Эдвард Георг Стюарт фон Готтенберг, в простонародье его императорское величество Эдвард Пятый неспешно шел по длинному коридору, совершенно не обращая внимания на окружающую его роскошь. По правде сказать, Эдвард не любил этот огромный дворец, построенный в незапамятные времена и ныне именовавшийся его официальной резиденцией. Про себя император называл дворец не иначе как мавзолеем.
Сам по себе император предпочитал современную архитектуру и огромные окна, а не вот эти прямоугольники с мелким остеклением, дребезжащим при каждом порыве ветра. Но…традиции обязывали. Как и носить дурацкие мундиры с эполетами и высоким воротником-стойкой, норовившим впиться в шею.
Император с тоскливым раздражением взглянул на картины, висевшие на стене в тяжелых резных рамах. Портреты предков. В парадных костюмах и мантиях, они всегда сурово смотрели на своего отпрыска, словно осуждая его. Эдвард вдруг заметил, что позолота на дереве кое-где уже стерлась, придется отдавать на реставрацию, а это опять деньги. В прошлом году парламент отказался выделять дополнительные средства на содержание императорского дворца, предпочитая увеличить траты на выставки современного искусства.
Конечно, можно было наложить вето, но тогда эти слабовольные хлыщи, именующие себя либеральной оппозицией, поднимут вой. Начнут разоблачать транжирство императорской семьи, побеспокоят сестру, бабушку, вспомнят скандальные обстоятельства развода родителей и гибель отца Эдварда… на что там у них фантазии хватит?
Эдвард вздохнул и ногтем поддел позолоту одной из рам. Портрет короля Георга Седьмого. …Седой мужчина, нахмурив брови, неодобрительно смотрел на своего потомка.
Ладно. Пусть все так и остается. Надо министров провести по галерее. С экскурсией. Желательно в компании послов из других миров. Или подговорить один из реставрационных фондов – пусть лоббирует защиту предметов старины. Тратить же свои личные деньги на старые картины, которые нельзя было перевесить и которые поэтому постоянно выгорали на солнце, Эдварду не хотелось.
В который раз император вновь позавидовал одному из предков, тот отрекся от престола ради женщины, и тем самым обрек потомков младшего брата, включая и самого Эдварда, нести на себе бремя власти. Эдвард в очередной раз поймал себя на мысли, что бремя стало ярмом, вздохнул и вновь зашагал в свой кабинет.
– Ваше величество! – Лорд Тобиас Норрак, первый секретарь императора, вскочил и поклонился.
– Добрый день, сэр Тоби! – кивнул Эдвард, проходя в свой кабинет и садясь за огромный стол – очередное наследие предков. Дверь закрывать не стал, секретарь вошел следом и замер.
– Присаживайтесь.
– Благодарю.
Лорд Норрак еще раз поклонился, занял указанное место и выжидающе взглянул на монарха. Тот не торопился, внимательно рассматривая первого секретаря, доставшегося ему в наследство вместе с империей.
Шерстяной костюм, широкий галстук в полоску, седина на висках… Этакий образец имперской респектабельности.
В отличие от остальных должностей при дворе, чьи обязанности в основном церемониальны, личный секретарь его величества обязан был поддерживать связь монарха с кабинетом министров, отвечать за переписку с главами государств и консультировать императора о легитимности тех или иных действий. Последним сэр Тобиас Норрак пользовался вовсю.
Отправить его в отставку не представлялось возможным, он занимал должность еще при отце Эдварда. Восемь лет тому назад только взошедший на престол двадцатипятилетний император хотел сменить его на более молодого Перси, бывшего его соучеником по колледжу, но встретил решительный отпор со стороны всего кабинета министров и близких родственников. Традиции незыблемы, их нельзя нарушать.
Приходилось терпеть этого зануду, в профиль напоминавшего замороженного хека.
– Что у нас на сегодня? – Эдвард требовательно протянул руку за папкой, которую секретарь сжимал в руке. Тот покачал головой:
– Ваше величество, традиции требуют…
Эдвард хмуро посмотрел на него, с языка уже готовы были сорваться резкие слова, что император думает о треклятых традициях, но сдержался. Не стоит обострять и без того непростые отношения на ровном месте. Мысль о смене кабинета министров снова закралась в голову.
