Мы сидели со Строгановым на скамеечке около пруда. Мечта импрессиониста! Неподалеку, за синим забором, шло разрушение дачи Гаусвальд, известной в народе как «дом Ирэн Адлер». Раздавался шум отбойных молотков пополам с русским матом, произносимым с иностранным акцентом. Гуляли родители с маленькими детьми, влюбленные парочки с пивом в руках и любители фотоохоты с дорогими фотоаппаратами наперевес.
Но несмотря на привычный и спокойный мир вокруг, я чувствовал себя как пациент клиники неврозов – тревожно. То, что нас ждали неприятности, как котенка Гава, я и не сомневался. Слишком многих врагов мы могли себе нажить. В слишком опасную историю мы попали. И ощущал я себя этим беспомощным котенком среди собак бойцовских пород. Это я и попытался донести до своего напарника.
– Чушь, – коротко ответил Арсений. – Чего ты боишься? Кого? Ты сам себе противоречишь. Если, по твоим словам, они такие тяжелые фигуры, такие серьезные люди…
– А что такое «тяжелые фигуры»? – спросил я на автомате.
– Шахматный термин, – ответил Арсений. – Знаешь, кстати, чем занимался наш свет Юрий до того, как его назначили нашим руководителем?
– Вообще? – не понял я вопроса. – Вице-президентом, вероятно, работал.
– Да нет! Там, на сборище. Он в шахматы играл в телефоне!
– А откуда ты…
– Я разглядел на экране, когда он рядом с нами стоял, – пояснил глазастый Строганов. И продолжил: – Так вот, если мы с тобой такие маленькие и беззащитные, какими ты нас хочешь представить, а они такие крутые и тяжелые, то стоит ли нам беспокоиться? Муравьи не озабочены, гневаются ли боги или нет. Они знай себе трудятся…
Меня не слишком удовлетворило объяснение Арсения.
– А что такое «адванс» и «бешеные фигуры»? – вспомнил я еще пару терминов.
– Посмотри в Гугле, – бросил он. – Что ты как маленький? Нам выпала возможность прославиться и срубить кучу денег, а ты…
– А если нет? – возразил я ему. – Если мы никого не найдем? Что с нами тогда сделают? Эти твои фигуры… Шах! Мат! И съедят! Один этот Дим Димыч чего стоит!
Строганов посмотрел на меня, прищурившись из-под своей ковбойской шляпы, и заявил:
– Поздно останавливаться на полпути! Тогда нужно было и не начинать!
Я широко раскрыл глаза от удивления.
– Ты сам как-то мне это говорил, – пожал он плечами.
– Это Сенека! А не я, – хмуро поправил я его.
– Да ладно, доктор! Что ты скис? Чего испугался? Давай, процитируй какого-нибудь своего философа, и начнем поиски этой несчастной! Тем более я знаю, где ее искать. Завтра, помяни мое слово, к вечеру мы будем знать все!
Я посмотрел на него несколько раздраженно, потому что не верил ни единому слову, вздохнул и произнес:
– «На что ты рассчитываешь, то и обретёшь».
– Браво! – воскликнул Арсений и хлопнул меня по спине. – Согласен. Еще что-нибудь сбацай!
– Богатые тоже плачут…
– Еще лучше! – снова похвалил он меня. – Это кто, Аристотель? Ладно, давай к делу.
– Давай, – согласился я, – расскажи мне, как нам играть с этими «тяжелыми фигурами»…
– Да что ты зациклился на них? – перебил меня бесстрашный Строганов. – С ними и так все ясно.
– Да что ты? Просвети меня тогда, пожалуйста. – Я вздохнул, поражаясь его беспечности.
– Ну, Дим Димыч… Субъект весьма отмороженный, агрессивный и расстроенный. Он не нашел Маргариту, это раз. – Строганов разогнул большой палец. – Его прилюдно отстранили от расследования в пользу нашего Юрия, это два. – Он разогнул указательный палец. – Нас, новых детективов, которые могут найти девушку и которых нашел именно он, у него забрали и передали другому…
– Это три, – подсказал я ему, поскольку он замолчал.
