Это не круто, чувак
Чувак моего чувака чуть не съел
Мертвый чувак мой, чувак
Я люблю летающие машины. Только вот предпочитаю, чтобы это были машины, предназначенные для полета.
Когда катафалк оказался в невесомости, у меня было несколько секунд, чтобы оценить пейзаж внизу: чудесное озерцо, вокруг которого росли эвкалиптовые деревья и вились пешеходные тропинки, на противоположном берегу виднелся небольшой пляж, где на покрывалах наслаждались вечерним пикником туристы.
«Отлично! – обрадовалась часть моего сознания. – Если повезет, упадем в воду».
А потом мы полетели вниз – но не в озеро, а к деревьям.
У меня из горла вырвался звук вроде верхнего до, которое Лучано Паваротти брал в «Дон Жуане». Руки намертво прилипли к рулю.
Когда мы рухнули в эвкалипты, гуль исчез с крыши: деревья будто специально смахнули его ветками. Другие ветки обхватывали катафалк, замедляя наше падение, и мы перелетали с одной ветви, листья которой пахли леденцами от кашля, на другую, пока с глухим ударом не грохнулись на землю, встав на все четыре колеса. Тут же запоздало раскрылись подушки безопасности, вжав наши головы в спинки кресел.
У меня в глазах плясали желтые амебы. Горло обжег привкус крови. Я вцепился в ручку двери, протиснулся между подушкой и сиденьем и вывалился на расстилающуюся под нами мягким ковром прохладную траву.
– Беее, – простонал я.
И услышал, как Мэг тошнило где-то неподалеку. Во всяком случае, она была жива. В десяти футах от меня волны набегали на берег озера. Над головой, почти на самой верхушке здоровенного эвкалипта, рычал и корчился в клетке из ветвей наш иссиня-черный знакомец гуль.
Я попытался сесть. В носу пульсировало: в пазухи будто ментола напихали.
– Мэг?
Она, ковыляя, вышла из-за капота катафалка. Вокруг глаз у нее наливались круглые синяки: за них, конечно, нужно благодарить подушку безопасности. Очки сидели на ней косо, но уцелели.
– Фигово ты умеешь поворачивать.
– О боги! – возмутился я. – Ты приказала мне… – Тут я сбился. – Постой. Как мы выжили? Это ты, что ли, управляла ветками?
– Ну так. – Она взмахнула руками, вооружившись золотыми мечами-сиками. Мэг оперлась на них как на лыжные палки. – Только монстра они надолго не удержат. Приготовься.
– Что? – заскулил я. – Стой. Нет. Я не готов!
Схватившись за водительскую дверь, я подтянулся и встал на ноги.
На том берегу озера туристы повскакивали с покрывал. Уж наверняка свалившийся с неба катафалк привлек их внимание. В глазах у меня по-прежнему все расплывалось, но эта компания выглядела странно… Неужто кто-то из них в доспехах? А у другого козлиные ноги?
Но даже если это наши союзники, на их помощь рассчитывать не стоит – они слишком далеко.
Хромая, я подошел к катафалку и рванул на себя заднюю дверь. Гроб Джейсона был в целости и сохранности. Я схватил лук и колчан. Укулеле исчезло под надувшимися подушками безопасности. Придется обойтись без него.
Чудовище выло и бесновалось в ловушке.
Мэг споткнулась. У нее на лбу блестели капельки пота. Внезапно гуль вырвался на свободу и, рухнув вниз, приземлился в нескольких ярдах от нас. Я надеялся, что при этом он переломал себе ноги – но не тут-то было. Монстр сделал несколько шагов, оставляя в траве мокрые вмятины, выпрямился и зарычал, обнажив острые белые зубы, напоминающие перевернутый частокол.
– УБИТЬ И СЪЕСТЬ! – заорал он.
Какой дивный голос! Этот гуль мог бы стать фронтменом парочки норвежских групп, играющих в стиле дэт-метал[5].
– Погоди-ка! – Мой голос срывался на визг. – Я… я тебя знаю. – Я погрозил ему пальцем, словно это могло подстегнуть мою память. Лук, зажатый в другой руке, дрожал. Стрелы в колчане стучали. – П-постой, я сейчас вспомню!
Гуль замешкался. Я всегда полагал, что большинству разумных существ нравится, когда их узнают. Боги, люди, слюнявые гули в набедренных повязках из стервятничьих перьев – все мы хотим, чтобы другие знали, кто мы такие, называли нас по имени и знали о нашем существовании.
Конечно, я просто тянул время. И надеялся, что Мэг сумеет наконец отдышаться, бросится в атаку и нарежет монстра на тухлые паппарделле[6]. Но, похоже, сейчас она способна использовать мечи только как подпорки. Наверняка управлять гигантскими деревьями очень утомительно, но честное слово – неужели было так трудно сначала выбить дух из Пернатого Памперса, и уже потом лишиться сил?!
