I

Кто решает, станет ли человек в жизни счастливым или нет? Сможет ли он иметь детей, будут ли работать его ноги? Почему некоторые люди, имея все, бывают черствыми и совершают плохие поступки, а те, кто обделен судьбой, зачастую чисты душой и готовы делиться последним? Оля не могла найти ответы на эти вопросы.

Когда Олина мама умирала, она попросила у девочки прощения.

– Доченька, прости, я не виновата, я не знаю, почему ты родилась слепой.

Эта сцена часто всплывала у Оли в памяти.

– Мама, зачем ты себя винишь? Я ведь довольна. Я живу. Я и представить не могу, если бы не было меня, – Оля утешала мать как могла.

Вечером того дня мамы не стало.

Когда девочка была маленькой, лет до семи-восьми, она не понимала, что она другая. Не знала, что отличается от остальных людей. И никак не могла понять, почему бабушки возле подъезда вздыхают ей в след и плачут.

Когда Оля падала или врезалась в предметы, они говорили: «Бедненькая, бедненькая», – но она не понимала, почему люди причитают, и думала, что все нормально, у всех так, все так живут.

– Только потом я узнала (мне рассказали), что я не вижу. Ну и что! Я благодарна маме, Богу, что я жива. Что могу дышать, ходить, любить, – говорила всем Оля, будто оправдываясь за сам факт своего существования.

«Милая, милая мама! Мой ангел хранитель!» – вспоминала маму девочка.

…Однажды они с мамой пошли в магазин, который только открыли на их улице. Он был огромный и чуть-чуть страшный. Мама с дочерью долго бродили вдоль стеллажей. Пол был скользкий, и отовсюду пахло свежим хлебом. Оле казалось, что они идут на этот удивительный запах сдобы.

Мама оставила дочку возле стеллажа с булочками. Сказала, что та может выбрать любую. Прочла ей названия тех, что были в продаже: с корицей, глазурью, изюмом и «ромовая баба», а сама отошла выбрать хлеб.

Оля не знала, какую взять. Названия были незнакомыми, а отвлекать маму она не хотела. Машинально она стала выбирать на ощупь, аккуратно трогая булочки руками. Через минуту она нашла ту, которая по ощущениям показалась ее самой вкусной.

Вдруг сзади кто-то очень громко и пискляво начал кричать:

– Что ты делаешь? Чей ребенок? Кто после тебя это купит? Зачем ты все трогаешь? Руки бы поотбивала! – это бесновалась продавщица хлебного отдела.

Оля испугалась. От неожиданности она уронила булочку на пол. Тогда продавщица начала ругаться еще больше.

Мама услышала, подошла и извинилась перед женщиной. Прижала к себе Олю и погладила по голове.

– Мы купим все булочки, которые она потрогала, – услышала Оля мамин голос.

Дома, достав покупки, мама сказала:

– Оля, мы сейчас попробуем булочки с корицей, глазурью, изюмом и «ромовую бабу», а ты постараешься запомнить их на вкус, чтобы в следующий раз не трогать руками. Чтобы больше никто не мог тебя обидеть и напугать.

Мама давала мне каждую булочку, чтобы я запомнила ее вкус, название и выбрала любимую.

– Этим людям не понять, что ты только на ощупь можешь определить, что тебе нужно, – грустно добавила мама.

…После смерти матери Олина жизнь кардинально изменилась. Пришлось в одночасье научиться заботиться о себе, овладеть бытовыми навыками и освоить более детальную ориентировку на местности.

Тетя Люба, родная сестра мамы, сказала:

– Все, мать умерла, никто с тобой возиться не собирается, все будешь делать сама.

С этого момента Оля очень старалась все делать сама. Жизнь превратились в рутину сложностей, но была и отдушина – музыка. Оля пела с трех лет. На слух она запоминала понравившиеся мелодии и потом распевала их на балконе.

Соседи говорили:

– О, у Никольских слепая дурочка все время поет, но поет хорошо, голос сильный и красивый. Что с ней будет?

