Был чудный вечер, Благодать такая,
Златые купола монастыря сверкают,
Всё в розовых, оранжевых тонах…
К монастырю устало шел монах.
А за спиной – огромнейший мешок,
С трудом, пыхтя, монах его волок.
Ему навстречу вышел настоятель:
«Постой, куда спешишь, приятель?»
– Из монастыря ушел лишь рассвело…
Брат-кухарь посылал меня в село, —
Монах смиренно очи опустил, —
Дойти сюда едва хватило сил…
«А что в мешке несёшь, откуда?»
– Святой отец, такое видел чудо…
У края леса, словно кочки,
Стеной стояли белые грибочки…
Я б всех грибов не уволок…
По счастью был со мной мешок.
«а ну-ка, покажи свою находку?
Ого! В мешке сидит молодка!
При том, красавица какая!»…
Монах залопотал, волнуясь, заикаясь:
– Святой отец, прости меня, сегодня
Со мной творятся чудеса Господни.
Великое случилось дело —
Грибочки собирал, а оказалось —
дева…
Со смехом настоятель: «Ну, прохвост,
Ты забываешь про Великий Пост…
Курятиной решил полакомиться, плут,
Гуляет по тебе хороший кнут, —
Потом задумчиво, затылок почесав, —
Надеюсь, не забыл, монах, устав?
И первый пункт его каков?
Мне на ночь приготовь грибков!»
Мои воспоминания не ускользнули от внимания беса, Пухлые губы женственного рта приоткрылись в улыбке. Он заговорил, кончиком языка увлажняя губы:
О, Франция! Страна веселья, слез!
Нет, не твоя любимая Россия.
Страна не ситца, не берез,
Не рек, озер небесно синих…
Страна любви, страна греха телес,
Любовью занимались здесь без страха!
Воспоминаньем стал Булонский лес,
В грехах погрязшие монахини, монахи.
Здесь славно я когда-то погулял.
Тому свидетельство судебные процессы.
Да чтоб их бес всех с потрохами взял,
Не ведали духовных интересов!..
Судили их погрязшие в грехах,
К моим стопам в истоме припадали.
Ведь инквизитор тоже был монах —
Грехов его другие не видали.
Прославились тогда на целый мир!
Костры с бедняжками, беднягами горели,
Устроили воронам пир,
И нищие, укутавшись в лохмотья, грелись!
Он продолжал, что-то еще говорить, но я мысленно перенесся к тем, кто в то время позволял себе действовать смело, хотя над головой постоянно висел меч правосудия. Два поэта! Один баловень короля, выполнявший роль шута при короле Филиппе Красивом. Только защита короля спасала его от мести придворных дам, которых он высмеивал в своих стихах