Все ее милые, душевные планы на новогоднюю ночь летели к чертовой матери. Она так хотела посидеть за семейным столом вместе с Сережкой. Чтобы только она и он, чтобы никого между ними, чтобы никакой светской суматохи, словесного мусора, натянутых улыбок. Никакой чтобы ноющей спины, потому что ее придется напрягать, держать струной, стоишь ли, сидишь ли.
Она уже и меню их праздничного позднего ужина обдумала и решила, что со всем справится сама, хотя блюд с таким названием никогда не пробовала и уж тем более не готовила. «Ничего, – думала она, – не боги горшки обжигают. Кто-то же их готовит, кто сказал, что у нее не получится?»
А Сережка…
Установил елку, с которой явился домой почти под утро, объяснив, что в сугробах они буксовали. Ну буксовали так буксовали. Не станет же она истерики ему закатывать и подозрением оскорблять. Уложила спать, старательно задерживая дыхание, чтобы не мутило от его перегара. Выспался, поел, установил елку. Они вместе нарядили ее. С умильной дурашливостью попрыгали вокруг. А потом он и говорит:
– Малыш, нам придется планы на праздник чуть откорректировать.
Она вопросительно уставилась на него, научившись не тиранить своего мужа лишними вопросами.
– Интересы дела заставляют, понимаешь, – Сережка виновато улыбнулся. – Хотел отбрыкаться, про наш с тобой секрет ни гугу, конечно. Так, пытался усталостью аргументировать и все такое, но все бесполезно. Один наш с пацанами общий знакомый заполучил себе на Новый год нужного нам мужика.
– И чем же он нужный? – осмелилась она все же на вопрос, хотя внутри все тут же сразу запеклось от жгучей обиды.
Опять! Опять ей толкаться среди локтей и голых спин жен и спутниц деловых партнеров ее мужа, слушать сплетни, восторгаться чем-нибудь, ужасаться в тему, в то время как мужья, оседлав стулья в какой-нибудь бильярдной или курительной комнате, станут решать свои проблемы. В другое время ладно, но ведь новогодняя ночь! Ну что за необходимость?!
– У мужика денег – куры не клюют. Он вообще-то молочный король, и у него империя в порядке, но вроде собирается строить новые корпуса, расширяться, это по слухам. Вот нам и нужно его заполучить, пока он кого-нибудь еще не нашел. У нас строительная фирма, понимаешь? А парень сейчас начнет искать подрядчиков.
– У тебя что, все так плохо?! – она заволновалась. – Какие-то проблемы в бизнесе, милый?!
– Да нет, Надя, все в порядке.
Сергей досадливо поморщился. Он не любил ее посвящать в тонкости своего дела, справедливо полагая, что не женского ума оно. Начнет волноваться по пустякам, кудахтать, путаться под ногами со своим женским нелепым сочувствием. А ему это надо?! Да у него за год чуть не каждый квартал критические финансовые авралы, и ничего, выбираются, даже с прибылью пока что, тьфу-тьфу-тьфу…
И такой вот вариант с этим благополучным Дмитрием Кагоровым он упустить не мог, даже в угоду своей молодой семье. У них еще много впереди праздников, успеют наверстать, пошептаться под едва слышное потрескивание свечей. Все еще будет – и счастье, и благополучие, а вот чтобы оно непременно случилось, необходимо заложить фундамент.
– Просто хочу, Надюша, до появления малыша перебраться в дом. – Сережа привлек ее к себе. – Не хочу, чтобы он начинал ходить по пыльному городскому асфальту. А там!.. Там же красота! Весной трава, цветы. Ты насажаешь цветов? В дом хочешь переехать? Ну вот! А для этого надо еще немного поднатужиться. И господин Кагоров нам в наших потугах поможет. Уж придется пожертвовать новогодней ночью, прости.
– Я все поняла, – она закивала с понимающей улыбкой, затолкав поглубже обиду. – Может, мне лучше остаться дома, Сережа?
Она всегда его об этом спрашивала, а потом с замиранием сердца ожидала ответа. И загадывала всегда: вот если согласится с ней, значит, ему безразлично, рядом она или нет, а если захочет, чтобы она с ним была, значит, любит, все еще любит.
