятью и десятью тридцатью часами утра…» Я вернула документ на место. Между тем Андрей закончил свой недолгий разговор и буквально бросил трубку на аппарат.
– Черт! Татьяна, давай закругляться быстрее, а то сейчас сюда заявится этот… этот… – Андрей с грохотом поставил на стол свой бокал и побарабанил пальцами по столу. – Итак, на чем мы с тобой остановились?
– На Сергее Валерьевиче, сыне искусствоведа и водителя.
– Ага. Он у нас – архитектор, как я сказал, работает в проектной организации. Продвинутый дядя: освоил компьютерную графику, делает проекты зданий с ее помощью. Со своей тетушкой, нашей пострадавшей, давно не общался, но все равно жутко ненавидел ее.
– А этот-то за что?
– Я же сказал, она на него, еще маленького, наговаривала всякие гадости родителям: то он своровал ее заколку, то после его ухода у нее обнаружилась пропажа денег из кошелька или маленькой фарфоровой статуэтки… Мальчик терпел-терпел наговоры, а потом просто перестал ходить к тетке, а когда она – изредка – появлялась в доме его родителей, он прятался или убегал из дома…
– Да, ну и тетушка! Это просто счастье, что у меня нет таких родственничков. А чем подозрителен этот продвинутый архитектор, кроме ненависти к сестре матери?
– Сергей Валерьевич, видишь ли, в тот день взял на работе отгул. Отпросился, а внятно объяснить причину отсутствия на рабочем месте не может.
– И поэтому вы его подозреваете?
– Тань, его тетка столько грязи вылила на всю его семью, что человек мог и не сдержаться. Сама знаешь, как оно бывает: терпит-терпит человек, носит-носит в себе обиду, которая разъедает его изнутри, жить спокойно не дает, а потом ка-ак…
– Так, с племянником тоже все ясно, будем работать, – я сделала очередную пометку в записях. – Что там с Романом?
– Да, вот этого нам пришлось задержать, – вздохнул Андрей, – хотя я, честно говоря, не разделяю мнения начальства на его счет. Просто последние три года молодой человек нигде не работает, пьет, а ведь до недавнего времени он был… фехтовальщиком.
Я подняла глаза от бумаги и внимательно посмотрела на моего друга.
– Это не работа такая, нет, – поспешил объяснить Андрей. – Роман был мастером спорта по фехтованию. Женился, прожил с женой года два, а потом с ним случилось такое!..
Я во все глаза уставилась на Андрея. Что же такого особенного могло случиться с мастером спорта, что он докатился до полубомжового образа жизни, пил и даже подозревается в убийстве двоюродной бабушки?
– Вот на Романе я, пожалуй, остановлюсь и расскажу о нем поподробнее…
Мой друг набрал в грудь побольше воздуха, собираясь сообщить мне что-то чрезвычайно важное, но в это время опять зазвонил телефон на его столе. Андрей снова поморщился, даже, кажется, заскрипел зубами, но трубку тем не менее снял.
– Мельников слушает… Кто?.. Как?! Опять?.. Да где я ему возьму сюжет? Я что, писатель, этот, как его?.. Лев Толстой?.. Да не знаю я, о чем ему писать, Иван Матвеевич, пусть пишет, о чем хочет!.. Случай? Какой случай?.. Да у нас этих случаев!.. Нет, не могу я ему обо всех преступлениях рассказывать, некогда мне! Это сколько же времени займет! Мне дела надо раскрывать… Иван Матвеевич!.. Иван… Ив… Вот черт!
Андрей бросил трубку на аппарат и посмотрел на меня как-то жалобно, словно ища сочувствия.
– И вот скажи мне, Тань, на фига козе баян?!
– В смысле? – не поняла я.
– Навязали этого родственничка, черт бы его побрал! Сейчас припрется, Лев Толстой хренов! Матвеич меня уже достал, честное слово!.. Так, на чем я тут остановился? Ах да… Внучатый племянник Роман… Вот я и говорю: парню двадцать четыре года, он старший сын Сергея Валерьевича, но хлебнуть успел!.. В спорт его отдали рано: чуть ли не в пять лет, он прошел секцию карате, и дрался, и плавал, и на лыжах успел побегать… Лет в десять подался в фехтование и застрял там. Показывал поразительные успехи, и тренер просто рыдал от счастья: у пацана были такие задатки! Упорный, движения легкие, тренировался с удовольствием, побеждал практически во всех соревнованиях… Но в шестнадцать лет влюбился в девчонку из своего двора – и пропал.
– Как?! – не удержалась я.
– Нет, не в прямом смысле. Просто стал много времени проводить под ее окнами, встречал ее после школы вместо того, чтобы идти на тренировку… Даже учиться стал хуже. Родители что только не делали! И уговаривали его, и подкупить пытались: обещали ему компьютер и мотоцикл, и пугали, что, мол, выгонят его из спорта – ничего не помогало. Из-за этой девчонки Роман даже подрался с кем-то из пацанов, и его поставили на учет в детскую комнату милиции. Но от своего он не отступил: продолжал встречать свою пассию после уроков возле школы и дарить цветы.
– А почему родители были так против их отношений? Все-таки мальчишке не десять лет, в его возрасте многие начинают встречаться с девчонками.
– Тут, видишь ли, сыграло роль то, что родители девочки, так сказать, люди другого круга: папашка сидел за «мокруху», а предприимчивая мамаша приторговывала паленой водкой и даже, говорят, наркотой, и все во дворе об этом знали.
– Ого! Да, пожалуй, я тоже была бы сильно против, если бы мой сын связался с девчонкой из такой семейки.
