Положение на фронтах оставалось для немцев катастрофическим. Тяжелые бои шли в Померании, в Западной и в Восточной Пруссии. Русские танковые колонны обошли Познань и, не встречая особого сопротивления, широким фронтом двигались к Одеру.
Армейские корпуса Первой армии под командованием генерал-полковника Йоханнеса Бласковица продолжали отступать под нажимом войск союзников, а Девятнадцатая армия оказалась в Кольмарском котле, и шансов выбраться из крепких американо-французских объятий у нее становилось все меньше. В окружении Гитлера мало кто сомневался в том, что в ближайшие недели она будет уничтожена.
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, назначенный командующим группы армий «Висла», плевать хотел на распоряжения начальника штаба сухопутных войск Гейнца Гудериана и совершал одну стратегическую ошибку за другой. Создавалось впечатление, что он делает все возможное, чтобы проиграть военную кампанию.
Первая и самая главная его промашка состояла в том, что он пренебрег услугами опытного штабиста генерал-майора Вальтера Венка. Вторая сводилась к тому, что свой командный пункт Гиммлер разместил вдали от театра военных действий, в маленьком, но красивом средневековом городке Шнайдемюль, основанном еще всемогущими тамплиерами.
Вместо того чтобы нормализовать ухудшающуюся обстановку на фронте и активно включиться в военные дела, он большую часть времени проводил в специальном поезде, оборудованном под штаб-квартиру. Тут-то и обнаружилась третья ошибка. В поезде отсутствовали радиоустройства и сигнальные службы, а единственная телефонная линия постоянно была перегружена. В результате Гиммлер практически потерял связь с группой армий «Висла», не имел возможности ни получать оперативные сообщения, ни отдавать приказы.
Ко всему этому весьма некстати проявилась сонливость этого субъекта, который обычно почивал до обеда, а потом еще два часа тратил на ежедневный массаж. Так что на фронтовые дела у него оставалось не более полутора часов чистого времени.
Настроение у фюрера теперь постоянно было скверным, под стать ситуации на фронте. Пошел десятый день, как он запретил звать гостей, обедал только в обществе Евы Браун и секретарш. Прежде такого не наблюдалось.
В канцелярии подмечали, что в последние дни Адольф Гитлер особенно сблизился с Мартином Борманом. Оставшись вдвоем, они часто совещались о дальнейшей судьбе рейха и партии.
26 января Борман пришел к фюреру с докладом. В руках он держал черную папку с несколькими страницами напечатанного текста. Гитлер что-то писал за небольшим столом. Выглядел он осунувшимся, усталым, веки припухли, глаза красные, щеки такие дряблые, как у семидесятилетнего старика.
– Садитесь, Борман. – Гитлер показал на стул, стоявший с противоположной стороны стола. – Наша с вами задача – спасти партию, которую мы создали. У вас есть конкретные предложения на этот счет?
– Да, мой фюрер, именно с этим я и пришел к вам, – уверенно произнес руководитель партийной канцелярии, присел на стул и преданно посмотрел в глаза Гитлеру.
– Что вы предлагаете? – устало спросил фюрер. – Только давайте кратко, скоро у меня совещание.
Из пятидесятилетнего крепкого жизнерадостного мужчины Адольф Гитлер понемногу превращался в ветхого брюзжащего старика. Вещи, к которым он прежде относился весьма спокойно, вдруг начинали его раздражать. Никогда невозможно было предугадать настроение Гитлера, а тем более его реакцию на возможные возражения. Даже самые заслуженные генералы после беседы с ним лишались своих должностей. Случайно оброненная фраза совершенно неожиданным образом могла привести Гитлера в бешенство, внушавшее страх всем и каждому.
Сейчас фюрер предстал перед Борманом усталым, разбитым, обескровленным, желавшим только одного – покоя. Но именно этого он и не получал. Его тело катастрофически слабело с каждым днем. Не помогали даже возбуждающие уколы доктора Мореля.
Борман обратил внимание на то, что Гитлер бережно положил правую ладонь на подрагивающие пальцы левой руки. Могло показаться, что он обрел душевное равновесие, но в действительности здоровье фюрера все ухудшалось. Борман как никто другой знал о его плохом состоянии. Ситуация на Западном и Восточном фронтах все больше походила на катастрофическую. Русские двигались широкой лавиной от Прибалтики до Карпат. У вермахта уже не было сил на то, чтобы противостоять этому натиску.
