Наташа соврала маме. Во сне она видела вовсе не выступление на сцене. Вот уже много ночей подряд ей снился один и тот же сладостный сон.
То ли подростковый возраст с половым созреванием, то ли внезапная потеря мужского авторитета и опоры в семье – только Наташа с замиранием сердца стала прислушиваться к голосам мужчин, анализировала их фигуры, отношение к ней, поведение, надежность и даже привлекательность. И беспокойство понемногу стало частью ее бытия. Она мечтала о любви и серьезном романе. Ее не привлекали бесполезные свидания и ненадежные ребята, она искала кого-то одного на всю жизнь. И была уверена, что найдет.
Она была умной девочкой и понимала, почему ей нужен мужчина. Не для любопытства вроде «а что это такое секс – слово, произносимое шепотом или нарочито гордо?», не для демонстрации своего взросления: «Ленка уже целуется взасос, чем я хуже?», – а для обретения душевного мира, поколебленного после гибели папы. Ей нужен был мужчина, который возьмет на себя заботу о ней, закроет ее от тягот и невзгод, и она сможет расцвести и расправить крылья. Ей хотелось любви.
В школе она смотреть не могла на ребят вокруг себя – они казались ей не доросшими до звания мужчины карликами, которые через поглощение алкоголя и курение пытались вырасти в глазах девчонок. Наташа на подобные фокусы не покупалась.
Дима Межев сходил по ней с ума. Так говорила вся школа. Он плакал возле ее подъезда, писал ей на асфальте признания, звонил несколько раз на дню. Наташа оставалась непреклонной, хоть ей и было жаль Димку – он был хорошим мальчиком, но, увы, мальчиком, а ей нужен был мужчина.
Мама не могла понять жестокости дочери по отношению к однокласснику. Мама много чего не может понять, она тоже потерялась в мире после смерти папы.
Наташа мечтала станцевать Джульетту. Не Жизель, умирающую от горя и слабости, а Джульетту, приносящую свою жизнь на алтарь любви. Действие, решительность, стремление быть с любимым любой ценой – Наташа была уверена, что сможет как никто выразить это в танце.
Она часами репетировала в большом зале на третьем этаже их дома, где отец поставил зеркальную стену. Она настолько уходила в балет и учебу, что потеряла былой контакт с Сашей.
Раньше они часами болтали вдвоем, даже когда она занималась у станка. Придумывали различных героев, болтали за них не переставая, разыгрывая самые разные ситуации. Ни Наташа, ни Саша не нуждались в друзьях, потому что в семье находили все, что было необходимо.
Теперь Наташа не знала о своем брате ничего. Он стал для нее отстраненной фигурой, и ей еще больше хотелось мужского участия и любви.
Она не рассказывала маме, но в последнее время ей стал сниться один мужчина. Его лица она не видела, он всегда был в полутьме, но Наташа могла поделиться с ним чем угодно, он всегда ее понимал. Наташе было почему-то стыдно рассказать маме о незнакомце, да и потом, она боялась, что если расскажет, он больше не придет.
Наташа придумывала простенькие сны, рассказывала о них маме и в нетерпении шла спать, предчувствуя скорую встречу. Образ незнакомца манил, она окружила его своими фантазиями, в ореоле которых он становился все ближе и все милее.
Она помнила их первую встречу.
Она уснула после скучных посиделок в школе на восьмое марта, на тумбочке стояли подаренные Димой белые розы.
Он пришел во сне, шагнул к ее кровати от окна и решительно смахнул вазу с цветами. Розы и ваза бесшумно упали на пол. Наташа смотрела на него без страха, с любопытством. Она видела этого мужчину впервые. Он был сильным, большим, его темная фигура источала вселенскую тьму. Он решительно схватил ее за плечи, погладил по шее и наклонился, чтобы поцеловать.
Наташа отстранила его.
– Кто ты?
Он замер. Потом в темноте и звенящей тишине прозвучал его мягкий голос:
– Почему ты не спишь?
– А почему ты смахнул цветы?
– Потому что тебе не нравится этот мальчик.
– Ты прав. Откуда ты это знаешь?
– Знаю.
Она приподнялась на локте. Его лица все равно не было видно, только угадывался широкий лоб и мягкие губы.
– Ты на самом деле существуешь?
– Я только твое сновидение, конечно.
Он показался ей расстроенным. Она коснулась его теплой руки.
– Тебе грустно?
– Нет. Мне хорошо.
– Почему ты хотел поцеловать меня?
– Ты мне нравишься.
– Ты же меня никогда не видел!
Незнакомец смутился.
– Мне пора, – наконец произнес он.
– Ты можешь вернуться, когда тебе станет грустно, – сказала Наташа.
– Если я вернусь, тогда грустно будет тебе.
Когда он вернулся, она ждала его. Они снова говорили. Обо всем на свете, как раньше она разговаривала с папой или братом. Им было не скучно. Они встречались в разных снах, он то спасал ее, то развлекал, то смешил. Они сближались.
Наташа стала думать о своих сновидениях дни напролет, мечтая встретить такого мужчину наяву. И она очень скоро захотела, чтобы он поцеловал ее. Но он словно не угадывал в ее молящем взгляде этой просьбы. И оттого Наташа жаждала его поцелуя с каждым днем все сильнее.