– Ты чего, Надюш? Как же я без тебя? – Сережа тут же подлез под ее локоток и пристроил голову на ее коленках, и замурлыкал, замурлыкал. – Я выгляну из-за чьего-нибудь плеча, а там ты! Красивая такая, родная… Мне сразу теплее на душе, сразу и дела спорятся. А так что? Новый год, а я там один! Не-ет, малыш, ты со мной. Уж потерпи ты этих рысей… Один, без тебя, я не пойду!..
– Один, без меня, ты не пойдешь!
Кагоров с удивлением повернул голову в сторону разгневанной супруги. Это было что-то новенькое. Какой-то непонятной оттепелью тронулся ее ледяной панцирь, что-то человеческое проглянуло сквозь сверкающие рыбьи доспехи. На нежные щеки Лилии, от рождения покрытые благородной бледностью, выползли два красных пятна, губы задрожали. И это было непривычным для него и совершенно непонятным. Лилия обычно равнодушно воспринимала его приглашения, и если таковых не случалось, без лишних слов оставалась дома. А тут!..
– Что так? – Кагоров снова вернулся к столу, хотя уже поужинал и собирался лечь спать. – Что вдруг произошло?
– Почему непременно что-то должно произойти?! – фыркнула она в несвойственной ей манере. – Что ты находишь странного в том, что я хочу встретить Новый год со своим мужем?!
И она даже ладошкой по столу пристукнуть посмела, во как! Совсем позабыла, что это неприлично?
Она вообще сегодня ему другой, неузнаваемой показалась еще с самого утра. Проснулась раньше его. Это в первый-то раз за столько лет их безрадостной семейной жизни. Он глаза привычно распахнул, скосил взгляд на нее. Хотел по привычке ее порассматривать, поругать и поненавидеть втихаря, а она на него уже таращится совсем даже не сонными глазенками. А потом и вовсе удивила. Полезла с поцелуями, по волосам принялась гладить и что-то шептать начала умильное. Он даже не слышал ее, настолько внутренний его протест оказался громогласным и оглушительным.
Чего это она?! Чего лезет?! Приснилось что-то?! Или прочувствовала своим женским подсознанием, что он собирается от нее избавиться?! Так не станет он от планов своих отказываться из-за неожиданных ее порывов. Ни за что не станет! Он уже все продумал, уже даже знает, когда и где это произойдет. И тут вдруг…
Весь день потом названивала ему, придумывая совершенно дурацкие предлоги. Затем заикнулась что-то про ужин в ресторане, мол, не были давно, пора бы возродить традицию. Кагоров отказался. И причин тому было множество. А самой главной и первой причиной была та, что он не собирался ничего возрождать. Все в нем умерло, угасло, не кровоточило и не стреляло искрами.
Домой вернулся позже обычного, почти в одиннадцать. Очень надеялся, что его королева-жена давно почивает на своей половинке кровати и ему не придется с ней разговаривать. Вошел в дом и обомлел. Лилия на пороге в нарядном платье, в туфлях на каблуках, и из столовой потягивает чем-то вкусным и явно мясным.
– У нас гости? – он сделал вид, что не заметил ее щеки, подставленной для поцелуя, тут же принявшись снимать с себя куртку.
– Почему гости? Нет. – Ладонь жены стала расправлять пиджак на его лопатках. – Почему ты спросил?
– Действительно, почему! – он разозлился нелепости ее вопросов и повысил голос: – Супруга в вечернем туалете встречает меня на пороге, в доме пахнет мясом. И это в то время, когда почти полночь!
– Вот именно, дорогой, – вежливо укорила она его. – На часах скоро полночь, а тебя все нет. Мясо разогревала уже трижды.
– Зачем?
– Для тебя!
– А-а, а платье? – ему пришлось повернуться к ней, хотя бы для того, чтобы она не ерзала больше по его спине своими ладонями. – Платье тоже для меня?
– Конечно!
Лилия скованно улыбнулась. Впрочем, она всегда так улыбалась, так и не научившись голливудской улыбке, которую выколачивала из начинающих моделей.
– Ну, ну…
Он не нашелся, что еще сказать, и нехотя пошел за ней следом в столовую. Сервировка – высший класс. Мясо, конечно же, из ресторана. Салат оттуда же. Глупо было бы ожидать, что госпожа Кагорова опустится до того, чтобы самой кромсать овощи. А домработница на конец декабря взяла отпуск.
