Яркие пятна солнечных зайчиков скакали по лужам, прячась в искорках росы, рассыпанных на изумрудных коврах газонов. По ручейкам плыли укутанные облаками тополиного пуха флотилии бумажек и щепок. Недавно завершившийся дождь очистил асфальтовые долины площадей и улиц от накопившихся отбросов, и мусорные кораблики уплывали в таинственное никуда городской ливневки.
В такт прыжкам солнечных зайчиков стремилось взлететь повыше и настроение. Пропитанный озоном послегрозовой июньский воздух словно просил его не вдыхать, а вкушать. Большими пивными кружками. Артем и сам был не прочь пару раз подпрыгнуть или вскачь припустить вдоль обочины, но боялся, что прохожие – люди на вид весьма солидные – не поймут. И заклеймят. А подурачиться хотелось.
Небеса не остались равнодушными к столь детскому желанию взрослого человека и подходящий случай предоставили. Неподалеку от газетного киоска Артем заметил бывшего однокашника Ромку Брагина, который с серьезной миной изучал ассортимент свежей прессы в киоске «Роспечать». Одноклассника Артем не встречал лет двести, если точнее – со дня школьного выпускного, и не знал, что тот живет здесь, в Белореченске. И, распознав в долговязой фигуре старинного знакомца, обрадовался.
Неожиданная радость подвигла Артема на мелкое хулиганство. Подражая индейцам из восточногерманских фильмов с Гойко Митичем в роли главного сиу, Артем подкрался к киоску, зашел за спину Ромки и гаркнул в ухо:
– Бр-рагин, к доске!
Ромка дернулся и отскочил, отмахнувшись от «индейца» – как от назойливой мухи – только что приобретенной газетой. Так резко махнул, что от свежей прессы едва не пострадала физиономия однокашника. В миллиметрах газета просвистела. Прошелестела.
– Стрельцов, ты?!
– Он самый.
– Напугал…
– Извини, не хотел.
– Не верится, – усомнился Брагин. – Шуточки у тебя, смотрю, не изменились.
– А то! В мире должно быть что-то стабильное.
– Ясно все с тобой. Тогда, здорóво, что ли! – улыбнулся Роман и протянул руку.
– Что ли! – ответил на рукопожатие Стрельцов. – Каким ветром в наших краях? Я тебя увидел возле ларька – и даже не узнал сначала. Брагин, думаю, или мираж? Совсем дурной Темка стал, мерещиться призраки прошлого стали. Мы ведь лет пятнадцать не виделись?
– Больше двенадцати точно. Со школы.
– Ох, время летит…
Брагин кивнул и добавил:
– Вернулся в Белореченск я недавно, работу здесь нашел.
Теперь настала очередь кивать Артему.
– Кого из наших встречаешь? – спросил Брагин.
– С ходу и не сообразишь…
Разговор складывался сумбурно, как часто и бывает при встрече со старым знакомым, которого не видел десяток лет. Вроде и пообщаться нужно, а особо не о чем. Вот и приходилось шутить и вспоминать прежних товарищей. Стрельцов решил сломать стандартную канву:
– Слушай, а что мы стоим, как неприкаянные. Давай в кафешку заглянем, посидим по-человечески… обеденный перерыв ведь.
– Не могу, занят, – скорчил извинительную мину Брагин.
– Тогда вечерком? Поговорим обстоятельно, пивка попьем. Или чего покрепче. Есть ведь что вспомнить, что рассказать.
– Лучше в выходные.
– Отлично. Как тебя найти?
– Запиши телефон… – Роман продиктовал цифры, а Артем достал мобильный и занес номер в контакты.
– Домашний?
– Рабочий. Домашним не обзавелся. А сотовый… Я тариф менять собираюсь, так что…
– Без проблем, позвоню на рабочий. В пятницу во второй половине дня.
– Договорились.
– До встречи.
Пожав руку однокласснику, Ромка побежал по своим неведомым делам, а Артем отправился в столовую областной филармонии, где частенько обедал. Если время не позволяло добраться до дома и отведать домашних Настиных разносолов. Молодая супруга Стрельцова плюс к прочим достоинствам готовила умопомрачительно.
Впрочем, и «филармонические» котлеты по-киевски – приемлемый вариант. Удобоваримый. Как раз котлетами и окрошкой Артем усугубил и без того превосходное настроение, на поднятие которого поработали погода и неожиданная встреча. За обедом нахлынули воспоминания о славных школьных деньках. В классе над нескладным долговязым Ромкой нередко подшучивали, порой даже издевались, но выходки сверстников Брагин воспринимал терпеливо, без ответной агрессии, свойственной подросткам. Вообще, по характеру Брагин, если память не изменяла, был тихим и спокойным. В школьные годы Артем к Ромке испытывал определенную симпатию. До дружбы дело не докатилось, но общались нормально. Иногда Артем защищал приятеля от нападок не в меру разошедшихся одноклассников. Сделав вывод о том, что Рома совершенно не изменился и шалость старого приятеля воспринял вполне адекватно, Артем дожевал котлету и принялся за компот. Вкусно, черт побери, хоть и не «Метрополь».
Финансовое благополучие семьи Стрельцовых позволяло ее главе питаться в кафе и ресторанах, но издавна сложилась привычка заглядывать на обед именно в эту столовую. И желания отведать что-нибудь из гипотетических кулинарных изысков и насладиться высоким качеством обслуживания Артем не испытывал – в помпезных заведениях он ощущал определенный дискомфорт. Официанты казались навязчивыми, посетители – снобами, и Стрельцов боялся опозориться ввиду отсутствия соответствующих манер и вкуса.
Покинув столовую, Артем неспешным шагом отправился в офис. Обеденный перерыв заканчивался, но кто ему, соучредителю и коммерческому директору в одном лице, попеняет на опоздание? Право имеют лишь компаньоны, они же закадычные друзья – Валерка Фомичев и Борька Райхман, однако им это не нужно. А Валерка и сам побездельничать мастак, в офисе раз в неделю появляется. Ясным солнышком. И необязательно в конторе штаны протирать. Работа, тьфу-тьфу, налажена, прибыль капает, пусть Фомичев в мэрии и налоговой контакты поддерживает да поставщиков с клиентами по кабакам водит. А также своих бесчисленных девиц. Валерка, в отличие от друга, в ресторанах, барах и ночных клубах ощущает себя, словно рыба в воде. На то он и генеральный директор.
Вообще, сейчас у них в фирме все в ажуре. Не грех на денек-другой себе отгулы придумать, понятное дело, предупредив компаньонов – Армагеддон не случится. Не то что в прежние времена, когда компания вставала на ноги. В ту пору Стрельцов крутился белкой в колесе, искал оборудование, мастеров, налаживал производство, порой не зная, за что хвататься. Домой обычно являлся после полуночи, а полноценный выходной выкраивал раз-два в месяц. К счастью, эра становления давно миновала, и работа жизни не мешала. В ближайшие часы, например, Артему в офисе и делать особо было нечего. Единственным запланированным на сегодня мероприятием оставалась встреча учредителей.
