Владыка Циньлун спокойно шел вдоль по узкой тропе своей величественной горы Тай Шан. Его руки покоились за спиной в цепкой хватке, мысли витали где—то далеко, пока маленькие духи, ещё не имеющие телесной оболочки, старательно накапливали природную энергию. Будучи не похожей ни на что и циркулируя по горному хребту, словно кровь по венам, часть Ян пробуждала сокрытые таланты. Дракон с улыбкой и восхищением наблюдал, как карпы, улавливая Ци хвостами, становились маленькими мальчиками, чьи тонкие, довольно несуразные одеяния еле—еле прикрывали пухлые тела. Владыка Тай Шан вытянул руку и, сорвав лепесток с погнутой ветви, прижал тот к губам. Дивная мелодия разливалась по ветру, пробираясь в сознание каждого жителя Востока, пока громкий удар о землю не распугал поющих птиц.
Крепко сжав появившийся клинок, Циньлун растворился в зелёной дымке, оказываясь на вершине горы, внимательно осматриваясь, успокаивая подчиненных малышей. Духи вжимались в ноги Владыки, стискивали подолы накидки, пока тот преодолевал расстояние меж ним и появившемся кратером. Внутри лежал голый дух, чей облик не до конца принял человеческую форму. Длинные волосы испачкались в глине, которую успели накидать карпы, пальцы рук стискивали камень под телом, пока новый Горный дух не пробудился, являя Владыке Востока свой лик. Циньлун протянул руку, помогая подняться, но, разглядев лицо, замер с вытянутой рукой. Переродившейся Небожитель смотрел на него тяжелым взглядом, голос был столь хриплым, что Владыка не сразу разобрал речь мужчины. Духи—охранники горы явились позднее, падая на колени, моля о прощении.
– Сообщите во все стороны, что на горе Тай Шан родился Горный дух.
Пухлые духи с удивлением смотрели на Владыку и в спешке удалились, исчезая в дымке. Мысли сбивали с толку, хотелось выпустить чужую ладонь, не позволяя бывшему Небожителю обрести сосуд до конца. Его явление знаменует крах и падение Смертного мира.
Тяжелый вдох. Циньлун осознал, что встреча с Юй—ди неизбежна. Нефритовый Император, конечно, уже знал о произошедшем, дракон уверовал, что среди его стражи имелся предатель. Но, не в силах найти его, Владыка принял тяжелое решение, надеясь на помощь братьев и сестры. Хао Лун с огромным трудом выбрался из пустоты, ноги его дрожали, а тело не слушалось. Циньлун ухмыльнулся, взмахом руки создавая камыш, позволяя Горному духу сесть для быстрого передвижения. Он молча озирался по сторонам, цеплялся взглядом за Владыку, пока не дернулся от движения рук, почти падая на прохладную землю.
***
Владения Циньлуна были скромны, но это не приносило ему дискомфорта, напротив, Горный дух считал, что любое богатство должно быть сокрыто от зоркого взгляда врага, посему хранил всё ценное, а именно жемчужину его силы, близко к груди. Владыку встречал низкорослый дух. Его два выпирающих зуба позабавили новорожденного духа, вырывая тихий смешок, который дух кролика услышал. Острый слух помогал искоренять вредителей моркови или злаков, бережно выращиваемых Циньлуном.
– Вот такие, как ты и обижают бедных и несчастных кроликов. Выдираете нашу морковь без всякого зазрения совести. А мы так старательно следим за порядком.
Дух кролика неустанно тараторил себе под нос, пока Владыка, подойдя к нему, протянул длинную спелую морковь.
– Цинь—цинь, это новый Горный дух, позови ко мне духа цветов, что растут у самого начала горы Тай Шан.
