На ужин в лагере Билла Гарабедяна «Джазовые гиганты будущего» предлагали несколько видов пареного мяса и овощей, которые выглядели так, будто их уже кто-то ел. И вкус у них был такой же. В самом дальнем углу можно было взять макароны. Кори наполнил тарелку соусом и стал пить его, как суп.
Поначалу мы сидели молча, не притрагиваясь к отвратительной кормежке. Глядя на других ребят из джазового лагеря, чьи позы отражали лагерную иерархию (альфа-самцы развалились, широко расставив руки и ноги; бета-самцы наклонились к столу и важно обсуждали Очень Серьезные Вопросы; гамма-самцы понуро слонялись по столовой), наша троица втайне торжествовала.
Мы чувствовали себя несоразмерно круче этих ребят, которым не хватило решимости устроить скандал и уйти с репетиции просто так, без причины.
ЭШ: О боже мой, не еда, а блевотина какая-то.
УЭС: Эти цукини как будто кто-то сначала облизал и только потом выложил на блюдо.
(Эш снова смеется, и минуту Уэс не может даже пошевелиться от счастья.)
КОРИ: А суп нормальный, только помидоров слишком много положили.
УЭС: Кори, это соус для спагетти.
КОРИ: Нет, это суп.
УЭС: Ты его взял там, где стояли макароны.
КОРИ: Макароны и супы. Там были макароны и супы.
УЭС: Хм.
УЭС: М-да.
ЭШ: Ребят, а вы не хотите что-нибудь другое на ужин?
(Тишина, из которой следует, что Кори и Уэс даже не рассматривали такую вероятность.)
КОРИ: Еще как хотим.
УЭС: Может быть, пиццу?
ЭШ: А я думала, суши.
Мы еще раз поужинали в суши-баре, куда нас отвезла Эш. Она же заплатила за суши, и так мы узнали кое-что про нее. Во-первых, у Эш была машина. Громадный черный и, судя по запаху, новый внедорожник, больше похожий на авто из проката, чем на то, которое люди используют ежедневно. По крайней мере, на машину моих родителей она точно не походила. Никаких волос и крошек неизвестного происхождения на сиденьях или залежей грязных бумажек и палок под ногами. Ничего не валяется, все на ощупь прохладное и гладкое, как кожа инопланетной ящерицы.
Еще мы узнали, что у Эш имелась целая стратегия заказа суши:
– Нужно купить пиво суши-мейкеру.
– И сказать ему волшебное слово.
Это было слово омакасэ, что в переводе с японского означает «приготовьте мне что-нибудь». Оказалось, если сказать это повару после того, как купишь ему пиво, он сделает феерические суши. Я понятия не имел, что он в них добавил, но вкус был первоклассный. Эти суши даже трудно назвать едой. Скорее, рыбным искусством. Там был маленький вулканчик из рыбы и пруд из водорослей с опускающимися в него маленькими рыбными ступеньками и расходящимися кругами на воде. А потом нам подали морского ежа.
Морской еж по-японски будет уни, и он очень похож на человеческий язык, только оранжевого цвета и с увеличенными вкусовыми почками. Больной язык, короче. Эш одним махом заглотила свою порцию. Я отправил ежа в рот, стараясь не думать о том, как он выглядит, и у меня даже получилось насладиться вкусом. Тот немного напоминал морскую воду и бургер. А вот Кори уставился на свой язык с нескрываемым ужасом.
Суши-мейкеры заржали.
– Ха-ха-ха! – закричал один из них. – Ешь!
Тут у нас с Кори возникло ощущение, что все это происходит не с нами. Будто это была уже не наша жизнь, а чья-то другая, каких-то более крутых ребят. Но Эш не спешила распространяться о том, как стала такой крутой.
УЭС: Откуда ты знаешь столько про суши?
ЭШ: Да не так уж много я знаю. Пробовала пару раз.
КОРИ: А откуда у тебя такая клевая тачка?
ЭШ: Это мамина.
КОРИ: А почему ты на ней ездишь?
ЭШ: Не знаю, ей она не нужна.
КОРИ: У нее не все дома, что ли? Тачка улет.
УЭС: А ты вообще откуда?
ЭШ: Из Нью-Йорка. А вы, ребята?
УЭС: Э-э-э… из Питтсбурга.
КОРИ: А твои предки? Тоже из Нью-Йорка?
ЭШ (пожав плечами): Из разных мест, а ваши?
Вскоре мы поняли, что ей не очень нравится говорить о себе и она переводит стрелки на нас. Кончилось тем, что мы все про себя выложили.
КОРИ: Мой папа еврей, а мать ирландская католичка.
УЭС: Мы из школы Бенсон. Обычная такая школа, примерно две тысячи учеников.
КОРИ: Бекка, моя старшая сестра, заставила предков завести двух кошек.
УЭС: Школа государственная, в жутком районе, так что с бюджетом у них напряг, сама понимаешь.
КОРИ: Одну кошку зовут Рыба, и у нее кошачий СПИД. Серьезно.
