Казалось бы, Вильгельм фон Гюзе имел все основания быть довольным: уже сутки чудовищная гаубица исправно выпускала снаряд за снарядом. Изделие крупповских оружейников работало четко, как часы. Столь же четко работали сменяющие друг друга орудийные расчеты.
Но ни немец, ни его номинальный начальник, турецкий генерал Махмуд Киамиль-паша, до конца довольными не были. Сейчас оба они стояли в полукилометре от «Большой Берты» и наблюдали, как она изрыгает свои громадные снаряды, летящие в сторону русских позиций.
То-то и оно, что «в сторону», именно это удручало фон Гюзе и Киамиль-пашу. Говорить о точности стрельбы не приходилось, а раз так, то эффект от нее был более психологический, нежели разрушительный.
– Шуму много, – недовольно произнес Махмуд Киамиль-паша, – а вот много ли проку от такой стрельбы? Снаряды летят настолько далеко, что мы не можем проконтролировать результаты. Где они взрываются? Нам это неизвестно, мы стреляем почти наугад.
– Вынужден согласиться с вами, – мрачно отозвался Вильгельм. – Кроме того, каждый выстрел «Большой Берты» стоит денег. Весьма немалых денег! А деньги нужно тратить с умом. Конечно, если такой снаряд вдребезги разнесет, скажем, русский армейский нужник вместе со всем его содержимым, это не окупит даже сожженного пороха.
В очередной раз раздался громовой удар, под ногами собеседников вздрогнула земля. Еще один громадный снаряд, с воем разрывая воздух, помчался на север.
– Что вы, как мой начальник штаба, сделали для того, чтобы исправить ситуацию? – требовательным тоном спросил турецкий генерал. – Не могу же я сам заниматься этим вопросом. Аллах свидетель – у меня и без того хватает проблем!
Полковник фон Гюзе скрыл насмешливую улыбку: да, формально он подчиняется этому турецкому варвару, но если посмотреть в корень, то еще большой вопрос, кто из них принимает окончательные решения. В отношениях турецких военачальников и их немецких помощников и подчиненных весьма нередки были случаи, когда «хвост вилял собакой». По крайней мере здесь наблюдался как раз такой случай. Фон Гюзе считал подобное положение вещей справедливым: никакие пышные звания и ордена величиной с тарелку не заменят профессиональной военной выучки прусского образца.
– В расположение русской армии были направлены несколько лазутчиков. Увы, все они оказались растяпами и были задержаны казачьими разъездами.
– Досадно!
– Неизбежные издержки, – пожал плечами немец. – Последний из лазутчиков, самый опытный, отправлен в Сарыкомыш. Пока что он не вернулся, и никаких сведений о нем нет. Но, эфенди, думаю, что попадется и он. Я не слишком полагаюсь на лазутчиков, а армейская полевая контрразведка у русских налажена, надо отдать им должное, весьма неплохо.
Махмуд нахмурился: что же получается, ему докладывают о сплошных неудачах? И стрельба могучей гаубицы так и будет оказывать на русских по большей части лишь психологическое воздействие? Не этого он ожидал, когда давал согласие на предложение Вильгельма фон Гюзе об установке «Большой Берты»!
– Что лазутчики? Это лишь вспомогательные меры. Нам нужны точные карты русских позиций. И надеюсь, эфенди, вскоре у нас будут такие карты, которые вам и не снились! – уверенным тоном сказал немец, желая приободрить Киамиль-пашу.
– Каким образом, позвольте узнать? – Киамиль был заинтригован.
– Пусть это пока останется моим секретом. Не хочу испытывать судьбу и раньше времени посвящать вас в скучные подробности, – вот теперь фон Гюзе ясно давал понять турецкому генералу, кто есть кто. – Когда дело будет сделано, вы узнаете все детали.
Турок с мрачным видом кивнул. Он, конечно, понимал, что его вежливо поставили на место, но ссориться с немцем не захотел. Вильгельм фон Гюзе был слишком ценным специалистом, Махмуд нуждался в нем. Кроме того, пока что все хитроумные замыслы немца успешно претворялись в жизнь и давали отличный эффект. Было у Киамиль-паши, хитрого, как шакал, и еще одно соображение. Пусть Вильгельм фон Гюзе делает что хочет, пусть рискует своей репутацией и карьерой. Если он добьется успеха, то успех этот всегда можно будет разделить пополам или вовсе приписать себе. А если не добьется, то это будет только его провал. Вот так это будет выглядеть в глазах высшего турецкого командования. И немецкого, кстати, тоже.
