Сидя в санитарной машине, мчавшейся по автостраде, Григорий все время поглядывал на золотые погоны, поблескивавшие у него на плечах. Нунке советовал для большего престижа облачиться в форму майора, но Гончаренко специально выбрал погоны с одним просветом и четырьмя звездочками – погоны капитана: в этом звании он числился в списках офицеров Советской Армии. Ему вспомнилось замечание Нунке: «А вам к лицу эта форма!» Тогда он лишь мягко улыбнулся. А теперь, теперь…
«Да, герр Нунке, мне к лицу эта форма! Очень уж по мне эти бриджи, эти сапоги, фуражка с красной звездочкой и китель с погонами капитана, – думал Григорий, глядя, как ныряют под радиатор машины прямоугольные плиты автострады. – Много людей сейчас носят эту форму. Кое-кто нарядился в новую, как говорится, с иголочки. На некоторых она поношенная, уже утратившая свой первоначальный вид, на ней, словно на лице, появились морщинки, и она как бы стала частью человека, который ее носит. Еще на ком-то она обтрепалась, загрязнилась, и он надоедает интенданту, бегает за ним, ждет не дождется выдачи нового обмундирования. Но какая бы она ни была, новая или старая, люди с гордостью носят форму армии-победительницы. И хотя сейчас я облачился в нее по приказу Нунке, не его интересам она будет служить! Я с радостью надел эти зеленые доспехи, на которые с симпатией глядят друзья и перед которыми дрожат недруги. Потому что я, Григорий Гончаренко, имею на это право!»
Они ехали уже два часа. В санитарной машине, кроме Гончаренко, были еще двое. Один, мрачный верзила, склонился над рулем, сосредоточенно глядя вдаль и не проявляя никаких признаков беспокойства. Второй, рыжий, сухощавый и юркий, который сидел на боковом сиденье, явно нервничал. Особенно это бросилось в глаза, когда пересекали границу сектора: он то пересаживался с места на место, то начинал что-то насвистывать, каждую минуту выглядывая в окно. Водитель, которого раздражало это непрерывное движение, не выдержал и, чуть повернувшись в его сторону, сердито крикнул:
– Чего ты крутишься, словно вошь на гребешке!
Впрочем, границы как таковой не было. Маршрут пролегал в объезд контрольно-пропускных постов, и лишь названия населенных пунктов говорили о том, что они находятся уже не в Бизонии, а в Восточной зоне. На коленях Григория лежал планшет с картой. Зная пунктуальность Нунке, он ни на шаг не отклонился от избранного маршрута. Ведь по окончании операции каждому из них придется писать отчет, и поэтому малейшее нарушение плана в случае провала будет для Нунке удобной зацепкой, чтобы обрушить на Григория свое бешенство.
Сейчас они находились километрах в сорока от цели своей поездки.
– Скоро приедем, – предупредил Гончаренко своих спутников. – Предупреждаю еще раз: к оружию ни в коем случае не прибегать.
– Зачем же нам его выдали? – спросил юркий.
– Чтобы кое у кого не дрожали поджилки.
Сухощавый обиженно замолк, а верзила с издевкой улыбнулся. Было заметно, что они не очень-то любят друг друга.
За стеклом промелькнул черно-желтый указатель, сообщая путешественникам, что до Грюнхауза осталось пять километров. Эти километры проехали молча. Каждый думал о том, что их ждет. Григорий, хотя и понимал, как это опасно, но втайне все же надеялся тайком встретиться с кем-то из своих, поговорить, пожать руку или хотя бы поймать теплую улыбку, приветливый взгляд… Водитель стал еще мрачнее, его руки крепко вцепились в руль, выдавая скрытое напряжение. Вертлявый снова засуетился. Он то вынимал, то прятал грязный носовой платок, вытирая им шею и ладони.
– Подъезжаем! – сказал он хрипло только для того, чтобы нарушить гнетущее молчание.
Свернув с автострады, машина по отлогому склону выехала в Грюнхауз. Гончаренко развернул карту города.
– Поезжайте прямо к кирхе, потом сверните направо на Банхофштрассе, это где-то там.