Утром позвонил Валерка и попросил в шестнадцать ноль-ноль быть на месте, неупомянутый важный вопрос собрался обсудить. Что за идея в очередной раз возникла в светлой головушке Фомичева, Стрельцов выяснять не стал, на встрече генеральный расскажет. С подробностями. Проекты и прожекты рождались у Валерки кучами. Борис с Артемом не успевали отбиваться от фомичевских деловых предложений. Справедливости ради, одна из пяти-шести идей являлась не фантастической, а реализуемой.
Нужды торопиться не было, и Стрельцов свернул к киоску, где часом ранее встретил Брагина. Решив собезьянничать и ознакомиться со свежей прессой. Приобрел три газеты, одну – «Известия» – тут же развернул, читая передовицы. Едва успел зацепиться взглядом за статью о наводнении в Европе, как ощутил увесистый удар в районе левой почки. Дыхание перехватило. С ответом Ромка – больше некому – явно переборщил. Артем напугал его слегка, а тот чуть почки не отбил. Очень больно.
Пару раз вдохнув и свернув газету, Стрельцов повернулся и деланно грозно произнес:
– Брагин, ты озверел?!
И замолк.
Перед ним стоял не Ромка, а совершенно незнакомый мужик. Лет двадцати пяти – двадцати семи, среднего роста, коренастый, с глубоко посаженными глазами и коротко стриженной, можно сказать, бритой головой. От бритоголового веяло опасностью. И перегаром. Внешний вид мужика – сбитые костяшки кулаков, стрижка, татуировка на предплечье, «железные» зубы, напряженная, словно у севшего в низкий старт спринтера, поза свидетельствовали, что товарищ явно тревожный, похлебал баланды из котла жизни. И готов адекватно отреагировать на любое неосторожное телодвижение каждого встречного. И чужие носы, судя по кулакам, ломать бритому приходилось не раз.
Артем растерялся. С одной стороны, удар в бок требовал адекватной ответной реакции, а с другой – рассудочность взывала к осмотрительности. Осмотрительность одолевала. Возможность приобрести пару синяков не вдохновляла. И трусость здесь не при чем. Шрамы украшают мужчину и укрепляют его репутацию до определенного момента. Когда мужчина достигает положения в обществе, приобретает авторитет, уважение и, скажем… достопочтенность, а иногда и просто с возрастом, синяки и шишки перестают являться признаками доблести, а становятся метками глупости. В глазах точно такого же достопочтенного большинства.
Влез в драку, заработал пару фонарей – значит, недостаточно умен и дипломатичен, чтобы избежать конфликта, урегулировать его мирными средствами, без мордобоя. И опозорился. Детский сад, честное слово. А если в процессе возни он еще и перепачкается? Вообще конфуз! И с милицией разборки не очень хочется затевать: объяснения, протоколы, очевидцы, понятые… бр-р. Он ведь не просто гражданин Стрельцов: имярек, паспортные данные, он, между прочим, коммерческий директор фирмы «Мебель-плюс», муж и будущий отец. И о собственной репутации необходимо заботиться. А тут вдобавок невольные зрители начали появляться – в сторонке стояла и наблюдала за развивающимся конфликтом троица прихлебывающих пиво из банок молодых бездельников. Да и любопытная киоскерша из своей будки с надписью «Роспечать» выглянула.
Очевидно, уровень «достопочтенности» Артема за последние годы вырос очень сильно, поскольку запятнать репутацию добропорядочного гражданина, потеряв долго зарабатываемое реноме, показалось ему более позорным, чем прилюдно получить тычок кулаком под ребра от незнакомого субъекта. Поэтому физиономия бритоголового молодчика осталась нетронутой, из-под губы не брызнули багряно-красные капли, и сам недоделанный скинхэд по-прежнему стоял на ногах, а не повалился подрубленной осиной наземь. Стрельцов его даже по матушке не приласкал на великом и могучем, а попытался урегулировать ситуацию через переговоры с агрессором.
Учитывая обстоятельства «встречи на Эльбе», вопрос прозвучал гипертрофированно вежливо и размыто:
– Простите?..
Бритоголовый не простил. Он вообще ничего не сказал, лишь, слегка прищурившись, разглядывал Артема. Хотелось просто повернуться и удалиться, уклонившись от общения с тревожным товарищем, но сдерживало опасение, что неприятные ощущения в поясничной области могут повториться. Или в смежной области. Не дождавшись реакции, Стрельцов повторил сакраментальный вопрос. На тот случай, если до скинхэда долго доходит.
– Простите?..
– Не узнал… – удивительно высоким голосом констатировал бритоголовый. – Ладно, живи пока. Но не радуйся! Как-нибудь пересечемся. И, падла, теперь почаще оглядывайся, понял?
Не дождавшись ответной реплики и не попрощавшись, незнакомец развернулся и быстрой походкой направился в сторону автобусной остановки. В воздухе таял слабый аромат перегара.
Пивные парни пребывали в трауре. Наклевывавшееся бесплатное развлечение сорвалось. Любопытная продавщица газет и журналов с печальным вздохом скрылась за рядами печатной продукции. Артем же остался стоять возле киоска в полном смятении, непроизвольно сжимая кулаки до костяного хруста и появления белых пятен на ладонях. Проводив взглядом незнакомого агрессора, Стрельцов выразил всю полноту чувств парой емких выражений. Волшебная сила слова! Артем сразу же вспомнил обладателя странного голоса. Это был рядовой роты, в которой сержант Стрельцов лет десять назад проходил срочную военную службу. И фамилия хама всплыла из глубин памяти – Чхеидзе, а имя – то ли Михаил, то ли Николай. Вместе они служили недолго – на момент призыва рядового Чхеидзе Стрельцов уже числился в старослужащих, и вполне заурядный «дух» ничем особенным ему не запомнился. Разве что необычным голосом и прозвищем – Нина. И вот теперь такое, мягко говоря, странное рандеву.
Идиотская ситуация. В душе противным паучком копошилась некая недосказанность. Неудовлетворенность. Впрочем, досказывать что-то было уже некому, а удовлетворять амбиции и срывать злость – не на ком. Не догонять же бывшего сослуживца, требуя объяснений. Тем более тот уже скрылся из виду. Поэтому Артем гордо ретировался с поля несостоявшегося боя.
Солнышко по-прежнему расплескивалось золотистыми брызгами по озеркам подсыхающих луж, воздух не стал менее свежим и вкусным, однако наслаждения от прогулки Стрельцов уже не испытывал. Настроение, прежде взлетевшее до высотных этажей, рухнуло куда-то на уровень городской канализации. А то и пониже. Будто в душу нагадили.
Любопытно, за час столкнулся с двумя старыми знакомыми, с которыми много лет не виделся, и такие разные эмоции испытал. Поневоле уверуешь в то, что есть закон жизни: за позитивными событиями следует неприятное, а за белой полосой – черная. То ты кого-то, то тебя кто-то… Утешаясь подобными размышлениями, Артем понемногу успокоился, и, когда подходил к офису, злость и раздражение испарились. Исчезли. Вместе с мокрыми пятнами на серо-черном панцире асфальта.