– Выпьешь? – она застыла возле раскрытого бара.
– Нет, спасибо. Не хочу.
Выпить-то он выпил бы, но не с ней и не то, что она ему сейчас начнет бодяжить. Хрени какой-нибудь намешает из трех бутылок, а его потом изжога заест, да в висках начнет стрелять. Водки он бы выпил сейчас с радостью. Хороший стакан, до самых краев. Да нельзя, Лилия не приветствовала крепкие напитки. Станет носом крутить да сопеть укоризненно.
Она впорхнула на свое место за столом, взяла изящными пальчиками столовые приборы, и они начали ужинать. Все тихо, спокойно, мирно вполне. Обменивались новостями, цена которым была – пять рублей мешок. Ни он, ни она никогда не были друг с другом откровенны, оба знали об этом, жили с этим, и это их устраивало. Все выглядело вполне пристойно, пока она не затеяла разговор о встрече Нового года у кого-то из ее знакомых за городом. Он пожал плечами и сказал, что не против. Раз ей так хочется, то пусть едет к ее знакомым за город, хотя они сами тоже не в центре города живут, а на самой окраине. Но раз ей так хочется, пусть. Тем более что у него на эту ночь свои планы имеются.
Вот стоило ему об этом заявить, как тут же началось. Вилочка с ножичком аккуратно были уложены крест-накрест на тарелочку, и без того не согбенная спина супруги выпрямилась еще сильнее, того и гляди зазвенит от натуги, а глазки гневно заискрились.
Скандалить она, правда, не умела, как миллионы других нормальных женщин. Не могла повысить голос, не могла позволить себе оскорбить его, накричать, замахнуться. Не могла запустить в него тарелкой. Как можно?! Это неприлично, да и сервиз жалко. Но вот шею выгнула, как гусыня. Это вот у нее получалось всегда бесподобно. Шею выгнет, вытянет вперед, ну ни дать ни взять гусыня. Потом ноздрями подергает. Следом точеный подбородок начинает лезть вверх, а веки принимаются порхать, вроде как слезы смаргивают. Только слез-то не бывало никогда. Так, пару раз за всю их совместную жизнь. Не было у нее слез и быть не могло!
Ан нет! Сегодня парочка дорогостоящих слезинок все же скатилась по холеным щекам, и красные пятна бледную кожу разукрасили. А потом и вовсе чудеса начались. Голос повышаем, по столику ладошкой хлопаем! Скажите, пожалуйста, как пробрало! С чего это вдруг такая страстность из супруги поперла? Уж не перед близкой ли кончиной такие метаморфозы? Говорят, люди чувствуют подсознательно приближение своей кончины. Может, в этом причина?
– Дима, я не пущу тебя! – прошептала она гневно. – Это… Это в конце концов неприлично!
– Ага! Ну наконец-то!
Он даже обрадовался. Ну слава богу, все прояснилось. А он-то уж напридумывал себе историй. Никаких метаморфоз. Рамки! Чертовы рамки трещат по всем швам у его высокообразованной великосветской супруги.
– Что, наконец?! Ну что, наконец?! – послышалось едва ощутимое всхлипывание. – Ты считаешь это нормальным: в новогоднюю ночь отираться в одиночестве в компании солидных бизнесменов и их жен? На тебя там, знаешь, как станут смотреть?!
– А мне плевать, как там на меня станут смотреть, дорогая, – настроение у Кагорова пошло по нарастающей. – К тому же… Кто тебе сказал, что я там буду в одиночестве?
– А… – ее веки, выдавив две драгоценные, стоившие целого состояния, слезы, недоуменно запорхали. – То есть как?… Ты что хочешь этим сказать?! Что потащишь в общество приличных людей свою шлюху?!
Она не рассчитала своих голосовых возможностей и в финале засипела, а потом закашлялась. Тут же грациозно подхватила бокал на длинной тонкой ножке и принялась пить воду крохотными осторожными глотками. Эффектного выхода не получилось. Это ее сбило с толку и смутило донельзя.
А Кагоров с небывалым наслаждением продолжал веселиться. Что-то будет дальше?
