«Я – есть город. Город – есть я» – гласила табличка на фенострате, или, иными словами, здании градоправителя, которым на данный момент являлся один из профессоров Фенского университета прикладной алхимии (ФУПА).
Внушительное четырёхэтажное здание в семь фронтонов со множеством куполов, контрфорсов, колон и арок, соединенных в длинные аркады, сейчас представляло из себя учебное заведение, вместилище несчётного количества источников знаний – живых и неживых, в том числе нечто среднее между тем и другим.
Гримуары – одухотворённые книги, наделённые частью души создателя, могли разговаривать и имели некоторую разумность. Об этом сейчас вёл свою лекцию профессор и ректор ФУПА, Эдвин Грует Плёссинг, гениальный алхимик и новый временный градоправитель Фено в одном лице.
– Всего в истории Аттийской империи на настоящий момент насчитывается около семи оригиналов гримуаров выдающихся личностей древности: Авиценна, Альберт, Фламель, Гален, Парацельс и, наконец, основатель нашего города, Филипп Даош Фено, создатель гримуара лиходеев, – сказав это, профессор вздохнул, поправляя квадратную ректорскую шапку с золотистой веревочной кисточкой, съехавшую к середине занятия набок. А монокль на цепочке предательски сполз по щеке и, будто так и надо, упал прямо в нагрудный карман белого халата, надетого поверх классического костюма.
Гладковыбритые впалые щеки профессора слегка дрогнули, когда он продолжил:
– Эта легендарная книга оттого и названа так, потому что является самым запретным источником знаний из всех известных в нашей империи. Знания, отражённые на её страницах, могут послужить началом новой эры – эры разрушений и полного хаоса, могут ввергнуть действительность в кровавую пучину тьмы и наделить нового владельца поистине феноменальными способностями.
Сделав паузу, профессор окинул взглядом забитую до отказа аудиторию и невольно подметил животный интерес и блестящие от неподдельного внимания глаза впереди сидящих.
– Но не нужно заблуждаться. Оригиналы гримуаров – на то и оригиналы, чтобы слушаться только своих хозяев или же иных алхимиков, равных им по силе. В противном случае книгу можно хоть жечь, хоть топить или пытаться порвать. Ничего у вас не выйдет. Оригиналы гримуаров сильны, а если очень разозлятся, то могут выпить душу обидчика. Поэтому со всей уверенностью признаюсь вам, что даже в нашей библиотеке, в секторе для предвыпускников, на полках стоят лишь укороченные копии этих книг. Доподлинно неизвестно, кто, когда и как умудрился скопировать знания Парацельса об алкагестах, или же рецепты эликсира нигредо, но факт остаётся фактом, оригиналы гримуаров – это недостижимая величина. Найти хоть один из них – не видится мне возможным, тем более открыть и попытаться прочитать его содержимое.
Заметив одиноко поднятую студентом руку, профессор прервался и кивнул:
– Да-да, вы что-то хотели?
– Вы сказали семь гримуаров, но назвали только шесть алхимиков.
– Вы правы… – Профессор нахмурился. – Я нарочно не упомянул о кровавом гримуаре.
– Почему? – последовал закономерный вопрос того же авторства.
– Потому что он создан вовсе не алхимиком, а кукольником и могильщиком, – последовал раздражённый ответ Груета. – Вот о кукольниках и методике создания кукол вам расскажет мой коллега, и, может быть, немного обмолвится об этой книге, что, конечно, вряд ли. Но лично у меня нет никакого желания сильно распространяться на сей счёт. Потому что эта книга ещё хуже гримуара лиходеев. Она сеет лишь смерть и не имеет никакой научной ценности. И если у вас всё, то я продолжу.
– Простите, – пролепетал смущенный студент, сутуля плечи под негодующими взглядами рядом сидящих.
Наступила недолгая заминка. Аудитория затихла, с интересом ожидая продолжения лекции, как вдруг за дверью раздалось довольно громкое:
– Вам сюда нельзя!
Дверь скрипнула, и в лекторий ввалился лохматый мужчина в чёрном кожаном костюме, минуя тучную помощницу профессора, миссис Либерти в безразмерном платье-балахоне цвета мокрого камня.
– Мне можно всюду… – проворчал мужчина, прежде чем заметить количество взоров, устремленных в его сторону.
Но это его ничуть не смутило. Опомнившись, он громко крикнул озадаченному ректору, махнув рукой:
– О! Эдвин, вы-то мне и нужны!
Беспардонный детектив 47-го участка, и не думая смущаться, намылился прямо к кафедре, за которой стоял ошарашенный мистер Плёссинг.