Если честно, Оля не понимала, что такое «слепая» и что значит «не видеть», как и то, кто такой «зрячий» и что значит «видеть». А главное, что они все там такого видят и почему сокрушаются, что она этого не видит? Как ей было понять, что такое свет или цвет?

Тетя Люба говорила, что Оля никогда не видела лица своей мамы, поэтому не может рассуждать на эту тему.

– Но я его трогала, оно было теплым и самым лучшим на свете, – улыбаясь, настаивала на своем девочка.

Оля все определяла по запаху, звуку или на ощупь.

– Каждый человек пахнет по-своему, – говорила Оля. – Все имеет свой звук: я слышу, как опадает листва, и могу определить препятствие на пути, правда, не всегда, – воздух возле него становится плотнее. А еще я слышу музыку, удивительную музыку.

Еще при жизни, видя Олино желание петь, мама пригласила для занятий Надежду Ивановну – преподавателя игры на фортепиано и вокала.

– Оля еще маленькая и не знает азбуку Брайля, поэтому не может заполнить свое время хотя бы чтением книг для незрячих. Ей ничего не остается, как целыми днями слушать телевизор, пластинки и аудиокниги. Надежда Ивановна! Очень прошу, поддержите Олю! Занятия музыкой помогут ей развиваться, спасут от деградации, – упрашивала Надежду Ивановну мама.

– Я попробую, – сухо сказала Надежда Ивановна. – Я уже учила нескольких детей играть на слух. Оплата будет больше. Таких ребят сложно обучать.

Мама согласилась.

Надежда Ивановна была профессионалом. Она научила Олю, какой ноте соответствует каждая клавиша на фортепиано. У девочки была хорошая тактильная память, и она быстро запомнила расположение клавиш.

– Все песни так или иначе состоят из аккордов, – говорила Надежда Ивановна. – Научишься подбирать аккорды на слух, сможешь играть любую мелодию. Поняла?

– Поняла, – отвечала Оля.

– Простых аккордов на фортепиано всего четыре вида, – любила повторять Надежда Ивановна, – два вида трезвучий: мажорное и минорное, и два вида септаккордов: малый мажорный и малый минорный.

Оля прекрасно запоминала мелодии песен, которые слышала по телевизору. Пользуясь этим навыком, Надежда Ивановна записывала их уроки на диктофон и заставляла Олю заниматься по нему самостоятельно.

– У слепого есть преимущество, – однажды сказала Надежда Ивановна, – много свободного времени. Все ежедневно идут на работу и учебу, а ты Оля – счастливая, можешь часами играть и петь в одиночестве. Значит так, включаешь диктофон, слушаешь и занимаешься.



Когда мама умерла, занятия музыкой прекратились.

– Все! Баста, карапузики! Кончились танцы! – заявила тетя Люба. – В семье нет денег на музыкальные изыски. Занятий по музыке больше не будет.

Что можно сказать о тете Любе? Это была полная, грубоватая, уставшая от жизни женщина средних лет с очень своеобразным характером. Однако сердце ее не было черствым. Когда умерла мама, она взяла Олю под свое крыло. Внешне тетя Люба была красивой, с густыми волосами, которые всегда были вплетены в косу, и большими глазами.

Люба по-своему любила Олю, но злилась из-за того, что было тяжело и постоянно не хватало денег.

Как-то раз Оля сидела в кустах сирени возле подъезда, а с обратной стороны на лавочке – соседки и тетя Люба. Они часто проводили время вместе за сплетнями, как и сегодня.

– Да-да, правильно все про эту с четвертого этажа говорят. Не надо было лезть туда, куда не просят. Кстати, Люба, а как там твоя слепая?

– Точно, Люба, расскажи, – тут же подхватили ее другие. – Бедняжка ты наша, ну послал же Бог тебе такую сестру! Пришла с животом, отца нет, говорит, рожать буду. Родила слепую, да еще и осиротила и на тебя бросила. Своих-то трое ребятишек. Что ты будешь делать с этим инвалидом? Она тебе и твоим детям всю жизнь искалечит! Отдай ее государству – в интернат! Все лучше, чем с ней возиться. Он бесплатный, она же сирота.

