– Эй! Эй, ты, как тебя там, новенький? Не слышишь?
Кричали явно на меня – резким, режущим голосом.
Я лежал на полу, на спине, и смотрел в потолок. Там горела закрытая чёрной металлической решёткой электрическая лампа. Жарко. Шумно. Душно.
– Эй! – Надо мной появилось потное круглое лицо азиата. – Тебе говорю. Захотел в первый же день отправиться загорать в лечебницу?
Я сфокусировал взгляд на этом злом лице.
– Ты кто такой? – спросил я, и почему-то собственный голос показался мне чужим. А ещё почему-то азиат не отступил, не потупил взгляд. Он наклонился, схватил меня за грудки и рывком поставил на ноги.
Это сколько же во мне веса, если меня можно вот так вот просто поднять? Я вдруг осознал, что стою напротив мужика, который, может, и ненамного меня выше, но в плечах шире раза в два, а уж про брюхо и говорить нечего.
– Имя! – потребовал толстяк.
В голове что-то зашевелилось, и из памяти на язык выпрыгнуло слово:
– Лей.
– Первое предупреждение, Лей. Ещё два – и отправишься в карцер. За работу!
Жирная скотина влепила мне затрещину. Я слишком поздно заметил, что моя правая рука, обтянутая перчаткой, сжалась в кулак и дёрнулась. Заметил одновременно с толстяком.
– Второе предупреждение, – процедил он сквозь зубы. – Бери лопату и работай!
Он показал глазами вниз и вправо. Я не отвёл взгляда. Пусть дурака в зеркале ищет, я не настолько туп, чтобы отворачиваться от человека, который может атаковать в любой момент, да к тому же весит в три-четыре раза больше меня.
– Нашли чем пугать, – послышался ещё чей-то голос. – Он первую таблетку только утром принял, ему эта консерватория – что мне лечебница.
А вот толстяк совсем не боялся повернуться ко мне спиной. Наивный дурак. Один удар по этому потному блестящему затылку – и… Вот только руки у меня какие-то тонкие, и меня это почему-то удивляет.
– Первое предупреждение, Тао! – рявкнул толстяк.
Он орал на паренька лет четырнадцати-пятнадцати, тоже азиата, стоявшего с лопатой в руках. Тао был одет в чёрное ифу, как и я. Откуда-то я знал, что эта одежда – куртка с завязками и штаны – называется именно так. На толстяке была простая рабочая спецовка. Неопрятная, невзрачного серого цвета, но я подумал, что будь у меня возможность обменяться с толстяком одеждой – махнулся бы не глядя. Такая спецовка всяк плотнее и на порядок удобнее, чем псевдоифу из дешёвой синтетики.
Тао наклонился и заработал лопатой. Я опустил взгляд. Лопата скоблила берёзовую чурку, очищая её от коры. Чурка лежала на наклонной поверхности, упираясь в подставку. Другая, под углом к ней, наполовину очищенная, лежала с моей стороны. А на дощатом полу валялась лопата.
Я мысленно сложил два и два. Работа. Я – на работе. Что бы там ни несли про карцер, или «консерваторию», как назвал его Тао, здесь и сейчас идёт работа.
Толстяк начал поворачиваться ко мне, и я поспешил поднять лопату. Был соблазн треснуть ею по лоснящейся роже, но я сдержался.
– Молодец, Лей, – похвалил толстяк, когда я начал скоблить чурку. – Помни своё место.
«Помни»… Легко тебе говорить, толстозадая свинья. Единственное, что я помню – это светящийся круг с непонятными символами на полу. И то, как я его перешагнул.
Кто – я?
Я перестал считать очищенные чурки после пятой или шестой. Работа была несложная, но явно для меня непривычная. Мышцы горели. Завтра будут болеть. Ближайшие пару дней придётся потерпеть, потом привыкну. Вот только вопрос – надо ли мне к этому привыкать.