А он по-своему любил ее, поэтому не хотел причинять вреда своим поцелуем. Он знал, что если поцелует эту милую, добрую, открытую девочку, то сломает. Их отношения были для него странными, он никогда не слышал, чтобы кто-либо еще из его расы привязывался к человеку. Он боялся, что об этом узнают и причинят Наташе боль.
Однажды она отвела его на третий этаж и станцевала перед ним фрагмент из партии Жизели. Тонкая девочка в белой ночной рубашке, окутанная лунным сиянием, и правда была похожа на призрак. И он решил, что сделает все, чтобы она попала на сцену.
Адвокат приехала вовремя. Кира оказалась молодой и привлекательной брюнеткой с глазами разного цвета: один был голубым, другой зеленым.
– Я приношу удачу, – пошутила Кира. Видимо, не в первый раз на нее при знакомстве смотрят так ошарашенно.
– Простите, – Ирина от неловкости не знала, куда деваться.
Но Кира мягко улыбнулась и взяла ее руку в свои ладони.
– Со мной вам не о чем беспокоиться, Ирина.
Она спокойно сидела за кухонным столом и изучала документы. Когда Ирина пригласила ее на обед, поблагодарила и осталась. Потом они пили чай вдвоем на кухне, и Кира объяснила ей стратегию дальнейших действий. Ирина с облегчением понимала, что адвокат возьмет на себя большую часть работы. А запросила она сумму настолько скромную, что вдова даже удивилась.
Впрочем, похоже, что Кира просто прониклась историей Ирины. Скоро обе женщины расслабились и болтали как подруги.
Ирина вскользь упомянула, что сегодня, задумавшись за рулем, отвлеклась от дороги и не помнит, как доехала до дома. Кира спросила, снятся ли ей кошмары. Ирина подумала, что ледяной сон с Андреем можно расценить как кошмар.
– О, тогда тебе повезло, я как раз сегодня купила один травяной сбор, который мне очень помогает, – Кира порылась в сумке и извлекла пакетик с сухой мелко порубленной травой и разноцветными лепестками цветов. – Вот увидишь, проснешься отдохнувшая, и внимание будет лучше.
Она щедро отсыпала Ирине половину пакета, рассказала, сколько заваривать, забрала документы и уехала.
День катился к вечеру.
Ирина закончила домашние дела, сделала начатый вчера отчет и заварила себе на ночь новый чай. Ложась в постель, она подумала, что такой расслабленной и легкой она себя не чувствовала уже очень давно.
Ирина провалилась в глубокий сон без сновидений. А когда открыла глаза, все еще была ночь. Окно было открыто нараспашку, холодный воздух гулял по комнате. Она встала, чтобы закрыть его, и испуганно замерла: на подоконнике, положив ногу на ногу, сидела голая Кира. Ее разноцветные глаза слегка светились в темноте.
Ирина замерла в испуге. Кира легко соскочила с подоконника и, не касаясь ногами пола, подошла к ней.
– Я тебе кое-что покажу, – сказала она. – Сегодня как раз полнолуние.
Она схватила Ирину за руку, потянула за собой, и Ирина к своему восторгу и изумлению поплыла по воздуху вслед за Кирой. Вдвоем они вылетели из окна.
– Постой, но как такое возможно?
– Это же сон, здесь возможно все, – улыбнулась Кира.
Они летели над поселком, Ирина совсем не чувствовала холода. Вытянув вперед руки, она увидела, как кожа при свете луны мерцает, будто снег.
– Все уже собрались, – заметила Кира, когда они летели над лесом.
Кто эти все, Ирина не знала. Восторг от полета занимал ее куда больше мысли о том, куда они летят. Кира начала снижаться, внизу Ирина увидела озеро, покрытое льдом. Они встали посередине. Она видела, как снег кружится у ее ног, чувствовала лед под ногами, но холода не было.
Кира хищно улыбнулась, ее глаза – синий и зеленый – засияли ярче, губы вдруг налились алым цветом.
Вот они стоят вдвоем на пустом озере. И вот мгновение спустя оказалось, что все пространство вокруг заполнено странными существами, которые приветствовали Ирину как старую знакомую, она только успевала кивать головой. Длинный костлявый призрак, чье лицо было похоже на вытянутый человеческий череп, обтянутый кожей, пролетел мимо. На лице у него крест-накрест лежали две черные тонкие повязки, пересекаясь на носу. Он пронесся с воем и криками, она едва успела отскочить в сторону. Вслед за ним на огромных драконах, чьи хищные пасти пугали даже звезды, мелькнули обнаженные дамы. Драконы были двухголовыми и смотрели в разные стороны, на дамах кроме браслетов и ожерелий ничего не было. Они все исчезли так же быстро, как и появились, через мгновение Ирина засомневалась, что видела их на самом деле.
Огромное количество людей с крыльями и хвостами, рогами и странными глазами – она не успевала поражаться богатству своего воображения.
– Демоны и шайтаны! Инкубы и прочие твари! – Кира вышла вперед, луна освещала ее голое красивое тело, все сборище завыло, залаяло, засвистело, закричало, одобрительно ее приветствуя. – Я, Кали, гнев и возмездие вашего Темного Повелителя, представляю вашу будущую королеву!
И, к огромному удивлению Ирины, Кира повернулась и показала на нее.