Еще каких-то четыре года назад все безоговорочно верили в избранность фюрера. Ему было подвластно буквально все! За ним слепо следовала вся немецкая нация, верила в его предназначение. Политическая воля Гитлера была настолько сильна, что от одного произнесенного им слова мгновенно взрывалась ревом ликования целая площадь.
Адольф Гитлер сумел поднять из грязи имперскую кокарду, наделил ее особым смыслом, заставил весь мир заговорить о величии немцев. Фюрер никогда не сомневался в том, что провидение выбрало его из многих миллионов соотечественников, чтобы он стал во главе Третьего рейха, всерьез считал, что своим возвышением осчастливил Германию. Гитлер слепо верил в то, что на него возложена величайшая миссия. Он должен поднять немецкую нацию на такую высоту, какой не достигал ни один народ из когда-либо существовавших на нашей планете.
Большая часть немцев разуверилась в миссии фюрера после поражения под Москвой. Всем стало ясно, что легкой прогулки по России не будет. Германия содрогнулась от большого количества гробов, которые стали прибывать на родину. Вскоре погибших солдат и офицеров оказалось столько, что их стали хоронить в чужой земле, наспех воздавая воинские почести.
Сейчас русские армады уже преодолели Вислу, буквально колотили тараном в ворота Третьего рейха. Пройдет день-другой, запоры государства не выдержат, врата рухнут на землю под натиском варваров, станут настилом для русских орд в их дальнейшем продвижении на запад.
Но даже сейчас, когда многие немцы разочаровались в миссии Гитлера, на фронтах оставалось немало солдат, продолжавших противостоять полчищам русских и по-прежнему веривших в его избранность.
– Мой фюрер, наша партия всегда опиралась на молодежь. Она – наше будущее. Я предлагаю отозвать с Восточного фронта всех членов «Гитлерюгенда». Включая и тех, кто сейчас находится в рядах фольксштурма в качестве командиров.
– Очень разумная мысль, Борман, – после минутного молчания с ледяным спокойствием произнес Адольф Гитлер.
В этот момент он напомнил Борману прежнего фюрера, какого тот знал в зените политической карьеры, уверенного в выполнении миссии, доверенной ему свыше, с несгибаемой волей. Только левая ладонь, стыдливо прятавшаяся под правую руку, возвращала партайгеноссе в действительность. Перед ним был человек, преждевременно постаревший, больной, но продолжавший играть роль того фюрера, от которого осталась только блеклая тень.
– Я тоже об этом очень много думал, – продолжил Гитлер. – Нужно отправить моих мальчиков в Западную Германию. В первую очередь это касается школ «Орденсбург» и «Адольф Гитлер». Сейчас они воюют в Западной Пруссии и Силезии за своего фюрера, Третий рейх и делают это достойно!
Рейхсканцлер немного помолчал. В школах «Орденсбург» и «Адольф Гитлер» готовились молодые кадры для руководителей национал-социалистической партии. Туда посылали самых лучших представителей молодежи, которые должны были еще выше поднять знамя национал-социалистической партии. Гитлер всерьез полагал, что с его физическим уходом начнется настоящая жизнь, которую понесут дальше эти верные мальчики.
– Мы их сохраним для дальнейшего существования нашей партии. Лучше всего будет, если они переберутся в область Алльгой. Там наша древняя германская земля. Она укроет моих юношей и не даст их в обиду. Другую часть нужно будет отправить куда-нибудь в Баварские Альпы, например в район Бад-Тэльц-Ленгрис. Будем реалистами, Борман, скоро эти земли займут американские и английские войска. Мы никак не сумеем противостоять этому. Сделайте вот что. Напишите для наших мальчиков подробную директиву о том, как им следует поступать после окончания войны. Воспитанники «Гитлерюгенда» никогда не должны забывать, что они – будущее Германии. Именно им предстоит возрождать наши идеи, сделать нашу партию еще более могущественной, чем она была ранее. Все эти юноши должны полностью уйти в подполье и никоим образом не выдавать себя ни взглядом, ни речами, ни поведением. Они должны слиться с местным населением, знать, что понадобятся Великой Германии, когда придет подходящее время. Пусть они будут лояльны к англо-американцам и занимают в послевоенное время административные посты. Когда американцы с англичанами уйдут, вся земля будет принадлежать нам! Наша идея не умрет, останется жить вместе с ними. Мой дух восстанет из могилы и вселится в них, будет помогать им и поддерживать во всех начинаниях. Нам нужно подобрать ответственных людей, которые сумели бы укрыть юношей и руководить подпольем. Кого бы вы смогли порекомендовать для этой цели?