– Хорошо, читайте, – бросил император, вставая и отходя к окну. Секретарь тоже встал, на весу открыл папку и начал зачитывать хорошо поставленным голосом с абсолютно правильным произношением:
– Согласно расписанию, у вас назначены три аудиенции с послами других миров: в полдень, в три часа и в пять. Вопросы стандартные: межмировое сотрудничество, государственные пошлины и льготы при торговле. Я уже составил список уступок и согласовал с кабинетом министров.
– Уступок? Надеюсь, они взаимовыгодны? – Эдвард не мог упустить возможность поддеть верного слугу императора.
– Разумеется, – Тоби поклонился, умудряясь при этом держать спину абсолютно прямо. – Кабинет министров одобрил все до единой.
– Значит они ничтожны. Положите проекты договоров мне на стол. До аудиенций, – последние слова император произнес очень весомо. Секретарь нахмурился:
– Ваше величество…
– Осмеливаетесь мне возражать? – Эдвард приподнял брови.
– Нет.
– Прекрасно. – Он снова отвернулся и заложил руки за спину, рассматривая изумрудно-зеленый газон и площадку для посадки флаеров. – Что дальше?
– Далее вечером вам предстоит посетить благотворительное мероприятие.
Пользуясь тем, что сэр Тоби не видит, Эдвард поморщился: опять не удастся посмотреть прямую трансляцию футбольного матча, а между прочим, это последний отборочный тур на межмировой чемпионат, проводимый раз в четыре года.
– Что за мероприятие?
– Выставка современного искусства, ваше величество.
– Но…
– Участники – художники из разных миров. Ваш отказ открыть выставку может быть расценен как прямое оскорбление и нежелание поддерживать таланты.
Император тихо вздохнул:
– Хорошо. Продолжайте.
– После открытия выставки вы ужинаете с ее высочеством принцессой Фелицией и ее мужем.
– Неужели?
Фелиция была его сестрой. Родившись на год раньше брата, принцесса являла собой образец сдержанной элегантности, преданности традициям, в общем, всего того, что Эдвард считал занудством.
– Перенесите встречу, – распорядился император.
– Третий раз? – секретарь выразительно приподнял брови.
Эдвард закатил глаза, уже представляя, как его сестра, угораздило же ее первой появиться на этот свет, будет хорошо поставленным голосом с абсолютно правильным произношением излагать непреложные истины и требовать от брата ответа, точно в детстве.
– Ладно, оставьте. Только не забудьте предупредить ее высочество, что у меня плохое настроение!
– Ваше величество…
– Сэр Тоби, я не намерен сегодня выслушивать нотации о женитьбе и детях, а моя сестра только и делает, что говорит об этом!
– Ваше величество, принцесса Фелиция, как и все мы, ваши верноподданные, обеспокоена, что у вас до сих пор нет наследника, поэтому ее поведение вполне оправданно, – с укором заметил секретарь. Император обернулся:
– Мне кажется, Тоби, или вы меня упрекаете?
Ему доставило удовольствие видеть, как этот холеный мужчина нервно сглотнул и слегка помедлил, прежде чем ответить:
– Ни в коем случае, ваше величество!
Эдвард привычно сжал губы, скрывая улыбку. Все-таки его боятся. Он уже не тот растерянный и ошеломленный случившимся мальчишка, каким был десять лет назад. Признаться, это было приятно.
– Хорошо, – кивнул император. – Что-нибудь еще?
– На этом все, ваше величество. Позволите идти?
– Идите и не забудьте про проекты договоров.
Лорд Норрак едва заметно прищурился, но возражать не посмел. Дождавшись, пока секретарь выйдет, Эдвард вернулся за стол и потянулся к красной коробке, где по традиции (будь она неладна) лежали документы, требующие личного ознакомления императора.
Как правило, ничего не значащие, поэтому параллельно с их изучением можно было прослушать краткую сводку того, что происходит в мире.
– Селл, международные новости! – скомандовал Эдвард. В комнате возникла голограмма.