Все собрание взвыло в истерии торжества. Драконы пыхнули огнем на лед, он треснул, и все они провалились в воду. Только вместо холода Ирина ощутила жар, словно под коркой льда были горячие источники. Запахло серой, вода практически кипела вокруг от всевозможных созданий, которых порождало и порождало ее воображение.
Она барахталась и крутила головой в поисках Киры, но той уже не было. Из воды прямо перед ней вылетел огромный и длинный чешуйчатый змей, он задел бы ее хвостом, если бы сильная рука не схватила ее за плечо и не оттащила в сторону.
Бултыхаясь в горячей воде, Ирина обернулась. Это был мужчина, его рука еще лежала на ее мерцающем плече. Он скользнул по ее руке и сжал пальцы.
– Следуй за мной.
Он потянул ее за собой, на берег, где все было в цветах, желтых и белых, Ирина не успела даже подивиться тому, что уже сошел снег. Вокруг происходила оргия. Женские, мужские тела вперемешку совокуплялись друг с другом. Прекрасные тела, заметила Ирина. Будто на съемках порнофильма. Столько поз и сладострастия кругом, куда ни глянь, ритмично двигаются тела всех тонов и размеров, ягодицы, руки, груди, лица, исступленные от страсти. Она повернулась к своему спутнику: он тоже был обнажен. По широкой груди и накачанному животу ползли капельки воды, теряясь в дорожке из волос, ведущей к его члену. Который стоял. Она повернулась к нему всем корпусом, не стесняясь разглядывала его, словно красивую статую, а потом протянула руку и повторила путь капель воды пальцами. Сомкнула пальцы вокруг его горячего члена. Потянула на себя. Он шагнул к ней. На лице его не выражалось никаких эмоций, казалось, он спокоен, хотя его тело говорило о противоположном.
«Какой странный сон», – Ирина возбуждалась все больше. Сцены похоти вокруг сводили с ума. Можно было подумать, что весь мир только и делает, что трахается в исступлении без остановки.
– Не опускайся до них.
Она повернулась на голос. В стороне, одетый в белые одежды, стоял самый красивый из всех мужчин, что она когда-либо видела. Она разжала руку и шагнула к нему. Что ей до всех остальных, если есть этот с глазами синими, как у ее мужа?
Она хотела спросить, кто он, но рот не открывался. Мужчина в белых одеждах провел пальцем по ее губам, и она почувствовала, как они приоткрылись.
– Кто ты?
– Ангел.
– А они? – она повернулась показать на своего спутника и увидела, как он, потеряв к ней интерес, подошел к паре: женщина сидела на мужчине, и пристроился к ней сзади. Та только застонала, когда он вошел в нее. Ирине стало противно.
– А они инкубы и суккубы. Демоны страсти. Умеют заниматься только этим.
Теперь, стоя рядом с ангелом, она почувствовала свою наготу и холод вокруг.
– Пойдем, – он взял ее за руку. – Я отведу тебя домой.
Ирина проснулась, когда солнце ярко освещало ее комнату.
Снег вокруг стремительно таял, звонкая капель с крыши напоминала музыку.
Она чувствовала себя отдохнувшей и легкой. День прошел замечательно: она даже нашла ошибку во вчерашнем отчете, сделала два новых, была быстра и ловка, не отвлекалась на тяжелые мысли. После обеда позвонила Кира и сообщила о первых шагах в качестве ее адвоката. Похоже, перед ней открывались закрытые для Ирины кабинеты, так быстро продвигалось дело.
Воодушевленная и счастливая, Ирина снова заварила себе на ночь травяного настоя.
Ночью она легко поднялась с кровати, сбросила с себя ночную рубашку, влезла на подоконник и открыла окно. Запахи ночи манили и звали. Она услышала шелест сотен крыльев. Отовсюду к дому слетались вороны. Облизнула пересохшие губы быстрым и резким движением. Почувствовала приятное возбуждение. Ей принадлежал весь мир, воздух, прохлада вечера. Она улавливала движения насекомых в темноте, видела их быстро двигающиеся крылья. Когда сова ухнула рядом с окном, она оттолкнулась ногами от подоконника и, перевернувшись в воздухе, приземлилась на четвереньки на землю.
Ветерок трепал ее волосы, которые теперь спускались до плеч. Она не думала о том, что делает, не чувствовала страха. Эта ночь принадлежала ей. Вороны облепили ее, каркая, поглаживая своими крыльями. Прямо от ног потянулась дорожка из распускающихся желтых цветов, похожих на кувшинки. Дорожка виляла и уходила прочь от дома.
Она никогда раньше не видела таких цветов: желтые, с острыми лепестками, которые раскрывались один за другим, и им не было конца, этим лепесткам. Она наступала на них, и лепестки хрустели под ногами и ломались, словно были сделаны из тонкого стекла. Ступни Ирины были покрыты порезами, но ей совершенно не было больно. На желтых разбитых цветах темнели пятна крови.
Следуя по дорожке из цветов, она шла на зов, который манил все дальше:
– Ты одна из нас! Ты одна из нас!
Подул ветер, он окутал ее тело серой пеленой, звезды усилили свой свет, и их серебряные лучи вплелись в эту облачность. Ирина почувствовала жжение в лопатках, казалось, кожу разрезало изнутри. Она согнулась, и позади нее распахнулись огромные черные крылья.