– Да, точно! – очнулся Арсений. – Но тут не все так просто! Сердюков позвал его с собой для того, я уверен, чтобы объяснить ему свой план: возглавляет теперь расследование Юрий, а Димыч будет наблюдать и следить за нами, так сказать, тайно. Зачем? – спросил Строганов и сам же и ответил: – Без понятия. Видимо, стиль руководства такой: никому не доверяй.
– Странный руководитель, – усомнился я.
– Наоборот, хитрый ход Сердюкова! – тут же возразил Строганов. – Он понял, что Дим Димыч ничего не добился, и не хочет делать на него ставку. А ставит он на Юрия. Но при этом он не может обидеть своего главного охранника, поэтому говорит ему, что формально возглавит расследование Юрий, а на самом деле он, Димон, будет наблюдать за Юрием, то есть стоять над ним, а не под ним. И все по понятиям.
– И что, он и правда будет следить за нами?
– Еще как! – кивнул Арсений. – Будет тенью красться! А вдруг мы чего найдем? Тогда он нас опередит и станет победителем!
– Возможно, – я пожал плечами. – А этот, на Джеймса Бонда похожий, Игорь Иванович… – начал было я.
– Это спецслужба, – усмехнулся Арсений. – Какой-то начальник. Он, видимо, сегодня отчитался перед Сердюковым, что ничего и никого не нашел, поэтому тот толстяк на него и наехал, – задумчиво сообщил Арсений и плотно сжал губы.
– Толстяк – Сергей Миронович? – уточнил я.
– Ага, – кивнул Арсений. – Видимо, он друг Сердюкова. Кстати, хорошо, что он нам помощь предложил, может, придется воспользоваться. А теперь слушай, что я узнал, пролопатив кучу материалов!
Я тяжело вздохнул, смирившись перед неизбежностью судьбы.
– Аллора, – радостно начал Арсений. – Сердюков Георгий Петрович, президент Северной Финансовой Группы, довольно старый мужик, ему 65 лет, но обладает крупным состоянием, положением в обществе, собственным теннисным кортом, а также сыном и дочерью. Сын, правда, погиб несколько лет назад в автомобильной аварии, вроде бы несчастный случай, но подробностей не знаю.
– Это все в материалах дела было? – удивился я.
– Нет, конечно, это я в сети наковырял. А еще он разведен, женат на молодухе, и любимое блюдо нашего работодателя – борщ плюс рюмка водки…
Я с подозрением посмотрел на рассказчика:
– А при чем тут любимое блюдо? И неужели это можно найти в сети?
– А это уже из его дневника. – Он изобразил то ли художника, пишущего картину, то ли писателя, дающего автограф. – Сердюков в течение многих лет ведет что-то вроде дневника. Я его весь перечитал – скука сплошная, – недовольно добавил он.
– А как он к тебе попал? – я был изумлен, ведь дневник все-таки вещь приватная.
– Ха! Он сделал последнюю запись на следующий день после исчезновения дочки, сидя у нее в комнате. – Строганов размахивал руками, словно дирижер. – С горя и забыл его там. А во время осмотра и обыска, не особо вдаваясь в детали, чей именно это дневник, его присовокупили к остальным материалам. А потом привезли мне…
– А ты ему сказал об этом? – задал я риторический вопрос.
– Когда? – раздраженно посмотрел он на меня. – Ты был со мной все время. Когда я мог ему сказать? Или я, по-твоему, обладаю телепатией? Или я…
– Там было что-то полезное? – прервал я его.
Строганов успокоился так же быстро, как и вспыхнул.
– Что? А, нет, я же говорю, скука сплошная. Он где-то раз в полгода изливал на бумагу какую-нибудь посредственную мыслишку, выдавая ее за гениальность.
