Корабли нашего соединения, 5 ТОГЭ, были уникальными. Во-первых, на них не было оружия. Во-вторых, по значимости выполняемых задач они приравнивались к «стратегам». В-третьих, там служили замечательные люди, настоящие моряки. «Чажма» и «Чумикан» – большие корабли «с шарами», имели автономность шесть месяцев. Или даже восемь. Наши «малыши»: «Сибирь», «Сахалин» «Чукотка», «Спасск» – четыре месяца. И уж поверьте, мы отрабатывали свою автономность до последнего дня. Никто в ВМФ СССР, ни одно соединение, ни один корабль, не были в море столько, сколько 5 ТОГЭ. И большую часть времени корабли проводили не в теплых водах у экватора, а в сороковых широтах Тихого океана, прозванных «ревущими». И, как правило, в период штормов. Самые моряцкие из моряков моряки. В-четвертых, организация службы была очень жесткой и требовательной, Хотя… Старпом мог драть личный состав, щеголяя перед строем в бежевых шортах с вышитым солнышком на заднем кармане. Ну, это, понятно, в теплых широтах. А матросы могли лазить по кораблю в плавках. Суть «дера» от этого не менялась.
Кстати, у нас на верхней палубе был бассейн, сваренный во время ремонта во Владике. Этакая емкость 3><6х2 м. По утрам в нем плавал старпом, потом я. Остальные ленились и спали. А еще на каждом корабле был клуб. И командирский салон. И еще много чего.
Должности тоже были странными: начальник станции единого времени, заместитель командира – начальник измерительного комплекса, начальник телеметрии, начальник гидрометеослужбы, врач-стоматолог и проч.
Но, повторюсь, все корабли были первого ранга с крейсерской организацией. Да и само соединение носило характер какого-то закрытого ордена, типа иезуитского. Попав туда лейтенантом, можно было служить всю жизнь и оттуда уйти на пенсию. Офицеры перемещались по должностям только внутри соединения. Пришлых со стороны я вообще не помню. И если ушел – назад дороги нет. Кем бы ты до этой попытки возвращения ни служил.
А место мы определяли не только по «Лоран-С» или «Декке», но и первыми среди надводных кораблей по спутнику. Уже в 1979 г.
И в гостях у нас перебывала половина «Звездного городка» и даже начальник ЦУПа. О других и говорить не стоит.
Что, все прониклись?
А зря. Ничто человеческое нам, этаким полубогам, было не чуждо.
Стояли мы рядом со «стратегами» из Рыбачьего, которые загружались ракетами на нашем пирсе.
Вот уже четыре дня подводники большими группами ходят в лес и возвращаются к обеду. Потом опять в лес и приходят к ужину. Нас это очень заинтересовало. Послали лазутчика. Он донес, что подводники режут и вяжут банные веники. Этакая централизованная заготовка полезного сырья. А подход серьезный, как при сборе урожая. Военные всегда колхозникам помогали урожай собирать.
Меня всегда это удивляло. Ну посей столько, сколько собрать можешь и сохранить. Нет, сеем и сеем. Никто прогнозов не делает. Потом – на тебе, выросло! Много! Давайте, братцы военные, выручайте. Пропадет ведь!
Братцы-военные выручали, а потом зерно «сгорало», силос портился, картофель гнил. Хранить-то негде. И так каждый год. И формировались целинные батальоны, и снимались с должностей офицеры, и списывалась разбитая пьяным водителем о единственный, чудом сохранившийся в радиусе ста километров столб, одиноко стоящий в степи, военная техника. Офицеры снимались именно за дальнозоркость или близорукость подчиненных, этот столб нашедших.
Ну, это я отвлекся.
Сауна на корабле, естественно, была. Вот только старпом веники не любил. Грязь, говорит, от них, листья шпигаты забивают, трюмным работа лишняя.
В общем, не заготавливали мы веники. Что ж, повздыхали, позавидовали подводникам и тому, что у них старпомы такие хозяйственные, мудрые… А главное – человечные. Помянули незлым, тихим словом нашего. А то, не дай бог, услышит ропот на галерах. Накажет соответственно.
А подводники все работают. А мы все завидуем.
И вдруг…
Завыла сирена, началась суета на пирсах, где лодки стояли, народ подводницкий из лесу сквозь кусты промчался с пустыми руками, с сопки скатился, отдал швартовы, задраил верхние рубочные люки и исчез в тумане голубом…
Мы поняли, что удача на свете есть.
Иду к заму. Делегирован.
– Олег Павлович, разрешите на час в качестве поощрения сводить комсомольский актив в лес, увольнения ж запрещены. Человек 10.
Зам знает все, но прикидывается. Ему всегда мои обоснования нравились.
– Возьми пятнадцать. И не просто активистов, но спортсменов. Быстрых и сильных. И идите, но в «адмиральский час», пока старпом спит. А с ним потом я сам поговорю. Ишь, трюмные у него перерабатывают…
Зам, украинец, тоже любил веник в баньке.
Поднимаемся на сопку. Березки, дубки, кустики. А наверху – огромная поляна. А на поляне веники. И просто березовые, и просто дубовые, и дуб с березой, и ветки нарезанные, еще не увязанные. Сотни веников! Богатство! На «шару»!
Первую «ходку» мы сделали с кипами веников в руках. Я понял, что такими темпами не успеть ко времени пробуждения старпома. Пришлось расставить людей цепью от поляны до корабля. Дело пошло гораздо веселее. Огромный «стог» бегом заносили на корабль и прятали в «недрах». Подобрали даже не увязанные ветки. Мы ими потом пол в сауне застилали. Запахи, скажу я вам! А как приятно не по кафелю ступать, а по распаренным листикам и веточкам…
А у каждого офицера и мичмана в каюте штук по 20 веников, у матросов в кубриках чуть более. Их же больше.
А зам слово сдержал, убедил старпома в пользе баньки с веником. Тот смирился. Зам ему даже брошюру о русской бане подарил. Правда, я потом видел, с каким лицом старпом ее за борт выбросил. Но заму я не сказал об этом. Честно.
Понятно, если б подводники пришли, мы б им веники отдали. Вы ведь мне верите?
Но они пришли, когда мы уже отдали швартовы и отваливали от стенки.
Горестные крики «заготовителей», которые сразу же бросились в лес, были слышны еще с полчаса. Даже на середине бухты… И преследовали нас в кошмарных снах. Вспоминали нас, видать, часто. Хорошо, не прокляли. А мы были им искренне благодарны. Особенно по субботам, когда помывка.
Простите, ребята. Низкий вам поклон. Нам ваших веников почти на год хватило. А лес большой, веток много…