Больница находилась в длинном, неказистом на вид помещении, сложенном из красного кирпича. Окна на обоих этажах были закрашены белым. У подъезда, освещая широкую дверь, горел яркий фонарь. В его свете на гребне крыши тускло поблескивала металлическая штанга с вырезанным из жести причудливым гербом города.
Машина остановилась в желтом круге света.
– Вот мы и приехали, – сказал Григорий. – Вы останетесь и приготовите носилки, а я пойду узнаю, что к чему. На всякий случай мотор не выключайте!
В помещении Григория сразу окутал специфический запах больницы: дезинфекции, йода, лекарств. В приемном покое, куда он попал, панели были покрашены в светло-голубой цвет, влажный линолеум на полу поблескивал чистотой, его, видно, недавно вымыли. В приоткрытую дверь Гончаренко увидел двух санитаров, которые несли бачок, из-под крышки свисал окровавленный бинт.
– Мне надо видеть дежурного врача, – обратился Григорий к молоденькой девушке, которая, сидя у маленького столика, что-то записывала в толстую с загнутыми уголочками тетрадь.
– Зачем вам дежурный врач? – спросила она, не поднимая головы и, только поставив точку, подняла глаза на Григория. Увидев перед собой человека в военной форме, девушка сразу оживилась и, взяв телефонную трубку, приветливо бросила: – О, конечно, конечно, одну минуточку!
Очень скоро в приемный покой вышел худощавый человек в белом халате.
– Добрый вечер, товарищ капитан! Простите, что заставили вас ждать, – последнее время много работы. Тяжелый грипп!
– Здравствуйте, – Григорий пожал врачу руку. – Я приехал по поводу раненого Ганса Рихтера.
– Да, да… пойдемте… пожалуйста, сюда, на второй этаж, – показал он в сторону лестницы. – Признаться, задал он нам хлопот, – пожаловался доктор. – Когда лейтенант поставил возле него охрану, пришлось освободить для задержанного подсобное помещение, где у нас хранится инвентарь, и все вещи сложить прямо в коридоре.
Действительно, в конце коридора, у окна, грудой было свалено медицинское оборудование. И тут же стоял часовой. Казалось, он охраняет именно эту груду вещей.
«Часовой? – заволновался Григорий. – Нунке говорил, что охраны нет! Странно… может, этим наши хотели сказать, что раненый не транспортабелен и везти его нельзя?»
– Как самочувствие раненого?
– Вполне приличное.
«Тогда совсем непонятно. За немцем не приехали, – это значит, что я должен забрать его. Зачем же тогда часовой?»
– Это тут.
Григорий хотел пройти вслед за доктором, но солдат преградил ему дорогу.
– Не могу пропустить, товарищ капитан. Только врача и дежурную сестру… Так приказано, – прибавил он, оправдываясь.
– Не бойся, не съем я твоего немца!
Врач вышел из импровизированной палаты.
– Спит… Я приказал дать снотворное… Сейчас его лучше не беспокоить.
Сквозь приоткрытую дверь видна кровать, на которой лежал раненый. Светлое одеяло, натянутое до подбородка, тихо покачивалось в такт тяжелому, хриплому дыханию. Бледное лицо с полуоткрытым ртом лоснилось от пота.
– Пусть поспит. Но побеспокоить его все равно придется. Я сейчас пойду на станцию за начальником караула или разводящим, а вы пока подготовьте раненого для транспортировки – мы заберем его.
Григорий вышел на улицу. Освещенную, отвоеванную у ночи ее часть наискосок пересекали дрожащие серебристые струйки – шел дождь. В лужах, вокруг камешков, в выбоинах асфальта, вода кружилась, как в водовороте, иногда выбрасывая вверх маленькие фонтанчики. Капельки поднимались и лопались, словно прозрачные пузырьки. Набегавшие порывы ветра связывали водяные струи в пучки, свертывали в тугие струи и хлестали ими пустынную улицу.
– На станцию! – приказал Григорий, подбегая к машине и стряхивая с себя дождевые капли.
– А где же тот? – спросил рыжий.
– Здесь. Но возле него поставили охрану… Придется заехать за разводящим.
В наступившей тишине было слышно лишь глухое урчание мотора, монотонный шорох «дворников», да шум дождя. Машина вдруг замедлила ход.