– Какая жалость, что ты не ведешь дневник, – я придал лицу выражение скорби. – Мог бы облагодетельствовать все человечество гениальными мыслями…
– Человечество, говоришь? – повторил он зловещим тоном. – Я тебе сегодня передам мысли Сердюкова, читай их хоть всю ночь, и если найдешь там хоть что-то полезное… Все! Хватит меня перебивать! Слушай дальше! Так вот, – продолжил он, – любимая дочка, Маргарита, двадцати четырех лет, последние три года живет в Лондоне, где занимается бизнесом – владеет художественной галереей. Она раз в год привозит в Питер картины и устраивает выставки-продажи. Прилетев в этом году в начале весны, она организовала выставку в Музее художников России. Дочка не замужем… – тут он сделал паузу, бросив на меня многозначительный взгляд, – но друг у нее есть, он живет и работает в Монако. Ничто не предвещало беды. Месяц назад она припарковала свою машину на улице, перешла эту улицу и пропала. И с тех пор ее никто не видел и ничего о ней не слышал. Ни трупа, ни предложений о выкупе – она просто взяла и исчезла посреди бела дня в самом центре города! Ее искали полиция, ФСБ, частные детективы, экстрасенсы, волонтеры – но никакого результата…
– Ну, – обратился я к замолчавшему оратору, – ты говорил, что завтра к вечеру мы будем знать все! Что у тебя за версия?
– У меня их двенадцать! – гордо сообщил он.
– Может быть, ее инопланетяне забрали? – пошутил я.
Строганов взглянул на меня восхищенно.
– Тринадцать! Браво, доктор! Об этом я не подумал!
Я вздохнул. Он не язвил, не иронизировал, он и правда стал рассматривать причастность инопланетных цивилизаций к исчезновению Маргариты Сердюковой. Я подумал, что успешная деятельность Строганова в качестве детектива обязана его безудержной фантазии, доходящей иногда до безумия. И феноменальной памяти. Ну, еще и немыслимому везению, которое он называл «промысел Божий».
Не было еще ни одного гения без некоторой доли безумия, и Строганов был не исключение.
– Поехали теперь ко мне, – вскочил он со скамейки, вспугнув тем самым наблюдавшую за нами белку. – Фото и видеоматериалы лежат дома, я почти все изучил… ну, половину всего, это точно!
– Кстати, а кто тебе их передал? – Я неожиданно нашел в кармане семечку, почистил ее и положил на открытую ладонь. И замер в ожидании. Белка подумала секунд пять, подобралась поближе и схватила своими лапками угощение.
– Наверно, приятельница Лазающего мышонка, – посмотрев на белку, хмыкнул Арсений и двинулся к выходу из парка, в сторону моста.
– Так насчет материалов, – догнал я его.
– А, тут все просто. Их начальник безопасности, ну этот, Димон…
– Он тебе не Димон, – пошутил я.
– Да, – кивнул Арсений. – Так вот, этот Дим Димыч несколько дней назад общался с Громовым и, вероятно, рассказал ему о своей проблеме. Михалыч ему нас и сосватал. Предупредив, наверно, что я почти гений.
Я улыбнулся, представив, как Василий Михайлович Громов, не переносивший Арсения, но частенько обращавшийся к нему за помощью, характеризовал его: «Мерзкий отморозок, раздражающий любого нормального человека! Но! Иногда может решить сложную задачу».
– После чего, – продолжал этот непростой в общении детектив, – мне позвонил заместитель этого Димона, мы встретились, поговорили. Я сказал, что должен посмотреть все, что они нарыли, и тогда смогу ответить, возьмемся мы за это дело или нет. И несмотря на то, что, конечно, они предоставили далеко не все, что обнаружили… короче, мне и этого хватило! Сейчас приедем, и я тебе все покажу. Кстати, помнишь, у тебя был приятель, который на «Скорой помощи» работал…
– Андрей? – слегка удивился я его поворотам в беседе.
– Да, Андрей. Позвони ему, спроси, когда он дежурит.
– Хорошо… а при чем здесь… – начал было я.
– Ну, со «Скорой» проще, чем, скажем, с «пожарной»… – туманно ответил Арсений.
И мы отправились через мост по Каменноостровскому к Петроградской. Путь был неблизкий, но энергия из Строганова так и била фонтаном, и он никак не смог бы усидеть на одном месте в общественном транспорте. Типичный Маниакально Депрессивный Психоз, однофазное течение. Я ему так и сказал: – У тебя фаза мании!
– Если человек счастлив, то это что, патология? – возразил он мне, лавируя между пешеходами.