Подождите. Пернатый Памперс… Я снова посмотрел на гуля: странная рябая шкура иссиня-черного цвета, мутные глаза, огромный рот и крохотные узкие ноздри. Разило от него протухшим мясом, а вместо одежды на монстре были перья падальщика…
– Я и правда тебя знаю, – понял я. – Ты эврином.
Попробуйте-ка сказать «ты эврином», когда язык во рту не ворочается, вас колотит от ужаса и к тому же вам только что съездила по лицу подушка безопасности в катафалке!
Гуль скривил губы в усмешке. Слюна серебристыми струйками стекала по его подбородку.
– ДА! ЕДА НАЗВАЛА МОЕ ИМЯ!
– Н-но ты же ешь трупы! – возразил я. – Ты должен быть в Подземном мире и служить Аиду!
Гуль наклонил голову набок, словно припоминая, что такое Подземный мир и Аид. Но, похоже, эти слова нравились ему куда меньше, чем «убить» и «съесть».
– АИД ДАВАЛ МНЕ СТАРЫХ МЕРТВЕЦОВ! – рявкнул он. – ХОЗЯИН ДАЕТ МНЕ СВЕЖИХ!
– Хозяин?
– ХОЗЯИН!
Вот бы еще Пернатый Памперс перестал орать. Правда, я не заметил у него ушей, так что, может быть, он не понимает, насколько громко кричит. А может, ему просто хочется разбрызгать свою мерзкую слюну как можно дальше.
– Если ты о Калигуле, – осмелел я, – то уверяю: что бы он тебе ни наобещал, Калигула не…
– ХА! ГЛУПАЯ ЕДА! КАЛИГУЛА НЕ ХОЗЯИН!
– Не хозяин?
– НЕ ХОЗЯИН!
– МЭГ! – завопил я. Уф! Ну вот теперь и я стал орать.
– Что? – прохрипела Мэг. Со свирепым воинственным видом она приблизилась ко мне старушечьей походкой, опираясь на мечи-костыли. – Сейчас. Минутку.
Стало ясно, что в этом бою она не сможет взять на себя инициативу. Если Пернатый Памперс доберется до нее, то убьет, а для меня такой расклад на 95 процентов неприемлем.
– Так, эврином, – сказал я, – кем бы ни был твой хозяин, сегодня ты никого убивать и есть не будешь!
Я выхватил из колчана стрелу, наложил ее на тетиву и прицелился. Я проделывал подобное, без преувеличения, уже миллион раз, но сейчас, учитывая дрожащие руки и подгибающиеся коленки, вид у меня был не очень впечатляющий.
Почему вообще смертные трясутся, когда им страшно? Это совершенно нерационально! Если бы я создавал людей, то сделал бы так, чтобы в ужасающих ситуациях в них просыпалась непоколебимая решимость и нечеловеческая сила.
Гуль зашипел, разбрызгивая слюну:
– СКОРО АРМИИ ХОЗЯИНА СНОВА ВОССТАНУТ! МЫ ЗАКОНЧИМ НАЧАТОЕ! Я ОБДЕРУ ЕДУ ДО КОСТЕЙ, И ЕДА ПРИСОЕДИНИТСЯ К НАМ!
Еда присоединится к нам? У меня в желудке произошла разгерметизация. Я вспомнил, почему Аид так любил эвриномов. Если их когти хотя бы чуть-чуть ранят смертного, он будет обречен страдать от жуткой болезни. А когда зараженные умирают, они восстают, превращаясь в существа, которых греки называли вриколакасами, или зомби, если говорить языком телевидения.
И это еще не самое жуткое. Если эврином поглотит плоть трупа, обглодает его до костей, то скелет оживет и станет невероятно свирепым воином – такую нежить победить очень трудно. Подобные скелеты служили в элитной дворцовой страже Аида, и лично я не хотел бы попасть на такую службу.
– Мэг? – Я целился гулю в грудь. – Назад. Не дай этой твари тебя оцарапать.
– Но…
– Прошу! – взмолился я. – Поверь мне хоть раз!
Пернатый Памперс зарычал:
– ЕДА СЛИШКОМ МНОГО БОЛТАЕТ! ХОЧУ ЕСТЬ! – И бросился на меня.
Я выстрелил.
Стрела попала в цель – прямо в грудь гулю, – но отскочила от нее как резиновая киянка от металла. Наконечник из небесной бронзы должен был его хотя бы ранить. Гуль остановился: в груди у него зияла дымящаяся сморщенная рана. Но монстр был еще жив. Может, если мне удастся всадить двадцать или тридцать стрел в то же самое место, получится навредить ему по-настоящему.
Дрожащими руками я наложил на тетиву вторую стрелу.
– Э-это было предупреждение! – соврал я. – Следующий выстрел будет смертельным!
У Пернатого Памперса заклокотало в горле. Я надеялся, что это запоздалый предсмертный хрип, но потом сообразил, что монстр смеется:
– ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я СНАЧАЛА СЪЕЛ ДРУГУЮ ЕДУ? ОСТАВИТЬ ВАС НА ДЕСЕРТ? – Он разжал когти, указав на катафалк.
