Ветер поднимает в воздух все наши фантики
Пока в голове только ты и концерты в стадике
Больше не хочу думать, что для тебя не стать никем
Кроме как веснушкой на лице
Девочка-солнце со смешными веснушками
Просит, не влюбиться, но её не послушали
Сердце больше не верит нежным тёплым признаниям
И сладкие поцелуи – теперь воспоминания
Тима Белорусских «Веснушки»
Я помню этот день так отчётливо, будто он был вчера. Тётя Света, наша соседка с четвёртого этажа, привела ко мне девочку – высокую, с рыжеватой косой и россыпью веснушек на носу. «Познакомьтесь, это Людмила», – сказала она, подтолкнув девочку чуть вперёд. Та слегка картавила, когда говорила, и это было настолько мило, что я сразу поняла – мы подружимся.
В те неспокойные девяностые все жители нашего подъезда держались вместе. Родители дружили семьями, помогали друг другу, и эта взаимовыручка передавалась детям. Мы с Милой, как оказалось, были одного возраста, и это стало ещё одним поводом для сближения.
Она была особенной – моя Мила, моя Людочка. В ней сочетались творческая натура и какая-то врождённая интеллигентность. Художественная школа, где она занималась, стала её вторым домом. А школьные радиопередачи, которые она вела, заставляли даже старшеклассников останавливаться в коридорах и слушать её немного картавый, но такой проникновенный голос.
Истинная Львица по гороскопу и по характеру, она обладала удивительным благородством души. Помню нашу первую серьёзную ссору – целое лето мы не разговаривали. Я упрямо держала обиду, а Мила первая пришла мириться. Просто подошла, взяла за руку и сказала: «Хватит дуться, давай жить дружно». И всё – обида растаяла, как весенний снег.
Её письма из Нижней Тамбовки и Москвы я хранила как сокровища. Каждое было маленьким произведением искусства – с рисунками на полях, смешными карикатурами и неизменными сердечками. А записки, которые она оставляла мне в подъезде! «Машка, выходи гулять!» – и обязательно какой-нибудь забавный человечек рядом.
Мила учила меня танцевать. «Расслабься», – говорила она, – «представь, что ты пёрышко на ветру». Я до сих пор помню эти уроки, хотя расслабляться мне всё ещё непросто. Наши утренние пробежки стали ритуалом. Мы бегали через центральный парк, тот самый, что пользовался дурной славой. «Побежали быстрее, чтобы нас не изнасявкали!» – говорила она своим особенным картавым говором, и мы хохотали, превращая страх в шутку. Чёрный юмор был нашим способом справляться с реальностью тех лет.
Мы были типичными подростками – смотрели «Дикого ангела», мечтая быть похожими на Милли, вздыхали по белобрысому Иво. «Он такой же, как мой Андрей,» – говорила Мила, – «у нас тоже всё непонятно». Старшая сестра Милы, Арина, и её подруга Оксана брали нас с собой на «взрослые» прогулки. Мы наблюдали, как они флиртуют с парнями, и учились быть женственными.
А потом случился тот день. Мила пошла в кафе и не вернулась. Но она словно осталась в подъезде – её стрелочки на стенах, рисунки мелом, наши тайные послания. Полгода я видела их каждый день, пока они медленно не начали исчезать. Перед отъездом в университет я пришла к нашему тайному месту, где всё ещё можно было различить её почерк – моё имя «Маша», написанное её рукой. Я добавила «Мила» и нарисовала сердечко. В нашем тайном месте – она обязательно должна это увидеть. Думаю, она получила моё сообщение в то время, когда и сообщения никто ещё не отправлял…