«Счастье на стороне того, кто доволен», – подумал я, но вслух сказал другое:
– Как можно быть счастливым, когда беремся за такое грустное дело? Можешь не верить, но мне жалко этого старика! Столько денег, власти, а любимая дочь, скорее всего, мертва. И вообще неизвестно, что с ней случилось…
– Вот именно, неизвестно! – возразил этот счастливец. – Может быть, она жива, а ты ее хоронишь. «А не спеши ты нас хоронить, а у нас еще здесь дела…» – запел он в полный голос. Встречные или расступались, или бросали на нас злобные взгляды.
По дороге я выяснил, что мой друг Андрей дежурит на «Скорой» завтра. «Тогда завтра!» – непонятно выразился Арсений.
Войдя в его комнату, я поразился увиденному: она была поделена на две половины. Поделена, скажем так, условно. В одной ее части царил образцовый порядок, а в другой был страшный бардак.
– Что это у тебя за инь и ян? – обратился я к нему. – Или просто времени не хватило закончить уборку?
– Интересная мысль, – кивнул он, – насчет инь и ян. Двойственность вообще свойственна природе вещей… дуализм… два полушария мозга… две половинки задницы…
– И только ты один, – добавил я, пытаясь понять, разыгрывает ли он меня или нет.
– Это моя новая теория. Смотри, – указал он мне на две гитары и губную гармошку, все это валялось на полу, – там творческая зона, там включается правое полушарие. А здесь, – он махнул в сторону компьютерного стола, – идет расследование нашего дела. Там я пишу музыку, а здесь занимаюсь дедукцией…
И правда, многочисленные папки, файлы, просто бумажки лежали аккуратно, ровно, словно по линейке. Неподалеку от стола расположились картонные коробки и тоже как кирпичики в стене. Я был поражен. Арсений и порядок – вещи несовместные!
Материалы содержались не только на бумажных носителях, но и в компьютере, причем, как сказал Арсений, самая важная их часть.
– Начнем, пожалуй? Итак, 20 апреля, в среду, около 16 часов дня Маргарита Сердюкова едет по Кирочной улице и останавливается на платной парковке. Вот здесь! – Строганов увеличил масштаб карты и ткнул длинным ногтем в экран компьютера. – Затем выходит, оплачивает парковку и пешком идет в сторону «Парадного квартала».
– Ну, он немного дальше, – поправил я его.
– Я про направление, – сказал Арсений. – Дальше…
И он стал показывать мне фотографии, точнее, скриншоты записей видеокамер, восстанавливая почти пошагово маршрут пропавшей девушки.
– Вот она остановилась напротив магазина нижнего белья. Вот зашла внутрь. Здесь она рассматривает полки с распродажными бюстгальтерами…
А я рассматривал саму пропавшую девушку: стильный светлый плащ, длинные красивые волосы… Симпатичная, обаятельная… И совсем не похожа на своего отца…
Арсений подтвердил мои наблюдения, добавив, что был бы рад найти ее живой, чтобы познакомиться.
– В тебе жалости и сопереживания не больше чем… – я пожал плечами, не придумав, с кем его сравнить.
– Чем скамеек в православном храме, – усмехнулся он. – Во-всяком случае, я искренен и хочу помочь. И вообще хватит отвлекаться на девушек! Смотри, она там тусуется около семи минут, потом покупает лифчик, расплачиваясь картой. Со счета снято одиннадцать тысяч рублей…
– Сколько? – я не поверил своим ушам.
– Одиннадцать… ну, десять тысяч девятьсот девяносто рублей, а что? – не понял Арсений моего удивления.
– Ничего, – пожал я плечами, – сколько же он стоил без скидки?
– Можно узнать, – слегка озадаченно сказал Строганов, – только что это нам даст? Тут интереснее другое, смотри! Она, уже с покупкой, опять стоит перед этой же полкой, видишь? Но недолго… Зачем?
– Может, еще что-нибудь решила купить? – выдвинул я свою версию.
