*Июнь 2014. Майорка
Она щурилась. Яркое испанское лето ощущалось особенно любимым именно здесь, на Майорке. Папа купил самый лучший дом. Стелла всегда мечтала именно о таком. Она никогда не представляла себе его в деталях, не видела на картинках журналов, не гостила в таких домах у друзей. Но, увидев его впервые, она сразу поняла: это самый красивый дом и в нем всегда будет жить счастье. Таким он и должен быть. Как ни странно, ей даже не захотелось здесь ничего изменить. Разве что дополнить несколькими картинами из галереи Пѐпе, которые явились бы прекрасным завершающим акцентом. Пѐпе, паршивец… Как она скучала по этому бесшабашному ишпанчику! Интеллигентная шпана, ее любимое сочетание… Умение быть остроумным в любой жизненной ситуации и способность быть своим в доску среди любого набора людей. Будь то чопорное собрание в деканате Барселонского универа, будь то злачная тусовка англо-франко-испаноговорящих малолеток мозга, упитых до чертиков на тусовке в самом убогом баре Льорета-де-Мар[2].
Две тысячи четырнадцатый год, принесший Стелле совершеннолетие, приближался к своему экватору, на дворе стоял жаркий испанский июнь. Девушка совсем расцвела – она была прекрасна в этой своей жизнерадостной молодости.
Она ушла с балкона, солнце начинало печь слишком сильно. Внизу в доме раздавались голоса братьев. Стелла пошла на звук.
Семья собиралась обедать. За столом царила атмосфера достатка и любви. Герман Ильин бросил взгляды на детей, на жену. Он как никогда ощущал удовлетворение от жизни и ему очень нравилась картина, представшая перед его глазами. А ведь было на что посмотреть!
Григорию, старшему, на вид было около двадцати, это был симпатичный высокий молодой человек. Грэг высоко котировался в глазах отца, но не за одну только внешность. Он был умен и подавал большие надежды. Герман Ильин, русский алюминиевый король, надеялся, что именно Грэг сможет стать его достойным преемником.
Александру, младшему, на вид было лет шестнадцать-семнадцать. Его русые волосы слегка вились на висках, он единственный из детей был похож на отца. Каждый раз, когда Герман смотрел на сына, он испытывал за это еле уловимую гордость. Ощущение было необъяснимое, сродни осознанию того, что после него на земле останется он сам, только более молодой и красивый. И с гораздо лучшими исходными данными, чем были когда-то у него, Германа Ильина, мальчишки-провинциала из неблагополучной семьи. От этого чувства по телу мужчины разливалось тепло.
Мать Стеллы выглядела значительно моложе Германа, но при более внимательном взгляде становилось видно, что они с мужем были почти ровесниками, просто Катерина отлично выглядела. Это была красивая женщина с благородными чертами лица. Господи, как же он до сих пор любил ее! Будто и не прошло двадцати с гаком лет со дня их встречи…
Катерина заметила настрой мужа и слегка ему улыбнулась. В ее взгляде читались любовь и уважение. Герман, наконец-то, выглядел отдохнувшим. В последнее время ему совсем перестало хватать часов в сутках, и Катерина беспокоилась за мужа. Его увлечение стало забирать все свободное время, и этот неожиданный скоротечный отпуск в кругу семьи был для всех настоящим подарком. Она смотрела на мужа, как будто заново изучая его. На вид мужчина сорока пяти лет, это был поджарый человек с волевым лицом и пронзительным взглядом. Герман имел очень хорошее сложение и находился в прекрасной спортивной форме. Катерина подумала о скоротечности времени: вот уже и полжизни прошло… А сколько еще у них впереди! От этой мысли ей стало хорошо.
В кухне появилась Стелла. Герман тут же забыл обо всех и вся. Зазноба дней его суровых озарила помещение своим присутствием.
– О, дщерь! Быстрей садись, нет уже мочи терпеть этот запах!
В кухне действительно стоял невообразимых дух свежеиспеченного теста. У Стеллы потекли слюнки. Девушка села за стол на свое место, перед ней уже стояла уха в маленьком бутафорском чугунном котелке.
Катерина вышла из кухни и вскоре вернулась, неся на подносе дымящиеся березовые щепки. Она окунула по одной из них в тарелки всех присутствующих. При этом каждый раз раздавался шипящий звук закипающей на углях жидкости.
– Щас умру. Прям тут. Катя, теперь ты понимаешь, почему я столько лет блюду себя только для тебя? – Герман поцеловал жену в предплечье руки, которой она только что вынула погашенную щепку из котелка с его супом.