Кожаные лапы кресла обнимали талию… и то, что пониже, массировали бока и, казалось, засасывали в уютное, мягкое чрево. С эффективностью трясины. Ни вырваться, ни встать. С той разницей, что трясина, как правило, не отпускает своих жертв, а кресло нехотя, но все же освобождало людей из ласкового плена. Резко вскочить из такого кресла – нечего и пытаться. Не получится. Извлечение тела из «мебельных» объятий возможно лишь с предварительным перемещением центра тяжести ближе к краю или при помощи упора рук в подлокотники.
У человека бывалого и наблюдательного наверняка возникло бы ощущение, что гостевое кресло так специально устроено. Чтобы у посетителей кабинета господина Туманова не возникало необдуманных намерений. Подскочить, например, и замахнуться на хозяина кабинета. И тем более, не дай бог, попытаться заняться рукоприкладством. Намерения-то не возбраняются. Запретить думать о разных гадостях, к сожалению, невозможно. А вот воплощение подлых намерений должно пресекаться на стадии пробных прикидок. Где-то на этапе: «А вот сейчас, как поднимусь да по физиономии двину!»
Выскажи бывалый человек подобные мысли вслух, господин Туманов непременно подтвердил бы эти предположения. И оставалось бы только подивиться его дьявольской предусмотрительности. Впрочем, посетители кабинета едва ли даже мысленно позволяли себе съездить по морде хозяину кресла. Разве что самые отмороженные и в глубине души, куда ни один психиатр не заглядывал.
Серега Величев по кличке Велик о подобном героическом поступке иногда грезил. Отдавая отчет в неисполнимости мечты. В фантазиях Сереги количество мысленных свингов и апперкотов, врезающихся в физиономию шефа, нередко было прямо пропорционально количеству и качеству «пилюль», полученных в служебном кабинете Туманова. Того самого Алексея Михайловича Туманова, депутата Законодательного собрания Белореченска и председателя совета директоров банка «Монолит», в узких кругах известного под кличкой Леха Туман.
Сегодня Алексей Михайлович вставлял пистоны Сереге за вчерашнюю драку в ресторане, где Велик со товарищи славно покуролесили. Не одно мурло славно начистили, и за дело – нечего нормальным пацанам хамить. Ну, ущипнул кто-то из пацанов официантку за ягодицу, с кем не бывает, а челядь шум подняла, давай их выставлять из кабака. И не утерпели. Погромили кабак маленько. А шеф теперь гневается, кричит, что имидж ему портят. Туманов собирался выдвигать свою кандидатуру на выборах главы городской администрации и на имидже просто помешался. Уже почти час нотации читал. Хотя Туман чихвостил Серегу вяло, без энтузиазма, поэтому в величевских грезах шеф тоже получал меньше обычного. Но получал, поскольку нотации Велик вообще с трудом переносил, а на похмельную голову – просто не переваривал. На тридцать первом апперкоте Туманов упал на пол и взмолился о пощаде. Велик попинал его для порядка и отпустил.
– Ты не уснул случайно? – Демонстративно ласковый голос начальника бесцеремонно вырвал Сергея из страны фантазий. – А то, может, подушку выдать?
В устах Тумана вопрос прозвучал угрожающе. Понятно, какую подушку он выдаст – каменную плиту на могилу!
– Нет, шеф! Я слушаю! – дабы не искушать патрона, бодро прохрипел Велик и пошевелился в кресле. В голове неприятно зазвенело, незримые кузнецы пару раз врезали тяжеленным молотом по черепной коробке, желудок совершил кульбит. Очень захотелось опохмелиться, но сегодня вряд ли получится. Пока, по крайней мере.
– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнул хозяин кабинета. – В общем, я тебя воспитывать не буду, еще один такой косяк, и пойдешь рынок охранять. Уразумел? А там косорезить начнешь, уволю.
Шутки кончились. Велик не припоминал, чтобы кого-то из окружения Туманова увольняли. В лесочке прикапывали, с пулей в башке в реку бросали, а вот на вольные хлеба – не случалось. И Сереге совсем не понравилось, как шеф говорил об охране рынка. Словно о свершившемся факте.
– Шеф, да я больше ни-ни, ни в жизнь, блин, в натуре! Ни одну гниду в кабаке пальцем не трону! – поклялся Величев, преданно глядя в глаза Алексея Михайловича. Поклялся настолько рьяно и истово, что от переизбытка чувств едва не перекрестился.
– Артист! – умилился Туманов. – Грех такому не поверить. Короче, Смоктуновский, даю тебе шанс исправиться. Есть одно маленькое дельце…
«Как обычно – грязное!» – подумал Серега, но вслух, естественно, ничего не сказал. С детских лет Величева отличала повышенная брезгливость, к примеру, запачканные руки раздражали его невероятно. Смешно, но кровь, наряду с прочими выделениями человеческого организма, он также не переносил. Поэтому холодным оружием никогда не пользовался, предпочитая огнестрельное. Ни на разборках, ни в драках, ни при наказании проштрафившихся должников. Кулаками помахать для забавы или пулю в затылок пустить с дюжины шагов – это душа Велика принимала, а вот против того, чтобы пырнуть заточкой кого в пузо, рискуя измазать одежду и руки кровавыми брызгами – протестовала. Тошнотой и мерзким привкусом во рту.
Жаль, в кабинет к Туманову с верной «береттой» не войдешь. Отобрали…
– …потянешь его – не пожалеешь, – продолжил хозяин кабинета. – А нет, тогда… – Туманов развел руками. Мол, не обессудь. Что означал незатейливый жест, Велик догадывался. К прискорбию.
– Что за работа? Типа, завалить какого-нибудь фраера? – без лишних экивоков спросил Серега. Подобными делами для шефа он занимался не раз. И не два.
Туманов поморщился.
– Все бы тебе, Велик, валить. Нет, тут потоньше работа требуется. Не знаю даже, справишься ли. – Алексей Михайлович окинул взглядом крепкую фигуру ерзающего в кресле Сереги.
– Когда я подводил? – ровным голосом попытался выразить возмущение Величев. Несмотря на отсутствие приличного образования (девять классов средней школы), Серега довольно много читал, особенно в сравнении с другими «бригадирами» и «торпедами» Туманова. По большей части – произведения детективной и приключенческой направленности. И из прочитанного вынес убеждение, что краткость изречений повышают авторитет в глазах собеседников. А уж постараться выглядеть достойным уважения и доверия в глазах шефа – то, что доктор прописал. Для здоровья.
Возмущение Сереги Туманов пропустил мимо ушей.
– Хотя нюх тебя не подвел. Упокоить кое-кого придется, но есть нюанс… – Алексей Михайлович сделал паузу и еще раз взглянул на самого исполнительного из своих «бригадиров», будто прикидывая, знает ли тот значение последнего термина, – надо, чтобы подозрение пало на одного человека. Даже не подозрение, а чтобы в прокуратуру попали веские доказательства его вины. – Туманов понизил тон и не говорил, а скорее шелестел, а слово «веские» вообще прошипел рассерженной змеей. И не ужом.