Утопив свой неожиданный сип в негазированной минеральной воде, Лилия несколько минут собиралась с силами, потом сказала:
– Дима, я осознаю свою ошибку.
– Которую? – решил он уточнить на всякий случай. – Ты их, дорогая, знаешь, сколько наделала за эти годы? Нет? О-о-о, недели не хватит, чтобы все перечислить. Так которую ты имеешь в виду, дорогая?
– Ну… Я сама как-то тебе предложила завести девку, когда ты… Вел себя не совсем…
«Вот если она сейчас скажет – неприлично, то он точно даст ей в лоб», – загадал Кагоров со злым удовлетворением. Но Лилия назвала его поведение неадекватным. Молодец! Вовремя прочувствовала.
– Я была не права, признаю, – покаялась она, с достоинством задрав подбородок. – Я долго думала и поняла… Нам надо что-то менять в своей жизни… Может, нам и в самом деле приобрести ребенка, Дима?
– Ребенок не недвижимость, Лиля! – рявкнул он, с ненавистью глядя в ее потрясающе прекрасное лицо. – Его рожают, а не приобретают! Его рожают, любят, холят, лелеят, наказывают, за него боятся до усрачки, переживают! С ним ночей не спят, когда у него режутся зубы или он болеет! Его кормят кашей, даже если он отворачивается и плюется! И еще за ним убирают говно, представляешь!!!
– Прекрати говорить гадости, Кагоров! – она снова повысила голос, успев передернуться брезгливо от его последних слов.
– Это не гадости, дорогая! – он выскочил из-за стола, свалил стул и даже не подумал его поднять. – Это жизнь! Реальная жизнь, без твоих гребаных рамок, понимаешь!!! Она, эта жизнь… Она не ванильная, не хрустящая, не стерильная, мать твою! Она всякая!!! И кровоточащая и зловонная порой, и обжигающая и воспламеняющая! Ты такой жила хоть раз?! Хоть когда-нибудь ты чувствовала ее настоящий вкус?! Ты же… Ты же мертвая при жизни, Лилька!!! Ты заледеневшая! Черствая, как твои хлебцы, которые ты хрумкаешь с утра!!! И такая же безвкусная, как твои овсяные хлопья, которыми ты набиваешь свое неживое нутро каждый день!!! Хоть бы раз встряхнулась, хоть бы раз вышла из того круга, которым себя очертила! Ах, Димочка, не нужно так высоко задирать мне ноги, это некрасиво! Ах, не нужно меня целовать туда, это негигиенично! Ах… Да ты вся из этих ахов! Я теперь понимаю, почему твой бизнес процветает. Это ведь так в твоем стиле: лепить из нормальных девчонок полусинтетические манекены, заставлять ходить их строем, клеить им на физиономии резиновые улыбки, выбивать из них души, заставлять ненавидеть друг друга. Сука ты, Лилька!!! Отвратительная утонченная сука!!!
И он ушел, с наслаждением пнув стул, опрокинувшийся на пол. Заперся в громадной ванной комнате и валялся в горячей воде почти час. И плевать ему было на то, как его жена расценит его слова. Ведь она скоро не будет его женой, так? И вообще ничьей не будет. Он ее убьет, сделав все так, что комар носа не подточит. А что касается новогодней ночи…
Да черт с ней, пусть идет вместе с ним, если еще не передумала. Хочется ей там коротать время в полном одиночестве – ее дело.
Ему не до нее. У него вполне деловая встреча с нормальными реальными мужиками, которые в нем заинтересованы. Хозяин дома, правда, мерзавец, и есть у Кагорова к нему парочка претензий, но тот обещал познакомить его со своей бывшей женой. И даже более того, обещал посодействовать, чтобы бабенка не ломалась и была посговорчивее. Если Витек все так устроит, Кагоров согласен ненадолго прикрыть глаза на его мудачества. Потом разберутся и с ним, и с его закидонами. Но в новогоднюю ночь никаких разборок, эта ночь принадлежит ему и его планам на бывшую жену Виктора – Александру.