Недоуменно смотря на неизвестного, Цинь—цинь кивнул, поглаживая подарок и уходя как можно скорее, в спешке запинаясь и теряя равновесие. Слабый кролик был подобран Владыкой тысячелетия назад во время бушующих ветров. Валуны раскалывались и почти забили всё испуганное семейство Цинь—цинь, Циньлун успел в последний момент. Его длинный хвост с легкостью отбил камень, а отпавшая чешуя приземлилась на лоб кролика, даруя тому человеческую оболочку. Цинь был настолько благодарным животным, что последовал прямиком на вершину горы, где наткнулся на широкую грядку моркови. Владыка со смехом позволил Цинь—цинь вкусить его овощей, а тот остался во служении, дабы отплатить Горному духу за спасенную кроличью жизнь.
Циньлун помог Хао Луну подняться на ноги и аккуратно сесть на деревянный уступок. Пыльца витала в воздухе, Хао отмахивался, но получил по рукам рукоятью клинка. Маленький дух, облаченная в одеяние, усеянное цветами, склонила голову пред Владыкой. Голос её словно щебетание только—только рожденного птенца, а пронзительный взгляд изучающе цеплялся за поврежденные каналы в сильном теле.
– Приветствую вас, Владыка.
– Янмей, – Владыка кивнул в знак приветствия, отступая вбок, дабы не мешать. – Это новорожденный дух. Он приземлился столь неожиданно и болезненно, что ненароком мог повредить себе все органы.
Щелкнув пальцами, Янмей создала нежно—оранжевые лепестки персика, что в ту же секунду стали полупрозрачной пылью. Духу не нужно было тянуться до Хао Луна, посему, приблизившись к его лицу, она выдохнула сонный порошок, погружая Горного духа в сладкий, как персики, сон. Тело Хао Луна обмякло, с грохотом падая на пол. Циньлун вскинул бровь, переводя взгляд на духа, улавливая озорные нотки не только в голосе, но и в колышущейся энергии.
– Владыка, он бы всё равно мешал мне.
– А я и ничего не сказал тебе, маленький дух.
***
Покинув двух духов, Циньлун как можно скорее отправился в зал медитации. Стараясь быть обходительнее с мужчиной, он неосознанно сталкивался с барьером прошлого, где в воспоминаниях вспыхивал нежный и невинный дух Ли Хуа. Она любила улыбаться, низшие духи с огромным удовольствием обвивали ту в круг, заставляя вновь и вновь играть на чудотворной флейте. Гора Тай Шан цвела пока Ли дарила песни во время медитаций, когда купалась в горных ручьях, создавая под каждым шагом длинные алые лепестки. Цветок никогда не формировался полностью, посему Циньлун понимал, что истинная форма Ли Хуа ещё не определилась в том, кем хочет явиться в сей мир. Владыка питал к ней нежные чувства. Как он узнал от смертных, когда посещал тех во храме, так родитель чувствует трепет к своему дитя, когда то находилось рядом.
Но теперь, когда вероломный Небожитель украл у него сокровенное, Циньлун никак не мог поверить, что окажется тем, кто примет его во свет. Каждое прикосновение к пустотной ветке дерева, даровал зеленые лепестки, любой старый ствол впитывал земные соки, возвращаясь к жизни. Смертные поговаривали: увидел распустившееся дерево – Владыка гор в добром расположении духа, а день пройдет столь хорошо, сколь велика его сила. Завидев усохшее древо – жди бед на недели, покуда Владыка Циньлун зол и непокорен. Бушующая природа способна отобрать все блага, что успела преподнести. Но из—за столь своенравного характера остальные части света балансировали, дабы удерживать шаткую грань мира смертных в равновесии.
Циньлун явился последним в зал медитации. Феникс вальяжно сидел на стуле, играясь с небольшим огненным шаром, красавица Байху читала какую—то книгу, принесенную из ближайшей деревни, а Суньу, самый серьезный из всех, скрестив руки на груди, ждал. Войдя и склонившись, Циньлун заговорил спешно, стараясь успокоить мощный поток мыслей:
– Братья, сестра. Рад видеть вас в добром здравии.
– Ты собрал нас лишь для этого, гордый дракон?
– Небожитель явил лик свой Горным духом.