– Связался – это еще мягко сказано. Родители однажды нашли у Романа пакетик с белым порошком. У матери чуть не случился сердечный приступ, отец-архитектор, забыв про интеллигентность, схватился за ремень… Тут, по счастью, подошло время соревнований в другом городе, и парня сбагрили туда, к великой радости родичей. Но тренер был, так сказать, предупрежден.
– Но соревнования – это же ненадолго, – покачала я головой, – и это – не выход в данной ситуации. Наверное, надо было принимать более радикальные меры.
Андрей кивнул:
– Да, Роман вернулся, и в доме снова начались скандалы и истерики матери… Кончилось все довольно плачевно: однажды перед очередными соревнованиями парня просто дисквалифицировали… Говорят, он вообще едва не угодил за решетку: доза, найденная у него, тянула не на статью «употребление», а на статью «распространение». Только благодаря связям тренера дело удалось замять. И тем не менее эти двое голубков поженились, едва Роману стукнуло девятнадцать…
– Как?! Роман, мальчик из приличной семьи, спортсмен, женился на дочери уголовников? Даже после всего, что с ним из-за нее случилось?! – Моему изумлению не было предела. – Он что, совсем «без башни»?
– Ее, по-моему, у него просто снесло. Не зря же говорят: любовь зла.
– И как только его родители допустили такое?!
– Да они не допускали, Тань. Надо отдать им должное, они сделали все, что смогли: отобрали у него паспорт, деньги, унесли из дома всю его одежду и заперли ее в гараже… И его самого заперли. Но один человек – догадайся сама, кто именно, – дал молодым и деньги, и паспорт помог восстановить… Собственно, и свадьбу в кафе оплатила тоже она.
– Неужели бабушка Ягудина? – изумилась я.
Андрей кивнул.
– Но зачем? – продолжала я удивляться. – Она что, не понимала, что внучатый племянничек с такой женушкой может скатиться на самое дно социума?
– Тань, кто ее знает, зачем она помогла молодым со свадьбой и чем она вообще думала! Старушка отошла в мир иной, и мы не можем спросить ее, но факт остается фактом. А насчет скатиться на дно… Фактически так и случилось: Роман стал попивать на пару с тещей… Потом «откинулся» с зоны папашка молодой жены и с удовольствием примкнул к супружнице и зятю. Создалась такая «теплая» компашка… Белохвостиковы рыдали в голос и горстями пили успокоительное: они поняли, что потеряли своего сына и внука – в прошлом перспективного спортсмена. Роман одно время работал тренером в юношеской школе, потом, когда его несколько раз застали там подшофе, попросту уволили. Да оно и неудивительно: кто же станет держать прогульщика и выпивоху?! Говорят, он устраивался в другие места, но ненадолго: тяга к спиртному не давала ему возможности закрепиться ни на одном месте.
– На что же он жил с молодой женой?
– Парень стал таскаться к родителям за деньгами и занимать у соседей. Они не давали ему: знали, что не на хлеб насущный просит. А вот бабушка Ягудина, как ни странно, с удовольствием подкидывала внучку «сотенки». Сестра погибшей уверяет, что Ахолия Ивановна специально подталкивала парня к пропасти. Черт ее знает, зачем она вообще влезла в это дело! Но что творит, думаю, понимала, она ведь тоже знала семейку этой девочки Насти, то есть теперь уже жены.
– А родители Романа пытались как-то помочь ему? Остановить, лечить от алкоголизма?
Андрей усмехнулся:
– Ты считаешь, таким можно помочь? Тем, кто сам добровольно идет к гибели?
Я предпочла не отвечать на этот риторический вопрос, вместо него задала Мельникову другой:
– Вы задержали его именно потому, что он умеет фехтовать?
Андрей кивнул.
– Да, как только мое начальство узнало, что он – мастер спорта по этому самому фехтованию, что много лет держал в руках шпагу, тут же приказало арестовать его, ведь старушка Ягудина была убита – заметь – точным ударом острым предметом в глазницу, никаких царапин у нее на лице нет. Один удар – и глаза нет, и в мозгу – дырка.
– И вы рассудили, что преступник умеет обращаться с такими вещами, как рапира?
– Что?
– У фехтовальщиков, Андрюша, не шпага, а рапира, к твоему сведению.
– Господи, да какая разница?! Шпага, рапира… Результат, как говорится, налицо, точнее, на лице пострадавшей. Но главное – сразу выяснилось про наследство: я же тебе говорил вчера, этот Роман оказался единственным наследником своей бабушки. Квартира, полная антиквариата, денежные средства – все переходит ему.
– А «пальчиков» на месте преступления, я понимаю, вы так и не нашли?
Мельников встал и налил себе в бокал воды из чайника.
– Не нашли. Преступники, Тань, в последнее время поумнели: перед тем как пришить жертву, надевают перчатки. И эстетично, и для следствия остаешься инкогнито… Тебе еще чаю?
Я отрицательно мотнула головой, подумала некоторое время, перечитывая свой список, и вздохнула.
– Ладно, с Романом мы выясним. Еще подозреваемые есть? Например, второй ребенок Белохвостиковых, ты ведь говорил, их двое.
– Именно. Нет, со вторым ребенком все в порядке: это девочка, вернее, девушка Верочка, ей двадцать, она учится в институте, тихая, скромная, утешение родителей, не в пример непутевому Роману. К тому же в тот день она была в институте и ее видели человек тридцать, мы проверили на всякий пожарный. Поэтому Верочку мы исключили из списка подозреваемых… А вот что касается соседей Ягудиной…