А ее Кагоров хотел! Да так, что она ему приснилась без ничего совсем. И они такое вытворяли, что он проснулся оттого, что застонал. И ведь даже знаком с ней не был лично. Видел пару раз. Один раз с Витьком, второй раз в пробке стояли в соседних рядах. И вот после этого…
А почему так разобрало? Да все объяснимо. Огня в этой бабе было – на три стихийных бедствия вполне хватило бы. Черноволосая, смуглая, резкая. Когда с Витькой он их увидел в первый раз, они скандалили.
Ох, это было зрелище! Кагоров думал, она Витька убьет точно. Все хотел узнать причину. Как потом оказалось, в тот день Витек ее за дверь выставил, предпочтя какую-то молоденькую шлюшку. «Дурак», – подумал тогда про него Кагоров. И на время позабыл и о ней и о нем.
А потом в пробке как-то…
Застрял минут на сорок. Психовал так, что воротник рубашки, казалось, задымится. Сначала все за телефоны хватался. А толку-то? Кто поможет? Вертолет, что ли, за ним вышлют и машину подцепят? Потом взгляд в сторону скосил, а там жгучая та красотка, бывшая Витькина жена. Сидит себе и поет, головой в такт своему пению качает и плечами так поводит зажигающе. Он начал гадать: так просто поет или подпевает кому-то? Может, диск? А что, если радио? Начал в эфире искать песню, к которой бы ее телодвижения и шевеление губ подошли. И загадал даже: если найдет, то даму эту он точно заполучит. А нет…
Нашел!! Нашел на своей любимой волне эту песню, и ведь тоже запел. И только хотел ей посигналить, чтобы спеть дуэтом, как длинная пробка из автомашин нервно дернулась, заурчала, и движение возобновилось.
Все мечтал, все гадал и думал: ну как, где ему с этой Александрой пересечься. И тут вдруг Витек подлез к нему с этим приглашением на встречу Нового года. Про дела свои как бы вскользь. У-уу, образина! В другое время Кагоров послал бы его куда подальше, да про его сволочные выходки напомнил бы. А тут обрадовался, хотя и вида не подал. Начал ломаться, выеживаться. А потом про Александру тему-то и задвинул. Если, мол, обеспечишь меня на ночь своей бывшей, то без вопросов. А если нет – то пошел бы.
Удивительно, но у Витька губенки задрожали. Аж рубашка под мышками вспотела. Неужели взревновал? Зачем тогда из дома выгонял? Такую-то бабу! Подрожав и попотев, Витек все же согласился и снова начал юлить про свои дела. Кагоров тогда тему быстро отодвинул, пояснив, что недосуг. Что, мол, ночь новогодняя длинная, будет когда поговорить. Только не станет он разбавлять удовольствие Витькиными проблемами. У него другая тема на эту ночь и другие – далеко идущие – планы…
Ах, годы – гады, годы – гады! Что делаете с плотью нашей!
Александра с тоской осмотрела себя в огромном зеркале, безжалостно обнажившем ее возраст, увеличивающем все ее мелкие и глубокие морщинки. Три часа колдовала над ней молоденькая девчушка в хрустящем белоснежном халатике, но все будто напрасно. Ничего не подтянулось и не исчезло.
– Вот видите, как все хорошо, – мелодично ворковала девочка, осторожно снимая с ее лба и шеи марлевые повязки и воротнички. – Цвет кожи великолепный. Веки подтянулись, глазки выразительные, шейка просто лебединая. Сейчас еще прическу вам сделают и – королева просто!
Шея лебединая! Откуда ей взяться, если и смолоду ее не было, коротковата для лебедушки-то. Ей из лебединого только песня и осталась. Ах, как бы задалась она в ночь грядущую, как бы задалась! Понравиться бы ей этому Митьке Кагорову, да так, чтобы у него на нее виды серьезные возникли. Чтобы он жену свою молоденькую и красивенькую ради нее – увядающей – оставил да ее в свои хоромы забрал. Она бы тогда…
Да она для него на все тогда была бы готова! На все!!! Сказал бы – в пропасть прыгнула, попросил бы – в огонь шагнула. Лишь бы при мужике ей свой век доживать, лишь бы не в одиночестве. Подлая ведь она штука – одиночество, ох и подлая. С виду так вроде и ничего. И обустроена, и не нищая. Открой шкаф: тряпья – полк нарядить можно. Открой холодильник: неделю толпа мужиков харчиться может. Никто не кричит, не понукает, не обижает, не унижает. А с другой стороны: от тишины такой порой удавиться хочется. И даже – смешно признаться – порой и ругани простой человеческой хочется.