– Можем, конечно, поговорить и здесь, среди этих птенчиков, но я бы на вашем месте вышел со мной, или, как вариант, отпустил их погулять.
– Что вы себе позволяете? – возмутилась миссис Либерти, следуя за настырным служителем закона. – Часы посещения профессора строго ограничены!
– Я его приму, – профессор опомнился, окидывая присутствующих надменным взором. – В моё отсутствие прошу старост групп собрать тетради с домашними заданиями и оставить их на моём столе. А если не успею вернуться до конца занятия, занесите их в учительскую. Миссис Либерти, прошу вас, садитесь и проследите, чтобы никто не ушёл с занятия в моё отсутствие. – Сухощавый, высокий Эдвин хмурился, пока дожидался спешащего к нему детектива. А когда тот приблизился, с аристократическим достоинством указал ему в сторону правой двери, ведущей к боковому выходу из здания и восточному коридору между корпусами.
Когда же за спинами обоих мужчин наконец закрылась дверь, то Эдвин не выдержал и укорил служителя правопорядка:
– Мне кажется, я явно дал понять, что не желаю вас видеть по любому поводу. Тем более сейчас вы превышаете свои полномочия, заявляясь сюда столь бесцеремонно.
– Я явился к вам не столько как детектив, а как пострадавшая сторона, требующая компенсации. – Фиджеральд неприязненно ухмыльнулся, глядя ректору прямо в глаза. – Вы хотите поговорить об этом в коридоре, или же для начала пройдём в ваш кабинет?
Посверлив Боула неприязненным взглядом, Эдвин с удивлением отметил, что его прямо-таки распирает от любопытства. И он был бы не прочь узнать причину подобной смелости детектива, находящегося, формально, под его руководством.
Профессор с достоинством кивнул и отправился вглубь здания, уводя с собой источник неприятностей всего города Фено. Ведь появление старины Джери в любой точке континента никому не сулило ничего хорошего. Очевидцы преступления тряслись от страха из-за одного лишь грозного взгляда Боула, преступники старались не смотреть в глаза и не провоцировать ищейку на грубость, потому что о кулаках знаменитого детектива и его силе слагали легенды во всей Аттийской империи. И даже коллеги Фиджеральда заочно побаивались его гнева. Исключением были лишь несколько человек, одним из них и являлся профессор Эдвин Грует Плёссинг.
Поднявшись по лестнице на второй этаж и пройдя в секретарскую комнату, предваряющую личный кабинет ректора, профессор остановился возле молоденькой Милли Уотер, уточняя скорее по привычке:
– У меня есть визитёры на сегодня?
– Да, – миловидная девушка лет двадцати пяти опустила взгляд к шёлковой белой блузочке с кружевными рукавами, – она отказалась представляться, сказала, что вы и сами всё поймёте.
– Гриз… – только и слетело с языка учёного, прежде чем он закашлялся и обернулся к Боулу. – Мы поговорим здесь. Милли, выйдите, пожалуйста.
Секретарша послушно кивнула и с завидным рвением поспешила покинуть комнату, на пути разглаживая слегка помятую чёрную плиссированную юбку длиной ниже колена.
Дверь в коридор негромко скрипнула, щёлкнул запирающий замок.
– Итак, что вы хотели? – уточнил профессор.
От детектива не укрылось ничего. Ни интонация, ни постукивающий по халату указательный палец левой руки. Нетерпение собеседника чувствовалось почти физически.
– Если вы не против, я налью себе чаю. – Боул ухмыльнулся, поворачиваясь к столику с чайником, чашками и всяческой снедью в хрустальных вазах. – Как у вас тут уютно.
– Не тратьте зря моё время, – раздражённо бросил профессор, подойдя к Фиджеральду вплотную. – Говорите, зачем пришли?
– Флетчер, – одно слово накалило обстановку в комнате до предела.
Понизив голос до шёпота, мистер Плёссинг поспешил предположить:
– У вас имеется какая-либо информация, что он опять взялся за старое?
На долю секунды детектив опешил, пытаясь проследить ход мыслей учёного, а когда ему это удалось, сощурился и вцепился в него, причем буквально, за лацканы халата:
– А у вас? У вас имеется?
Профессор несколько раз ошарашенно моргнул, но тотчас опомнился и выдернул одежду из рук Боула.
– Позволите себе подобное ещё раз, и я выгоню вас из города.
– Позволите себе покрывать могильщика, и я посажу вас за решётку.
Обмен угрозами, как ни странно, никого не впечатлил. Однако профессор сдался первым:
– Мне доносили, будто мой бывший доцент снова взялся за старое, ходит по злачным местам, ищет интересные компании. Вы разве не за этим сюда пришли? У вас имеются какие-то подозрения?