– Типа, подстава, – выказал сообразительность Серега. До сего дня задания шефа действительно были попроще: того замочить, этого припугнуть, из того выбить долги. А тут – прямо комбинация! Растет, значит, Серега Величев в глазах начальства. Поэтому Велик поспешил уверить Туманова в том, что с поручением справится, соорудив на морде деловитое выражение:
– Без базара! Сделаю, шеф! Кого валить и кого подставлять?
– Моего конкурента на предстоящих выборах знаешь?
– Что?! Калинина?! – удивился и слегка напрягся Серега. Мочить председателя Законодательного собрания области или подставлять его – это… боязно. У него ведь и в охране целая толпа павианов ошивается, и бывшие спецы ФСБшные, и юристов куча, и адвокатов. И вообще, подступиться к фигуре такого масштаба нереально. Он ведь по второсортным кабакам не шныряет. Это все равно что на Туманова нацелиться. Как бы тут самого не подставили. Или не замочили при исполнении должностных обязанностей.
– Ты охренел?! – зашипел Туманов. Он вылез из-за стола, подошел к креслу с Величевым и навис над непонятливым бригадиром. – Думай башкой своей дырявой, дебил, что метешь! И без фамилий, даже здесь! Глушилки работают, конечно, но и языком молоть…
– Молчу, молчу, – покорно поднял руки Серега, и с тоской подумал, как бы все-таки славно было подняться с кресла и напинать по толстому тумановскому заду. Тогда бы сразу стало ясно, кто дебил, а кто уважаемый пацан.
– Придурок! Я не о самом говорю, а о его любимом сынке. Об идиоте вроде тебя!
– Типа, о Сашке? Который Паровоз?
– О нем!
– Это его надо, типа… того? – Велик провел ребром ладони по горлу, демонстрируя повсеместно известный жест недобрых намерений.
– Олигофрен! Ничего лучше не придумал? Доведешь ты меня когда-нибудь до греха. Пошевели извилинами; если труп щенка найдут на помойке, на кого пальцем показывать начнут? И обвинять во всех тяжких? Правильно! На его конкурентов по предвыборной борьбе. А кто у папы главный конкурент, соображаешь?
– Понятно.
– Вот. Мне лишние проблемы сейчас – как собаке велосипед. Планов – громадье, на кон многое поставлено, а бабки такие заряжены, что тебе и не снились. Обратку включать уже нельзя. А случись бяка с сынком, папа вонь поднимет до небес. Резонанс пойдет, в газетах начнут мусолить, на телевидении склонять, и прокатят меня тогда… бочкой по дорожке. С аплодисментами. На хрен мне эти кренделя?
Серега поерзал в кресле и кивнул, мол, понимаю, шеф, кренделя не нужны.
– Но… – воздел палец в потолок Туманов, – казус с сынком случиться должен. Догоняешь?
– Пока, типа, не очень, – честно признался Велик.
– Диспозиция такая… – Алексей Михайлович демократично присел на подлокотник кресла и по-приятельски положил руку на плечо Величева.
«Слов-то нахватался!» – мелькнула мысль в похмельных Серегиных мозгах. Скорее – скрипнула.
– …Есть одна девка, зовут Наташа Климова. Она подружка Паровоза. Бывшая. Теперь у нее другой хахаль. И с ней на днях неприятность произойдет. А менты на месте преступления выкидуху найти обязаны. Пока врубаешься?
– Ясен пень, девку на перо воткнуть. Как два пальца об асфальт!
– Тихо! – прошипел Туманов и едва ли не зашептал в ухо Сереге:
– Наташа эта живет на Коммунальной, двадцать пять, в одной из химкомбинатовских хрущовок. Там пролетарии да старушки с ветеранами обитают, поэтому проблем быть не должно. Зайдешь с пацанами, слесарями там или электриками, представляетесь, сам решай, и аккуратно валишь девочку. Если рядом хахаль нарисуется, валишь и его в штабель. А выкидуху в подъезде сбрасываешь. Будто впопыхах, в расстройстве чувств уронил. Дырки делаешь осторожно, в перчатках.
– Понятно.
– Смотри пока Наташино фото, чтобы не обознаться. – Туманов встал, вытащил из ящика стола кипу глянцевых листков и протянул Сереге. – Сейчас и перо будет.
Пока Величев разглядывал фотографии будущей жертвы, Алексей Михайлович вызвал в кабинет своего помощника и одновременно главного охранника – Костю Масальского, по прозвищу Мосол. Костя прихватил с собой какой-то бумажный пакет. Развернув его, Туманов извлек на свет затейливо украшенный нож с выкидным лезвием. Рукоять ножа была обмотана полиэтиленом и скреплена скотчем.
– А обмотано на кой хрен? – поинтересовался Серега, принимая из рук шефа нож.
– Не лапай, держи аккуратно! Для того и обмотано, чтобы отпечатки не стереть. Там пальчики Паровоза остались, в полной комплекции. Тесак держи осторожно. Здесь и здесь – лучше вообще не трогай.
– А как я телку тогда валить буду? Тут, блин, и взяться-то не за что.
– На то ты у нас и профи, а не лох помоечный. Свяжи предварительно, примерься и тогда бей.
– Легко сказать…
– Алексей Михалыч, спец, криминалист, сказал, что держать нож можно как угодно. Отпечатки под пленкой не смажутся и не сотрутся, – вмешался Мосол.
– Костя, а ты почему еще здесь?! Принес ножик и вали в приемную, без тебя разберусь, – нахмурился Туманов.
– Понял. – Масальский испарился со скоростью развоплощенного молитвой привидения.
– Ладно, раз спец сказал, то держи, как хочешь. К тому же там гравировка есть, – смилостивился Алексей Михайлович.
Действительно, по лезвию змеилась мелкая надпись: «Саше Калинину от Димы». Да, удружил неведомый Дима Паровозу… Теперь замысел Туманова стал ясен Сереге. Труп в квартире, перо с гравировкой, где фамилия хозяина выкидухи указана, пальчики на рукоятке – надо быть совсем тупым, чтобы не повесить труп на Паровоза. Среди ментов тупых, может, и полно, но настолько… Ухватятся за труп Наташи, как за квартальную премию, очередную палку срубят, раскрываемость, типа, отчетность. Сынка подтянут, трупец повесят, и папке жарко станет. Калинин, ясен перец, крендель крутой, но здесь покувыркается. И, хрен знает, отмажет любимого сынульку или нет. А кресло мэра, верняк, накроется медным тазом. Или еще чем похлеще. А погоняло у Паровоза прямо пророческим оказалось, пустят его локомотивом, разве что вагоны цеплять не будут. Групповуху не пришьют, некого, да и Туман указаний не дал.
Красивый расклад. Интрига, блин. Шито-крыто, и Туман, типа, не при делах. Хотя он-то как раз в теме. Наверное, Денисюк подсказал, советник и правая рука Туманова, он горазд на подобные штучки, даром что бывший мент. Серегины брови невольно поползли вверх. В знак уважения к хитроумию и дальновидности шефа и его приближенных.
Алексей Михайлович обратил внимание на мимическую гимнастику Величева:
– Вижу, доходит.
