Лишь в колледже Харлин обрела свободу.
Для многих подростков поступление в колледж и освобождение из-под родительской опеки олицетворяет первый в жизни глоток свободы. Наконец-то они сами распоряжаются своей судьбой и сами принимают решения – иногда хорошие, иногда не очень. Однако для Харлин Квинзель этот период являлся чем-то большим, чем просто ритуалом перехода ко взрослой жизни. Ее словно выпустили на волю после восемнадцати лет тюремного заключения.
Она любила родных, но устала от ограничений, которые неизбежны, если в семье один родитель вкалывает на нескольких работах, а другой… отсутствует. Когда братья пошли в школу, им уже не требовалось столько внимания, но Харлин все равно следила, чтобы одежду они носили чистую, домашнее задание делали вовремя, ели овощи за обедом и не ввязывались во всяческие неприятности.
Функция приемной матери – не самая веселая роль, но Харлин понимала, что ее маме требовалась помощь. Если становилось неимоверно тяжело, она напоминала себе, что ее ждет колледж (разумеется, если удастся получить стипендию). Гимнастика была ее пропуском к образованию, однако при условии, что не страдали школьные предметы: колледжи не давали стипендии ученикам с плохими оценками, особенно тем, у кого отец сидит в тюрьме.
Папа вышел досрочно и успел на ее выпускной. В зале присутствовала вся ее семья: отец, мать и братья. До этого полным составом они были только на оглашении его приговора.
Ощущение свободы в Готэмском университете воистину опьяняло. Теперь девушка называла себя Харли. Мать всегда возражала против этого прозвища и требовала, чтобы ее дочь отзывалась на Харлин. Это было старое английское имя, означавшее «лужайка кроликов». Харли, по ее мнению, звучало слишком по-мужски. «Ты не мальчик и не мотоцикл», – говорила мать не терпящим возражений тоном. Повзрослев, Харли пришла к выводу, что они с матерью редко сходятся во взглядах, и не принимала ее слова близко к сердцу. Но теперь, покинув дом, она пообещала себе три вещи: использовать мужскую форму имени Харлин, купить мотоцикл и жить так, точно самая крутая бруклинская девчонка со стипендией гимнастки.
Добро пожаловать в мой мир, господа. Надеюсь, вам здесь понравится.
Выдумать новое имя – не так уж и сложно. По правде говоря, это самая легкая часть новой жизни. В школьные годы Харли делала уроки в окружении носящихся, как заводные, братьев, или сидя в прачечной среди галдящих женщин и их орущих малышей. Ей даже случалось делать домашнее задание в приемном покое больницы, ожидая, пока врачи диагностируют, что на этот раз сломал или растянул Барри, Фрэнки или Эззи, рухнувший с качелей во дворе. Но еще никогда к ней не предъявляли столь строгих требований, как в колледже. Учеба здесь выматывала похлеще гимнастики.
Несмотря на стипендию, Харли подрабатывала, чтобы покупать еду, одежду и книги, не входящие в официальную программу, но рекомендованные преподавателями. В университетской лаборатории «СТАР» имелся отдел, занимающийся тестированием продукции на животных, и там с удовольствием приняли на работу будущего медика.
Оценки у Харли оставались хорошими, но, к ее смятению, отнюдь не отличными. На первом курсе, в конце семестра, она пришла в ужас, получив по логике «тройку» вместо ожидаемого высшего балла. Впрочем, для первокурсников это совершенно обычное явление. Студенты, числившиеся в десятке лучших учеников в школе, вдруг обнаруживали, что среди остальных студентов, которые тоже были в тех самых десятках лучших, они ничем не выделяются. Те, кто с легкостью закончил школу, едва уделяя время урокам, внезапно впервые в жизни засели за учебники.