Боул не спешил ни в чём разубеждать учёного, тем более что это гиблая затея, поэтому ответил уклончиво, но не соврал ни словом:
– Он подделывал улики таким образом, чтобы пустить меня по ложному следу.
– И вы ему это спустили с рук? – профессор, на удивление, сразу же принял нужную сторону в разговоре. – Его посадили или только собираются?
– Мы бы не сумели ничего доказать, – честно признался Боул. Настала его очередь громко вздохнуть. – На весь город у нас только трое криминалистов, и они якобы завалены работой.
Детектив бросил едкий взгляд в сторону хрустальных ваз с печеньем, конфетами и маленькими ароматными булочками. Профессор проследил за взглядом полицейского и не удержался от колкости:
– Когда вы говорите «мы», конечно же, имеете в виду себя, не так ли? Вы не смогли ничего доказать и поэтому пришли ко мне в надежде, что я вам помогу упрятать за решётку одного из трех криминалистов?
– Нет. – Боул скривился. Хотя в чём-то профессор был прав, помощь его, безусловно, была нужна. – Я пришёл сюда за компенсацией, как уже обмолвился в коридоре.
– Не понимаю… – мистер Плёссинг мотнул головой. – Ход ваших мыслей мне не ясен.
– На суде против Фелза вы дали ему о-о-очень хорошие рекомендации, как упорному, ответственному работнику, это вы помните?
– Да, конечно, – согласился Эдвин. – И сейчас не отказываюсь от своих слов.
– Но тогда, скажите мне, в чём заключается ответственность криминалиста, если он замалчивает результаты и тянет с передачей отчёта детективу? Это, я надеюсь, по вашим меркам выглядит как безответственное поведение?
Профессор ответил не сразу. Подняв руку, он схватил себя за губу и стал её пощипывать, размышляя вслух:
– Во время работы на кафедре естественных наук Флетчер слыл скрупулёзным и очень ответственным работником. Он никогда бы не стал намеренно вредить эксперименту или же обманывать сотрудников, только если…
– Если?
– Если у него нет личной неприязни или же преступного интереса намеренно сокрыть улики, как было с делом о краже нескольких трупов из морга. Мы же и нашли его логово совершенно случайно, из-за гнезда мух, помните? Оно свалилось вниз по вентиляционной шахте и застало учеников одной из аудиторий врасплох. Тогда-то и стали поднимать чертежи, приехали маги-дезинсекторы. Делая своё дело, они облазили все подвалы и наткнулись на поземный ход.
Казалось, профессор мог продолжать и продолжать рассказ о минувших событиях, если бы не мысль, отвлёкшая его от этого.
– Так по какому именно делу доцент Феллоуз отправил вас по ложному пути?
– Дело о краже копии гримуара Парацельса, – детектив ответил прямо. – Я довольно быстро разгадал его манёвр с подтасовкой. Поэтому расследование задержалось лишь на день, а краденое не успели сбыть с рук.
– Хм… – Профессор ненадолго призадумался. – Значит, первое. Всё дело в неприязни лично к вам. Сочувствую.
Похлопав Боула по плечу, мистер Плёссинг развернулся к двери в ректорскую и уже собирался войти внутрь, но детектив его остановил.
– Разговор не окончен.
– Разве? – Эдвин удивился. – Чем я должен вам помогать в деле личной вражды? Погрозить моему бывшему доценту пальчиком? Или вы думаете, у меня осталась над ним власть, после того как весь преподавательский состав от него отвернулся?
– Нет, – детектив ответил прямо. – Я рассчитываю на помощь иного свойства. Мне нужен независимый эксперт.
– Ха! Вы это серьёзно? – Профессор удивлённо уставился на Боула. – Вы заимели себе врага, мешающего вам работать, и поэтому прибыли просить помощи у меня? Градоправителя города и профессора Фенского университета прикладной алхимии, который ежемесячно подписывает приказы и оплачивает вашу работу из казны города?
Казавшаяся было гениальной идея Лоуби в один лишь миг перестала казаться таковой, стоило профессору расставить приоритеты. Одно волновало детектива. Логическая цепочка, выстроенная мистером Плёссингом, была, конечно, понятной, но не совсем справедливой.
– Я заимел себе врага, который настроил оставшихся двух экспертов-криминалистов против меня, когда Феллоуз устроился на работу в наш полицейский участок с вашей подачи, Эдвин. Ваши показания убедили присяжных. И за это вы должны понести ответственность, вам так не кажется? Иначе вам, Эдвин, скоро придётся руководить не городом, а его руинами, сколько бы вы ни подписывали приказов.
Боул поднял мозолистые ладони к носу профессора, демонстрируя синяки и ссадины для большего эффекта сказанного.