Владыки одновременно перевели взгляд на брата, стараясь понять услышанное, найти возможность уличить того во лжи, но тот крепче сжал руки и продолжил:
– Он имел наглость явиться на гору Тай Шан и выбрать меня своим наставником. Неслыханно.
Последнее слово Циньлун произнес громче, деревья на улице скинули зеленые листья, ветви засыхали на глазах. За один четкий прыжок Байху оказалась подле брата, крепко сжимая его плечо, перенимая контроль над плавной энергией Ян. Её Инь гармонировал и перенимал главенство, усмиряя бушующее пламя внутри того, кто потерял дитя. Суньу громко ударил о небольшой громовой барабан, привлекая внимание Владык к себе.
– Довольно, Циньлун. Ты достаточно сделал в тот день. Усмири пыл свой и вспомни слова Будды: внешний враг существует только тогда, когда гнев присутствует внутри тебя. Позволь нам помочь и принять взвешенное решение.
Опустив голову и кивнув, Владыка Востока похлопал сестру по руке в знак благодарности.
Заняв свое место в узком кругу, Циньлун не сразу заговорил, позволяя другим рассудить судьбу. Чжунъяо широко зевнул, сжимая ладонь, заставляя огненный шар исчезнуть. Гордый и воинственный дух не умел вести долгие беседы, где необходимо взвешивать правильность действий, находя всевозможные пути отступления. Он был силен в битвах и осознанно отрекся от власти, позволяя духам его горы поддерживать мир и порядок. Латы на его плечах были потрепаны свежими сколами, Байху приметила это сразу, но промолчала, дожидаясь права слова.
– Я считаю, что дела минувшего нас не касаются. Циньлун, мы обязаны воспитать любого заплутавшего, даровать ему свет и помощь в познании внутренних сил.
– Не ожидал услышать от тебя столь долгой речи, Феникс.
Пожав плечами, Чжунъяо оперся о спинку стула, создавая вытянутым указательным пальцем огненную воронку. Внутри вспыхивали воспоминания того, как сильно страдала гора Тай Шан, как погибали маленькие духи и осушались озера, когда Циньлун, погрязший в собственных мыслях, пытался духовной энергией убить всё живое.
– Ты этого хочешь, брат мой? Погубить всё ради маленького потерянного духа? Её не вернуть, Циньлун, как бы сильно я не уважал малышку Ли, но смерть должна послужить уроком.
Владыка Востока захотел воспротивиться, но понимал правоту слов Чжунъяо, посему, сложив руки и низко кивнув, поблагодарил за мудрость.
Байху всегда была той, в ком струилась самая светлая и жизнерадостная сила, что дарила трём мирам белоснежный покров. Когда Тигр был рад, снег небольшими хлопьями падал с небес, устилая землю, создавая узоры на зеркалах. Мир Теней почитал Горного духа особенно, а Владыка Янь—ван не смел посягать на территории Байху, поддерживая нейтралитет. Когда Владыка Запада узнала о предательстве Ли, вьюга накрыла три мира, демоны молили сжалиться, Небожители успокоиться, а братья давали время. Ровно десять дней и десять ночей была зима, а затем исчезла, унося в воспоминаниях яркий образ Горного духа, чья игра на флейте приносила усладу во время дневных медитаций. Собравшись с духом, Байху начала говорить тихо:
– Судьба, что уготована душам – коварна и неожиданная. Полагаю, что все испытания, что встречались на пути этих двоих – уготованы до тех пор, пока не придут к чему—то общему, соединяющему до скончания веков.
– Красная нить или уловки Нефритового Императора?
– Не могу понять, Суньу. Но мне кажется, что появление бывшего Небожителя среди нас не случайно. Вдруг изначально он был им, но по какой—то причине попал в тело небесного бессмертного, принося в два мира вражду?
– Сейчас и третий не желает видеть Поднебесье в добром здравии. Я старался как можно отдалённо наблюдать за этим лягушонком[1], что ненароком попадал под натиск генералов Юсюаня.