– Лучше всего подходит доктор Петтер Курт, мой фюрер, – немедленно ответил Борман. – Он постоянно работал с отрядами «Гитлерюгенда», проявил себя как хороший организатор и воспитатель.
Адольф Гитлер одобрительно кивнул. Врач Петтер Курт был одним из самых ярых сторонников национал-социализма, как никто другой подходил для исполнения планов, задуманных Гитлером. Сразу после его вступления в национал-социалистическую немецкую рабочую партию ему было поручено командовать отрядом «Гитлерюгенда» в Веймере. Было в этом сухощавом волевом человеке что-то от кадрового военного. Его старания по воспитанию подрастающего поколения были замечены и обеспечили ему очень неплохой карьерный рост. Доктор Петтер Курт обожал своих воспитанников, гордился их достижениями. Многие из них впоследствии заняли руководящие должности в подразделениях СС, а его любимец Отто Гюнше стал личным адъютантом самого фюрера.
Среди них было немало и таких парней, которые, достигнув семнадцатилетнего возраста, воевали в танковых подразделениях на Западном фронте. Несмотря на юность, они нисколько не уступали в мастерстве американским и английским танкистам, а в героизме даже превосходили их.
Особенно удачно эти юноши действовали во время вторжения союзников в Нормандию. Так, например, Двенадцатая дивизия СС «Гитлерюгенд» вместе с Двадцать первой танковой дивизией отразили атаку канадцев, уничтожили двадцать восемь танков и разбили пехотный полк «Горцы Новой Шотландии». При этом сами они потеряли всего шесть человек убитыми.
– Мы с вами думаем одинаково, Борман. Другую столь же достойную кандидатуру подобрать невозможно. Петтер – отличный наставник. Переживает за воспитанников как за собственных детей. Он как никто иной подойдет для исполнения миссии, возложенной на него. Но в помощь ему нужно будет определить еще одного человека. Я предлагаю гауптштурмфюрера танковой дивизии СС «Гитлерюгенд» Шлюндера. Мальчики воевали под его началом и обожают этого человека.
– Весьма достойная кандидатура, мой фюрер, – охотно согласился Мартин Борман с этим предложением Гитлера.
– Мне очень прискорбно говорить об этом, но, скорее всего, нам придется оставить Восточную Пруссию и Померанию, – уныло произнес Гитлер. – Русские превосходят нас в численности, техники у них тоже больше. Но мы обязаны спасти высшее руководство Германии. Напишите приказ, а я его подпишу незамедлительно. Пусть гауляйтер Восточной Пруссии Кох вместе со своим штабом переезжает в Баварские Альпы. Я знаю этих людей, они настоящие офицеры и не двинутся с места, пока не получат моего приказа. Туда же переправьте гауляйтеров Данцига и Познани. С их обязанностями теперь справляются коменданты крепостей, обученные военному ремеслу. Гиммлер лично подбирал их и уверил меня в том, что они полностью преданы делу национал-социализма.
Борман обратил внимание на то, что при упоминании Данцига лицо фюрера на какое-то мгновение болезненно исказилось. Особенно горестно он воспринимал успехи русских именно в Восточной Пруссии, считал эти земли сердцевиной Великой Германии.
Что такое Пруссия для германского народа? Это оплот государственности, его краеугольный камень, вокруг которого держится вся нация. Убери его, и тогда не будет не только Пруссии, но и всей Германии. Именно вокруг Пруссии собирались все немецкие земли: Бавария, Гольштейн, Саксония, Вестфалия, Тюрингия.
Пруссия – не просто территория, где больше девяноста процентов населения говорят на немецком языке. Эта земля являлась воплощением духа немецкого народа, его незыблемого единства. Там даже руины помнили о былом величии Германской империи.