Харли никак не могла заставить себя позвонить матери, хотя Шэрон Квинзель, закончившая колледж и медицинскую школу, уж точно знала, что делать в такой ситуации. Мама по-прежнему вкалывала на двух работах, чтобы платить по счетам за адвокатов мужа, пока тот находился в вечном поиске подходящей вакансии. С работой дела в принципе обстояли паршиво, и даже дешевые забегаловки, предлагающие мизерную зарплату, воротили нос. Никому не был нужен отсидевший в тюрьме сотрудник. К тому же, из-за судимости некоторые должности были ему запрещены, независимо от того, подходил он по квалификации или нет. Вот это уже настоящие проблемы, так что Харли казалось каким-то нелепым звонить матери, чтобы пожаловаться, что она не успевает прочитать все заданное по выбранной теме. Все равно что богач плакался бы нищему на ужасный день, поскольку его призовой жеребец обделался в перевозке.
Харли напоминала себе, что она самостоятельно выбрала профессию и что нужно заниматься усерднее. Но, разумеется, пообещать заниматься усерднее, куда легче, чем выполнить это обещание. Ее оценки улучшились, но не настолько, насколько она планировала. Она решила посоветоваться с профессорами. В конце концов, здравый смысл подсказывал: если у тебя проблемы с каким-то предметом, лучше обсудить их с самим преподавателем.
И тут она столкнулась с неприятной неожиданностью: как и другие студенты до нее, она выяснила, что, в отличие от школьных учителей, университетские профессора не думали о неприятностях учеников. Более того: они даже не притворялись, что о них думают. Школьное образование – обязательно, а учеба в колледже – твой личный выбор, и те, кто не дотягивал до нужного уровня, отсеивались.
Пожалуй, самым ярким представителем такой точки зрения был профессор Юджин Фэрроу с факультета психологии. Среди множества других курсов он вел предмет «Статистика в психологии». Говорили, что для работы в области психиатрии этот курс был абсолютно необходим. Когда Харли пришла поговорить с доктором Фэрроу, он нагрузил ее кучей дополнительных заданий и заявил, что путь к успеху лежит через преодоление себя.
– Хорошо, что я занимаюсь гимнастикой, – слабо усмехнулась Харли. – Придется вертеться быстрее.
К ее удивлению, профессор добродушно расхохотался. Отсмеявшись, он сказал, что на следующей неделе в это же время она может вкатиться «колесом» в его кабинет за новым заданием. Харлин не знала, что и думать. С одной стороны, она ему явно понравилась, пусть он обычно и не жаловал студентов, особенно первокурсников. С другой стороны, на нее навалилась масса новой работы, а она и так уже еле успевала справляться с обязанностями.
Подработка в лаборатории теперь казалась отдыхом. Все, что от нее требовалось, – накормить животных, наполнить поилки и вычистить клетки. Правда, иногда еще приходилось гоняться за сбежавшими хорьками. Харли не сомневалась, что сбегали они не самостоятельно: другие студенты, работавшие в лаборатории, выпускали хорьков из клеток, чтобы поиграть с ними. Та же Габриэла Матиас была просто повернута на хорьках. «Хорошо, что наши смены не совпадают», – частенько думала Харлин. В Габриэле таилось что-то неприятное. И проблема тут заключалась не в хорьках: увлекайся эта студентка радугами и единорогами – даже тогда Харли против воли чувствовала бы странное беспокойство. В конце концов, ее семья тоже не являлась классическим образцом американской мечты. Но Габриэла выглядела какой-то уж совсем… ненормальной.
Единственный, кого Харли считала еще более странным, чем Габриэла, был Бэтмен.
Харли выросла в Бруклине и мало что знала о Бэтмене. Но в Готэмском университете она только о нем и слышала. Такое ощущение, будто все кругом настроились на один и тот же Бэт-канал и больше ничем не интересовались. Все говорили о Бэтмене, не переставая, будто он единолично вылечил рак, избавил земной шар от бедности или установил мир во всем мире.
Насколько Харли знала, он не сделал ничего из вышеперечисленного.
