Всего два года назад…
Доктор Джоан Лиланд проработала в Лечебнице «Аркхем» пятнадцать лет, а последние шесть – её возглавляла. Она стала первой женщиной, занявшей этот пост, и планировала уйти на пенсию лет через двадцать, если ничего не приключится из ряда вон. Ее предшественник, доктор Антонио Лопес, заявил, что ей очень повезло, раз она не хочет менять работу. Людям, долго проработавшим в «Аркхеме», за его стенами приходилось непросто. Врачи других клиник нервничали в их присутствии, словно те были столь же опасны, как их пациенты.
Джоан с неохотой признавала, что в этом крылась доля правды. Когда она участвовала в медицинских конференциях, коллеги держались настороженно, точно боялись ее. Однажды, после долгих совещаний и лекций, она спустилась в бар, где общались несколько ее коллег, психиатров, и попыталась развеселить их шуткой о постоянно болтающих в ее голове голосах. Через пару минут все коллеги разом решили, что сегодня им стоит откланяться пораньше.
Остаться в «Аркхеме» доктора Лиланд заставило чувство долга. Найти врачей и сестер, готовых работать в сумасшедшем доме, где содержатся самые опасные преступники Готэма, ой как непросто. Работа была опасной, все сотрудники клиники могли бы с легкостью припомнить по несколько серьезных инцидентов, и даже самые безобидные из них не забывались со временем. Иногда пациенты сбегали, несмотря на то, что служба безопасности здесь отличалась куда более серьезной организацией, чем в других больницах, а то и в тюрьмах. И все же персонал или их семьи, случалось, становились жертвами бывших пациентов, которые мечтали либо отомстить, либо поиздеваться, а бывало и просто причиняли им вред, безо всякой причины. В клинике работали санитары, способные справиться с разного рода неприятностями, но самую главную проблему они решить не могли – некоторые из пациентов были неизлечимы. Этот факт противоречил самому понятию лечения. Уважающий себя врач обязан помочь больному или же облегчить его страдания, но лечить сумасшедшего – совсем не то же самое, что лечить рак, эмфизему или хроническую болезнь легких. Развитие фармакологии позволило открыть новые лекарства, и пациенты, о которых в прошлом бы забыли, теперь надеялись хотя бы на какое-то подобие нормальной жизни. Впрочем, такие больные в «Аркхем» попадали редко. Большинство психически нестабильных людей становятся жертвами, а не зачинщиками. Но многие пациенты «Аркхема» не просто безумны, они – психопаты. Психопатия – заболевание неизлечимое, с ним трудно справиться, даже если у преступника не наблюдается девиации. Психиатры убедились на своем опыте, как часто подопечные используют терапию, чтобы обмануть членов комиссии по досрочному освобождению.
Психопат с психотическими отклонениями – настоящее порождение зла. Во-первых, никогда нельзя было точно сказать, на самом ли деле он страдает от психоза. Это делало применение медикаментозных средств бессмысленным. Во-вторых, некоторые пациенты припрятывали таблетки, чтобы продать их другим больным или даже кому-то из персонала. Обычно санитарам, но не всегда.
Набрать персонал в больницу – сложно, но еще сложнее найти неподкупных людей с безупречным воспитанием и стальными нервами, которые не ломались в обстановке клиники с опасными сумасшедшими, еще и за ту зарплату, которую государство считало приличной.
В Лечебнице «Аркхем» все было не тем, чем казалось, и ситуация менялась ежеминутно. Приходилось постоянно предугадывать развитие событий, просчитывать разные варианты и действовать быстро. Большинству студентов, только что закончивших медицинскую школу, все это не представлялось нужным.
Доктора надеялись лечить больных или хотя бы помогать им, ведь профессия подразумевала наличие идеалов и следование благородной традиции Гиппократа. Многие с искренним удивлением узнавали, что слова «первоочередная задача – не навредить» в «Клятве Гиппократа» отсутствуют. Тем не менее, доктор Лиланд знала, что этот идеал присутствовал и ее в мыслях, и в мыслях ее коллег, когда они начинали свою карьеру.
«Клятва Гиппократа» значила гораздо больше, чем расплывчатое «не навреди». Она включала понятие медицины как искусства и науки, необходимость сострадания и желание делиться знаниями с другими, а также предостерегала от ненужного лечения и от терапевтического нигилизма.
До того, как доктор Винченцо ушел на пенсию, в «Аркхеме» было шесть практикующих психиатров. Доктор Лиланд приготовилась к длительному и мучительному поиску его преемника, но, к ее удивлению, уже на следующий день у нее на столе оказалось письмо с просьбой о приеме на работу. И – о, чудо из чудес! – не от какой-то там двоечницы, с горем пополам окончившей медицинскую школу, а от образованной молодой женщины. В данную минуту доктор Лиланд как раз намеревалась показать ей больницу.
Доктор Харлин Квинзель пришла на работу в первый день в том же строгом деловом костюме, в котором ходила на собеседования. Темно-синий костюм с прямой юбкой, кремовая шелковая блузка и аккуратные черные лодочки придавали ей целеустремленный и уверенный вид. Впечатление усиливали очки в простой черной оправе и уложенные в пучок-раковину волосы. Харлин излучала профессионализм, но при более внимательном взгляде становилось ясно, что она еще и настоящая красавица. Именно по этой причине доктор Лиланд не сразу решилась принять ее на работу, несмотря на блестящие рекомендации и превосходное образование. Проверка показала, что рекомендации подлинные, и сейчас Джоан собиралась устроить новой сотруднице тур по «Приемной Ада», как называл больницу доктор Лопес.