Не веря своим глазам, она гладила перышки на крыльях. Ну надо же…
– Лети! – шепот был нетерпеливым, зовущим.
Она взмахнула крыльями. Как это делается, надо разбежаться? подпрыгнуть?
Вороны вокруг нее стали взмывать вверх с громким карканьем, как будто показывая пример. И она повторила их взмахи, оттолкнулась, полетела…
Руками она гладила верхушки сосен, хватала за крылья филинов, то снижалась, то взмывала вверх… Она полетела через лес к озеру и долго гуляла по нему, слегка касаясь пальцами ног поверхности воды, заставляя ее расходиться кругами. Черные крылья рассекали воздух с шумом, она очень быстро научилась управлять ими. Чувствуя их за своими плечами, она ощущала, как ее наполняет дьявольское торжество, желание испытать свою силу, мощь, взмыть высоко, кувыркаться, падать и подниматься, кричать, хохотать, пугать прохожих, купаться в прохладном ночном воздухе.
Она собирала свет от звезд, который оказался жидким, как молоко, и разбрызгивала его повсюду, мазала свое тело, и кожа принимала серебристый оттенок, и в ней, как в зеркале, отражались облака, сквозь которые светила луна. Ей хотелось подняться выше, в черную неизвестность, которая манила своей глубиной.
Выше… выше… добраться до тех, кто лишил ее любви всей жизни. Повыдергать им перья из белых крыльев. Она злобно оскалилась на темное небо.
– Не давай злости поработить себя.
От неожиданности она камнем упала вниз, на землю. Поднялась и увидела ангела – его синие глаза и белые одежды выделялись среди ночной тьмы. Переливаясь от звездного сияния, она подошла к нему.
– Ты должна вернуться домой, – он протянул ей руку.
Но Ирина отступила.
– Мне нравится быть такой. И потом… это лишь сон.
Он покачал головой.
– Если они захватят твою душу, то сном может стать твоя реальность.
– Кто такие эти они? И кто такой ты? Как тебя зовут?
– Габриэль.
– У тебя глаза, как… – она пыталась вспомнить, кому еще принадлежали такие же синие глаза, но не могла.
– Вот видишь, – он покачал головой, – ты уже начала забывать.
Ирина проснулась рано: нужно было съездить в город. Дети еще спали. Она быстро сварила себе кофе, отпила и поморщилась: напиток вдруг потерял вкус. Она потрясла баночку и принюхалась – кофе был, как обычно, ароматным. Она заново поставила на огонь турку. Но и на этот раз напиток не впечатлил.
«Ладно, может, выдохся, на обратном пути куплю новую пачку», – решила она.
Некстати вспомнилось, как недавно, разбирая вещи Андрея, она нашла его записную книжку, где был записан тот самый рецепт: «Кофе получится ароматным, если вместе с сахаром добавить немного любви к той женщине, для которой он готовится. Клади две-три щепотки своего сердца, добавь нежности по вкусу и, главное, не давай кофе убежать, помни, в нем заложена твоя любовь».
Может, мало она положила любви в кофе? Ирина улыбнулась.
Но в тот день практически вся пища не приносила ее вкусовым рецепторам удовольствия, казалась пресной и искусственной. И только вечером, когда она заварила себе травяного чая, Ирина с наслаждением перекатила на небе его цветочно-медовый вкус. Казалось, он стал даже вкуснее, чем был в первый вечер.
И вот в постели просыпается женщина с крыльями, черными как ночь. Она лениво потягивается, с кошачьей грацией поднимается и выпархивает в окно. Она слышит музыку звезд, тихую, прекрасную мелодию. И крылья сами несут ее по ночному небу туда, где можно окунуться в воды ночного озера. Сложив крылья, падает в воду прямо с высоты, пронзает гладь спящего озера, выныривает и, отбросив назад отросшие волосы, с хохотом плещется, а наплававшись, гребет к берегу.
Выйдя из воды, она остановилась: на берегу ее ждала Кира.
– Вижу, ты уже освоилась с крыльями, моя будущая королева.
Голубой глаз Киры насмешливо сверкнул.
– Пришла пора пройти полное посвящение и перестать цепляться за земное тело.
Наташа лежала в постели уставшая: днем ездила на репетицию в город, занятие было таким напряженным и нервным, что все из-за этого плохо танцевали, и их гоняли туда-сюда, пока не стало получаться. Две девушки, стоящие впереди нее на замену, получили накануне травмы: одна поскользнулась на гололеде, когда шла вечером с репетиции, и до сих пор утверждала, что ее толкнули. Но вывих лодыжки надолго исключал из занятий, и ее сняли с замены. А вторая девушка и вовсе просто гуляла с собакой, и тут животное взвыло и помчалось на какого-то незнакомца. Девушка имела обыкновение наматывать поводок на руку, потому что пес никогда себе ничего подобного не позволял. И ее протащило по асфальту, она разбила губы, подбородок, потянула руку. Наташа травмам подруг рада не была, да и от заветной главной роли она все равно оставалась далеко. Но теперь она становилась третьей в очереди на замену. А это, по крайней мере, требует большой ответственности.
Она уже стала проваливаться в сон, как ощутила визит своего ночного гостя.
– Я уже сплю, – не открывая глаз, прошептала она.
– Хорошо, я полежу с тобой рядом.