– Нам же сказали – охраны нет, дело, мол, верное, – сердито проговорил водитель. – А сейчас мы премся к черту в пасть… Послушайте, шеф, а не лучше ли нам, пока еще можно, убраться подобру-поздорову?
– Точно, точно… а то схватят и загонят в Сибирь. Очень благодарен! Что-то не по душе мне такая возможность – ознакомиться с отдаленнейшими уголками нашей планеты, – поддержал рыжий.
– У нас приказ! – сухо ответил Григорий.
– А, шеф, бросьте, приказ… приказ… Приказ, что телеграфный столб, перелезть нельзя, а обойти можно.
– Прекратить разговоры! Давай к тому домику, видишь, где солдат!
Водитель недовольно хмыкнул, но покорился.
Старшина, начальник караула, провел Григория к лейтенанту. Несмотря на позднее время, тот сидел у стола, заваленного брошюрами и исписанными листочками. На одной из брошюр Григорий прочитал: «Всесоюзные заочные курсы иностранных языков».
– Учимся? Как говорили наши родители: бог в помощь!.. Здравствуйте, лейтенант! Капитан Гонта из… да вот мои документы. Я приехал за Гансом Рихтером.
– Здравствуйте, лейтенант Кравцов. Что же вы так поздно? Я уже думал, сегодня совсем не приедете.
– Дела, брат, дела…
Лейтенант развернул протянутое удостоверение, внимательно прочитал и вернул Гончаренко.
– Больше у вас ничего нет?
– Думаю, этого достаточно.
– Обычно в таких случаях мы получаем письменное распоряжение… А чаще всего с вашим сотрудником приезжает кто-либо из моего начальства. Вы один?
– Со мною двое, для охраны.
– Я не о том… – Лейтенант задумался. – Поступим так: вы пока пишите расписку, а я соединюсь с нашим штабом. Для проформы… Чтобы не мылили потом голову. А то знаете, как бывает… припишут потом отсутствие бдительности, то да се…
Григорий взял протянутый листок бумаги.
«Судя по всему, его не предупредили о моем приезде. Почему? Не успели передать по инстанции? Или передумали? В таком случае тоже дали соответствующие указания. Может, сделают это сейчас? О-хо-хо, что-то не нравится мне это…»
Написав расписку, Гончаренко положил ее на стол поверх разбросанных бумаг. Лейтенант уже разговаривал со штабом, и Григорий, навострив уши, прислушивался.
– Да… Капитан Гонта из контрразведки… Что? – Лейтенант почти кричал в трубку и морщился, склонившись над аппаратом: очевидно, слышимость была плохая. – Хорошо… Будет сделано! Слушаю, товарищ майор!
Лейтенант положил трубку и как-то странно посмотрел на своего ночного посетителя.
– Вот что… Очевидно, произошло какое-то недоразумение. – Лейтенант Кравцов поднялся, прошелся по комнате и остановился рядом с Григорием. – Мне сказали, что за этим Рихтером выехал другой ваш сотрудник и наш начштаба. Вам придется подождать, пока они приедут, и мы выясним это недоразумение.
– Я получил приказ доставить его немедленно! Что-то напутали у вас в штабе.
– Ничем не могу помочь! – Суровые серые глаза лейтенанта смотрели решительно. – До их приезда вы останетесь здесь. Я не могу нарушить полученное распоряжение. – Лейтенант кивнул на телефон.
Григорий понял – возражать бесполезно.
«Что же произошло? Не сработала какая-то деталь в так четко налаженном механизме. Но какая? У Горенко? Нет, это исключается. Мария? Скорее, Мария… Задержалась и не успела вовремя предупредить. Что же делать? Уехать без Больмана? Но этот лейтенант меня не отпустит. А ждать приезда начальника штаба я не могу. Это вызовет подозрение у тех двоих, еще драпанут без меня. Попросить соединить меня с Горенко?»
– Что же они не едут?
Лейтенант Кравцов посмотрел на часы.
– Сейчас приедут.
В его поведении, во всем его облике Григорий ощущал враждебность. Этот молоденький офицер явно что-то заподозрил. Взгляд лейтенанта, вначале усталый, стал теперь колючим, настороженным.
