Как и все вы, я – путешественница, находящаяся на этой планете в непрерывных поисках. Как и все вы, я понимаю одни вещи и совершенно не понимаю другие. Наверное, последних намного больше.
Здесь, однако, мне бы хотелось рассказать о том, что мне довелось испытать лично, а в своих (наших) книгах и статьях я говорю именно об этом – о своем непосредственном опыте.
Я совсем не претендую на то, чтобы дать окончательные ответы, у меня таковых нет – в том числе и потому, что, как говорит мой друг Джино: «Кто дает ответы, тот не умеет задавать вопросы». А я постоянно задаю себе вопросы, даже чересчур много вопросов, но, как известно, существующее всегда является самым лучшим! Однако я нашла кое-что действенное для себя и буду рада поделиться этим со всеми, кто хочет и способен слышать меня.
Вот одна из вещей, которые мне уже довольно хорошо понятны: хотя причины человеческих страданий и кажутся многочисленными, в действительности их можно свести к одной-единственной – неведению! Неведение – от «не ведать», то есть «не знать». Причина страданий – в отсутствии понимания того, кто мы есть, на что мы способны и как устроен мир.
Люди в основном пребывают в неведении относительно того, что они – вечная энергия, безграничная и всемогущая, считая себя конечными, слабыми, ограниченными существами, неизбежно ошибающимися и грешными, на наш западный взгляд. Мы обречены навсегда исчезнуть по окончании собственной земной жизни, оборванной внезапным наступлением смерти! Даже у тех, кто «верит», что это не так, сомнения зачастую перевешивают «веру».
В этой книге я делюсь своим опытом овладения достаточно эффективными инструментами, которые, как я надеюсь, станут по прочтении достоянием каждого из вас.
Мне около двенадцати лет, за окном ночь, и вдруг я слышу какой-то странный шум. Встаю и вижу папу и маму, закрывающих балконы. Мои брат и сестра спят.
«Что вы делаете?» – спрашиваю я. Папа отвечает мне: «Мы закрываем балконы – говорят, в окрестностях бродят хулиганы. И еще, – добавляет он, – не могла бы ты спуститься вниз и посмотреть, хорошо ли мы закрыли?»
Когда я была ребенком, мы снимали квартиру в доме, построенном в начале двадцатого века. На первом этаже дома был большой «общий» зал. В этом зале было две огромных и тяжелых двери, и на каждой – по два больших железных засова. В доме жили две семьи – наша и пожилой хозяйки. Большая часть дома была необитаема. Открытие и закрытие дверей было доверено нам. Чтобы это сделать, нужно было спуститься по лестнице и пройти по длинному коридору в тот большой зал, пустой и гулкий. Короче, единственной в доме, кто мог спокойно пойти и выполнить эту задачу, была я, поскольку даже мама предпочитала делать это только вместе с кем-то. А папа возвращался домой уже после того, как двери полагалось закрывать. В это время нас в доме было четверо (мама, сестра с братом и я), но я была единственной из четырех человек, кто с ранних лет не боялся спускаться на первый этаж в одиночестве.
Моя мама всегда называла меня «бесстрашным Джованино»; так называлась сказка, автора которой я не знаю. Она часто говорила мне: «Ты не боишься даже сотни человек, которые бегут прочь». Этого я никогда не могла как следует понять. Если они бегут прочь, то чего тут бояться? Вот если бы они меня преследовали, тогда был бы повод для страха!
Вот почему, когда папа попросил меня спуститься и проверить засовы, это показалось мне совершенно естественным, и я спустилась, хотя в этом сне действие происходило уже в другом доме, в который мы переехали из того дома с залом. К тому же если меня просил папа, это значило, что беспокоиться не о чем.
Мой папа умер двадцать пять лет назад. На мой взгляд, он ушел из жизни слишком рано, но, как известно, ничего в жизни не происходит слишком рано или слишком поздно. С тех пор мне всегда не хватало того чувства уверенности и защищенности, которые были у меня, когда он был жив. Я знала, что, когда он рядом, никто и никогда не может сделать мне ничего плохого. Папа был человеком высоким и крупным (по крайней мере, таким он мне казался), очень сильным, и те, кого он любил, чувствовали себя по-настоящему защищенными. Моя двоюродная сестра недавно рассказала, что в детстве, когда она с кем-то ссорилась и этот кто-то грозился пожаловаться своему папе, она, росшая без отца, отвечала: «А я расскажу своему дяде Джанни, который весит сто килограммов и который так любит меня, что он тебя тут же угомонит!» И она была уверена в этом на все сто.
Когда папа был дома, он в разных ситуациях больше, чем кто-либо другой, внушал мне чувство защищенности. Ведь я была его ребенком, поэтому можно ли представить, чтобы он не защищал меня от всего?