Он залез к ней под одеяло и обнял. Наташа доверчиво прижалась щекой к его плечу. Он был обнажен, сердце ее взволнованно колотилось. Но усталость брала свое. Он гладил ее по спине, пока она не уснула. И только убедившись, что девушка спит глубоким сном, он приподнялся на локте, вглядываясь в ее черты, борясь с искушением прижаться к ее губам жадным поцелуем.
Он был демоном, инкубом, его главной пищей были желания спящих людей, которые он мог возбуждать одним прикосновением. Но Наташа была для него не источником пищи – он любил ее. Сам не мог объяснить, почему вдруг так проникся к этой девочке, которую не осмеливался целовать, даже погружая в глубокий сон. Она лежала беззащитная в его объятиях, и ему хотелось уничтожить всех, кто мог причинить ей боль. Он желал ее, но не решался, ему нравилось быть с ней и так. Вдыхать запах ее волос, обнимать ее, теплую, доверчивую, спящую.
За окном мелькнула тень, и инкуб напрягся. Его ноздри затрепетали, ловя новые запахи. Пахло опасностью, женщиной, птицами, водой из ночного озера.
Мягко отпустив Наташу, он накрыл ее одеялом и встал. Прислушался: где-то слышен смех, но он удаляется. Недолго думая, он вылетел из окна.
Над поляной и лесом носились тени. Он знал их: новые ведьмы набирали силу. Но почему они кружат здесь? Он принюхался, из темных волос выросли мощные рога, закрученные в спираль. Теперь он тоже ощущает это. Дом фонит энергией. Неужели это его Наташа? Нет, не может быть. Девочка невинна и хрупка, как тонкий хрусталь. А значит, соседство с такой силой ставит под угрозу жизнь его маленькой танцовщицы. До этого он мало задумывался над тем, кто еще живет в доме. Его интересовала только Наташа. Но теперь он стал вспоминать, что она рассказывала ему о семье, пока он наслаждался ее теплом и нежным доверием, почти не слушая, что она шепчет. Отец умер. Он помнил, как она плакала, а он целовал ее соленые слезы, выпивая горький напиток ее бед, облегчая тем самым боль. Есть еще брат. Неужели он? Инкуб сжал кулаки. Надо добраться до мальчишки.
Саше было страшно. Он боялся жизни, боялся дневного света. Он торопил ночь, чтобы забыться в глубоком сне, где не было видений, была только темнота и тишина.
Любая вещь, звук, слово, событие, телодвижение могли напомнить ему об отце и обжечь чувством неугасаемой вины. Из-за него, из-за его каприза он погиб. Если бы можно было отмотать время назад… Саша сжимал с усилием кулаки: если б не ездить в тот день за покупкой, все обошлось бы, папа был бы жив, и все было бы как прежде…
Но едва он выныривал из иллюзии, как боль в троекратно большем размере обрушивалась на него.
«Из-за тебя, – шептал тонкий предательский голосок. – Все это из-за тебя!»
Сколько раз, прокручивая в голове последние минуты, разговор с отцом, фары машин, слова песни, которая звучала по радио, Саша пытался понять одно: почему за мгновение до столкновения ему показалось, что на дороге стоят черные крылатые тени, а глаза их горят красным светом, как задние фары машин? Почему он никак не мог избавиться от ощущения, что там, на шоссе, был кто-то, кто все это подстроил специально? Кто-то, кому достаточно движения мысли, чтобы случилась катастрофа. Потом он, конечно, убеждал себя, что это бред. Легко спихнуть все на тени, а не на себя.
Сон был спасением. Во сне Саша забывал о боли, муках совести и потере. Он ничего не видел, проваливался в черноту забвения, а потом долго не мог вылезти из нее. Подъем становился тяжелее с каждым днем.
Сегодня сон не шел, Саша метался в кровати, сильная боль обручем сжимала голову. В какой-то момент он понял, что в комнате есть кто-то еще. Возможно, это была галлюцинация из-за боли, но в лунном свете он увидел человека с большой головой, а потом, приглядевшись, понял, что у него большие, закрученные в спираль рога.
Человек включил ночник и сел на кровать к мальчику.
Саша хотел спросить, кто он, хотел позвать маму, но человек поднес палец к губам. Потом дотронулся до лба Саши.
– Болит? – сочувственно спросил он.
– Да, – хрипло ответил мальчик.
– Неудивительно, она уже большая. Размером с фасолину.
Незнакомец положил ладонь на лоб Саши.
– Я заберу боль, но только на сегодня. Мне очень жаль, мальчик.
Боль прошла, Саша с облегчением откинулся на подушки.
– Спасибо! – горячо прошептал он.
Инкуб встал. Нет, это не мальчик. Но кто-то тянет из него силы, а потом примется и за Наташу. А ее инкуб не отдаст. Ни за что. Горечь от того, что его девочка вскоре потеряет и брата, обожгла демона. Как странно, что он, живущий похотью, вдруг стал испытывать такие необычные чувства. Преданность, любовь, верность, желание помочь и защитить. Но общение с девочкой – единственное, что вдруг стало придавать смысл жизни. Когда она танцевала для него, он чувствовал себя живым. Значимым. И это было очень приятное чувство. Но если это не дети, значит, это их мать.
