Марго
– Капучино?
Беру возникший на столе кофейный стакан и отрываю глаза от монитора.
– Спасибо, – растягиваю губы в улыбке, адресуя ее пространству и своему новому оператору Матвею.
Парень беззастенчиво пялится, ну просто нахрапистая милашка. Из той категории, которая по всем карманам раскладывает презервативы на всякий случай. Кажется, я должна донести до него, что не трахаюсь с двадцатидвухлетними подчиненными. В последний год своей жизни я вообще утратила желание «трахаться». Я утратила интерес к мужикам и их гениталиям, с которыми они так носятся. Наверное, это дерьмовый признак – в двадцать девять расхотеть всех мужиков.
Возникшую в горле горечь запиваю кофе.
Пристроив бедро к краю стола, Матвей поясняет:
– Там, на площади, открыли фудтрак. Ну, типа кафешка на колесах…
– Я знаю, что такое фудтрак, – делаю глоток из принесенного им стакана, проваливаясь в календарь телефона.
По шее стекает капля пота. Беру настольный календарь и обмахиваюсь. Платье липнет к телу. Кондиционер сломался. Бардак. В офисе сонное царство и общее желание сдохнуть от духоты.
– Ты ведь капучино пьешь?
Не помню, когда мы перешли на ты.
– Иногда.
– Так… какие у нас сегодня планы? – меняет он тему.
– Десять утра, Матвей, – поясняю ласково. – Пока никаких.
– Да уж, – посмеивается он. – В городе скука смертная, не Москва. Ничего не происходит.
– Тебе так кажется, – заверяю его.
Как бы то ни было, в городе мне никогда не было тесно, а восьмилетний опыт работы в журналистике научил, что всегда что-то где-то происходит. Главное – это продать.
– Маргарита Максимовна… – за спиной Матвея вырастает Степан, офисный водитель.
Ура!
Запыхавшись, кладет на стол ключи и документы от моей машины.
– Вот… Все сделал. Машину забрал. Припарковал прямо у входа…
– Степочка, – мурлычу, – что бы я без тебя делала! Буду должна…
– Ну что вы, Маргарита Максимовна, – краснеет еще больше. – Если что надо, только скажите.
Послав ему благодарную улыбку, сгребаю в сумку ключи и документы.
– И… это… – застенчиво лепечет Степа. – Отличный выбор.
– Спасибо, – бормочу.
Отличный выбор, чтобы встряхнуть мое «любимое» болото.
– А что с машиной? – тянет Матвей.
– Ничего, – отрезаю, не желая вдаваться в подробности того, почему моя машина два дня подпирала забор Влада Калинкина.
Во-первых, мне некогда было ее забрать, а во-вторых…
Прикрыв глаза, делаю медитативный вдох.
Просто в задницу все. Безмозглого капитана Стрельцова туда же.
Здоровенный неотесанный чурбан. Кретин.
– Да? – срываю с рабочего телефона трубку.
– Зайди, – слышу отрывистую команду.
Положив на место трубку, встряхиваю прилипшие к затылку волосы и встаю из-за стола.
Две минуты спустя вхожу в приемную гендиректора городского телеканала, отвесив его секретарше слащавое «доброе утро».
– Садись, – шевелит губами Миллер, указывая подбородком на стул.
Рассевшись в своем кресле, мой руководитель прижимает к плечу ухом телефонную трубку.
Обойдя трехметровый стол для переговоров, опускаюсь на стул и кладу ногу на ногу.
Охлажденный кондиционером воздух его «апартаментов» посылает по моей влажной коже мурашки. Скользнув глазами по широким мужским плечам, затянутым в белую рубашку, отворачиваюсь к окну.
Годы Дмитрия Миллера не испортили. Выглядит отлично.
Глубоко, где-то очень глубоко в сердце сжимается капризный участок. Тот, который отвечает за память, видимо.
Полгода назад, когда Дмитрий Миллер объявился в редакции в качестве нового гендира, меня чуть не стошнило прямо на стол.
В восемнадцать мы с ним трахались везде, где приспичит. В основном на заднем сиденье его пижонской тачки. Я была влюблена, он говорил, что тоже. А потом он сходил в армию, вернулся и женился на моей подруге. С тех пор у меня нет подруг.
Сейчас Дима – глава семьи, красавец-мужик и успешный руководитель. Лена рожает ему так, будто один год без беременности – это потраченное без пользы время.
В очередной, сто пятидесятый раз в своей жизни, я желаю им обоим идти все в ту же задницу. За что ненавижу себя, так это за то, что десять лет спустя мне все так же больно. Но еще больше я ненавижу себя за то, что мой идиотский мозг любит раздумывать о том, что было бы, если…
Если бы это была не она, а я.
Какой могла бы быть моя жизнь, если…
На хер.
Взгляд его голубых глаз находит мой. Мужчина выставляет вперед указательный палец, прося минуту.
Ненавижу оглядываться.
У нас мирный договор, но, когда его взгляд невзначай опускается на мою грудь, а потом на ноги, мне хочется дать ему в нос.
– Мне нужен материал, – кладет трубку, постукивая по столу пальцами.
Любуюсь его руками. Я всегда по ним сохла.
– Доброе утро, Дмитрий Александрович, – отвечаю миролюбиво.
– Доброе утро, – откидывается на стуле.
Покрутив шеей, спрашивает:
– Как дела?
– У меня дела всегда отлично. Ты же в курсе, – расслабленно болтаю ногой и пристраиваю подбородок на кулак.
– Вижу, – изучает мое лицо.
Кокетливо выгибаю брови.
– Ты не меняешься, – глубоко вдохнув, сверлит меня взглядом.
– Зачем мне меняться? Во мне что-то не так? – улыбаюсь, пряча за этой улыбкой злость от этого дебильного замечания.
– Нет… – бормочет, ослабляя галстук. – В тебе все так.
– Спасибо, – стряхиваю с плеча «пушинку». – Слушаю и повинуюсь – намекаю на то, что готова выслушать его «хотелки».
– Мне нужен репортаж, – повторяет, превращаясь в «босса». – Наташа отсняла какую-то дичь, нам нужно завтра что-то дать в вечерний эфир вместо ее материала.
– У меня запасы не резиновые, – сообщаю ему.
– Я знаю. Но мне очень нужно. Пожалуйста.
Хрипловатые нотки его голоса гонят по спине мурашки.
Никогда я не дам ни Миллеру, ни другому женатому мужику до себя дотронуться, но это не значит, что я отпустила прошлое. Почему я не могу его отпустить? Потому что гребаная мысль «если бы» продолжает трахать мой мозг.
– Интервью с мэром подойдет? – решаю сжалиться, просто потому, что не хочу торчать в душном офисе еще хотя бы пять минут.
– О чем?
Переведя глаза на породистое лицо своего босса, мягко, как маленькому, поясняю:
– О погоде, Димочка. О чем же еще?