– Плохо, Чжунъяо. Мы договаривались поддерживать полный нейтралитет меж миром Смертных и миром Теней. Как бы ты не накликал беду на простой народ. Байху, после того, как посетим Нефритовый дворец, отправляйся к Владыке и позаботься о том, чтобы тот простил брата.
Владыка Запада кивнула, бережно закрывая недочитанную книгу. Суньуну казалось, что кто—то намеренно решил уличить Феникса на войне. Но он еще не осознавал свою правоту и не догадывался, каким окажется дальнейший тернистый путь. В его силах пока удерживать своенравного Феникса, виртуозно гася его пламя. Но только Циньлун не поддавался жесткому контролю, всякий раз вынуждая действовать без четкого плана, к которому Суньу привык. Последнее слово осталось за ним и он никак не мог принять чью—либо правду и сторону.
– Кто—то остался подле новорожденного духа?
– Я призвал Янмей следить, верю, что Цинь—цинь и глаза не спускает с возможного похитителя моркови.
– Прекрасно, – голос Владыки Севера стал очень громким, – дух Янмей явись пред нашим взором.
Подчиняясь приказу, целительница явилась с лепестками персика, усеявшими большую часть пола. Склонившись, дух поприветствовала каждого Владыку, сосредотачивая свой взор на самом старшем из них.
– Я слушаюсь и подчиняюсь, Северный Владыка.
– Что ты можешь сказать нам о том, что явился из ниоткуда.
Стуча пальцем по подбородку, Янмей подбирала правильные слова, пытаясь донести хаотичность мыслей:
– Этот новорожденный полон энергии, но каналы повреждены и будут долго восстанавливаться. Его дух и память повреждены, тело дрожит, как тонкий лист в самый ветренный день. Но когда Цинь—цинь случайно сдул с него часть пыльцы, мужчина словно оживал, восполняя утраченное.
– Хао Лун был Владыкой Ветров. Юй—ди повредил его Ян и отделил воздушные потоки, не позволяя тем насыщаться. Ты способна вернуть его?
– А надо, да?
– Янмей, – Циньлун напряг голос, вынуждая духа прикрыть рот руками.
– Виновата—виновата, Владыка. Даже если я исправлю тело и душу, но память не подвластна ни одним известным чарам. Даже Небожитель не в силах вернуть утраченное, пока не получит толчок, способный утянуть в водоворот омута памяти.
– Благодарю тебя, маленький дух. Ступай и не торопись.
Дождавшись, пока Янмей исчезнет, Суньу тяжело выдохнул, крепко сжимая волосы у корней. Не имея привычку закалывать волосы шпилькой, Владыка Севера постоянно убирал пряди с лица, пряча под шелковую накидку. Феникс поднялся. Потягиваясь и разминая руки, Горный дух подошел к сестре, опираясь подбородком о её макушку.
– Байху, я опять доставил тебе проблем, ведь так?
– Ничего—ничего, отплатишь тысячелетней энергией, и я прощу тебя.
Феникс отдернулся, не в силах сдерживать удивленный стон. Веря в благосклонность сестры, Чжунъяо надеялся на половину из сотни или же новой книге из мира Теней, но в этот раз Владыка Запада превзошла его ожидания.
– Ты так жестока, сестра. Тебе необходимо меньше проводить время с Суньу и больше посещать Циньлуна.
– Вам всё равно придется принять тяжелое решение. Хотите вы того или нет. Владыка Феникс позабыл о том, что является великим Горным духом?
– Нет, Суньу. Но просто обычно ты самостоятельно принимаешь тяжелые решения.
– Циньлун, ты необычайно молчалив. Скажи, что решила душа твоя.
Поднявшись, Владыка Востока сжал руки в кулаки, не веря в то, что готов был произнести:
– Мы должны подняться в Поднебесье. Император знает больше, чем мы. Юй—ди обязан ответить за кару Горного духа.
– И? Что ты скажешь, когда явишься пред ним или увидишь дитя, что не способно признать тебя?