Всего цеха я не видел из-за груды берёзовых чурок с одной стороны. С другой стояли станки, за которыми работали, не поднимая голов, ребята постарше Тао. Как я понял, что постарше – понятия не имею. Этих китайцев чёрт разберёт, пятнадцать ему или тридцать. И откуда-то я это тоже знаю. Как и то, что меня окружают именно китайцы – а не японцы или корейцы, например. И они для меня даже не все – на одно лицо… Хотя сам я – не китаец, почему-то абсолютно в этом убеждён. Несмотря на то, что, судя по реакции окружающих, внешность у меня самая что ни на есть китайская.
– Эй, – тихо позвал я пацана, который трудился напротив. – Тебя Тао зовут?
– Ну, – буркнул тот.
Я продолжал скоблить берёзу, а Тао, как только я к нему обратился, тут же замер и выжидающе на меня уставился. Я заметил, что он держит лопату голыми руками.
– Что это за место, Тао?
– Сильно головой ударился, да? – спросил он, не то сочувствуя, не то издеваясь.
– Угу, – серьёзно отозвался я. – Так где мы?
Откуда-то я знал, что нужно стараться как можно меньше говорить самому и как можно больше слушать.
– Школа Цюань, – сказал Тао, с интересом глядя на меня.
У него на голове был ёжик коротких чёрных волос. Меня же обрили наголо – в этом я убедился ещё лёжа на полу, ощупал тогда башку на предмет повреждений.
Я быстро сопоставлял информацию. Тао, видимо, здесь уже около месяца, или дольше. Мы были не единственными на скоблении, за спиной Тао, за моей спиной молча работали лопатами другие парни – в красных, белых, сине-зелёных ифу. И в каждой паре один был бритым наголо, другой – немного обросший. «Старики» обучали «молодых».
– И чему здесь учат? – спросил я.
Тао засмеялся:
– Ну, будешь часто попадать в консерваторию – петь научишься.
– А толстяк что – учитель? – не отставал я.
– Кто? Шен? – Тао ещё больше развеселился. – Уж этот учитель!
– Я серьёзно. Кто он?
– Да ты чего? – перестал потешаться Тао. – Начальник цеха.
Ну да, согласен, уж это-то можно было понять и самому. Но меня озадачило слово «школа». Почему-то мне казалось, что «школа» – это должно выглядеть как-то иначе.
– Ты на него так смотрел, как будто убить собирался, – сказал Тао, понизив голос. – Поосторожнее. А то он в другой раз предупреждать не станет. И, это… Ну, тут и помимо консерватории есть места.
Он содрогнулся, будто вспомнил что-то. Везучий. Я вот – ничего вспомнить не могу. Только тот светящийся круг на полу, и всё.
– Не собирался я его убивать, – сказал я тихо.
Не собирался. Просто смотрел в глаза, а у китайцев так не принято. Откуда-то я и об этом знаю.
– Тао! – заорал толстяк Шен, выскочив за спиной моего напарника. – Второе предупреждение!
Тао от неожиданности подпрыгнул и тут же согнулся, зашоркал лопатой по дереву. На меня толстяк бросил лишь беглый взгляд и, видимо, остался доволен – я-то, разговаривая, лопатой двигать не переставал. Шен ушёл орать на кого-то ещё.
Больше я к Тао не лез. Во-первых, говорить, когда со всех сторон визжат и гудят станки, было неудобно, а во-вторых, не хотелось снова подставить пацана. Он явно был из тех, кто не может одновременно говорить и работать.
Да и материала для размышлений хватало. Школа Цюань. Цюань – значит кулак. Возможно, здесь обучают каким-нибудь единоборствам. К чему тогда этот цех? Испытание на прочность, прежде чем попадёшь к учителю? Нет, бред какой-то, тогда уж проще было заставить этими лопатами ямы копать.
Зайдём с другого бока. Вокруг – китайцы, говорят по-китайски, но я их отлично понимаю. Больше того – сам говорю свободно. Однако уверен, что этот язык мне не родной. А какой тогда родной?
Память ответов пока не подбрасывала. Я очищал чурки, складывал их в поленницу, откуда их потом забирали другие и несли к станкам, где чурки распиливали, получая какие-то заготовки, которые шли дальше, в глубь цеха.
Тао работал всё хуже и хуже. Часто останавливался, оглядываясь, нет ли поблизости Шена. Я заметил на черенке его лопаты следы крови.