Темноволосая девушка с пухлыми губами и весьма пышными формами, едва прикрытыми кусочками золотистой парчи – программная разработка лучшего друга, Джона Уайта, который теперь руководил центром испытаний военно-космических пилотников – еще одна давняя мечта императора, встречавшая ожесточенное сопротивление кабинета министров, особенно министра юстиции.
Раньше Эдвард использовал Селл лишь для того, чтобы позлить чопорного секретаря, а потом просто привык, как привыкают к дурацкой, но такой мягкой и уютной футболке. К тому же искусственный интеллект обладал определенным чувством юмора и ни в грош не ставил ни самого императора, ни его министров.
– Милый, боюсь, не могу тебя порадовать, – промурлыкала голограмма.
– Что, все так плохо? – Эдвард знал, что разговаривает с программой, но все равно не мог отказать себе в удовольствии пообщаться.
– Откуда я знаю? – Девушка присела на край стола и пожала округлыми плечами.
– Что? – нахмурился он.
– Милый, боюсь, я не смогу помочь, если ты не перефразируешь вопрос…
– Почему ты не можешь сообщить мне новости? – жестко спросил он.
Голограмма зарябила:
– Отказ доступа выхода на межмировую сеть. – Голос зазвучал механически.
Эдвард нажал кнопку селектора на сенсорной поверхности стола.
– Сэр Тоби, зайдите, – коротко бросил он.
Селл снова стала видимой. Разлеглась на столе, болтая ногами в воздухе:
– Мне исчезнуть, милый?
– Останься! – Эдвард постучал пальцами по столу, ожидая, когда секретарь войдет.
– Как прикажет мой повелитель.
Скрип двери, звуки шагов, скрадываемые пушистым ковром.
Лишь тогда император поднял злой взгляд на личного секретаря. И остолбенел. Глаза у лорда Норрака бегали. Какой там замороженный хек? Да первый секретарь императора был просто сгустком эмоций. Эдвард прищурился, пристально изучая того, кто уже который год пытался ограничить императора в его проектах.
Еще несколько минут молчания. Император вдруг некстати вспомнил детскую игру в гляделки. Совсем маленьким он проигрывал Фелиции, потом, став чуть старше, научился выигрывать. И выигрывал до сих пор.
От Эдварда не укрылось, что у секретаря побежала по виску капелька пота. Но все равно секретарь героически делал вид, что ничего не происходит. И он решительно не понимает, почему его вызвали.
– Итак, милорд…
– Ваше величество?
– Я жду объяснений, – небрежный кивок в сторону улыбающейся голограммы, которая сразу же помахала рукой первому секретарю.
– Э… полагаю, произошел сбой системы… наши специалисты работают над этим…
– Даже так… – фыркнул Эдвард, доставая из ящика стола допотопный планшет, принадлежащий еще деду. – Знаете, иногда я начинаю думать, что вокруг меня одни предатели и диверсанты. Не подскажете, отчего вдруг такие мысли?
Планшет работал от независимых линий связи и не был привязан к дворцовой системе информационных сетей. Сэр Тоби побледнел еще больше и невольно дернул узел галстука. Император усмехнулся и со злорадством нажал кнопку, включая старинный гаджет. Вновь бросил взгляд на секретаря.
– Что же там такое, о чем мне не следует знать?
– Ваше величество! – простонал сэр Тоби.
– И кто просил вас попытаться обмануть меня?
Император не повышал тон. Нет. Он был обманчиво спокоен. И говорил чуть тише, чем обычно. Сэр Тоби хорошо его знал – и понял, что ему подобного не простят. Он проклял тот миг, когда решился поддаться на просьбы премьер-министра.
Эдвард вновь побарабанил пальцами по столу.
– Похоже, вы забыли, кому восемь лет назад вы давали присягу. Как там… «верно и преданно служить»?
– Но…
– Можете идти. И мой вам совет, немедленно включите доступ к сетям для Селл! Можете даже сами. У вас ровно пять минут.
– Ваше величество! – в голосе секретаря послышался скрытый упрек, но Эдвард сделал вид, что не услышал.
Он придвинул к себе красную папку, достал бумаги.