Инкуб услышал хохот и обратился в ворона, вылетел в окно и увидел прекрасное видение: женщина, облаченная в лунный свет и блеск звезд, с волосами до пояса, снижалась над поляной перед домом. У нее были огромные черные крылья, а вокруг летали вороны и нечисть. Как же она была хороша! Но от красоты этой веяло холодом и смертью. Белая дама. Даже он, инкуб, знал, что она такое. Ему не совладать с ней.
– Докажи, докажи, – шепот поднимался до черного неба, шептали сосны, трава, звезды. – Докажи, что ты готова, Ноктурна, преступи черту.
– Не делай того, о чем пожалеешь, – голос Габриэля раздался так близко, что она покрутила в растерянности головой.
Ангел стоял на крыше знакомого ей дома. Ее дома. Белое одеяние излучало свет. Белые крылья за спиной тоже, казалось, светились. Она была рада его видеть. В ней еще оставалась тяга к нему, чистая и непорочная, желание быть в его свете, прижаться к его ногам, вымаливать прощение за зло, которое, она знала, было неизбежно. Но одновременно с этим Ноктурна ненавидела это безмятежное лицо святого, не опечаленного страстями, не испорченного мучительными колебаниями. Для него в мире все было удивительно просто. Габриэль не желал понимать: то, что не свято, вовсе не обязательно плохо, что есть еще естественные потребности души и тела, нуждающиеся в удовлетворении. Ему это было неведомо. Он и не подозревал, что обманывает самого себя. Невежество святого. Она набралась смелости и дерзко расхохоталась, глядя ему в лицо. Но ей стало так больно и одиноко, что она осеклась, испугавшись, что не выдержит и заплачет.
Он продолжал все так же безучастно смотреть на нее. Она с трудом заставила себя отвернуться. Как она хотела, чтобы он защитил ее, забрал оттуда! Но она не могла ему этого сказать, нет, она была слишком горда. Усилием воли сдерживала вопль отчаяния, готовый вырваться из груди: «Габриэль!!! Забери меня отсюда!!! Спаси меня, Габриэль!!!»
Габриэль! Его имя она готова была повторять снова и снова, ища в нем разгадку этого существа. Казалось, раскрой она смысл его имени, и обретет власть над ним.
Вопль вырвался из ее груди, протяжный и возмущенный. Нет, она докажет всем, что она сама себе хозяйка и вольна распоряжаться собой! Всем!
И она решительно влетела в окно своей спальни. Крылья тут же спрятались под кожу. В безумном желании разрушить все вокруг она смела рукой флаконы духов и косметику с комода. И после этого первого акта вандализма уже не могла остановиться: распахнула шкаф, рвала одежду с вешалок, вываливала ее на пол с полок, сорвала картину со стены и разломала раму. Она рычала от возбуждения. Движение, замеченное боковым зрением, привлекло ее внимание: там пробиралась через сброшенную одежду серая кошка.
Она схватила ее и, ослепленная внезапной волной ярости и злости, начала душить. Кошка смотрела на нее испуганными, неверящими глазами, ее язычок чуть высунулся из пасти. Когда же животное осознало, что это вовсе не игра и не шутка, оно начало сопротивляться, отчаянно борясь за жизнь. Когтями полосуя руки хозяйки, она пыталась заставить отпустить ее. Тогда Ноктурна бросила ее на пол и начала топтать ногами так, что переломала ей все ребра и позвоночник. Хруст костей и вопли не останавливали ее. Она замерла, только когда увидела, что кошка больше не движется и из ее приоткрытой пасти вытекает тонкая струйка крови. Лишенное жизни животное теперь напоминало серую тряпку, и Ноктурна устало опустилась на колени рядом с ней.
– Ты пролила первую кровь.
Она оглянулась на голос: около кровати сгущалась тьма, жуткая и живая. Два глаза смотрели на нее из этой черноты.
– Ты инкуб? – спросила она демона, но тот отрицательно покачал головой.
Тогда ей стало страшно, потому что она внезапно ощутила его мощь и силу. Он надвинулся на нее, она испуганно попятилась, понимая, что у нее не хватит сил, чтобы распахнуть крылья и сбежать. Он взял ее за плечи, и она почувствовала себя пойманной бабочкой, которую вот-вот наколют на булавку и пришпилят к бумаге. Из последних сил она уперлась руками в его мощную грудь. Он же схватил ее за волосы и начал тянуть назад, заставляя ее тело выгибаться. Она кричала, не понимая, кто он и почему она бессильна.
Его рука, казавшаяся ей огромной лапой, погладила ее тело.
– Я тот, кто создал тебя и наделил силой, я твой хозяин, – услышала она, прежде чем он овладел ею, и лишилась чувств.
Инкуб контролировал сознание детей во сне, чтобы они не проснулись сначала от воплей кошки, а затем и от криков Ноктурны. Когда все было кончено, дом погрузился в страшную тишину. Необходимо было действовать быстро.
Он проник в память Наташи и вытащил оттуда сведения о Стасе Волиной. Хочет того Наташа или нет, но ей нужно оказаться как можно дальше от матери. И балет казался ему прекрасным способом достичь двух целей одновременно.
Ирина подскочила на постели в холодном поту. На улице уже светало. Спотыкаясь о раскиданные вещи, вышла в коридор, дошла до ванной и умылась, проводя мокрой рукой по шее и груди, чтобы смыть неприятное ощущение от сна. Она чувствовала себя усталой, опустошенной, измученной. Посмотрев на свое бледное отражение в зеркале, села на унитаз, все еще отирая лицо мокрой рукой. А когда встала, заметила кровь в воде. Тело и впрямь болело, было нехорошо.