– Да что с тобой сегодня? – Шен, подкравшись к Тао, дал ему подзатыльник. – Ещё одно предупреждение – и я позову воспитателей.
Воспитатели, ага. Всё интереснее и интереснее.
– Я работаю! – огрызнулся Тао.
– Плохо работаешь! Надо быстрее! Почему новичок делает в три раза больше, чем ты?
– Потому что у меня руки в перчатках, – сказал я, не отрываясь от очередной чурки и не глядя Шену в глаза. – Дайте ему перчатки – и он будет работать не хуже.
Всё-таки молчание, наступившее после этих слов, заставило меня поднять взгляд. Толстяк Шен внимательно на меня смотрел, будто хотел убедиться, что я действительно существую. Что-то там, в его лысой голове происходило. Он отвернулся от меня и вновь уставился на Тао, сложив руки на груди.
– Работай. Я посмотрю.
Тао, стиснув зубы, соскабливал кору. Шен стоял над душой. Разговоры вокруг смолкли, казалось даже, что станки стали работать тише.
Лопата Тао неудачно скользнула, он со стоном подался вперёд вслед за ней. Разжал одну руку, посмотрел на кровавые мозоли.
– Дерьмо. – Толстяк сплюнул на пол. – Третье предупреждение.
– Подождите! – закричал Тао. – За что? Я ведь работаю!
– Много веселился. Много болтал, – сказал Шен, и мне показалось, будто он что-то нажал в кармане своей спецовки.
Я затылком, спиной ощутил чьё-то быстрое приближение. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не повернуться с лопатой наперевес. Не надо, Лей. Ты ещё совсем ничего не понимаешь тут. Помнишь? Сначала разберись, потом – действуй. Помнишь… Откуда – другой вопрос.
Слева мимо меня прошли, один за другим, трое взрослых мужчин в жёлтых ифу. У двоих на поясе висели дубинки, у третьего я заметил электрошокер. Воспитатели, говорите? Ну-ну.
– Этот? – Шедший первым «воспитатель» ткнул дубинкой в сторону Тао, который стоял, держась одной рукой за лопату, будто утопающий за соломинку.
Шен кивнул.
– Я работал! – выкрикнул Тао.
– Ну, наверное, плохо, – чуть ли не ласково сказал «воспитатель», а в следующий миг его дубинка ударила Тао по спине.
Тао закричал, упал на колени. Дубинка воспитателя поднялась вновь.
– Эй! – крикнул я, разгибаясь.
Это уже переходило все границы. С любителями махать дубинкой по поводу и без я привык разговаривать быстро и жёстко – так, чтобы этот разговор они запоминали надолго.
Меня услышали. Наверное, мне повезло, что в этот момент я изо всех сил хватался за ускользающую ниточку памяти: где я привык разговаривать быстро и жёстко? Кто любил махать дубинкой по поводу и без? Это недовоспоминание меня отвлекло, и когда двое воспитателей налетели, я не успел вовремя поднять лопату. Если бы успел и кого-то из них ранил или убил… Чёрт знает, что бы со мной сделали.
Но меня сшибли с ног и прижали к полу. Дубинка вдавилась в кадык. Я не мог дышать, меня сотрясали рвотные спазмы. Я сдерживал их только потому, что понимал: если вырвет – тут же и захлебнусь.
– Этого тоже берём? – спросил воспитатель.
– Да бросьте, вы меня совсем без работников оставите, – сказал Шен. – Мальчик просто первый день здесь, не успел понять, что к чему.
– Воспитанник не должен повышать голос на воспитателя.
– Знаю, знаю. Мы с ним поговорим.
Дубинка исчезла. Я вдохнул, выдохнул. Откашлялся. Двое воспитателей мимо меня протащили упирающегося Тао. Третий остановился и, наведя на меня шокер, нажал кнопку. Яркая молния разряда метнулась между контактами. Наверное, мне нужно было испугаться. Но воспитатель не стал дожидаться реакции, а ушёл вслед за остальными двумя.
– Хорошо работаешь. – Ко мне подошёл Шен и протянул руку. – Те, кто хорошо работают, передают от меня записки на кухню.
Он подмигнул. Я, помедлив секунду, взялся за протянутую руку и встал.