Первым в папке лежал проект бюджета на следующий год. Император лениво пробежался по строкам. Урезание космических исследований и рост дотаций на межмировые экспрессы не улучшили и без того скверное настроение императора. И это уже было согласовано с кабинетом министров.
Достаточно быстро покончив с финансами, а попросту перечеркнув злополучный документ и написав наискось «не одобряю», Эдвард принялся за доклады, а потом перешел к проектам договоров, присланных сэром Тоби по галасети. После перечеркнутого бюджета казалось, что все они направлены на поддержку межмирового экспресса. Ни один не затрагивал сотрудничество в каких-либо других сферах.
Эдвард откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, гадая, заговор это или же простая халатность.
Практически все министры были ставленниками его отца: они учились вместе с ним либо в школе, либо в колледже, а потом скорбели на его похоронах и клялись в поддержке растерянному наследнику, так неожиданно в одночасье ставшему правителем огромной империи.
Император отложил документы и невидящим взглядом посмотрел на стену, вызывая в памяти сгладившийся с годами образ отца. В основном здесь, в кабинете. Чуть реже – за обеденным столом, почти всегда в мундире, иногда во фраке или в смокинге, если вечерние мероприятия не были официальными.
Даже когда они развелись с матерью Эдварда, о, какой был скандал, отец остался неизменен своим привычкам.
Все та же работа с документами, встречи с послами, государственными деятелями… на семью времени не оставалось. Когда-то Эдвард злился на это. Сейчас… сейчас он многое понял, но было уже поздно.
«Нелепая случайность», – так, кажется, писали газеты, когда флаер отца, который не справился с управлением, врезался в одну из опор платформы межгалактического экспресса. Никто не выжил. Эдвард узнал об этом, находясь в официальном турне по колониям, куда отец отправил его после очередного неудачного романа, закончившегося скандалом.
Один из новостных каналов опубликовал достаточно компрометирующие фото наследного принца с замужней дамой. Бывшая модель и эскортница, она удачно вышла замуж за восьмидесятилетнего миллионера и с удовольствием закрутила роман с наследником престола. Эдвард подозревал, что и снимки она сделала сама, желая обрести былую популярность. Новость моментально подхватили остальные. Скандал был грандиозный. «Подрыв устоев, нарушение семейных ценностей…» – это самая малость того, в чем обвиняли императорскую семью. Припомнили и некрасивые подробности развода родителей: откровения матери, романы отца…
Наследник моментально был призван во дворец, та встреча с отцом закончилась некрасивой ссорой, помириться они не успели…
Эдвард отшвырнул опостылевшие документы и прошелся по кабинету. А ведь даже тогда, уезжая в дипломатическое турне-ссылку, он не понимал, насколько занят отец. Обижался, как мальчишка, что у того не хватало времени на семью, считал, что именно отец сделал так, чтобы мама, не выдержав, ушла от них… Впрочем, он и был тогда мальчишкой, считающим, что вселенная лежит у его ног.
Император сверился с атомными часами, стоявшими на каминной полке. Старинный корпус из бронзы скрывал в себе суперсовременное наполнение. Эдвард задумчиво постучал пальцем по голове нимфы, склонившейся над циферблатом.
До первой аудиенции оставалось еще пятнадцать минут, а значит, он еще успеет прочитать несколько документов и даже набросать черновики ответов и отдать секретарю, чтобы тот переписал начисто. Правда, потом надо проверить, насколько хорошо сэр Тоби уловил его мысль. Секретарь начинал раздражать своей закостенелостью, но альтернативы ему не было. Пока.
– Милый, я снова в деле, – Селл вновь призывно изогнулась. – Хочешь пошалить?
– Новости на экран. – Император откинулся на спинку кресла, смотря на стену, на которой замелькали кадры из новостных сайтов.
В отличие от многих других, Эдвард любил изучать новостные порталы других стран. Это отнимало больше времени, зато наиболее качественно давало представление о том, что вообще происходит во всех мирах.
Первые же заголовки заставили его присвистнуть.
Через час, отменив все запланированные на день мероприятия и вызвав к себе министра юстиции для доклада, император уже не был уверен, что не хочет распустить правительство и потребовать от секретаря уйти в отставку. Потому что не зря все решили скрыть от него утренние новости.