Бэтмен нарек себя борцом за справедливость и сражался с наихудшими из преступников. Вот только он сам был преступником. Закон выступал против личного правосудия, но Бэтмен, кем бы он ни являлся, превратил самосуд в образ жизни. Можно даже сказать, в стиль жизни, если вспомнить все его хитроумные гаджеты и аксессуары. Помимо костюма с плащом, маской и поясом со всевозможным оружием, у него имелся специальный автомобиль и сделанное на заказ оборудование. На каждом предмете красовался его фирменный знак. Чем не навязчивая идея?
Однако больше всего Харли изумляло то, что ни один человек в Готэме, похоже, не видел в этом ничего ненормального или странного. Просто потому, что Бэтмен был «хорошим парнем», а всем известно, что хорошие парни ненормальными не бывают. Какой же он преступник? Он же на нашей стороне.
С хорошими парнями все в порядке.
Но с чего вдруг все решили, что Бэтмен хороший? Да потому что все так говорили! Ведь «все» не могут ошибаться. Ничто так не украшает жизнь, как закольцованная логика. Когда Харли задавала подобные вопросы, от нее только отмахивались. Считали, что она ничего не понимает, ведь она нездешняя.
Харли бы поспорила, но передумала, посмотрев готэмскую программу новостей. Как бы ни возмущал ее Бэтмен, ему было далеко до местных преступных авторитетов. Они носили какие-то невообразимые костюмы, словно преступления являлись для них своеобразной формой косплея, и отзывались на дикие прозвища вроде Загадочник, Пингвин или Джокер. Последний казался Харли еще безумнее Бэтмена. В сети разошлось видео, где Джокера грузят в фургон для перевозки заключенных в Лечебницу «Аркхем», после того, как его поймал Бэтмен. Харли никак не могла решить, реально ли происходящее или же это идиотское шоу. Но друзья подтвердили, что у высокого, тощего человека в костюме адского клоуна действительно зеленые волосы и белое, точно мел, лицо. Он постоянно устраивал представления, когда его перевозили в «Аркхем».
Харли смотрела, как Джокер сует лицо в камеру, призывая людей красть кремовые торты и швырять ими в полицию, и понимала, что на фоне клоунов, шутки которых оборачиваются человеческими жертвами, Бэтмен, возможно, действительно герой.
Она вдруг пришла к заключению, что Готэм – золотая жила для психиатра.
Сколько бы Харли ни старалась улучшить оценки, по-настоящему она блистала в гимнастическом зале. Маленькая звездочка Лилианы Левенчук превратилась в ослепительную сверхновую. Она участвовала во всех соревнованиях и неизменно опережала соперниц. Ей, к сожалению, больше ни разу не удалось заработать одни десятки, как на последнем выступлении в школе, но она этого и не ждала. Подобное случается раз в жизни, а со многими людьми не случается вообще никогда. Единственное, что раздражало, комментарии об Олимпийских играх.
«Какой талант! Она потрясающая! Жаль, что никогда не выступала на Олимпийских играх».
Харли не нравилось, что годы тренировок, отточенные способности, выигранные соревнования и все завоеванные медали ничего не значили по сравнению с этим. Но в то же время она не сожалела об упущенной возможности. Каждые четыре года она наблюдала за новой группой маленьких девочек на ковре, на брусьях или на бревне: лица серьезны и сосредоточены, ни следа той радости, которую испытывала она, взлетая над помостом. Харли не сокрушалась, что не стала одной из них. Мама не оплатила бы тренера олимпийского уровня, и Харли испытывала облегчение, словно ей удалось увернуться от опасности. Чего хорошего в том, чтобы закончить карьеру гимнастки в двадцать с небольшим? Она выкладывалась по полной в учебе и спорте не ради медалей, а потому, что ей это нравилось.
Почему столько людей считало, что, если ты не участвовал в Олимпийских играх, ты – никто? Вздор. Но люди верили в то, во что хотели, не обращая внимания на факты, свидетельствующие об обратном. Даже если факты находились перед их носом. Харли понятия не имела, в чем причина такого поведения, и это вылилось в еще одну причиной стать психиатром: надо же выяснить, почему так происходит.