«Милый, дорогой мой мальчик! Несмотря на то, что ты совсем еще юн, ты молодец! На твоем месте я поступил бы так же! Даже отобрал бы пистолет, а его владельца запер в какой-нибудь арестантской. Но если бы ты знал, что, проявляя обычную бдительность, ты можешь помешать нашему общему делу!.. И как удивишься, если я попрошу соединить меня с Горенко! Но сумеешь ли ты потом держать язык за зубами?»
– Послушайте, лейтенант, вы коммунист? – начал было Григорий, но в этот момент за окном вспыхнули мощные фары, тень оконной рамы побежала по комнате и раздалась команда часового:
– Начальник караула! На выход.
Через несколько минут дверь открылась, и на пороге появился невысокий коренастый майор. А из-за его плеча на Григория глядело знакомое, с кустистыми бровями, улыбающееся лицо Горенко. Он что-то шепнул майору, тот сделал знак лейтенанту, и они вышли, оставив Григория наедине с полковником.
– Здоров… как тебя, Гонта? Что же, ты казак хороший! – Горенко обнял Григория. – Ну и загонял же ты меня! Едва успел… Мария задержалась из-за драки в ресторане и только недавно добралась до нас. Хотел выслать к тебе более молодого, но самому захотелось повидать. Сколько прошло времени! Ну, как ты?
– Товарищ полковник, я должен немедленно ехать! Я тут уже минут пятнадцать. Боюсь, моим головорезам это покажется подозрительным. Мария вам рассказала все о задержанном?
Горенко сразу заторопился:
– Все. Тогда слушай: забирай своего Больмана. Так будет лучше. Разузнаем о его связях, – не напрасно же он шляется в нашу зону! Этот томик Гёте передашь Домантовичу. Найди способ. Дело в том, что Мария свалилась – наверно, грипп! – а шифр надо передать немедленно. Запомни: баллада «Коринфская невеста». Ключ в обложке. Себастьяну скажи, чтобы не волновался. Объясни, в чем дело, а то поднимет шум. Ну, кажется, все… Береги себя! Да, передай Домантовичу, что нашлась его сестра. Он ее разыскивал… А теперь будь счастлив! Бери разводящего, поезжай в больницу и забирай своего Больмана.
Пригашенные огни спящего города промелькнули в последний раз – их поглотила ночь. Снова бесконечная лента шоссе, выхваченные светом фар придорожные указатели. За спиной стоны Больмана и посвистывание рыжего. Теперь это уже бодрый свист.
– А неплохо мы их надули! – Свист оборвался. – Признаться, я препаршиво чувствовал себя там, особенно возле караулки. Ну, думаю, все… А тут еще вас долго нет. Сидел, как на иголках.
– Ждал разводящего, он проверял посты.
– А кто те двое, что приехали в машине?
– Этого я как раз не понял. Одного лейтенант почему-то отвел на склад, а второй копался в бумагах.
Мрачный водитель во время этого разговора дважды покосился на Григория.
«Что это он? – подумал Гончаренко. – Что-то заподозрил?»
Но, перебрав в памяти события ночи, отбросил этот вариант.
– Да… – тянул свое рыжий, – все вышло наилучшим образом. А то не миновать бы Сибири…
– Втемяшилась тебе эта Сибирь! Что ты, сморчок, о ней знаешь? Сибирь это… – Водитель замолчал.
– Что «это»? – не унимался рыжий.
– Да так… тайга, просторы, приволье для души…
– Бывали там? – спросил Григорий.
– Бывал, – вздохнул он и сильнее нажал на акселератор, давая понять, что разговор окончен.
Дальше ехали молча. Изредка попадались встречные машины, и тогда дождевые капли, дрожавшие на ветровом стекле, вспыхивали, словно маленькие искорки.
«Вот и кончилась моя командировка, – с грустью подумал Григорий, вглядываясь в набегавшие окраины Берлина. – Если бы не эта парочка, все было бы похоже на выходной день».
Свет фар упал на большой белый щит с черными буквами. На нем надпись на четырех языках: «Вы въезжаете в американский сектор. Носить оружие в нерабочее время запрещено. Подчиняйтесь правилам…» Дальше Григорий не читал.
Начинались будни.