– Как. Прикажете. Это. Понимать?
Голос императора был спокойный. До того спокойный, что невысокий лысеющий министр взглянул на огромный виртуальный экран и невольно сглотнул.
– Ваше величество…
– Вы утверждали, что у вас все под контролем, милорд!
– Да, но…
Эдвард махнул рукой, обрывая его на полуслове.
– Селл, лорда Норрака сюда! Немедленно!
Секретарь возник в дверях. За ним маячила еще одна знакомая фигура. Премьер-министр. Сухой, поджарый, весьма энергичный старик, он всегда норовил дать совет молодому императору, даже не интересуясь, нуждается ли тот в этом.
– Лорд Стенхоуп, присоединяйтесь! – приказал Эдвард, испытывая какое-то мрачное удовлетворение от того, что все эти люди сейчас боятся его. Главное – не доставлять им удовольствие и не выходить из себя.
Он закрыл глаза и сосчитал до десяти, пытаясь успокоиться, вновь посмотрел на стоящих перед ним мужчин. В дорогих костюмах, с тщательно повязанными галстуками, сколько раз они играли в свои закулисные игры, не давая молодому императору действовать самостоятельно. Доигрались.
– Итак, милорды, я предлагал вам пустить дело о похищении ребенка отцом на самотек, и пусть родители договаривались бы сами, но вы настаивали на участии Альвиона как третьей стороны, уверяли, что это – выигрышное дело и что у вас все под контролем! – взмах руки на экран, где мелькали кадры убийственных заголовков. – Что все под контролем? Что нам ничего не грозит? В результате – мы проигрываем, с нами вот-вот разорвут договоренности, подписанные на Межпарламентской Ассамблее, и с нас еще требуют выплаты в качестве компенсации! Как это понимать, господа?
– Мы не… – Министр юстиции достал платок и промокнул пот, выступивший на лбу. – Ваше величество, наши адвокаты подготавливают апелляцию по данному вопросу! Уверяю вас, это весьма компетентные люди!
– Один из которых – ваш сын, второй – племянник премьер-министра? Кажется, перед заседанием ваших «весьма компетентных людей» видели на закрытой вечеринке по случаю мальчишника герцога Карлайла? Когда все они, напившись, голыми прыгали в бассейн за стриптизершами? – император усмехнулся. – И вот результат: «Альвион способствует похищению детей»! «Возмездие настигло империю зла»! Эти новости на первом месте в тридцати трех мирах! Тридцати трех! Кто еще может похвастаться таким успехом, господа?
В кабинете повисло тяжелое молчание. Слегка успокоившись, Эдвард откинулся на спинку стула:
– Кто представлял интересы матери?
– Адвокат Эмбер Дарра, – министр юстиции открыл папку, чтобы свериться. – Мы не думали, что она возьмется за это дело.
– Вы вообще не думали, – оборвал его император. – В результате страна вынуждена платить за развлечения вашего сына, а меня обвиняют в том, что я ворую детей у бедных матерей, как какой-то монстр! Даже наши либеральные каналы подняли вой, и это накануне Дня юных Гарантов мира! Вы хоть отдаете себе отчет, что это все может вызвать волну недовольства среди народа? Вам не хватает митингов и пикетов? Вы желаете революции?
Эдвард снова взглянул на пресловутую троицу. Министр юстиции безуспешно пытался унять дрожь в руках, премьер невольно ослабил узел галстука. Лишь сэр Тоби стоял навытяжку. Его лицо вновь напоминало замороженного хека.
Император в раздражении хлопнул ладонью по столу, попал на панель. Заголовок на стене исчез, сменившись изображением блондинки в сером костюме. Адвокат Эмбер Дарра. Хрупкая и изящная. Репортеры поймали момент, когда она выходила из здания суда. Гордо поднятая голова, торжествующая улыбка, а вот в изумрудно-зеленых глазах застыло что-то… точно осколки льда. Не женщина, а Снежная королева.
Эдвард внимательно всматривался в изображение, словно это могло помочь разрешить конфликт. Эмбер Дарра так часто выступала в судах против Альвиона, словно у нее были личные счеты. Причем со всей страной.