– Ешь давай, пустобрех, – смеясь сказала она.
– Нормально все! Я тут о любви и верности распинаюсь, а меня пустобрехом называют! – Он приступил к еде. – Ф ума фойти! – Герман закатил глаза от удовольствия.
Братья уже давно уплетали суп за обе щеки.
Семья ела молча. Времени на разговоры не было, слишком было вкусно. Наконец, закончив, Герман обратился к дочери:
– Стелла, ты точно не полетишь с нами?
– Нет, папочка, что мне там делать среди ваших мужских занятий? Тем более у меня есть дела. На лето много задали, потихоньку буду начинать готовиться.
– Среди мужских, как же… – шутливо отозвался Герман. – А мама? Она ведь не брезгует нашими занятиями!
– Ага, конечно, не брезгует! – воскликнула Стелла, смеясь.
Девушка встала из-за стола, подошла сначала к матери, поцеловала ее в щеку, затем к отцу. Стелла обняла его за шею.
– Она, может, и брезгует, только боится признаться! Ей просто от твоих железяк деваться некуда. И потом куда мама без тебя? А ты и рад. Привык, что она тебя всегда сопровождает.
– К хорошему быстро привыкают! – улыбаясь констатировала мать.
За столом раздался всеобщий смех. Стелла поцеловала отца сначала в одну щеку, затем в другую. Она сказала:
– Вот-вот! А я тебе не мама, мне ты так просто мозги не запудришь.
– Куда уж мне!
Он повернулся и взглянул в лицо дочери. Незаурядная красота Стеллы уже стала тревожить отца. У нее были густые прямые темные волосы, как у матери, и большие пронзительные голубые глаза. Стелла была прекрасно сложена. Сердце Германа замирало, когда он видел свою дочь. Неужели это он был ее отцом? Неужели они с Катериной явили на свет это небесное существо? Красивое, милое, теплое и нежное. Его переполняла гордость, которая по остроте своей была столь сильной, что почти вызывала боль. Как же ему хотелось, чтобы у его Стеллы всегда было все только лучшее! Лишь то, чего она заслуживает… Но он знал жизнь со всех ее сторон. Знал, как она порой бывает несправедлива и жестока. Именно в эти моменты его гордость и начинала преобразовываться во что-то, так похожее на боль. А что, если жизнь дочери не будет счастливой? Вдруг она не получит того, чего заслуживает? Вдруг будет страдать? Ведь, по сути, он не знал ни одного человека, который был бы по-настоящему ее достоин, был бы ей ровней. Как это будет трудно, подыскать для нее такого человека…
Размышления Германа прервала его жена. Она произнесла серьезно:
– Я думаю, это правильное решение. Стелле надо готовиться, да и вообще нечего ей делать на заводе. А вот Сашу давно пора привлекать, да, Алекс?
Младший сын не испытывал особого энтузиазма:
– Ну, вообще-то я не против…
– Вот и славно, – строго сказал отец.
– Когда вас ждать обратно? – непринужденно спросила Стелла.
Ответил Герман:
– Думаю, через неделю. Может, дней через десять.
– Ох, как долго! Я соскучусь!
Стелла прошла к своему месту и села.
– Тем радостнее будет встреча! – Герман подмигнул ей. – А то поехали с нами! Тогда не придется скучать.
В разговор вступил Грэг:
– Согласен с тобой, пап. Она уже достаточно взрослая. И голова как раз на том месте, где и должна быть. – Брат посмотрел на Стеллу с одобрением.
– Та-ак, ребята, – сказала Катерина, – похоже, настало время мне применить право «вето»! Пусть Стелла вначале окончит учебу. Вспомни, Грэг, в отличие от тебя она поступила сама и на хорошем счету. Не нужно отвлекать ее от самого важного.
– А что может быть важнее бизнеса? – Грэг явно не был согласен с матерью.
– Для девушки в ее возрасте нет ничего важнее образования. Вот когда закончит, тогда можно будет и о бизнесе подумать, – стояла на своем Катерина.
Спор прекратил Герман:
– Ты права. Вопрос закрыт.
– И все же я буду скучать, – сказала Стелла. – И по твоемý, Гриша, назидательному тону, между прочим, тоже!
Стелла откусила кусочек от только что взятой ею со стола плюшки, начала жевать и подмигнула Григорию. Тот покачал головой и улыбнулся сестре:
– Чудо в перьях!
Стелла заливисто засмеялась.