По мере того, как Харли училась, у нее все лучше и лучше получалось читать людей. Она унаследовала этот талант от отца, ведь жуликам необходимо понимать людей и мгновенно оценивать ситуацию. Правда, Харли не рассматривала свои способности под таким углом. Она пользовалась ими бессознательно, а успех приписывала занятиям психологией.
Девушка обнаружила, что иногда недостаточно быть примерной студенткой. Иногда стоит продемонстрировать эмоциональную заинтересованность в предмете, будь то английская литература восемнадцатого века или всемирная история двадцатого, органическая химия или патопсихология, чтобы преподаватель щедро оценил твои знания. Профессора меньше придираются к студентам, выказывающим искреннее увлечение предметом.
Разумеется, проделать подобный трюк с каждой учебной дисциплиной невозможно, но всегда можно притвориться. Надо лишь использовать ключевые слова. Вот почему так важно слушать, что говорят люди, и Харли стала настоящим мастером этого дела. То, что она молода и красива, также имело большое значение. Преподавателям нравилось внимание привлекательной молодой женщины, и не только мужчинам. К ней тянулись и женщины. А Харли нравилось нравиться, и от этого она нравилась им еще больше. Она даже никогда не предполагала, что жизнь может быть так благосклонна.
Время от времени она ощущала исходящие от какого-нибудь профессора флюиды и понимала, что преподаватель с удовольствием повысил бы ей оценку в обмен на секс. После пары неприятных случаев Харли научилась распознавать «эти» сигналы и осознала, как управлять подобной ситуацией – она называла это «манипулировать». Манипуляции требовали куда больше усилий, но ей обычно удавалось получить высший балл, даже не скидывая туфель. Это лишний раз подтверждало всем известное правило: чем привлекательнее человек, тем больше ему сходит с рук.
Столкнувшись с миром за пределами Бруклина, Харли пришла к выводу, что люди в своей массе были не столько плохими, сколько поддавались слабостям, которые, в худшем случае, склоняли их ко злу или, по меньшей мере, превращали в скучную, ничем не примечательную заурядность. Огромное количество людей скатывались в эту скуку, не жили, а тихо… выцветали, словно старые фотографии. Временами Харли хотелось замахать руками, запрыгать или закричать, да что угодно, только бы прервать сей монотонный марш энтропии.
Когда-нибудь она встретит человека, который будет важнее, чем ее жизнь, который ослепит ее своими яркими красками и научит дышать полной грудью.
Человек, который станет чем-то большим, чем просто набором слабостей.
По крайней мере, она на это надеялась.
Учеба в медицинской школе оказалась настолько тяжелой, что в один из дней Харли не выдержала и позвонила матери. Мамочка страшно обрадовалась, услышав голос дочери, и вскоре они уже непринужденно болтали и делились новостями. Харли познакомилось с той стороной Шэрон, о которой она никогда не слышала. Впрочем, она старалась не звонить домой слишком часто. Она из Бруклина. Бруклин для нее остался в прошлом, и Харли ни капли не желала возвращаться в прежние места и к прежнему существованию, где главари мафии, бандиты и отцы, сидящие в тюрьмах, были обычным явлением.
Маму беспокоило, что Харли решила получить степень по психиатрии. Это же не настоящая медицина, вроде ортопедии или кардиологии. В психиатрии все расплывчато, порой, неопределимо. Сложно понять, помог ты пациенту или нет. К тому же, так как врачу приходилось всегда контактировать с подопечными, он и сам подвергался опасности впасть во тьму, из которой трудно найти выход.
Но Харли не сомневалась в своих желаниях. Человеческий мозг – это захватывающее приключение, а приключения ей всегда нравились.
Ну, вот мы и подошли к сегодняшнему дню.
Почти подошли…