Она вернулась в спальню и только сейчас осознала бардак, который в ней творился. Ночью здесь были воры, а она и не заметила? Глупость какая, она бы проснулась. И тут она увидела серый хвост, выглядывающий из-под груды платьев. Приподняла одежду и еле сдержала вопль, увидев труп кошки.
Скорее надо все убрать, пока не проснулись дети.
Лихорадочно мечась, завернула кошку в какое-то платье, оделась, выбежала во двор, схватила лопату и пошла копать яму, молясь, чтобы земля не оказалась замерзшей. Но на улице царила весна: уже проросла трава через опрелые листья, почки на деревьях лопнули и появились листья. Похоронив кошку, Ирина в слезах вернулась в дом. Что-то подсказывало, что виновницей гибели животного была она сама. И ужас от того, что она не помнит, как это случилось, обжигал ее.
Наташе позвонили во время завтрака. Она побледнела, услышав новости о том, что Стася Волина ночью пыталась покончить с собой и находится сейчас в больнице. У девочки нервный срыв. Вторая балерина тоже разнервничалась, уверенная, что роль Жизели проклята и с ней тоже что-то случится. Она уступила первенство Наташе.
– Мне придется вернуться в Москву, мам, – Наташа торопилась допить чай. – На репетицию нужно ездить каждый день.
– Я отвезу тебя, мы с Сашей вернемся дня через три. Еще куча дел с бумагами, – Ирина машинально отвечала, размышляя о другом.
В Москве они закупили продуктов, Ирина приготовила дочери суп и второе на несколько дней и, подбросив Наташу до метро, – ей нужно было на репетицию – уехала.
Ирина не сразу вернулась домой, а отправилась к врачу. Тот не нашел никаких нарушений, направил на анализы, прописал успокоительное.
По дороге на парковку она завернула к небольшой церкви.
Ирина редко заходила в храмы, но сегодня ей было необходимо почувствовать себя защищенной. На сердце было неспокойно. Она чувствовала, что в гибели кошки виновна она сама, и убийство камнем лежало на совести.
Купила свечку, подошла к иконе Богородицы, зажгла фитиль и со свечой в руке попыталась сосредоточиться на своих невеселых мыслях, прося защиты у Бога. Ирина всматривалась в отрешенный, печальный взгляд Марии, когда заметила, как из уголка ее глаза поползла темная слеза. Оставляя кровавый след на красочном слое, она стекла с иконы и упала на пол. Свеча в ее руке потухла. Ирина, дрожа от ужаса, метнулась к другой иконе, святому Николаю Чудотворцу, но и из его глаз полились кровавые слезы. Все свечи в храме погасли разом.
Глаза святых словно обжигали ее, принося боль и ужас. Она выбежала из храма. Долго хватала ртом воздух, приходя в себя. Потом, вспомнив, что рядом есть католический костел, неверным шагом отправилась туда. По дороге она пыталась найти разумное объяснение случившемуся: несомненно, во всем виноват этот чай, что она пьет. У нее просто галлюцинации, надо выкинуть оставшуюся смесь и попытаться успокоиться.
Костел из красного кирпича выглядел мрачно, но Ирина, преодолев страх, вошла внутрь. Играл орган. Здесь почти не было икон, и она приободрилась. Прошла поближе к алтарю и села на скамью. Какая разница, где молиться, если нужно обрести душевный покой?
Орган играл все громче и громче, Ирина беспокойно подняла голову. Воздух задрожал от очередного аккорда, оглушая прихожан. Люди поднялись со скамей, с беспокойством перешептываясь.
Органист в ужасе высунулся с балкона.
– Я не контролирую его!
Кто-то бросился к выходу, зажимая уши. Грохот стоял оглушительный, начали дрожать витражные окна.
Ирина медленно поднялась, и вопль органа, хрипящий и агрессивный, вынес стекла в храме. В ужасе она попятилась по проходу прочь, не сводя обезумевших глаз с алтаря: там стоял Габриэль с пылающим мечом в руке.
Понимая, что ей больше не войти ни в один храм, она бросилась бежать прочь.
Еще долго она сидела в машине, пытаясь унять дрожь в руках. Глядя на свои непривычно длинные белые пальцы, Ирина пыталась сообразить, кто она и что должна делать.
Потом медленно повернула ключ зажигания. Мотор завелся. Машина тронулась с места.
Дома Ирина выкинула в мусорное ведро оставшуюся смесь для вечернего чая, выпила успокоительного и не без содрогания вернулась в спальню. Проваливаясь в тяжелый сон, подумала, что надо сходить в парикмахерскую: волосы отросли вдруг слишком быстро.
Ноктурна очнулась с чувством странной тяжести. Словно тело приковали к кровати. С трудом оторвав от подушки свинцовую голову, пьяно оглянулась вокруг. Качнувшись вперед, достала до подоконника и подтянулась, опираясь на него, к окну. Дотронулась ладонями до прохладного стекла. С трудом залезла на широкий подоконник и открыла окно. Ночь не читалась так ясно, как вчера. Ее взгляд с трудом улавливал движение птиц и насекомых, она не видела, как в чашечках манжеток блестят капельки росы.