– Допустим, что вам удастся достать карты, – сказал Махмуд. – Но ведь нужен еще и артиллерийский наблюдатель, который по второму комплекту карт должен корректировать огонь!
– Эта догадка делает честь вашему уму, генерал, – несколько высокомерно парировал фон Гюзе. – У нас будет такой наблюдатель. Да, в самом скором времени.
Вновь раздался громовой удар выстрела.
Командующему третьей турецкой армией никак не давала покоя еще одна мысль: засечь позицию громадной гаубицы не составит большого труда для разведки противника! «Большую Берту» не спрячешь от русских. И если они сумеют каким-либо образом уничтожить могучее орудие, это будет серьезным пятном на репутации генерала Махмуда. Помнится, фон Гюзе говорил, что у него в запасе есть психологический трюк, который обезопасит гаубицу от удара с воздуха?..
– Полковник, русские не дурачки! – сказал Киамиль-паша. – Они непременно пошлют сюда аэропланы!
– Пусть посылают, – рассмеялся немец. – Лишь бы до того момента до противника дошла кое-какая информация. Да, о том, что за объект располагается в непосредственной близости от нашей красотки. Впрочем, убедитесь сами, эфенди. Давайте подойдем, и вы увидите, как ловко я все организовал.
…Неподалеку от позиции, занимаемой исполинской гаубицей, был огорожен в два ряда столбами с натянутой колючей проволокой небольшой клочок земли, квадрат сто на сто метров. По коридорчику между столбов шагал охранник-турок с немецкой винтовкой «манлихер» за спиной. Внутри периметра виднелся голый плац, посреди которого стоял унылый одноэтажный барак, несколько хозяйственных построек.
– Прошу взглянуть! – довольным тоном произнес Вильгельм фон Гюзе. – Это временный лагерь русских военнопленных. А на какое время, прошу прощения за невольный каламбур, он сохранит этот статус, зависит только от нас. На такое, которое нам понадобится.
– Почему временный? – спросил генерал Махмуд. – Сколько их там?
– Немного, двадцать три человека. Тут вопрос не в количестве. А временный статус для того, чтобы избежать обвинений, что мы нарушаем Гаагские международные конвенции. Видите, там, внутри, все весьма аскетично… Организовано-то буквально за десять часов. Даже караульных вышек поставить не успели еще. Ничего, за вышками дело не станет, к завтрашнему дню мы их установим. Часовых добавим, организуем караул по всем правилам, никуда русские не денутся. Да, конечно, пленные испытывают некоторое неудобство от того, что буквально у них над головами грохочет наша «Большая Берта». Ничего не попишешь, – немец лицемерно вздохнул, – полевые условия. Нашим караульным тоже не позавидуешь!
Это уж точно, несчастный турок с винтовкой имел очень кислое выражение физиономии. Когда громадное орудие выстрелило вновь, он даже присел со страху! Несколько пленных русских офицеров, прохаживающихся по плацу лагеря, увидели это и весело рассмеялись. Нет, этих людей орудийный гром не пугал! Хотя неприятно, конечно…
– Нам-то с вами, эфенди, как раз и нужно, чтобы «Берта» грохотала именно над их головами, – по-лисьи улыбаясь, продолжил фон Гюзе. – В непосредственной близости. Противник не станет бомбить нашу гаубицу, чтобы по своим не попасть. Русские же поймут: сбросить бомбу настолько точно, чтобы угодить лишь по «Большой Берте» и не зацепить лагерь, – дело невозможное. А хотя бы у них и были такие иллюзии относительно искусства своих пилотов, это ничего не меняет. Попав в гаубицу бомбой, они вызовут детонацию боеприпасов. Но даже взрыва одного снаряда нашей красавицы хватит для того, чтобы от лагеря с его обитателями даже пыли не осталось.
– Что ж, – благосклонно откликнулся Киамиль-паша, – эта ваша идея относительно живого щита оч-чень недурна!
– Теперь дело за немногим, – фон Гюзе самодовольно усмехнулся. – Надо, чтобы информация о положении этого лагеря ушла к русским…
– И как это сделать?
Вильгельм фон Гюзе не ответил. Задумчиво покусывая нижнюю губу, немец смотрел на одного из тех русских офицеров, что смеялись над перепуганным турецким солдатиком. На того самого молодого штабс-капитана, который недавно так дерзко разговаривал с ним.