– Что у нее на руке? – вдруг спросил император, заставляя присутствующих вздрогнуть.
Сэр Тоби бросил быстрый взгляд на изображение:
– Часы, ваше величество.
– Они ей не подходят.
– Прикажете заменить? – выпалил секретарь и осекся, понимая глупость своего предложения.
Эдвард приподнял бровь.
– А вы сможете? – ехидно поинтересовался он.
– Ваше величество!
– Ясно. Не можете. Как и не можете выиграть ни один процесс, когда нам противостоит эта, как там ее – император щелкнул пальцами, вспоминая прозвище, которое называли репортеры. – Госпожа Нет?
Премьер бросил убийственный взгляд на министра юстиции, лорд Боллинброк только вздохнул.
– Вы же лично уверяли меня, что шумихи не будет, обе стороны пойдут на сделку, – продолжал император. – Что вы использовали давление на мать ребенка…
– Так и было, пока не вмешалась госпожа… Дарра.
– И ваши люди потеряли контроль над ситуацией?
– Да, – министр юстиции опустил голову.
– А потом вы решили скрыть этот факт от меня. Поздравляю, вам это удалось, только в дураках остались мы все.
Лорд Стенхоуп попытался возразить, но Эдвард взмахом руки остановил его. К чему все эти экивоки, если они проиграли. Опять проиграли этой хрупкой блондинке.
– Убирайтесь, – процедил император. – Все вон!
Никто не посмел оспорить волю монарха. Выждав, пока дверь за министрами закроется, Эдвард закрыл лицо руками и шумно выдохнул, пытаясь понять, что делать дальше.
Вечером он уныло рассматривал себя в зеркало. Золоченая резная рама придавала его образу окончательное сходство с портретами предков, висевшими повсюду во дворце.
Парадная униформа полковника летной гвардии красного цвета с золотыми пуговицами и эполетами, золотые шпоры, зло позвякивавшие при каждом шаге, треуголка, окаймленная белыми перьями. Ну не шут ли! Ряженый паяц, которого в очередной раз обвели вокруг пальца. А ведь ему, между прочим, уже тридцать три!
– Ваше величество, – окликнул императора камердинер, почтительно протягивая голубую орденскую ленту.
Император покорно стоял, пока ленту продевали через плечо и скрепляли концы на боку. Еще один хмурый взгляд в зеркало, и, одернув мундир, Эдвард покинул комнату.
Бряцая шпорами, он сбежал по лестнице и вышел во двор, где его ждал флаер. Раньше, когда в ходу были автомобили – неповоротливые железные машины, ездящие лишь по земле, – они подъезжали прямо ко входу, но флаер был много больше и попросту застрял бы между колоннами портика.
Эдвард сухо кивнул пилоту, стоявшему навытяжку у трапа, поднялся по ступеням в салон и сел на мягкий диван. Два охранника последовали за ним, но заняли специальные сиденья у дверей.
– Ваше величество, мы готовы к взлету, – отрапортовал пилот.
– Хорошо. – Император включил специальное энергетическое поле, защищающее пассажира от травм в случае аварии, и откинулся на спинку.
После сегодняшнего дня очень хотелось выпить коньяка, но впереди была утомительная церемония открытия, и необходимо было оставаться трезвым. Сестра, впрочем, тоже не жаловала выпивку и наверняка почувствовала бы запах алкоголя, а это вылилось бы в очередную нотацию, чего Эдварду, рассчитывающему на короткий родственный визит, не хотелось.
Полет был недолгим, и вскоре император, водрузив на голову треуголку, которая натирала лоб, под приветственные крики толпы выходил из флаера.
Губы автоматически изогнулись в улыбке. Шагнув на лестницу, Эдвард поднял вверх руку, приветствуя ликующую толпу. Правда, среди выкриков он уловил и несколько недовольных голосов. Что ж, в империи были и недовольные его правлением. А уж после сегодняшней шумихи в прессе сторонников свержения монархии могло и прибавиться.
– Ваше величество! – Граф Фитсуильямс, невысокий тучный мужчина, занимавший пост министра культуры и искусства, подошел к трапу и почтительно поклонился. – Вы, как всегда, вовремя.