«Тебе плохо… – едва различала она то приближающийся, то удаляющийся шепот, будто с ней говорили волны невидимого моря, набегающие и уходящие от берега. – Ты… не с нами… ты… слаба… Ноктурна!.. Ноктурна… правь сегодняшней ночью… он… придет за тобой!»
«Он!» – Ноктурна испугалась и попятилась внутрь комнаты, чтобы захлопнуть окно, но руки хозяина уже вырвали ее наружу. Он понес ее над землей и сбросил с высоты в озеро. Она вынырнула оттуда сильной и свежей, попыталась раскрыть крылья, но он остановил ее.
– Не надо, сегодня ночью я вожу тебя.
Он посадил ее себе на спину между двух огромных кожистых крыльев с когтями. Они помчались так быстро, что она пригнулась к его спине, и хотя он махал крыльями лениво и неторопливо, огни городов внизу пролетали как молнии, сменяя друг друга.
Коснувшись руками спины хозяина, она обнаружила, что тело его между крыльев и по хребту до шеи густо покрыто волосами и чешуйками. Он начал снижаться, и она, бросив взгляд вниз, увидела квадраты и не сразу поняла, что под ними плато Гиза. Они опустились на неровную поверхность пирамиды Хеопса. Ей показалось, они совсем одни. Хозяин сел на самую верхушку и, словно фантастическая гигантская горгулья, хищно свесился вниз, подняв наполовину сложенные крылья у себя над головой. Вдалеке Ноктурна разглядела огни Каира, и тоска по людям вдруг поднялась в ее душе удушливой волной, закружилась голова, и она была вынуждена сесть на камень, чтобы не упасть вниз.
– Смотри, – он простер руку, показывая ей открывающуюся панораму, – они спят, и мы властвуем над ними. Смотри, Ноктурна, ты была рождена и сотворена для этого мира. Чтобы подчинить его власти ночи и сна. Чтобы мы правили всеми.
Ноктурна знала, что это неизбежно, и когда он вновь потянул ее к себе, отозвалась покорно. Слияние с ним на этот раз наполнило ее яростью и ненавистью – жгучей и ядовитой смесью. От бешенства, от азарта, овладевшего ею, хотелось рвать и уничтожать все вокруг.
– Преступи последнюю черту, – велел он ей.
В отчаянии она знала, что не сможет остановиться.
– Мама? – Саша, разбуженный шумом, вошел в комнату и включил свет.
Но в комнате посреди страшного бардака стояла не мама. Она была выше, белее, волосы опускались ниже бедер, кончики пальцев были золотистыми, на голове, острыми тонкими иглами стремясь вверх, была надета корона. Ткани, в которые она была завернута, были мерцающими и полупрозрачными. Ее глаза были слишком светлыми, а лицо, хоть и мамино, было не родным, а чужим, странным, иным.
– Иди сюда, мой хороший, – хищно оскалившись, пропела ведьма.
Саша попятился, золотые когти вцепились в его пижаму, он закричал.
– Посмотри мне в глаза, – мурлыкнула Ноктурна.
Свет ее глаз обжигал и мучил, от слишком яркого света он перестал видеть и, вырвавшись, побежал вслепую, ведя рукой вдоль стены, к лестнице.
Она гарпией налетела на него, вонзила когти в кожу, и мальчик закричал от боли, падая на пол.
Ноктурна быстро наелась, но вместе с насыщением пришло понимание содеянного. И то, что еще оставалось в ней человеческого, пришло в ужас.
Она поднялась высоко над поселком, окруженном полями, над городом, который уже был освещен встающим солнцем и превращался в серые, страшные джунгли квадратов и прямоугольников крыш и лиан дорог. Она поднималась выше, в раздирающую грудь высоту, ей хотелось сгореть под солнцем, умереть здесь, в голубой выси, а не там, в грязном городе. Она испустила вопль, похожий на крик отчаяния, но это был вопль радости. Она знала, что больше не вернется в этот город. Выше и выше, жар от солнца становился невыносимым, но она заставляла крылья двигаться и поднимать ее. Кожа стала трескаться, как пересохший пергамент, она вопила от боли, но летела ввысь. Ей хотелось сгореть дотла. Но потом она просто упала в поляна сырую мокрую землю, покрытую сухими остатками прошлогодней и первыми ростками свежей травы. Дымясь от жара, она подняла голову и увидела вдалеке ангела.
– Габриэль! Габриэль! – в голосе ее слышалось душераздирающее отчаяние, и крик разнесся далеко над землей.
Ангел почувствовал, как сердце сжимается от жалости к потерянной душе. Но он не повернулся.
– Габриэль! Убей меня! – она рыдала, но слезы не текли по ее лицу.
– Слишком поздно, – не оборачиваясь, произнес он. – Ты уже мертва.
Он ушел, и она вдруг начала дико хохотать и, одержимая гневом, встала. Да. Она умерла. Когда-то давно. Но вот снова воскресла. Теперь ей нужно обрести потерянную, разбросанную по всему миру мощь. Воплем она призвала к себе своих слуг. Одним взглядом послала их на охоту.
Ей поднесли пузырек с кровью, и, пригубив ее, Ноктурна облизнула губы.
Процесс возрождения был завершен. Но крови говорящей с призраками было слишком мало.