Покинув крыло, отведенное для персонала, они поднялись по короткой лестнице и очутились в отделении «А», где некоторые пациенты содержались годами. Внезапно включились сирены, на потолке замигали желтые и красные лампы. Несмотря на пятнадцать лет работы в клинике, доктор Лиланд вздрагивала каждый раз, когда это случалось. А вот молодая и очаровательная доктор Квинзель даже не моргнула: только огляделась вокруг, чуть приподняв брови.
– Код Крок! – из динамиков системы оповещения раздался голос Армана Ла Дью. – Повторяю, код Крок! Это не учебная тревога!
Джоан почувствовала раздражение: один лишь Арман считал необходимым каждый раз уточнять, что тревога не учебная. Все и так это понимали. Но для Армана вообще не существовало учебных тревог, только настоящие.
– Всем сотрудникам немедленно покинуть коридоры и места общего пользования! – продолжал Арман. – Повторяю, доступ в помещения разрешен только службе безопасности.
Доктор Лиланд повернулась к доктору Квинзель.
– Нам стоит вернуться в мой кабинет.
Доктор Квинзель ее не услышала. Она посмотрела в конец коридора, где внезапно появился Убийца Крок в своем жутком чешуйчатом великолепии.
Крок был одним из самых невероятных узников «Аркхема». Огромного роста (высокие санитары дышали ему в подбородок), вместо кожи – зеленая чешуя, глаза – точь-в-точь как у хищной рептилии, а рот полон острейших зубов. Доктор Лиланд не знала, умеют ли настоящие крокодилы рычать, но Крок умел, и страшнее этого рыка она ничего в своей жизни не слышала: рычание чудовища, вырвавшегося из ночных кошмаров в реальный мир. Когда-то он был человеком и, чисто технически, до сих пор им оставался, ведь несмотря на мутацию, его ДНК принадлежала рептилии не полностью, и мозговые волны свидетельствовали, что перед тобой находился человек. Правда, когда Крок кидался в атаку с разъяренным ревом, это уже не имело никакого значения.
Пациенты в расположенных вдоль коридора палатах принялись орать и улюлюкать. Сигнальные лампы продолжали мигать, сирены завывали, и Арман Ла Дью что-то по-прежнему кричал по системе оповещения. Доктор Лиланд почувствовала, как мир куда-то проваливается, и приказала себе успокоиться. Она не имела права рухнуть в обморок, пусть мир упорно скользил из стороны в сторону, а Убийца Крок несся на них, нацелившись на лакомую добычу в лице доктора Харлин Квинзель.
Доктор Квинзель небрежно протянула руку и сняла со стены огнетушитель. Джоан даже не успела сообразить, зачем он ей понадобился. Убийца Крок взвился в прыжке, а молодая женщина взмахнула огнетушителем, врезав Кроку по самому уязвимому месту.
Рев чудища превратился в высокий визг, и мутант свалился на пол в двух метрах от закругленных носков изящных лодочек доктора Квинзель, корчась и прикрывая пах лапами. Подоспевшие санитары вкололи ему успокоительное и замотали в крепкую смирительную рубашку.
– Док, вы в порядке? – обратился к главврачу один из сотрудников.
Вид у них был одинаково ошеломленный.
Лиланд молча кивнула. Санитары уволокли скулящего Крока, и она повернулась к доктору Квинзель, которая тем временем осматривала огнетушитель.
– Отлично, вмятины нет, – весело заметила Харлин, вешая баллон обратно на стену. – Однако в следующем месяце его нужно перезарядить. Так что вы говорили, мэм?
– Что я говорила? – переспросила доктор Лиланд.
Улыбка доктора Квинзель стала еще шире.
– Вы, кажется, рассказывали про новые нейролептики.
– Ах да, действительно, – Джоан Лиланд все еще чувствовала себя неважно, хотя мир пришел в равновесие. – Мы получили новые образцы.
– Насколько новые? – доктор Квинзель явно была в настроении поболтать.
– Большинство последнего поколения, – сказала доктор Лиланд. – Некоторые еще даже не появились на рынке.
Глаза доктора Квинзель за очками в толстой оправе расширились.
– Вот об этих расскажите поподробнее.
Уже через полчаса вся больница знала, что невозмутимая новая докторша уложила Крока, когда тот пошел в атаку, а потом, стоя над ним, весело щебетала с доктором Лиланд, пока санитары не уволокли мутанта. И к тому же она была прехорошенькой!
Палата Джокера находилась на самом нижнем этаже адской клиники для безумцев и преступников. Его настолько заинтересовала история, что он выслушал несколько ее вариантов от больных и членов персонала. Все сходились в одном: светловолосая красотка, не моргнув глазом, врезала Кроку по яйцам, словно каждый день имела дело с подобными монстрами. Ее именовали Еленой Троянской, валькирией, богиней Афиной и утверждали, будто она как две капли воды похожа на какую-то знаменитую актрису.
Это была именно та женщина, которую он ждал, решил Джокер. С такой не умрешь от скуки. Подобная женщина стоит времени и усилий, которые необходимы, чтобы ее уничтожить.
Он с нетерпением ждал с ней встречи.