УЭС: Например, кафедре физкультуры так не хватает финансирования, что один из уроков у нас называется «бег по улице», то есть физкультурник реально заставляет нас бегать по улице.
КОРИ: Уэс – приемный ребенок.
УЭС:
ЭШ:
КОРИ: Он не любит об этом распространяться, но его имя и внешность говорят сами за себя.
УЭС: Вообще-то могут быть и другие объяснения, почему я так выгляжу, но ладно.
ЭШ (решив проигнорировать эту информацию): Так вы, ребят, значит, много вместе играете, да?
(Кори и Уэс начинают кивать, но быстро прекращают.)
КОРИ: Только в джаз-бэнде. А так не особо.
УЭС: Мы в основном слушаем музыку, а не играем.
КОРИ: А еще иногда играем в игру. Называется «Гарфанкел».
ЭШ: Не слышала о такой игре.
КОРИ: Неудивительно, ведь мы ее сами придумали.
Короче. За название игры надо, конечно, отвалить Гарфанкелу[12]. Но суть в том, что это самая крутая игра в мире. Простая и незамысловатая. Заключается в том, что ты ставишь песню, а другой человек (или люди) должны угадать, кто это. Не название песни, а имя исполнителя или группы. Вот, собственно, и все. Опытные игроки в «Гарфанкела» выбирают песни с подвохом – вроде бы известных исполнителей, но такие, которые никто никогда не узнает. На самом деле даже у новичков обычно хорошо получается играть в эту игру.
Если угадываешь с первой попытки, получаешь пять очков, со второй или третьей – три очка, а если угадал только к концу песни – одно очко. А если вообще не угадал, очко достается другому. Есть еще один способ набрать очки: поставить вторую песню того же исполнителя или группы, и если твой оппонент угадает, он получает одно очко, а если нет – ты получаешь три. Выигрывает тот, кто набрал пятнадцать очков, или можно играть до посинения, как мы с Кори. На данный момент он набрал 2063 очка, а я – 1849. Прошлым летом мы проверяли друг друга на знание классических композиторов-модернистов. Это была эпическая битва с кучей спорных моментов. Я до сих пор не отошел.
Если выбрать музыканта, о котором другие игроки даже не слышали, очки не засчитываются. Поэтому играть надо честно, ведь если никак не можешь угадать, можно сжульничать и соврать: о, простите, в жизни не слышал какую-то Карли Саймон или Mobb Deep[13], а кто такой Брамс, знать не знаю.
Наверное, главное доказательство нашей с Кори дружбы – то, что нам никогда не приходило в голову обвинить друг друга в нечестной игре.
ЭШ: А вы других в свою игру берете?
УЭС: Ну… пытались.
КОРИ: В эту игру можно играть только с теми, кто так же хорошо разбирается в музыке, иначе неинтересно.
(Эш заглатывает морской гребешок и показывает на телефон Кори.)
ЭШ: А ты испытай меня.
Учтите, у нас за плечами был многолетний опыт игры в «Гарфанкела». К тому же, мы придумали эту игру. Поэтому считались настоящими ее мастерами.
И первые попытки Эш – Run-D.М.C., Jesus and Mary Chain – были, прямо скажем, жалкими. Мы вмиг ее разбили.
Но вскоре стало ясно, что она ничуть не хуже нас.
Сначала подбросила нам пьесу Эрика Сати в аранжировке Гари Ньюмана. Затем трек, похожий на гавайскую народную музыку – а оказалось, The Strokes. И совершенно добила нас балладой Jonas Brothers[14] – кто вообще знал, что у Jonas Brothers есть баллады? Угадывать Эш тоже умела. Например, она распознала сольный номер Стюарта Коупленда[15]. Baha Men угадала с первой попытки. Правда, оказалось, что она никогда не слышала о Хэнке Мобли[16], что довольно странно для человека, приехавшего в джазовый лагерь, но мы не стали допытываться и двинулись дальше.
Два часа мы ставили треки на ее телефоне, жевали арт-суши и выкрикивали названия групп и музыкантов. Помните, я говорил, что когда мы вместе репетировали, это было круто? Так вот, сидя в этом суши-баре и играя в «Гарфанкела» с Кори и Эш, я ощущал себя таким довольным и счастливым, что не совру, сказав, что это был крутейший момент во всей моей жизни.
Просто на эти два часа я стал человеком, который у себя самого не вызывал отвращение, а моя жизнь наконец перестала казаться отстоем, понимаете? Не знаю. Наверное, это звучит глупо.
Что до Кори, тот так распалился после того, как Эш угадала трек Baha Men, что схватил ежа голыми руками и проглотил его, не жуя.
– Морской язык! – торжествующе прокричал он.
– О да, – хором воскликнули оба повара.
Потом Кори вскочил и побежал в туалет блевать, а я запаниковал и бросился за ним – подумал, что у него острая аллергическая реакция и он сейчас откинется. Но оказалось, он реально подумал, что это был чей-то язык.