– Нет! – решительно покачал он головой. – Вот, смотри! – он отмотал запись назад. – Вот здесь она выбирает лифчик и, как все женщины, перебирает весь товар руками… А здесь, смотри! – он вернул прежнюю картинку. – Она просто стоит и куда-то смотрит! А еще она на часы взглянула. Потом выходит на улицу… Здесь ее снимает уличная камера, и это последняя видеозапись девушки перед исчезновением: она подходит к пешеходному переходу… и тут случаются сразу два события… Смотри! У нее сейчас стырят сотовый телефон!
И правда, несколько молодых людей разных национальностей с двух сторон подходят к девушке. Она чуть сдвигается, и тут же один из них быстро достает из ее сумки, висящей на плече, какой-то предмет и быстрым шагом удаляется. Девушка ничего не замечает.
– Вот гады! Грабят посреди бела дня! И никто ничего не заметил? – На меня произвела впечатление эта сцена ограбления своей наглостью, безнаказанностью и быстротой.
– Дальше еще интереснее! – усмехнулся Строганов. – Видишь, мужик с краю стоит?
Он ткнул в угол экрана мизинцем со старинным перстнем.
– Вот этот!
И Арсений защелкал мышкой, увеличивая профиль мужчины лет тридцати пяти – сорока. Лицо грубоватое, глаза чуть навыкате, – нагловатый тип, так мне показалось. Хоть и одет довольно прилично.
– Смотри на него! – сказал Арсений и продолжил воспроизведение. – Видишь, он подходит к нашей девице и пялится на нее?
Странный тип в упор разглядывал Маргариту, пока они переходили Кирочную. Но потом она повернула налево, а он, проводив ее взглядом, пошел в противоположную сторону.
– Слушай! – воскликнул я, – неужели он просто так ее рассматривал? Или он из той же банды, которая у нее телефон украла?
Интересно, подумал я, а ее отец смотрел эти видео? Наверно, нет, потому что можно сойти с ума от переживаний…
– Нет, – коротко ответил Арсений.
– Чего нет? – отвлекся я и забыл, что спрашивал.
– Он не из этой банды, – с расстановкой ответил Арсений. – Он сам по себе…
– А откуда ты знаешь? – удивился я.
Арсений тоже над чем-то задумался.
– Что? Как откуда, из материалов, конечно! Они выловили воришек…
– Как выловили?
– Да проще простого, – хмыкнул Строганов, – подъехали на следующий день и взяли всех… или почти всех. Даже телефон нашли. Делов-то! Допросили хорошенько и установили, что они просто щипачи, к пропаже дочки президента отношения не имеют.
– А если они соврали? – предположил я.
– Я думаю, что с ними плотно поработали. А вот мужик… с ним они лоханулись. – Арсений вдруг потер руки. – Поэтому у нас есть шанс!
– Э-э, не понял? Они его не нашли?
– Наоборот! Они нашли его, и для нас это большая удача! – Арсений тряхнул кулаками над головой. – Он живет рядом, вот в этом доме!
И Строганов показал на карте расположенный неподалеку дом.
– Я не понимаю… – начал было я.
– Элементарно, Ватсон! Он здесь живет, он ходит с работы домой и опять на работу, он мелькает на уличных камерах, на камерах, которые перед входом в магазины и так далее! Вычислить его место жительства не составило труда. Затем узнали место работы, – он в строительной компании каким-то руководителем работает. Не самым крупным, но и не офисный планктон, и не работяга. А дальше они стали его «пасти». Прослушка, слежка, электронную почту посмотрели, ну, короче, обложили со всех сторон. И ничего, прикинь? Ну, порнуху иногда смотрит…
– Может, он просто так, как ты говоришь, «пялился»? – сделал я предположение.
– Может, – кивнул Арсений. – Только по его роже видно, что он маньяк. А если маньяк на кого-то запал…
– Да ладно, – возразил я, – спустись в метро, там полно таких. Не все же…
– Все! – направил он на меня указательный палец с кольцом в виде клюва орла. – И я тебе со всей ответственностью заявляю: он ненормальный. Я, как увидел его, сразу понял: виновен! Тут и Гартнером не надо быть, чтобы определить по физиономии его тайные страсти! А когда я узнал подробности его жизни…
– Ты про порнографию?