Кагоров, болтают, крут, суров и до жути обаятелен. Такой может и в зубы дать, и приласкать потом. А чего ей еще надо? Она бы нрав его крутой стерпела, кошкой бы ластилась и с блуда его ночного ждала бы. Лишь бы не одной…
– Волосы как будем укладывать?
На смену одной молоденькой красавице явилась другая. Нарочно они ей, что ли, их сегодня подсовывают? Для контраста, что ли? Она и так не дура, видит, насколько далеко ушла от их нежной свежести. Ее теперь массируй, не массируй, укладывай, не укладывай – моложе не станет. На ночь одну лицо и прическу ей смогут сделать, чуть приукрасив, а потом что? А потом наступит утро, мать его, с отекшими мутными глазами, помертвевшим поблекшим ртом, нездоровой рыхлостью под подбородком.
Ах, годы, годы! Ах, Митя, Митя, как поздно ты захотел зрелую женщину, коей ей надлежит быть для него в эту ночь! Пяток лет назад у нее еще была бы надежда на охмуреж и дальнейшее продолжение их неожиданного романа. Пять лет назад она по утрам еще очень даже ничего выглядела. А теперь…
Разве сможет он своей свеженькой красавице предпочесть ее – Александру? Вряд ли. Один шанс на миллион.
– Прическу станем делать? – девчушка нетерпеливо переминалась за ее спиной.
– Станем, – вздохнула Александра, углядев возле уха нерастертый тональный крем, схалтурила предыдущая милашка.
– Что бы вы хотели? – девушка принялась перебирать пряди ее волос заученными движениями. – Может, оголим шейку? Вот так повыше приподнимем волосы и…
– Девушка, разве вас не учили, что открывать шею в зрелом возрасте не очень хорошая идея, не очень профессионально это с вашей стороны, – зло оборвала ее Александра, выдергивая прядку из ее пальцев. – Накрутим и рассыплем волосы по спине и плечам в беспорядке. Вот так и вот так… Все понятно?
– Да, – девушка покраснела. – Извините.
Было видно, что мастера Александра обидела. Ну и пускай! Пусть не лезет со своими глупыми советами. Волосы она ей поднимет. Чего открывать-то? Расплывчатую линию щек и подбородка? Гусиные лапки от глаз к вискам? Возраст ее обнажать вместе с шеей? Дура! Молодостью своей кичится, видали! Будто не быть ей такой, как Александра сейчас. Думает, что притирками своими и примочками остановить сумеет времени ход. Нет, милашка, не остановить его – время-то. Легкое торможение только и возможно, и то до поры до времени. А потом, как с ручника-то оно сорвется и помчится во всю прыть, то что ни день, то отпечаток его на своем лице и теле станешь обнаруживать.
Девчонка старалась изо всех сил. Прическа вышла удачной. Александра даже пожалела, что платья сразу не надела, и теперь придется корячиться и натягивать его через голову со всеми возможными ухищрениями и предосторожностями, изворачиваясь змеей. Ничего, ради такого выхода она не то что в платье, в замочную скважину вползет. У нее сегодня две темы на ночь: окрутить Митяя Кагорова и наставить рога Витьке-подонку.
Ох, как ей не терпелось увидеть его искривленную от злости физиономию, когда Кагоров поведет ее наверх. Ох, как мечталось ей в мозгах его в тот момент поковыряться. Что этот мерзкий лысый козел думать станет, собственноручно укладывая в чужую постель свою жену, с которой до сих пор развода не оформил? Малолеток он вокруг себя собрал, скажите, пожалуйста! Они тебе еще покажут, эти малолетки. Они тебе еще…
Ах, ну да черт с ним, с Витькой этим! Может, правда, что с Кагоровым срастется? И если любви между ними не вспыхнет, то хоть на одну ночь она от одиночества отдохнет и нужной и желанной себя почувствует. Витька-то даже в ее присутствии раньше не стеснялся под чужие юбки лазить, никем особо не брезгуя.
Она ему покажет, козлу лысому! Она ему покажет…