– Есть малость. Шеф, а перышко-то такое славное, типа, откуда?
– Любопытство, Велик, это порок! И, как правило, наказуемый. С ним бороться следует. Еще небезызвестной Варваре шнобель на базаре… того. За любопытство. В пословицу вошло. Тебе свой не жалко?
– Шеф, я, типа, без задней мысли.
– Шучу-шучу! Для дела тебе знать это, конечно, необязательно, но, учитывая мое к тебе доверие, расскажу. Цени! Ножичек свой именной сынок в кабаке забыл. Фрукты резал, пальцы гнул, телкам басни рассказывал о том, какой он крутой, и заболтался. Прошляпил выкидуху. А она еще и с пальчиками его оказалась. Четкими. Грех не использовать столь вопиющее свидетельство человеческой глупости. Теперь ножичек и пригодится для благого дела.
Серега вновь подивился, насколько гладко чешет Туманов. Во насобачился. Величев знал, что шеф уже довольно давно каждую неделю занимается со специалистами по, как ее там… культуре речи. А ведь пять лет назад одними матами сыпал. Всех в хвост и в гриву метелил. И феней не брезговал, даром что нет ни одной ходки за плечами. Хотя и сам Серега к «хозяину не хаживал», имел лишь две условные судимости: за хулиганство и хранение огнестрельного оружия. Да что там феня с матами, прежде Туман и в рыло норовил заехать. По поводу и без оного. А ныне заслушаться можно: «…вопиющее свидетельство…», «…для благого дела…», «…как правило, наказуемый…». Даже завидно. Может, тоже к мастеру разговорного жанра на прием записаться?
– И ножичек пригодится, и пальчики. – Туманов еще раз покатал на гортани и языке фразу, словно опробуя на вкус, как звучит. – Ты вообще сынка хорошо знаешь?
Серега пожал плечами:
– Не, слышал просто.
– А подружку его?
– Первый раз сейчас, блин, увидел.
– Значит, проблем возникнуть не должно. Ты их не знаешь, они тебя – тоже, мотива нет, претензий – тоже. Все супергут! – едва ли не стихами заговорил Туман. – Да и алиби тебе с пацанами обеспечим. Ладно, ты понял?
– Типа да.
– Не типа, а да или нет?
– Да.
– Срок тебе до пятницы, потом сынок на отдых улетает в Сочи, там у папы дачка. И проторчит на море хренову тучу времени. Поэтому решай проблему до пятницы! Справишься – не пожалеешь!
– Понял.
– Вопросы?
– Да, типа, все в лимонаде… – Велик почесал ту часть тела, которая среди его друзей ласково называлась «репой». – Не, есть один: а менты купятся на подставу? Я про Паровоза не слыхал, чтобы он пером жмуров крошил.
– Плохо слушал, значит. Мальчик у нас с Уголовным кодексом баловал. Подрезал телку по пьяни, насилу откачали, а мальчика закрыли. На пятерик баловство тянуло, но папка отмазал. Так что с ножичком сынок упражнялся. Наследил. И менты купятся и… прочая прокуратура. На этот раз отмазать не должен… Еще что? Бабки нужны?
– Нет.
– Тогда гуляй, работай. И помни: до пятницы!
Комфортабельная ловушка наконец выпустила очередную жертву из своих объятий. Скрипнув от сожаления.
Едва вернувшись в кафе «Королевская охота», где располагалась своеобразная штаб-квартира Серегиной «бригады», а сам он числился одним из учредителей, Величев послал двух «торпед» – Гвоздя и Химика – на улицу Коммунальную. Приказав следить за квартирой Наташи, и как только подружка Паровоза появится на горизонте, немедленно уведомить бригадира. Их же Серега решил взять и непосредственно на работу. Они и посообразительнее прочих и язык за зубами держать умеют. А у Химика даже незаконченное высшее образование за душой. Конечно, с ними не так весело, как, например, с Митяем или Кривым, с которыми славно бухать и громить кабаки, но тем тонкую работу не доверишь. Бабло с должника стрясти, залетного фраера шугануть или стволами потрясти на разборках, стрелках и толковищах – тут они незаменимы, а чуть в сторону – нагородят, что… охренеешь разгребать. Да им просто терпения не хватит в засаде сидеть; заскучают, налакаются пива и поедут кататься.
Есть еще вариант: Чалдона отправить. Он малый тоже не промах; предусмотрительный, осторожный, бухает с оглядкой, но есть пара изъянов. На картах и бабах помешан. Карты – до лампады, а вот на бабе проколоться может. Взбредет что-нибудь в башку, пожалеет телку, взбрыкнет в неподходящий момент. Маловероятно, но чем черт не шутит. Чалдона и потом запахать не грех; если калининская девка не сразу нарисуется, то «наблюдателей» менять придется.
Нет, достаточно Химика и Гвоздя. Тем более что затягивать исполнение тумановского задания Серега не желал. Туман сделал крупную ставку на выкидуху Сашки Паровоза и дал срок до пятницы, и если, не дай бог, Серега не успеет, то точно отправится рынок охранять. В лучшем случае.
Нутро просило водочки или коньячку. На крайний случай – пива. Похмельный синдром все-таки, сушняк и прочие прелести, которые за время экзекуции и наставлений в кабинете шефа только усилились. Однако пить нельзя – голова ясная нужна. Поэтому нутро Серега осадил и от алкогольных напитков отказался. Решил, что туманить мозги ни к чему. Не то впоследствии Туман их так прочистит…
Усмехнувшись про себя невольному каламбуру, Велик попросил официанта принести кофе. У Серегиных пацанов глаза из орбит не вылезли. Вот если бы Митяй принялся с похмелюги не пиво или водку хлестать, а кофе, то народ удивился бы. А если бы чайком стал баловаться Проф, который и прозвище-то свое – Профилакторий (сокращенно – Проф, позднее переросшее в издевательское «Профессор») – получил за пристрастие к алкоголю, поскольку некогда лечился в специализированном учреждении, то впали бы в состояние, приближенное к панике. Как же, устои рушатся. Величев же имел репутацию человека умеренного в питии, лишь изредка позволяющего себе бузить и крупнокалиберно закладывать за воротник. По статусу полагалось. Да и пацанам запрещал прикладываться к пузырю, когда наклевывалась серьезная работа.
А она, похоже, наклевывалась.
– Кривой, поставь стакан на место!
– Велик, ты чего?
– Поставь, сказал! Олег, больше ему не наливай.
– Хорошо. – Бармен Олег отобрал стакан у расстроенного «быка».
Кривой поник головой. Почти как боец молодой из известной песни о Гражданской войне. У бойца комсомольское сердце было пробито, а у Кривого горели трубы. Причина уважительная, но, когда бригадир в таком настроении, лучше не перечить.
– Серый, в натуре, тебе шеф что-то поручил конкретное? – на правах закадычного кореша поинтересовался Митяй.
– Поручил, – буркнул Величев, отхлебнул темную горечь из миниатюрной кружки и скривился. Какая дрянь! Однако тошнота пропала, а сухость в горле заметно снизилась.
– И?..