Я не понял. Я отказывался понимать. Что он там хотел сожрать – подушки безопасности? Обивку?
До Мэг дошло раньше, чем до меня, и она в бешенстве закричала.
Тварь питалась мертвецами. Мы ехали на катафалке.
– НЕТ! – крикнула Мэг. – Не трогай его! – Она поковыляла вперед, занося мечи, но у нее не было сил сражаться с гулем.
Оттолкнув ее плечом, я встал между ней и монстром и начал одну за другой выпускать в него стрелы. Они с искрами ударялись об иссиня-черную шкуру твари, оставляя дымящиеся и, к моей досаде, не смертельные раны. Пернатый Памперс, рыча от боли и извиваясь при каждом ударе, пошатываясь, двинулся ко мне.
Вот он в пяти футах от меня.
Вот уже в двух: выпустил когти и готов вцепиться мне в лицо.
Вдруг позади меня раздался громкий женский голос:
– ЭЙ!
Услышав это, Пернатый Памперс отвлекся, и я, воспользовавшись моментом, отважно плюхнулся на зад и пополз подальше от его когтей.
Пернатый Памперс моргнул, удивленный появлением новых зрителей. В футах десяти от нас стояла разношерстная компания фавнов и дриад, их было около дюжины и все они старались спрятаться за спиной долговязой девушки с розовыми волосами, облаченной в доспехи римского легионера.
Девушка пыталась справиться с каким-то метательным оружием. О боги. Манубаллиста. Тяжелый римский арбалет. Это кошмарные штуки. Медленные. Мощные. Печально известные своей ненадежностью. Она наложила болт. Взвела рычаг – руки у девушки при этом дрожали так же, как и у меня.
В это время слева от меня в траве стонала, пытаясь встать на ноги, Мэг.
– Ты толкнул меня! – возмущалась она, явно желая сказать этим «Благодарю тебя, Аполлон, за то, что спас мне жизнь».
Девушка с розовыми волосами подняла манубаллисту. Длинными подкашивающимися ногами она напоминала мне детеныша жирафа.
– П-пошел прочь от них! – приказала она гулю.
Пернатый Памперс одарил ее порцией фирменного шипения и плевков:
– ЕЩЕ ЕДА! ВЫ ВСЕ ПРИСОЕДИНТЕСЬ К ЦАРСКИМ МЕРТВЕЦАМ!
– Чувак, – один из фавнов нервно почесал живот под футболкой с надписью «НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА БЕРКЛИ», – это не круто.
– Не круто, – эхом отозвались несколько его приятелей.
– ТЕБЕ МЕНЯ НЕ ОДОЛЕТЬ, РИМЛЯНКА! – зарычал гуль. – Я ИЗВЕДАЛ ПЛОТЬ ТВОИХ СОБРАТЬЕВ! ПОД КРОВАВОЙ ЛУНОЙ ВЫ ПРИСОЕДИНИТЕСЬ К НИМ…
ХЛОП!
В грудь Пернатому Памперсу воткнулся арбалетный болт из имперского золота. Мутные глаза гуля округлились от изумления. Римская легионерша, казалось, тоже была ошарашена.
– Чувиха, ты попала, – заметил один из фавнов так, словно этим она задела его нежные чувства.
От гуля остался лишь прах да перья. Болт с глухим звуком ударился о землю.
Мэг, хромая, подошла ко мне:
– Видел? Вот как нужно было его убить.
– Ой, замолчи! – буркнул я.
Мы повернулись к нашей неожиданной спасительнице.
Девушка с розовыми волосами задумчиво рассматривала кучку праха, подбородок у нее дрожал, будто она вот-вот расплачется.
– Ненавижу этих тварей, – пробормотала она.
– Тебе уже приходилось с ними сражаться? – спросил я.
Она посмотрела на меня так, словно я задал оскорбительно глупый вопрос.
Один из фавнов легонько толкнул ее локтем:
– Лавиния, чувиха, спроси, кто эти ребята.
– Э, точно. – Лавиния прокашлялась. – Вы кто?
Я с трудом встал и попытался собраться:
– Я Аполлон. Это Мэг. Спасибо, что спасли нас.
Лавиния вытаращила глаза:
– Аполлон, в смысле…
– Это долгая история. Мы везем тело нашего друга, Джейсона Грейса, в Лагерь Юпитера для погребения. Вы нам поможете?
У Лавинии отвисла челюсть:
– Джейсон Грейс… мертв?!
Не успел я ответить, как со стороны Двадцать четвертого шоссе раздался полный ярости и боли вопль.
– Хм, слушайте, – сказал один из фавнов, – эти гули вроде как охотятся парами, да?
Лавиния сглотнула:
– Да. Пошли ребята, мы проводим вас в лагерь. А там уж поговорим, – она встревоженно указала на катафалк, – о том, кто умер и почему.