– Разумеется. – Эдвард пожал ему руку. – Надеюсь, сюрпризов не будет?
– Ну что вы! Прошу вас! – еще один короткий поклон.
По красной ковровой дорожке, постеленной специально для высоких гостей, Эдвард направился к входу в музей, где его уже ожидали остальные. Сегодня свиту составляли представители культуры. Чуть в стороне стояли художники – авторы экспозиций. Они с любопытством и неким благоговением посматривали на монарха, многие впервые видели его так близко и не скрывали любопытства. Эти взгляды слегка примирили с сегодняшним днем.
Император быстро поднялся по ступеням и прошел к транслятору. Два огромных экрана, установленные по бокам от входа, показали его лицо крупным планом. Эдвард достал лист бумаги с заранее написанной сэром Тоби речью.
Сухие, стандартные слова о развитии искусства, аплодисменты; девушка, поднесшая золотые ножницы императору, соблазнительно взмахнула ресницами и слегка прогнулась, выпячивая вперед достаточно аппетитные формы. Движение напомнило Эдварду о Селл. Голограмма тоже всегда выгибалась именно так. Наверное, стоит попросить Джона перепрограммировать.
Император автоматически перерезал ленточку, вошел в музей и замер. За спиной раздались ахи, кто-то даже присвистнул, а репортеры выставили вперед свои гаджеты, запечатлевая выражение лица монарха.
Величественный зал, стены которого были облицованы розовым мрамором, а своды поддерживались сорока колоннами, сейчас представлял собой хаос: между колонн было развешено на веревках нижнее белье, вперемешку мужское и женское. На полу, на мозаике из разноцветного гранита, оникса и яшмы, были раскиданы пакеты с мусором, в одном из углов стоял непонятный киоск, из которого торчал старинный динамик. Века эдак двадцатого навскидку. Из него транслировались какие-то речи, чуть позже Эдвард понял, что это – рецепты нетрадиционной медицины.
Посередине стоял стол, на котором лежал муляж человеческого тела, обрубленного по пояс. Вокруг на белой простыне с красными пятнами были раскиданы органы.
Прекрасно понимая, что сейчас все камеры нацелены на него, а стоящие вокруг люди ждут реакции, император глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
– Граф Фитсуильямс, – негромкий голос в абсолютной тишине прозвучал очень резко.
– В…ваше величество? – тот подошел, судорожно промокая пот, выступивший на лбу.
– Как министр культуры, – слова прозвучали с издевкой, – будьте добры объяснить мне смысл этой выставки.
– Ва-аше величество… это… это…
Один из молодых людей, сопровождавших министра, чуть выступил вперед:
– Ваше величество, это – коллаборация, часть современного искусства, когда современные художники объединяются, чтобы создать единый арт-проект.
– Понятно. – Император неспешно прошелся по залу, разглядывая экспонаты: мертвых забальзамированных птенцов, спрятанных в спичечные коробки, овцу в формалине, надпись на аквариуме, которая гласила, что животное отбилось от стада, всевозможные унитазы, украшенные цветами, консервные банки, в которых росла трава.
Особое внимание император уделил одной из стен, где были наклеены имена мужчин. Инсталляция называлась «Мужчины, с которыми я была близка». Рядом стоял небольшой экран, на котором транслировались кадры сексуальных сцен. Судя по всему, художница в качестве доказательства пустила видеоряд.
– Весьма интересная, как вы там сказали… коллаборация? – хмыкнул император, почти весело глядя на министра культуры. – Как я понимаю, дети тоже могут посетить выставку?
– Ваше величество…
– Оставьте. Думаю, для сегодняшнего вечера я видел достаточно. Всего вам доброго!
– Но ваше величество, у вас же было еще запланировано общение с художниками! – пролепетал кто-то из свиты. – И вы не попробовали торт, вернее, инсталляцию с телом…
– К сожалению, вынужден отказать себе в таком… удовольствии. – На экране кто-то протяжно застонал, император усмехнулся. – Граф Фитсуильямс, поручаю вам попробовать торт за меня, завтра в девять утра расскажете мне о нем в моем кабинете. Счастливо оставаться!
Под вспышками фотокамер Эдвард направился к выходу.