Это был человек высоких моральных качеств, высокой этики, и это, пожалуй, дарило мне чувство защищенности даже больше, чем его физическая сила.
Чтобы вы понимали, что это был за человек, я вам расскажу об одном эпизоде, который произошел в конце семидесятых годов. Тогда я была еще достаточно маленькой, мне было около восьми лет, так что я плохо помню подробности. Папа был миролюбивым человеком. Я никогда не видела, чтобы он терял терпение, общаясь с посторонними людьми; дома такое бывало, но я ни разу не видела, чтобы он на кого-либо поднимал руку, включая нас. Насколько помню, папа никогда меня не шлепал. В общем, он был одним из тех хороших людей, гнева которых лучше остерегаться!
В церковном приюте (или каком-то подобном месте), находившемся в местечке неподалеку от нашего дома, была размещена группа вьетнамских беженцев. Живущим в окрестностях семьям, включая нашу, было предложено принять этих людей, чтобы они могли на время отвлечься от проблем. Мои родители откликнулись на просьбу провести воскресенье с одной из семей вьетнамских беженцев. Семья состояла из папы, мамы и мальчика лет пятнадцати или чуть старше. Сначала мы поехали на машине за ними в приют, а потом собирались к нам домой, чтобы вместе поесть. Но перед тем как возвращаться домой, мы остановились в центре, чтобы купить немного макарон для обеда, которым мы собирались отметить встречу с ними.
Папа и я отправились за макаронами, а остальные остались в машине.
Кажется, я пошла с ним, поскольку не помню, чтобы видела приближение типа, который был явно не в себе. Когда этот человек увидел в машине вьетнамцев, он совсем съехал с катушек. В то время мы еще не жили в том полиэтническом обществе, в котором живем сейчас, поэтому встреча с представителями другой расы была большой редкостью. В общем, этот тип (отлично помню его лицо) подошел к машине, выкрикивая грубые оскорбления в адрес этих трех человек, а потом обратился к моей маме с непечатными эпитетами.
Когда мой папа приблизился к машине, этот тип уже стоял рядом и орал, как сумасшедший. Папа вежливо предложил ему уйти подобру-поздорову, обращаясь к нему на «вы». Но этот тип, который вовсе и не думал уходить, грубо толкнул мою маму. Тут папа, который уже не мог на это смотреть, потерял самообладание и ударил этого человека кулаком прямо в лицо, так что тот зашатался и начал пятиться назад. Тогда папа прокричал: «Меня зовут Джанни Гарбуио, и я не позволю, чтобы кто-то обижал мою семью или моих гостей. Можете теперь пожаловаться на меня».
И уже этого одного поступка было достаточно для того, чтобы папа выглядел в моих глазах героем – хотя он всегда был моим героем и в полной мере соответствовал этому титулу! Затем он поступил еще лучше. Он сел в машину и, успокаивая нас и наших гостей, поехал прямо к полицейскому участку, чтобы «сдаться», вместо того чтобы направиться домой. Он рассказал о случившемся полицейским, упомянув, что готов взять ответственность за свои действия. Полицейский улыбнулся и сказал ему: «Идите домой, инженер. Если этот тип придет, чтобы что- то нам рассказать, мы дадим ему еще!»
Возможно, я несколько приукрасила эту историю, но это то, что я помню, и мой папа, несомненно, был именно таким.
Но вернемся к моему сну… Я спустилась этажом ниже и увидела, что один из балконов открыт. Я уже собиралась закрыть его, но вдруг откуда-то появился «хулиган» и побежал к окну, чтобы разбить стекло, а я закричала что было сил:
«ПАПА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!»
И папа тут же появился, он возник прямо передо мной, между мной и окном, то есть между мной и хулиганом, как это бывает во сне. Прогнав того, он быстро закрыл окно и повернулся ко мне.
В тот момент оказалось, что мне уже не двенадцать лет. Я снова стала той Джио, какая я сейчас, – той, которая знает, что папа умер двадцать пять лет назад. Он положил руки мне на плечи, и я спросила его: «Папа, ты вернулся?» Он ответил: «Я никогда не уходил и знаю, что ты никого не боишься, но теперь ты знаешь, почему бояться бессмысленно. И ты должна рассказать об этом другим».
Затем он обнял меня и прижал к своему большому животу, как всегда делал! И даже теперь, когда я об этом рассказываю, у меня на глазах слезы.
Проснувшись утром, я очень хорошо помнила увиденное во сне и тогда совершенно отчетливо осознала, что должна продолжать делиться своим жизненным опытом с теми, кто желает слушать меня.