– При чем тут порнуха? Порнуху все смотрят. А этот – здоровенный мужик, ему сороковник, качается в спортивном зале, не пьет, не женат, после работы бежит домой…
– Извини, – прервал я его обвинительную речь, – а еще какие-нибудь доказательства его виновности есть?
– Будут! – кивнул он. – Вот, взгляни еще раз на его рожу! Лоб, глаза, взгляд, нижняя челюсть, сейчас я видео поставлю, походку его заценишь…
Ну, вполне характерный тип, как мне показалось. Если бы я давал ему клички, то назвал бы его «упертый», «пучеглазый», «таран» или «бык»…
– Ну, что скажешь? – поинтересовался Арсений.
– Ну, не склонный к рефлексии, не слишком утонченный мужчина средних лет, – усмехнулся я.
– Ему сорок два, какие средние годы, – проворчал этот юнец. – Теперь самое главное! Как я его вычислил. Они два дня следили за ним, а потом нагрянули вечером к нему домой. И тут интересна его реакция. Вначале он испугался, а потом, когда ему показали фотографию пропавшей девушки, он, внимательно ее разглядев, расслабился и успокоился. Непонятно, с чего? И как его ни прессовали…
– Ну, вероятно, потому, что он не виновен, поэтому и успокоился, – вставил я.
– Да, они так и посчитали, – нехотя согласился Арсений, – тем более что ни отпечатков пальцев, ни каких-нибудь других следов пребывания девушки в квартире не нашли, а искали тщательно. Опросили консьержку, которая дежурила в этот день, она подтвердила, что он пришел домой один, в обычное время… Так вот! Обыск прошел в двух комнатах! – многозначительно закончил он.
– Ну и?
– А в квартире три комнаты! – склонился надо мной Арсений.
– То есть как – три?
– Вот так! Одна, вторая, третья! – Он загибал пальцы, а потом их разгибал. В общей сложности у Строганова на руках я насчитал четыре кольца.
– Не может быть! – воскликнул я, оторвав взгляд от его украшений.
– Я нашел в интернете про его дом. Его реконструировали и сдали четыре года назад. Можно посмотреть планировки всех квартир. В протоколе осмотра его квартиры сказано, что все окна выходят во двор, а по планировкам видно, что это могла быть только трехкомнатная квартира! У «двушек» все окна на Кирочную! Дом в форме буквы «Г», видишь? Таким образом, две комнаты у него в этой части дома, а третья – вот здесь!
И он в очередной раз попытался проткнуть экран монитора. Ну, прямо как Буратино и нарисованный очаг!
– Ну как можно не заметить комнату при тщательном осмотре? – И я постучал пальцем по лбу.
– Сложно сказать, – ответил Арсений, – надо самим смотреть. Скорее всего, вход в эту комнату, которая, кстати, площадью двадцать метров и имеет окно в другой двор, так вот, вход в нее замаскирован!
– Я не верю, что при тщательном обыске профессионалы не могли…
– Они искали не комнату, а следы пропавшей девушки! – скривился Арсений и многозначительно добавил: – А мы будем искать дверь к тайне!
– Или тайную дверь, – развел я руками. – Хорошее название для рассказа! Слушай, – мелькнула у меня мысль. – Насчет комнат! А мы не будем смотреть комнату или квартиру, где жила Маргарита? Кстати, а где она жила?
– В Лондоне, – Арсений вдруг посмотрел на меня с подозрением.
– А когда в Петербург приезжала? – уточнил я, стараясь говорить спокойно.
– У папы, – немногословно ответил Строганов. – У нее там кабинет и спальня. Я уже все осмотрел.
– Когда ты успел? – изумился я, поскольку во время визита мы все время были вместе.
– Я начал с них, – он продолжал буравить меня взглядом. – С комнат пропавшей девушки, – медленно пояснял он. – А ты почему спрашиваешь? У тебя есть какая-то идея?
Я вздохнул. Вероятно, Строганов стал подозревать, что у меня возникла идея про квартиру, в которой жила девушка, а у него, гениального сыщика, такой идеи не было.