– Не, не… – промямлила Люба. – Отдам, а она через полгода к матери на тот свет попадет. Она же чувствительная. Потом перед Богом и людьми отвечай.

– Ну как знаешь! Не ты виновата, что она такая, не тебе страдать. Я бы отдала, но дело твое, – резюмировала одна из соседок.

Потом разговор опять перешел на «эту» с четвертого этажа, которая в тот момент прошла мимо и привлекла все внимание местных сорок.

После этого случая Оля пообещала себе, что станет самостоятельной, с ней никогда и никто не будет возиться, она освоит музыкальную грамоту и станет певицей.

Несмотря на то что занятия с Надеждой Ивановной прекратились, девочка уже научилась подбирать мелодии на слух, а также стала сочинять собственные песни. Творчество заполнило всю ее жизнь, оно стало главным смыслом Олиного существования.

Сказать, что Оля сидела часами за фортепиано, – это ничего ни сказать. Она занималась маниакально по восемь часов в день, подбирая и запоминая каждую ноту из всех музыкальных произведений, которые могла услышать.

Получив школьный аттестат, Оля ни о чем не могла думать, кроме как о поступлении в консерваторию на вокальное отделение.

Собрав необходимые документы, она вместе с тетей Любой поехала в приемную комиссию учебного заведения. Тетя Люба восхищалась красотой здания, величием колонн, шириной коридоров и простором аудиторий. Отовсюду из окон звучали скрипки, флейты, виолончели и другие инструменты.

В приемной комиссии их встретила председатель, женщина с приятным голосом и запахом. Оля показала документы и сказала, что хочет поступать на вокальное отделение. Женщина внимательно выслушала и попросила обождать. Ее долго не было, минут тридцать… Назад она вернулась в сопровождении троих человек.

Подойдя к Оле, женщина произнесла вежливым тоном:

– Мы не можем принять Вас на обучение.

– Как это не можете? – опешила тетя Люба. – Вы же не слышали, как она поет, какой у нее красивый и сильный голос, да и как она играет на фортепиано!

– Вы меня не поняли, – продолжила председатель приемной комиссии, – у нас нет специалистов, которые могли бы обучать слепых, нет нот произведений на шрифте Брайля, нет вообще ничего для обучения таких людей…

– Да зачем ноты на шрифте Брайля? – продолжала тетя Люба. – Она может подбирать на слух.

– Женщина, здесь у нас консерватория, а не кружок музыкальной самодеятельности, Вы ошиблись адресом. Вашу девочку мы принять не можем, – резко оборвала председатель приемной комиссии, – разговор окончен.

На обратном пути по щекам Оли текли слезы.

– Оля, успокойся, – сказала тетя Люба, – сильно нам нужна эта местная консерватория! Мы напишем в приличные заведения Петербурга или Одессы, где умеют ценить настоящий талант, и тебя обязательно примут.

Тетя Люба так убедительно говорила, что Оля поверила и потихоньку успокоилась.

Вечером того же дня тетя Люба под диктовку племянницы написала письма в консерватории Петербурга и Одессы.

Оля в письмах писала:

– Я даю вам обещание, что не пойду на большую сцену. Я просто хочу научиться петь профессионально, а после завершения обучения буду записываться на радио, в студиях, и никто не узнает, что я слепая.

Через две недели из обеих консерваторий пришли отрицательные ответы. Олю никуда не брали.

После этого девочка впала в цепенящее отчаяние, думала, что жизнь для нее окончена, да и вообще жить незачем. Потому что все, что она успела здесь обрести, она потеряла разом, в одночасье.

Оле было так плохо, что начало подташнивать. На секунду она сильно сжала глаза, и невольно в ее голове закружились воспоминания из детства. Ей казалось, что она давно забыла этот случай, но то чувство беспомощности и боли, которое ощутила сейчас, все возродило…

…Оля любила небольшой двор возле дома. Там было все так просто и знакомо. Она знала расположение всех предметов. Клумбы, с которых каждую весну доносился запах нарциссов и медуницы, рядом черемуха и кусты сирени. Ее запах девочка любила больше всего. Сирень благоухала сильно, но не так навязчиво, как, например, алиссум. Она как будто боялась сразу обратить на себя внимание и украдкой, при помощи запаха, подбиралась к тебе.