Велик проигнорировал уморительно-вопросительную рожу Митяя, пожал плечами и гаркнул:
– Всем до субботы не пить! Ясно?! А то рынок охранять пойдете вместе со мной. Или вообще закопают.
Никто ничего толком не уразумел, но пацаны предпочли не высовываться и нестройным хором издать утвердительное кваканье. Или кивнуть. Даже закадычный кореш Митяй тоже кивнул. Велик ему, конечно, почти брат, но «бригадир», лицо, приближенное к Туманову.
– Серый… – После короткой паузы Митяй попытался-таки выяснить что-нибудь про задание шефа, но закончить фразу не дали.
– Велик, к тебе там лох какой-то пришлепал. – Олег показал на входную дверь, возле которой с ноги на ногу переминался мрачный субъект со свертком в руках.
– Один?
– Да.
– Чего хочет?
– Поговорить и вроде как заказать кого…
– Заказать?! Я что, похож на портного или швею-мотористку? Нет, совсем фраера страх потеряли. Уже разные, типа, пролетарии стали подкатывать… с заказами. Скоро пенсионеры потянутся. И откуда этот крендель узнал что почем?
Олег пожал плечами.
– Без ствола, проверил?
– Чалдон смотрел, пустой он.
– Может, в бубен ему закатать? – оживился Митяй, найдя точку приложения энергии. Не удалось Серегу на базар развести, так хоть незнакомому дятлу клюв начистить.
– Отдохни!
Митяй увял.
– Ладно, зови… заказчика. Поглядим, что за фрукт…
Олег привел типа со свертком. Мужик как мужик, на вид лет тридцать, холеный, лицо вытянутое, лошадиное. Напускает на себя мрачный вид, но заметно трусит.
– Садись, коль пришел. – Величев указал на пустой стул напротив. – Чего надо?
Мужик воспользовался предложением и уселся. Сверток положил перед собой на стол и накрыл руками. «Прям пай-мальчик!» – ухмыльнулся Серега.
– Я слышал, что вы занимаетесь… решением, скажем так, пикантных проблем. Репутация у вас очень высокая. А у меня есть один… вопрос, который самостоятельно, без вашего участия или… кого-то вроде вас, я закрыть не в состоянии…
«Красиво метет, собака, и про репутацию загнул», – оценил Величев и перебил пай-мальчика:
– А у меня тут, типа, бюро добрых услуг?!
Пацаны дружно заржали. Настолько громко, что, услышь их любой ипподромный скакун, комплекс неполноценности ему обеспечен на всю оставшуюся жизнь.
– Нет, но я слышал…
– Что-то ты слишком много слушаешь, родной. Уши не заболят?
Фраза вызвала новый приступ смеха у «торпед».
– Если не хотите разговаривать… – не стушевался визитер и начал подниматься со стула.
– Родной, ты куда собрался, мы с тобой, типа, не закончили?
Сзади к мужику подошел Митяй и положил свою лапу ему на плечо. Весьма увесистую лапу, похожую на медвежью.
Визитер икнул и плюхнулся обратно.
– Ты знаешь, на кого я работаю?
– Слышал.
– Все-то ты слышал… Шеф, между прочим, не одобряет, когда его пацаны на стороне пашут. Ты меня подставить хочешь? – Мягкость в голосе Сереги отдавала зловещими нотками. Похмелье понемногу проходило, настроение улучшалось, и он был не прочь немного поразвлечься. Пусть и с этим залетным кренделем.
– Нет, что вы! Но я слышал, что вы беретесь… за вознаграждение…
– У тебя определенно что-то с ушами, родной. Может, типа, их укоротить?
Мужик не ответил, а полез в пакет, вытащил оттуда две пачки тысячерублевых, положил их на стол и подвинул к Величеву.
– Это вам, Сергей Васильевич.
По имени и отчеству Велика никто сроду не называл, и он слегка опешил:
– Сергей Васильевич?!
– Ну да.
– Брат, ты начинаешь мне нравиться. Люблю конкретных пацанов. – Велик взял пачки и взвесил на руке. Немного, но на пиво с фисташками хватит. Курочка по зернышку клюет.
– И вот… – Визитер достал еще три пачки и присовокупил их к товаркам. Опустевший пакет скомкал и засунул в карман. – Это аванс.
– Базар становится все реальнее и реальнее, – протянул Величев. Нового взрыва хохота не последовало. Серегины пацаны сказки Кэрролла не читали и мультфильм о приключениях Алисы в Стране чудес не смотрели, потому шутку никто не оценил. А те, кто мог читать или смотреть, сейчас находились далеко от кафе на улице Коммунальной. – И чего ты хочешь?
– Одного человека наказать надо.
– Я надеюсь, ты его, типа, не шлепнуть просишь? Я за мокруху не берусь, так и знай, – специально повысил голос Велик. Для ушей пацанов, и на тот случай, если разговор кто-то «пишет». А то развелось диктофонов, телефонов, микрофонов и прочей электронной дребедени. Да и органы расплодились, как тараканы на кухне.
– Нет, что вы. Тут немножко другое. Он пострадать должен.
– Понятно. Давай дальше вещай.
– Сергей Васильевич, а мы можем переговорить в более… конфиденциальной обстановке?
– Чего?!
– Наедине можем пообщаться?
Велик задумался. А почему бы и нет? Подобные разговоры не любят лишних ушей. И если сначала Серега хотел лишь развлечься, поэтому и базарил при пацанах, то теперь гость его заинтересовал. К тому же крендель уважительный, финансово благополучный, а не лось какой-нибудь невменяемый. Не то чтобы хлипкий, но и не подобие Митяя. Начнет быковать, рога за пару ударов обломать можно. Да и не будет он барагозить, по морде видно. Оценив таким образом степень опасности и полезности гостя и заключив, что побазарить с этим «буратино» не зазорно, Серега поднялся из-за стола:
– Пошли в кабинет. Перетрем тему тет-а-тет. Олег, накрой нам там.
Мужик проворно выскользнул из-под тяжелой Митяевской длани и направился вслед за Величевым. На физиономии Серегиного боевого товарища и закадычного дружка проступило жестокое разочарование. Мало того, что Велик сухой закон объявил, так и еще до него дошло, что начистить бубен залетному фраеру не удастся.
День не задался с утра.
– С ума сошел?!
– Ты послушай…
– И слушать не желаю. Это же бред! Полный. Тебе отдельную персональную долю посулили, что ли?
– Артем, не кипи! Подумай лучше…
– Не хочу даже думать!
– Оно заметно!
– Да пошел ты!
– Сам туда иди!
Изрыгнув пару десятков завуалированных взаимных оскорблений и упомянув родственников – до четвертого колена включительно – в весьма нелицеприятном смысле, оппоненты на секунду угомонились. А потом возобновили… обсуждение.
Конструктивный разговор не клеился. Однозначно. Больше часа мусолили тему, орали, стучали кулаками по многострадальному столу, а наиболее экспрессивные спорщики порой вскакивали и бегали по кабинету, но заинтересованные стороны стояли насмерть. Признаков компромисса ни в бинокль не разглядеть, ни под микроскопом.