– Все очень просто, – успокоил я его. – Во всех детективах начинают поиски с осмотра дома, где проживала жертва. «Молчание ягнят», к примеру… Я просто поинтересовался. Так когда ты успел?..
– А, – тут же расслабился он, – так бы и сказал. В ее комнатах производили обыск, все записано на камеру, и я все разглядел. Но поскольку ее исчезновение не имеет отношения к ее жилью… маньяк же ее увидел совершенно случайно… Надеюсь, тебе достаточно моего слова, что в комнатах нет ничего для нас интересного? – с нажимом произнес он.
– Конечно! – улыбнулся я в ответ, а потом мстительно добавил: – Но я хочу посмотреть видеозапись. Как я смогу описать в книге обстановку ее кабинета, если не увижу все собственными глазами?
Раздался недовольный рык.
Тот, кто снимал на камеру жилье Маргариты, знал свое дело. Обстоятельно, неторопливо, водя объективом во все стороны, он (или она) дал возможность осмотреть помещения, словно я сам ходил по кабинету и спальне.
Кабинет Маргариты мне понравился. Он сочетал в себе деловой стиль и художественный вкус хозяйки. Письменный стол, изящная металлическая лампа, стены, до середины покрытые панелями из светлого дерева, а от середины до потолка – материей бежевого цвета. «А люстру привезли из Англии»,‑ почему-то подумал я. На стенах были развешаны картины. Портреты, пейзажи, несколько абстракций, причем довольно симпатичных. Пара картин с цветовыми пятнами, превратившимися при ближайшем рассмотрении в букеты цветов. И одна работа, висевшая особняком, с изображением моря. Айвазовский, что ли? Только почему-то вместо корабля на гребне высокой волны покоился нереального вида и размера осьминог. Производивший съемку оператор, видимо, тоже заинтересовался этой картиной, поскольку потратил на нее секунд пять.
Пока я смотрел видео, Арсений стоял рядом, внимательно наблюдая за мной – вдруг я что-то замечу такое, чего не увидел он. Но, увы, чуда не случилось, и я через некоторое время просто остановил просмотр, так и не обнаружив какой-нибудь ниточки, могущей помочь нам в расследовании.
На прощание он всучил мне старую тетрадь, состоявшую из девяносто восьми листов, и мстительно напутствовал:
– Читай, читатель, а утром отчитаешься!
Это был дневник Сердюкова. А я надеялся избежать роли чтеца чужих мыслей…
… опять мне снился мой детский кошмар. Надо же, каждый раз, как болею, снится мне эта чушь. Все родные вокруг плачут, и я тоже плачу, а чего ‑ и не знаю. И тоска такая жуткая накатывает, что хоть в петлю… а заканчивается сон тем, что нечто огромное, как гора, на меня надвигается и говорит голосом низким и тихим: «а вот и я!»
Я хотя и не верю во всех этих предсказателей, думал, что это я свое будущее вижу. И страшно мне становилось. Особенно когда подростком был. Но как-то раз мне мать рассказала историю… только мне тогда всего-то годик был… Так вот, умер Сталин, вся семья сидела и плакала, и я тоже. Может, мне все-таки просто это запомнилось? Говорят же, Толстой помнил себя с пеленок? Чем я хуже? Всяк, лучше это будет кошмар из прошлого, чем то, что меня ждет в будущем.
Говорят, у каждого святого было прошлое, а у каждого грешника есть будущее. Очень бы хотелось!
Каждый день срываюсь после работы и несусь домой. Мои не выдержали, спросили напрямик – тетку завел? Чего скрывать-то? Показал бы, что ли. А я смеюсь и говорю, мол, да, совсем молодую девицу, к ней и езжу.
Еду и думаю: когда у тебя дочка, это же совсем по-другому себя ощущаешь! С Борькой такого не было.
Уже полгода каждый вечер успеваю, чтобы искупать мою маленькую принцессу Марго.
Стать отцом дело нехитрое, а быть им…
Вину предков искупают потомки. Чушь. Не верю.
На следующий день после дня рождения сидел и размышлял над одним из тостов, про то, что дожил до того опасного возраста, когда все женщины становятся привлекательными. Посмеялся… Потом про пожелания обновления – дома, машины, гражданства, жены и так далее…
Ребята подарили бюсты Петра Первого и Александра Третьего, знают мои пристрастия!