Располагалась во дворе и детская площадка. Там много всего было: качели, которые скрипели, когда на них катались детишки, турник, маленькая горка, спускающаяся в песочницу.

Песочницу Оля очень любила. Благодаря тому что ее бортики составляли замкнутый квадрат, она чувствовала себя внутри нее более защищенно. Обычно если девочка выходила гулять одна, то именно в песочнице и проводила время. У нее был большой копательный набор. Мама говорила, что он был самым красивым из всех, что она видела. Ведерко, две лопатки, грабли, сито и несколько формочек: одна напоминала малину, другая была с завитушками, а третья – в виде зайца с большими ушами и маленьким хвостиком. Последняя была любимой Олиной формочкой.

Несмотря на то что Оля была старше, с ней часто играли другие дети. Им нравилось строить замки из песка или лепить куличики, но некоторые любили их ломать. Девочка не понимала, зачем дети это делают, и сначала расстраивалась, но потом начинала все заново.

«Как сказала мне мама, если я не буду обращать внимания, то они отстанут и перестанут ломать», – думала про себя Оля.

В тот день в песочницу пришел мальчик Егор. Он был старше остальных, учился в третьем классе. Мальчик подговаривал детей портить все, что лепила Оля. Он раз за разом ломал замки, сыпал песок ее в волосы, обзывался, но она не обращала внимания и надеялась, что скоро ему надоест.

Вдруг Егор неожиданно ударил Олю по лицу и толкнул.

– Больно! По глазам попал! – сказала Оля.

– По каким глазам? Ты же слепая дура. Какие у тебя глаза? – раскатисто засмеялся Егор.

Он еще раз подбежал и толкнул Олю в спину, а потом забрал зайчика. Ту самую любимую формочку.

– Слепая, слепая, байстрючка, уродина, – он громко кричал и смеялся, – догони, догони, если сможешь. Я сейчас сломаю твою игрушку, и что ты мне сделаешь? Что? Слепая, слепая.

Только Оля вставала из песочницы, как он подбегал и снова толкал ее и выхватывал из рук формочки.

Девочка очень хорошо знала двор, но в тот момент совсем его забыла, как будто оказалась в незнакомом месте, совсем одна, и никто не мог ей помочь. Она плакала и умоляла вернуть игрушки, но Егор продолжал издевательства.

Все остальные дети стояли и молча смотрели на происходящее.

Коленки и ладошки очень болели из-за острых камушков, которые в них впились. Оля просто топталась на месте, пытаясь понять, с какой стороны на нее бежит Егор. Так беспомощно и ужасно девочка не чувствовала себя никогда.

Заливаясь слезами, Оля стала кричать:

– Мама, мама!

Мама все видела из окна, поэтому уже выскочила из подъезда и бежала на помощь. После ее появления все, кто был рядом с песочницей, разбежались.

Мама подошла и сильно обняла плачущую дочь. По ее дыханию девочка поняла, что мама тоже плачет. Мама целовала Олино лицо и все сильнее прижимала ее к себе. Через некоторое время всхлипывания прекратились, мамино дыхание стало ровнее, и она полушепотом зачем-то стала читать стихи. Наверное, она читала их для себя, но Оля на всю жизнь запомнила эти два четверостишия.

Не пестрят, не горят, не звенят светофоры,

И машины лавируют, словно жонглеры.

Он опасен для всех пожилых и подростков —

Обезумевший город слепых перекрестков.

И бегут оголтелые толпы прохожих.

Кто-то в страхе промолвил: «Помилуй нас, Боже!»

Бьет по жизни размашисто, больно и хлестко

Искалеченный город слепых перекрестков…*

______________________

*стихи Ольги Патрий

Загрузка...