В одно утро Лизавету разбудили громкие голоса, доносившиеся из кабинета Александра. Встревоженная и обеспокоенная происходящим, не дожидаясь Вареньки, Лизавета накинула дезабилье и сошла на первый этаж. Дверь кабинета была открыта нараспашку, и она увидела в просвете двух неизвестных человек в форме, стоящих в раздумье, и ещё одного, занятого тем, что заглядывал во все уголки.
На полу лежали бумаги, среди которых она заметила и нотные партитуры, многие вещи сдвинуты со своего привычного места. Среди бумаг взгляд Лизаветы выхватил уголок листка с изображением. Рисунка самого не было видно, закрытого другим листом, поэтому она, нагнувшись подобрала его, желая рассмотреть.
Каково же было её удивление, когда она увидела свой портрет, написанный художником в пору юности. Не сама картина, а лишь точная копия с холста, что ни на сколько не меняло значения. Но каким образом он мог оказаться здесь? И когда, в каком году? И почему она до этого утра никогда не видела его? Находись он среди нот, которые она периодически брала, она давно бы заметила, знать, портрет находился в ином месте.
Ею овладело желание разузнать историю появления рисунка во дворце графа Апраксина. Обратиться же к Александру в эту минуту, она не решилась по одной простой причине: в кабинете графа производился обыск. И тем не менее, Лизавета заметила, что Александр увидел подобранный ею портрет. Но ни единым жестом не проявил этого.
«Неужто он знаком с художником? Или с её подругой Иринкой?» – на мгновение она отвлеклась от происходящего, погрузившись в далёкое прошлое, в памяти всплыла история написания портрета. Возникшие вопросы требовали ответа, и она с трудом сдерживала себя, чтобы не обратиться к супругу.
Оставалось единственное: дождаться более подходящего момента и уже тогда всё разузнать. Беспорядок вокруг рождал чувство, будто здесь недавно побывал вор, что не представляется возможным, поскольку через дверь находилась каморка Ефремушки. Уж он-то никак бы не допустил подобного.
Граф, также находящийся здесь, не теряя присутствия духа с насмешкой наблюдал за тщетными стараниями последнего. И вот это-то обстоятельство вызывало едва скрываемое раздражение у одного из присутствующих офицеров, как поняла Лизавета по наличию золотых погон на плечах. Он нервно поглядывал на брегет, что то и дело извлекал из кармана и вновь возвращал туда, чтобы уже через несколько мгновений снова вытащить.
И всё же ей не удалось удержаться от того, чтобы не спросить: – Александр, что здесь происходит? Что это за люди? – невозмутимым видом Лизавета обратилась к супругу. Посещение света приучило её разыгрывать чувства, не испытывая при этом ничего. И в настоящую минуту, разбуженная шумом, ещё не совсем отошедшая от сна, она проявила настоящее искусство преображения, как профессиональная актриса. С той разницей, что она не на сцене, а творящийся в кабинете беспорядок не постановка, а самая настоящая реальность. Ей казалось невообразимым, чтобы чужие люди рылись в бумагах супруга.
– Да я и сам не прочь бы узнать причину всей этой комедии, – с улыбкой ответил Александр. Его ещё забавляла вся эта мышиная возня, поскольку всё, что могло бы скомпрометировать его в глазах жандармерии, он давно уже предусмотрительно уничтожил. И всё, что могло бросить тень на его репутацию состояло в шапочном знакомстве с Зиневичем, да и только.
– Прошу прощения, – с деланным удовольствием, на что чаще всего способны те, кому каким-то образом удалось пробраться повыше, не имея на то способностей и положения, подчёркивая слова, ответил ей офицер. Видимо слова Александра никак не удовлетворили его самолюбие и необходимо было подчеркнуть всю значимость его деятельности, – ознакомьтесь с сей бумагой, – и протянул небольшой лист бумаги Лизавете.
Одного взгляда, брошенного на бумагу, хватило понять, что сей документ – ордер на обыск. Взгляд офицера несколько дольше обычного задержался на Лизавете, наспех одетой. Её волосы, свободно волнами ниспадающие по спине, открытые плечи. Лизавета, почувствовав на себе похотливый взгляд офицера, а после и встретившись с его глазами, она ещё плотнее запахнула дезабилье, выразив брезгливость и отвращение к офицеру.
Но одно дело наши выводы и уж точно совсем другое – выводы карательных органов, непосредственное предназначение коих состоит в привлечении к наказанию не столько преступных элементов, сколько тех, кто позволяет себе инакомыслие по отношению к власти. И последнее больше способствует продвижению по службе, нежели первое, так уж исторически сложилось в этих органах.
– Господин граф, Вы подозреваетесь в связях с политически неблагонадёжными персонажами, если не сказать с типами, угрожающими законной власти, – вставил своё слово один из офицеров, не желающий согласиться с высказанными Апраксиным словами.