– Эти вот руки ловят и сажают преступников, чтобы ваши птенчики могли и дальше беззаботно учиться наукам и не волноваться о собственной безопасности.
– Ладно-ладно, я вас понял, – мистер Плёссинг поспешил прервать известную на всю округу историю важности каждого сотрудника полицейского участка. – Я подумаю над тем, кого вам выделить в качестве эксперта. А пока можете быть свободны.
– Нет, вы меня не поняли. – Боул покачал головой. – Эксперт мне нужен уже сейчас. Время утекает. Капище разворовали, если Фелз не врёт, давно. И если строители и бригада слюнтяев из 55-го туда заявятся, то вы не сможете ни следы прочитать, ни улики найти. И… – Не выдержав, он раздраженно прошёл и открыл дверь в ректорскую. – Идите уже, поцелуйте свою знакомую, пришедшую к вам инкогнито, и продолжим разговор дальше.
Профессор побагровел и поспешил отобрать ручку двери. Его двери в ректорскую! Вот только заметив представший взгляду незнакомый низенький силуэт, застыл на месте.
– Что? Неужели вы её не знаете? – ехидствовал Фиджеральд, заметив реакцию Эдвина. – Представьтесь, уважаемая.
Судя по очертаниям и пышной копне платиновых волос, это была девушка или всё-таки женщина. Она стояла спиной к двери и отвечать не спешила. Медленно, очень и очень медленно обернулась, сверкнув на свету стеклянными искусственными глазами лазурного цвета. Фарфоровая бледная кожа выглядела почти натурально, если бы ни одно «но» – она тоже отражала свет, рождая маленькие неестественные блики.
«Кукла?» – пронеслось в мозгу обоих. Боул заглянул внутрь, выискивая взглядом её создателя-кукольника, но не нашёл никого, видимого взору.
– Вы кто? – изумился профессор, напрочь позабыв о приличиях. – И что здесь делаете?
– Я – Вианон Плёссинг, – представилась она. – Вы помните меня?
Кукла медленно протянула руку для приветствия.
– Да, вы помните её, Эдвин? – Боул решил повторить вопрос, ожидая, когда же профессор наконец придёт в себя.
– Да, она моя падчерица, судя по всему, но я не уверен, – ошарашенно ответил мистер Плёссинг.
Несколько раз моргнув, он всё-таки опомнился и поспешил выгнать лишнего свидетеля.
– Я повторю, Фиджеральд Боул, вам здесь больше делать нечего. Когда я решу, кого отдать на растерзание полиции для помощи в расследованиях, то оповещу.
– А я вам напоминаю, найденное строителями капище под котлованом высотки скоро затопчут, и ни следов, ни улик.
– Капище? – удивилась кукла. Её рука взметнулась вверх, закрыла дёрнувшийся левый глаз. – На пересечении каких улиц, не подскажете?
– Не подскажу, – огрызнулся детектив. – Тайна следствия. Но если вам есть, что мне сообщить по этому делу, то милости прошу в 47-й участок на, не поверите, 47-й улице, пересекающей 48-ю и 46-ю.
Сказав это, детектив поспешил покинуть комнату, пока не позволил себе лишнего. Ведь у него так и чесались руки разломать эту куклу пополам, и пропади пропадом конвенция по их защите. Он терпеть не мог кукольников и все их тёмные делишки, так или иначе связанные с людскими смертями. Правда, профессия кукольников, в отличие от могильщиков, не была запрещена полностью, а лишь ограничена законами, конвенциями, разрешительными документами.
Несмотря на неласковое приветствие, закрывая за собой дверь в кабинет ректора, он невольно услышал произнесенное мелодичным голоском куклы:
– Какой интересный молодой человек, а он детектив?
«Интересный молодой человек?» – пронеслось в мозгу Боула, прежде чем он горько усмехнулся. Давненько о нём так не отзывались. И в этой связи невольно напрашивалась мысль: «А сколько же лет кукле и душе, которая там сейчас сидит, заточённая в специальный сосуд? Раз она назвала его милым молодым человеком».
Однако опытный сыщик поспешил прогнать прочь непрошенные мысли, поняв, что в явлении падчерицы к своему отчиму, хоть и в виде куклы, ничего особенного нет. Но всё-таки решил далеко не уходить, а дождаться окончания разговора, чтобы напомнить о себе вновь, когда профессор выйдет из комнаты.
Как нельзя кстати на глаза попался чайник, чашки и вазы со снедью. И правда, ведь он гость профессора? А значит, имеет право воспользоваться гостеприимством и немного передохнуть на стоящем у стены удобном кожаном диванчике, съесть печенье и перевести дух после нелёгкой ночи бесплодных поисков виновного.