Последние два года Борман официально являлся личным секретарем фюрера. Лично для него ничего не изменилось. Он и прежде неизменно присутствовал практически на всех совещаниях, сопровождал Гитлера во всех поездках и даже обеспечивал его быт в резиденциях. В последние месяцы фюрер не решал практически ни одного важного дела, не посоветовавшись со своим личным секретарем.
Усиление руководителя партийной канцелярии не нравилось многим высшим чинам рейха. Борман не только регулировал потоки информации с фронтов, которые самым негативным образом могли повлиять на состояние фюрера, но и ограждал Гитлера от всякого человека, который был способен принести ему скверные вести.
Борману казалось, что он понимает фюрера гораздо лучше, чем кто-либо другой из его окружения. Сейчас он наблюдал за тем, как Гитлер испытывает почти физические страдания. Они стали результатом решения, только что принятого им, и болезненно отражались на его лице, обычно весьма скупом на эмоции.
Борман был предан фюреру с того самого момента, когда впервые увидел его в Мюнхене и был буквально очарован его пламенным выступлением. Все неурядицы, которые сыпались на Гитлера в последнее время, он воспринимал как личные несчастья.
Неожиданно фюрер улыбнулся и спросил:
– А знаете, Борман, о чем я больше всего жалею?
– Нет, мой фюрер.
– Я так и не научился кататься на велосипеде. В детстве у меня его не было, а садиться на него позже стало уже ни к чему. Это забавное увлечение как-то прошло мимо меня.
Мартин Борман промолчал. Он подумал, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы усадить фюрера на велосипед. Однако Гитлер сейчас и не ожидал от личного секретаря поддержки. Его взгляд, устремленный в прошлое, на какое-то время потеплел.
– У нас подрастает очень хорошее поколение, Борман. Его нужно сберечь, – заявил он. – А какую трепку наши парни задали американцам и англичанам в Нормандии!
– Двенадцатая дивизия СС «Гитлерюгенд», – охотно отозвался на это Борман. – Совсем мальчишки, однако дрались как взрослые мужчины.
– Они настоящие воины! В районе Фалез дивизия «Гитлерюгенд» целых тридцать дней сдерживала англо-американские войска, позволила нашим частям выйти из окружения. Тогда погибло очень много наших славных мальчиков. Цвет немецкой нации.
– Это так. Но они знали, во имя чего умирают.
– У наших юношей не только крепкие мускулы, но и очень сильная воля. Она пригодится, когда им придется заново отстраивать Германию.
– Именно так, мой фюрер. – Лицо Бормана с крупными чертами как-то заметно потяжелело, а высокий, без морщин, лоб круто выступил над переносицей.
Адольф Гитлер не обладал ни крепким телосложением, ни гренадерским здоровьем, но требовал от воспитателей «Гитлерюгенда», чтобы они как можно больше времени уделяли именно физической подготовке. Учеба в военных заведениях закаляла и тело, и характер. Порой занятия напоминали школу по выживанию в трудных условиях. Мальчики каждый день должны были доказывать воспитателям свое мужество и отвагу.
Испытания, которые преодолевали юные воспитанники, больше подошли бы тренированным бойцам. Парня, не умевшего плавать, заставляли прыгать с трехметровой вышки. Бедолагу вытаскивали из воды только после второго его появления на поверхности воды. Просить помощи запрещалось.
Тем, кто умел хорошо плавать, доставалось куда более суровое испытание. Зимой на реке вырубались две проруби на расстоянии десяти метров. Воспитанник должен был проплыть под водой от одной до другой.
Значительная часть юношей, пройдя школы «Гитлерюгенда», вступала в подразделения СС. Эти рослые, плечистые парни с южным загаром на лицах разбили самые крупные армии Европы и раньше других вошли в Советскую Россию. Вот только от того первого состава «Гитлерюгенда» мало кто уцелел. Большая часть этих бойцов полегла на полях России, но до конца жизни они остались верными идеям национал-социализма и своему фюреру.
– Прежде чем отправить Петтера и Шлюндера на запад, проведем секретное совещание. О нем не должен знать никто. Пригласите только мое ближайшее окружение.
– Хорошо, мой фюрер. Когда планируется совещание?
– Давайте соберемся через неделю.