Внеочередное собрание учредителей ООО «Мебель-плюс» грозило затянуться до морковкиного заговенья. Если диспутанты сами раньше не заговеют. От чрезмерного хотения сунуть другу и компаньону в морду. Для лучшего взаимопонимания. Авось и появится платформа для взаимных уступок. Пока же позиции спорщиков не сдвинулись ни на йоту. Впрочем, и вопрос на повестке дня стоял отнюдь не о подшивке старых валенок.
Важный, можно сказать, системнообразующий вопрос стал яблоком раздора между Артемом и Валеркой Фомичевым. Из разряда гамлетовских, но не риторический типа: «быть или не быть?», а вполне насущный и неоднозначный. Звучал он примерно так: «продавать или не продавать?». Фомичев ратовал за «немедленно продавать», а Стрельцов упирался и кричал, что никогда не допустит…
Предметом потенциальной сделки была сама фирма «Мебель-плюс». Не далее как сегодня с утра известный в Белореченске и окрестностях бизнесмен, эдакий мини-олигарх, владелец заводов, пиццерий и улицы магазинов Арсений Мамаев предложил за некислое вознаграждение сделать его учредителем ООО «Мебель-плюс». Единственным и неповторимым. То есть продать ему свои доли всем трем компаньонам. Пакетом. Если хоть один из собственников заупрямится, сделка не состоится. Интерес столь значительной фигуры в экономической жизни города к не слишком крупной фирме, специализирующейся на изготовлении и торговле мебелью, объяснялся просто – Мамаев вознамерился влезть в новую для себя сферу деятельности.
Услышав это в изложении Валерки, Артем заявил, что ни на грош не верит в намерения Мамаева. На кой ляд такому прожженному дельцу что-то там прощупывать, когда он давным-давно все уже вынюхал, выяснил и прощупал. И у него одних аналитиков и экономистов, которые и капиталовложения могут оценить, и перспективы, и прочую бухгалтерию – вагон.
Валерка возразил, что на мотивы Мамая ему плевать, главное – предложение выгодное. Стрельцов же рявкнул, что ему не плевать, ведь столько труда и сил вложено, с нуля начинали, ночей не спали, каждую копейку берегли.
И понеслось…
Диалога, как выражаются в высших дипломатических кругах, не получилось. Обсуждение перетекло в спор, а тот в свою очередь – в препирательства. Причем бодались Стрельцов с Фомичевым, а Райхман в основном отмалчивался.
– Подумай, какие деньги предложены! Мы на них…
Сумма сделки действительно впечатляла, позволяла… многое, в том числе и затеять новый серьезный бизнес, но Стрельцов упорствовал.
– Что мы на них?.. Как ты мечтаешь, типографию купим и издательство откроем?
– Почему сразу издательство? Можно и на другое… Да сколько можно этой мебелью заниматься?! Меня уже тошнит от диванов, стенок, кухонь и стеллажей.
– А ты два пальца в рот сунь, авось и полегчает!
– Себе сунь… – Валера подробно и точно описал то место, куда Артему стоило засунуть перст.
Стрельцов ответил в том же духе:
– Артем, может, в самом деле стоит сменить профиль. Какая разница, чем на хлеб с маслом зарабатывать? – подал голос Райхман.
– Боря, и ты туда же?!
– А что такого?
Компаньонов понять не трудно. Фомичев в их фирме в основном глобалил и решал проблемы с разнообразными контролирующими органами, Райхман рулил финансами и бухгалтерией. Им по большому – гамбургскому – счету все равно, чем заниматься: мебелью, цветами или… замороженными лягушками. Их роль от этого не слишком изменится. Понять-то не сложно, но принять… Ведь именно Артем ведал вопросами, непосредственно связанными с производством и реализацией: поставками, продажами, работой с клиентами, магазином, отгрузкой и т. д. И специфику бизнеса впитал с потом и кровью. Порой собственным горбом работал, в прямом смысле слова. К каждому станку, к каждому столу руку приложил. И забыть все, начать с чистого листа? Согласиться с друзьями Стрельцов не мог. Физиологически. Правда, и собачиться с ними, а то, что ссора в случае отказа предстоит нешуточная, вплоть до окончательного разрыва отношений, сомнений не вызывало, не хотелось. Душа разрывалась.
Проклятые деньги!
– И какого черта Мамаев именно к нам прицепился? И на кой ему дерево?! Колбасы и пиццы мало? – Стрельцов от злости едва не сплюнул на пол. – Может, он от нас отстанет?
– Не отстанет, – заметил Борис. – Мамаев уже приобрел три леспромхоза, вложил бабки и задний ход не включит. Поэтому иного выхода я не вижу – надо соглашаться на продажу. А то потом он нас демпинговыми ценами задушит, и сами к нему на поклон прибежим.
Суждению Райхмана стоило доверять. Фраза «насколько мне известно» в его устах означала то, что информация является на сто процентов достоверной. Нюх у Бориса был лисий, плюс аналитические способности на уровне не доступном Артему. В их компании Борис всегда уравновешивал порывы фонтанирующего идеями и планами Фомичева, который отличался, как и большинство начавших восхождение в эпоху первоначального накопления капитала бизнесменов, склонностью к риску и авантюрам. Если мнение Фомичева не грех проигнорировать, то с умозаключениями Райхмана принято было считаться. Однако Стрельцов находился в таком эмоциональном состоянии, что принимать во внимание слова Бориса уже не желал. И не мог.
Помимо злости его душила еще и обида. Дураку ясно, что двое его друзей уже обсуждали вопрос за его спиной и все давно решили. А теперь играют спектакль, уговаривают, вразумляют. Сволочи!
– Артем, ты ведешь себя…
– Как? Как неразумное дитя? А вы уже договорились? – перебил Райхмана Стрельцов.
– …неконструктивно. И, кстати, никто еще ни о чем не договаривался.
– А я и не буду!
Фомичев промолчал, а Борис покачал головой.
Злость улетучилась. Выплеснулась водой вместе с бранью и громогласными выкриками. А вот обида осталась. И огорчение. Оттого, что его друзья – самые старые и близкие – его не понимают. И даже не желают сделать попытки понять. Райхман в чем-то прав, конструктивный разговор не получался. А спорить и ругаться надоело.
Стрельцов поднялся из-за стола.
– Еще раз повторяю: продавать свою долю я не намерен! А что вы там надумали – ваше дело. – Демонстративный взгляд уперся в настенные часы. – И вообще мне домой пора.
– Артем, не руби с плеча, подумай, – ненавязчиво попросил дипломатичный Борис. – До пятницы время есть.
Стрельцов мотнул головой так, словно ему натянули на глаза повязку и ее нужно было сбросить без помощи рук.
– Пока.
– Счастливо.
В отличие от Райхмана, Валера до прощания не снизошел. Дверь, снабженная фиксатором, хлопнуть не могла по определению.