– Проехать тысячу миль важнее, чем прочитать тысячу книг, старший брат. Мы можем долго рассуждать о том, что могло бы произойти тогда, что должно произойти сейчас. Эти двое вернулись, сменив сторону. Каждый сейчас уязвим и не понятно, что уготовано судьбой потерянной душе, что когда—то возлюбила несмотря на запрет.
Суньу впервые за долгое время улыбнулся, равняясь с Владыкой Востока, кладя руку на его плечо.
***
Поднебесье встретило их не очень радужно: охрана недоверчиво направила орудия на Горных духов, не пропуская тех долгое время. Разговоры не помогали, Небожители находились на собрании, и каждая минута была ценнее, чем плоды древа Цюньсан[2]. Байху ступила вперед, центр её ладони становился прохладным, как и всё вокруг длинных лестниц, ведущих в центральный дворец. Легкое дуновение отделило еле заметные снежинки, позволяя те дотронуться до мужского носа. Отойдя в бок и широко улыбнувшись, Байху с легкостью миновала тяжелые тела, упавшие в глубоком сне пред ногами, очищая путь от преград.
Циньлун взвешивал и подбирал каждое слово, что готов произнести пред тяжелым взглядом Юй—ди, Суньу обещал не вмешиваться до самого конца, а Феникса, что шел поодаль, быть наготове. Ступив на землю Небожителей Четыре Владыки нарушили слово, готовясь пойти на всё, дабы узнать истину и поведать то недосказанное, что способно показать истинный облик Нефритового Императора. Владыки осознавали, что ни один Небожитель не посмеет воспротивиться влиянию и власти Юй—ди, те скорее падут столь низко, дабы остаться на Небесах и не пасть так низко, как некогда две души.
С трудом добравшись до огромных врат, Циньлун замешкался и отстранил свою руку от позолоченной ручки, оставляя братьев и сестру стоять одних. Казалось, что сейчас любое слово сыграет плохую роль в судьбе новорожденной Небожительницы, Владыка продолжал считать себя отцом маленького духа, заботясь о нем и по сей день. Тяжелая рука дотронулась до плеча, Циньлун кивнул и быстро начал говорить:
– Я знаю, Суньу, дай мне всего лишь секунду собраться с потоком мыслей.
– Да я и не тороплю, – встав рядом с братом, Чжунъяо спрятал руки за спиной. Циньлун не скрывал удивления и, наклонившись, с улыбкой заглянул в бездонные глаза Феникса.
– Вот уж не ожидал увидеть тебя. Обычно этим занималась Байху или Суньу, сегодня ты удивляешь, старший брат.
– Просто не готов стоять в стороне и вновь смотреть на то, как над твоей горой происходить нечто плохое. Духи Тай Шан сбегали под крыло на Хунань.
Поклонившись Владыке Юга, Циньлун старался говорить так тихо, чтобы чуткий слух Байху не смог уловить ни единого слова:
– Я благодарен тебе, Владыка Феникс. За каждого спасенного я буду должен не одну сотню лет духовной энергии.
Чжунъяо отмахнулся и оставил Циньлуна одного. Дракон стоял еще минуту и, решившись, подошел к вратам, с трудом отпирая их и входя в огромный зал. Небожители сидели и шептались, Гуань—Юнь следил за каждым движением Владык, а Нефритовый Император мысленно радовался тому, что Четыре стороны света явились без какого—либо приказа.
Каждое действие и последующее слово предсказал великий Кайминь Шоу. Каждая из девяти человеческих голов, что исходила длинной шеей из тела тигра, видела одно и то же будущее, уготованное трём мирам: ярким пламенем вспыхнут великие горы, реки крови сольются в реку потерянных душ, а два враждующих мира сойдутся в неравном бою, где на кону будет нечто большее, чем власть над всем живым. Но…
[1] Четыре Владыки и близнецы хранители при личной встрече с Гуань—Юнем постоянно называли его лягушонком, который не мог прыгнуть выше головы.
[2] Цюньсан – далекое тутовое дерево, что растет на берегу Западного моря. Плодоносит Цюньсан раз в десять тысяч лет, а тот, кто отведал его плоды, жил дольше предначертанного.