Вспомнил, что Петр свою жену услал в монастырь, где гнобил много лет. Вспомнил еще кое-кого и его жену. И Ленина. Он писал: развод – это не распад семейных связей, а напротив, укрепление их на демократических основаниях.
Развод. Написал это слово и не могу поверить! Сказал бы кто лет десять тому назад, не поверил бы! Один Погожа оказался прав, сказав тогда, что она мне не подходит. О себе небось думал!
Говорил Дзержинский: где любовь, там должно быть и доверие. А какое тут, к черту, доверие?
Борису я сумею объяснить, он – меня поймет, взрослый уже. А Маргарита? Как ее успокоить?
Тяжко мне, ох как тяжко! Но решил сесть и записать, о чем думаю. А иначе мысли, переживания, как кислота, выжгут меня изнутри. Лучше я их выплесну на бумагу!
Вначале шок был. Потом злость – говорил же тебе, дураку! Сколько раз говорил? Не спасет машина, какая бы крутая ни была. Доигрался, доездился!
Ох, Борька… подвел ты меня, как подвел! Кому все передам? Кто останется после меня? Я на тебя рассчитывал, а теперь…
И вот беда, поговорить-то не с кем. Не верю никому! Сочувствиям их грош цена. Рожи кривят свои, мол, соболезнуем, а потом идут по ресторанам и жрут с аппетитом.
Димыч, вот он и правда переживает за меня, не отходит ни днем, ни ночью. Как пес верный…
Хорошо, что девочки моей сейчас рядом нет… пусть уж лучше звонит каждый день…
А Мироныч, своих детей нет, так и не понимает, что значит сына потерять.
А вот кто меня больше всего бесит, так это Нинка. С тех пор как развелись, сколько лет просвистело… Обвинять вздумала меня. «Не уследил»! Надо же такое сказать?
Все-таки права моя девочка, лучше будет, если она сейчас прилетит ко мне. Очень ее жду!
Вывод: нужно уметь подняться каждый раз, когда падаешь.
А как он мне сына напоминает! Даже как-то оговорился, назвал его Борей…
Карл Маркс сказал однажды: «любовь родителей наиболее бескорыстна».
Стареем мы все! Мироныч сегодня меня поразил, говорит, что не радует его ничего, как это было раньше. А я подумал, что мне повезло – все-таки молодая жена, она бодрит!
А ты, говорю ему, завел бы себе кого, а то даже смеяться перестал! Радоваться надо, что живы, что еще что-то можем. Да не рыться в памяти, если хочешь быть счастливым. А он мне про трудности какие-то да про заслуги, так я ему ответил: покойников ценят по заслугам, а живых – по финансовым средствам! А их, слава Богу, достаточно. А непреодолимая трудность одна – смерть. Все остальное вполне решаемо. Никогда не думал, что наш толстяк пессимистом станет.
Боль такая в сердце, что решили, что у меня инфаркт…
Что может быть страшнее, чем пережить своих детей?…
Я не верю! Не верю, что ее нет. Моей доченьки, моей принцессы… Ее просто нет дома. Я у нее в комнате, а она еще не вернулась… я буду ее здесь ждать… день, месяц, год, всю свою оставшуюся жизнь… иначе к чему все это?
Я только не понимаю – за что? Вину предков искупают потомки…
Грош цена тогда Твоим заповедям! «Раскаявшийся грешник стоит двух праведников». Разве нет?
Сколько лет я каялся, свечки ставил, церквям деньгами помогал, службы заказывал, молитвы… и что? И к чему все это?
За что?
Будь ты проклят!
Поверю, только когда моя дочь вернется живой и невредимой!
Больше ничего писать не буду, нет ее, нет жизни, нет смысла…
Все утро я честно штудировал дневник Сердюкова, усиленно отгоняя мысль, что читать чужие письма некрасиво. Для поисков его дочери там и правда не оказалось ничего полезного. Но теперь я смотрел на Сердюкова совсем по-другому. Словно занимался лечением хорошо знакомого человека…