Серебристый тонированный «ландкрузер» маячил во дворе дома номер двадцать пять не первый час. Местные жители, заходя в подъезд или, наоборот, вырываясь из его темной утробы, на миг останавливались, удивленно разглядывали чудо японской техники и лишь потом отправлялись по своим делам. В ареале распространения обшарпанных блочно-пятиэтажных хрущевок малосемейного типа и раздолбанных еще в прошлом веке проржавленных «москвичей» столь шикарные «зверюги» не обитали. Самым продвинутым авто во дворе считался старенький «Форд-Скорпио», принадлежащий отставному военному из второго подъезда, поэтому сверкающая громада «ландкрузера» поневоле притягивала взор. Если большинство жителей просто машинально отмечали несоответствие окружающей обстановки и роскошной машины, пожимали плечами и сразу же благополучно обо всем забывали, то вечные, как мир, бабульки на лавках активно мыли кости неизвестному владельцу четырехколесного экипажа. И заодно тем, к кому мог наведаться обеспеченный гость.
Старушки сходились во мнении, что на такой машине могли приехать к Наташке Климовой, Машке Карсак – за ними богатые ухажеры ухлестывали. Или к Игнатьевым, у которых родственников полно, а один, говорят, бандит.
Лавочные предположения были недалеки от истины. И насчет Климовой, и относительно бандитов. А вот ухаживать за девушкой никто не собирался. Скучающие в «ландкрузере» Кривой и Чалдон ждали Наталью совсем с другой целью. С какой именно, толком и сами не знали. Серега велел следить за домом и, когда девушка нарисуется, сразу же звонить ему.
Вчера здесь же на «бумере» загорали Химик и Гвоздь. А сегодня с утра Велик сменил дежурных.
Наташа все не появлялась, и от наблюдения пацаны откровенно устали. Особенно Кривой, активной натуре которого претило бездействие. Нет, если с бутылкой пивка в руке и телкой под боком загорать на морском песочке под тропическим солнышком – такое бездействие вполне отвечало «высоким» духовным запросам Андрея Никитина по прозвищу Кривой. А час за часом пялить зенки на открытый зев подъезда и разглядывать бабок, сплетничающих на лавке, напрягало. Не помогали и карты. И в «очко», и в «буру», и в «дурака» «торпеды» сыграли уже столько раз, что игра приелась. К тому же в связи с запретом Велика играли не на деньги, и кураж отсутствовал по определению.
– Мухлюешь ты, что ли?! – в сердцах бросил Кривой Чалдону, смешивая карты. Он продул в подкидного четырежды подряд. И настроение стало откровенно пасмурным. Хоть бабки на кону не стояли, но чувствовать себя дураком – тоже мало приятного.
– Везет просто, – осклабился Чалдон. – Карта прет.
– А мне одна шваль лезет, – изрек банальную фразу Никитин и откинулся на сиденье. – Все, в рот-компот, я больше не играю.
– Не хочешь – не надо, – философски отнесся к отказу напарника Чалдон и спрятал колоду в бардачке.
– Когда же эта телка долбаная припрется?! Достало, в рот-компот, уже тут куковать.
– Ну, ты спросил…
– Хорошо Гвоздю с Химиком. Сидят, суки, в кабаке, греются водочкой, мясо запивают! А мы паримся беспонтово.
Чалдон понимающе почесал тяжелый подбородок:
– Да-а, стопарик я бы ща тоже продернул.
Пальцы Никитина выбили нервную дробь на рулевом колесе. Ерзать на водительском кресле, со всех точек зрения комфортабельном, он уже не мог. Организм требовал действия. Кривой собственный характер знал досконально и понимал, что если просидит в салоне до вечера, то сорвется. Или в драку бросится, или наедет на кого-нибудь без повода. Хотя бы на Чалдона, пусть он и кореш закадычный, и амбал здоровенный, и кмс по боксу. Себе дороже выйдет, но…
Никитин и отметину на харе, из которой проистекало его незамысловатое погоняло, заработал исключительно через неуемность натуры. В кабаке полез в чужие разборки с миротворческими целями, и его наградили «розочкой» по щеке. Слава богу, глаз уцелел, но на коже остались десятки мелких оспин, а от левого виска к левому же уху по скуле потянулась глубокая канавка шрама. Вследствие этих эпидермических изменений левый глаз Никитина приобрел специфический монголоидный прищур, а сам пострадавший – прозвище.
– Слушай, еще полчаса – и я себе башку раскрою об руль или лобовуху. Не могу! Давай по пивку вдарим. Сгоняем, пять сек – не больше. Я тут за углом павильон видел.
– А Велику потом че впаривать будешь? Он ясно сказал, чтобы мы от подъезда не отходили. Три раза повторил. Он нас раком поставит, если что не так.
– Велик, конечно, конкретный пацан, но жить тут, что ли?! Мы махом управимся. И потом, как он пронюхает? Ты меня закладывать собрался?
– Нет.
– И я – нет! Значит, никто не узнает. Серега раньше ночи нас не сменит. А мы, в рот-компот, не высидим. Отлить захотим или еще чего. Кстати, можно и не на броневике, я выскочу, прогуляюсь пехом.
– А бабки?
– Че бабки? На пиво, что ли?
– Сам ты на пиво! Старые кошелки, которые на лавке, они же с нас буркалы не сводят. Враз сфотографируют. А потом наши приметы в мусарне на каждой доске висеть будут. Мы, думаешь, зачем тут сидим? Я нутром чую, Велик с девочкой какую-то дрянь замыслил сотворить – или на хор поставить, или завалить. Засветим рожи – потом отпинывайся. Велику, понятно, по барабану, будут наши хари на стендах в ментуре красоваться или нет, а мне головняки ни к чему.
– Да ну, почему сразу в ментуре?
– По кочану! Тебя-то за хобот ни разу не брали, а я по малолетке к хозяину ходил. И больше не хочу.
– И не надо, в рот-компот. Если что, Серега же потом и отмажет, – оптимистично подбодрил напарника Кривой, но Чалдон к увещеваниям остался глух.
– Отмажет или нет, вон те бабки на лавке надвое сказали, а лучше – не светиться.
– Так я про то и базарю – давай на тачке отъедем.
– А если девка появится?
– Ну и че? Куда она денется за пять минут? В очко провалится?
– А вдруг? Мало ли что. Нам потом отмазки не помогут. Это самое очко порвут, как тузик грелку, – с сомнением протянул Чалдон.
– Что ты разнылся? Дрищешь, так и скажи! – железным чайником на плите начал закипать Никитин. Он пытался сдержать эмоции, но злость потихоньку просачивалась через крышку. И ведь знал, что когда его такой псих разбирал, то в мозгах что-то переклинивало, словно черная вуаль накрывала сознание, и свои поступки он уже не контролировал. В ответ на обвинение в трусости правым крюком челюсть напарника Чалдон, как ни странно, не пригладил, а лишь покачал своей большой, как капустный кочан, коротко стриженной головой. Кривой уже приготовился спорить с ним, доказывать, убеждать и соблазнять, но Чалдон неожиданно согласился.
– Ладно, поехали.
– Чалдон, с меня причитается!
«Ландкрузер» довольно заурчал и тронулся с места. Старушки на скамейке проводили его удивленными взглядами. В это же время с другой стороны двора к подъезду подкатила желтая «мыльница» такси. Появление авто с шашечками осталось незамеченным.